Книга: Две причины жить
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21

Глава 20

 

Виктор Голдовский пересматривал всю свою жизнь. Собственно, его жизнь называлась — Алиса. Конечно, он любил сына. Но тот стал взрослым и не то чтобы отдалился, просто обзавелся своей семьей, своими заботами. Смертельную болезнь матери сын переживал тяжело, но видел в этом естественный ход вещей. Естественный ход! Виктору хотелось разбить голову о стену, пробить какой-нибудь спицей собственную надрывающуюся душу. Он устал звонить знакомым и тонуть в Интернете в поисках чудодейственных лекарств, гениальных врачей. Он находил таких врачей в разных странах, посылал им медицинские документы Алисы и получал примерно один и тот же ответ. Операция и лечение правильные, прогноз неутешительный. Самое страшное — в этот последний, короткий отрезок их совместного с Алисой пути она как будто прячется от него, закрывается, уходит. Неужели причина в странном блондинистом парне? Такого просто не может быть! Это необъяснимо! Каприз умирающей? Последняя женская прихоть? Любовь??? Нет, невозможно. Не существует женщины краше Алисы. Он за время их долгого супружества привык к армии ее поклонников, воздыхателей, влюбленных партнеров. Но она никогда его не предавала. Никто не может точно сказать, была ли ему верна жена, но настоящее предательство почувствует самый толстокожий мужчина. А Виктор на самом деле ощущал Алису, как самого себя. Нет, лучше, чем себя. Он себя никогда так не любил, как ее.
Виктор посмотрел на часы. Как долго тянется время. Оказывается, он звонил в больницу всего полчаса назад. Ничего. Потерпят. Он опять набрал номер.
— Голдовский беспокоит. Я хотел узнать, моя жена уже вернулась с процедуры? Она отдыхает? Она одна?
Он положил трубку и сжал голову руками. Странный тип опять у нее. Господи, почему я должен пережить еще и это?!

 

Вот и лето прошло. Еще тепло, деревья зеленые, но воздух стал прохладнее, небо строже, сумерки печальнее. «Как чудесно пахнет ранняя осень», —думала Дина. Она полдня бесцельно бродит по квартире и пытается сообразить, какие вещи ей нужно перевезти на новое место жительства. Наконец ее осенила светлая мысль: никакие! Если он действительно наступит, момент переезда, она свяжет книги стопками, завернет альбомы с фотографиями и положит в сумку несколько новых нарядов, шкатулку с драгоценностями и собачью миску. Дине не хотелось никуда переезжать. Но Филипп Нуаре взял инициативу в свои деловые руки.
— Ты можешь встретить Рича здесь, если пожелаешь. Но это твой каприз. Мое дело — приобрести такую квартиру или дом, какой мне не стыдно будет показать Ричу. Если ему не понравится, пусть он меня уволит.
Дина приехала к нему, долго рассматривала каталоги.
— Отличные дома, Фил. Просто блеск! Богатство, роскошь, комфорт. В них, конечно, здорово жить. Но ты меня извини. Я вижу в них других хозяев. Не нас с Топиком. Ты согласен со мной, дом, как платье, нужно создавать для конкретного человека?
— Дина, ты хочешь, чтобы я построил тебе особенный дом? За пару недель?
— Что ты, ни в коем случае! Меня, как человека крайне ленивого, приводит в ужас сам процесс тяжелого труда. Не надо только так переживать. Мы, конечно, что-нибудь выберем.
— Дина, у меня есть один запасной вариант. Это не центр, и дом почти обычный. Двадцать четыре этажа. А двадцать пятый — пентхаус, наполовину стеклянный, терраса, оранжерея, зимний сад, отдельный вход со скоростным лифтом.
— Ой! Какое чудо! Он существует? Ты мне его предлагаешь? Да я даже смотреть не буду. Я сразу начну о нем мечтать.
— Нет, Дина. Мы поедем и посмотрим.
— Ты не понимаешь. Мне уже понравилось. Я однажды мечтала о какой-нибудь необыкновенной квартире, и я придумала именно такую! Скажи, где находится дом?
— Недалеко от метро «Сокол». Вот видишь, это он.
— Я мечтала, чтобы из окон был виден Серебряный Бор.

 

Дина приехала в квартиру, которую для них снимал Андрей. Открыла дверь своим ключом, прошла на кухню, чтобы посмотреть, есть ли продукты в холодильнике, но наткнулась на Андрея, который нарезал овощи для салата.
— Ты что так рано? Я рада, милый. А у нас есть какое-нибудь вино? У меня потрясающие новости! Если мы не выпьем, ты просто не поверишь.
Андрей налил в бокалы красного вина. Они выпили стоя, глядя друг другу в глаза.
— Давай новости потом, — предложил Андрей. — Я очень соскучился по тебе.
Он на руках внес ее в комнату, положил на кровать, долго целовал с жадностью и страстью, медленно раздевая. И когда между ними не осталось преград, они оба удивились тому, что так бывает. Близко, легко, горячо и счастливо.
— Я здесь живу, — сказал он, когда они перевели дыхание. — Я развелся. Не надо это комментировать. А теперь давай свои новости.
— А у меня вообще… — сказала Дина. — У меня дядя объявился в Америке. Какой-то жуткий миллионщик. Он в гости едет!

 

Аркадий Орлов приехал забирать жену из больницы.
— Вы понимаете, — говорил ему врач. — Мы больше не можем ее держать. Теперь нужно понемножку, кропотливо, терпеливо разрабатывать речь, учить ее ходить, что-то делать руками. Ну вы же профессионал, знаете методики.
— Методики, — вздохнул Аркадий. — Кто их будет осуществлять, эти методики? Я работаю, бабушек-нянек у нас нет.
— Придется что-то решать, — развел руками врач. — Вы не представляете, как много людей, столкнувшихся с подобной проблемой. Есть, конечно, специальные учреждения. Но одни очень дорогие. Другие слишком дешевые. В государственный дом инвалидов вы, видимо, жену не отправите. Там ужасные условия.
«Почему нет? — думал Орлов, когда они с врачом шли по коридору к палате. — У нее здоровое сердце. Мне что, до конца дней выносить за ней горшки? Или… Это уже опасно».
Светлану закутали в одеяло, снесли на носилках вниз и уложили, как тюк, на заднее сиденье его машины.
— Желаю вам обоим мужества, — попрощался врач и посмотрел на него, как Аркадию показалось, с сомнением.
Во дворе дома Орлов открыл дверцу, вздохнул и, стиснув зубы, потащил Светлану в подъезд. Не такая уж она тяжелая. Видно, похудела. На площадке перед дверью квартиры он просто опустил ее на пол, отпер замок, внес тюк в комнату и положил на кровать. Преодолевая отвращение, развернул покрывало. Сразу увидел, что она мокрая до ушей. Хотел выругаться, но вдруг поймал ее страдальческий, умоляющий взгляд. По бледному лицу на подушку, на грязные волосы ручейками текли обильные слезы. Что-то дрогнуло у него в груди. Неужели сердце?
— Подожди, — пробормотал он и вылетел из квартиры. Он вошел в аптеку на первом этаже и решительно сказал:
— Утку, памперсы, поильник, короче, все для лежачего больного.
Он купал ее в ванне, стелил клеенку под простыню, варил манную кашу и кормил Светлану с ложечки. Она не сводила с него расширенных глаз и что-то мычала после каждого глотка. Ему казалось, что она пытается сказать «спасибо». Это было похоже на чудовищный сон. Аркадий подумал, что в этой безумной тишине скорее он замычит, чем она заговорит. Он откашлялся и ободряюще сказал:
— Еб твою мать, Светка. На кого ты стала похожа. Но ты не бойся, я справлюсь. В инвалидный дом не отдам. Только говорить тебя, пожалуй, я учить не стану.

 

Свой шестидесятый день рождения Алиса Голдовская решила отметить в клинике. Виктор уже договорился с Андреем Владимировичем о том, что Алису на пару дней отпустят домой, они с сыном продумывали в деталях, как все устроить, чтобы ей было приятно и не слишком тяжело. Но Алиса категорически отказалась покидать палату.
— Как ты не понимаешь, Виктор, — сказала она. — Умирающий человек может чувствовать себя хорошо там, где его болезнь воспринимается как само собой разумеющееся обстоятельство. В больничной палате. А возвращаться на один день в дом, где ты была здоровой и сильной, — слишком больно. Я бы сказала, это лишний труд. Мы отметим все здесь, я выпью лекарства и усну, мне приснятся хорошие сны. А вы поедете домой, и там ни с кем не надо будет возиться. Я сейчас — тяжелый, хлопотный вариант, ты даже не представляешь себе насколько, Витя.
— Что ты говоришь?! Ты отдаешь себе отчет, как ужасно то, что говоришь? Почему ты вбила себе в голову, что умираешь? Тамаре тоже было плохо, а сейчас она почти здорова, ходит тебя навещать. И с чего ты взяла, что нужна нам только здоровой? Мы тоскуем по тебе. Ты нам нужна любая. Алиса, давай не будем придумывать себе дополнительные сложности.
— Именно об этом я и говорю, дорогой. Давай не будем усложнять ситуацию. Если я действительно поправляюсь, лишний день в больнице мне не повредит. Поверь, дорога меня только утомит.
Виктор вышел из ее палаты и с ненавистью посмотрел на неподвижную фигуру у окна в коридоре. Не хватало еще видеть соперника в чокнутом подонке.
Театр заказал огромный торт с большой розой из желтого крема и надписью: «Прекраснейшей». Виктор с сыном купили двойку, телевизор и видеомагнитофон, подобрали диски с ее любимыми и совсем новыми фильмами. Тамара обошла кучу магазинов, пока не нашла мягкие пушистые комнатные тапочки бледно-сиреневого цвета, нитку бус из аметиста. И целую ночь вышивала на тапочках красивый узор из бусинок. Дина купила в дорогом бутике роскошный гарнитур из тончайшего золотистого шелка: ночную рубашку и пеньюар. А в коробочку из белого сафьяна положила рубиновое сердечко на тонкой золотой цепочке.
Женщины приехали пораньше, привезли продукты и домашнюю посуду.
Разложили яства в тарелочки и вазы, водрузили торт на поднос. Тамара и Дина вручили свои подарки до торжества, чтобы Алиса все надела. Дина уложила чудесные рыжие волосы актрисы короной. Помогла ей переодеться, застегнула цепочку на шее. И они с Тамарой застыли в восхищении. Так хороша была Алиса. Особую утонченность ее красоте придавали тени под глазами, тонкие нити скорбных морщинок. Золотистый шелк осветлил снизу нежный овал лица, оттенил роскошный бархат глаз. Яркие волосы с серебряными нитями спорили богатством оттенка с рубином.
— Алиса, — сказала Дина, — нет никого лучше тебя. И быть не может.
Мужчины внесли в комнату стол, стулья из холла. Когда разлили вино, появился Сергей с огромным, завернутым в бумагу предметом. Он содрал бумагу, и присутствующие дружно ахнули. Это был большой, на полстены, портрет Алисы в темно-красном костюме. Снимок был не тот, что опубликовали в журнале. На этом портрете глаза Алисы светились нежностью, теплом, и вся она казалась идеалом женственности.
— Этот подарок я заберу домой, — сказал Виктор. — Если ты, конечно, не возражаешь.
Но Алиса смотрела не на фото. Все проследили за ее взглядом. В дверях стоял бледный, потрясенный Блондин. Он, как зачарованный, смотрел на портрет, затем перевел взгляд на оживленную Алису в золотистом облаке. Было совершенно очевидно, что он больше никого и ничего не замечает.
— Пусть портрет побудет здесь пару дней, хорошо, Виктор? — сказала Алиса. И позвала ласково: — Заходи, посиди с нами, Валентин.
И он пошел на ее голос и взгляд.
Когда все разошлись, Алиса бессильно откинулась на подушки. «Господи, — привычно попросила она, — пожалуйста, одну ночь без боли. У меня сегодня день рождения. Такой хороший день».
За дверью раздалось шуршание. Валентин никогда не стучал как все.
— Войди, — сказала Алиса. — Посиди со мной. Я хочу тебя попросить: там морфий, ты можешь сделать укол? Совсем маленькую дозу, пол-ампулы. Мне не больно, просто хочется, чтоб сегодня ночью ничего плохого не было. А сестру звать неохота. Я устала от чужих.Она вздрогнула сама от последних слов. У нее просто вырвалось, она имела в виду только медсестру. Но не стала ничего объяснять, такая страстная признательность была в его взгляде. Он дрожащими руками снял с шеи нательный крестик на серебряной цепочке и попросил:
— Возьми, пожалуйста. Надень. Я поздравляю тебя. Это все, что осталось у меня от мамы.

 

Когда поздно вечером, после очередной операции, Андрей Владимирович заглянул в комнату Алисы, у нее горела настольная лампа, она лежала поверх одеяла в золотистом наряде и сладко спала. Даже щеки немного порозовели. Рядом сидел этот тип. Андрей положил на тумбочку темно-красную розу.
— Я хотел ее поздравить. Но пусть, конечно, спит. А вы… — начал он и осекся. Парень смотрел на него напряженно, то ли с мольбой, то ли с угрозой. «Ладно», — махнул рукой Андрей и вышел.
Если она может уснуть под столь исступленным взглядом, значит… Значит, ей нужны сильнодействующие средства.
Алиса проснулась поздно ночью. По-прежнему горела лампа, по-прежнему сидел у кровати Валентин. Она вдруг заметила, как сильно он похудел, побледнел, глаза стали совсем огромными. Синие преданные глаза. Мир Алисы вдруг сделался крошечным, теплым, уютным. В нем было место лишь для них двоих. Может, он и есть ее главный подарок.
— Ты устал, — прошептала она. — Ложись рядом со мной. И давай укроемся одеялом. Пусть нам будет очень тепло… Обними меня.
Она не знала, что бывают мужчины, способные молиться на женщину в момент плотского обладания ею. Бог послал ей такого в день шестидесятилетия.
— Мой мальчик, — она прижала к себе белокурую голову. — Я счастлива. Ты мой дорогой мальчик. Ты появился, чтобы спасти меня.

 

Дине позвонил Виталий Стражников:
— Приветствую тебя, отрада очей моих. Во-первых, разреши передать привет от нового военного прокурора. Он мечтает с тобой познакомиться. Ты на него произвела неизгладимое впечатление. Особенно слова: «Он ушел в туалет и не вернулся». Знаешь, действительно только профессионал способен так умело использовать детали. Все ясно. Засранец. Хвалю, ценю. Докладываю. Суд признал показания свидетелей на процессе Блинова недействительными в свете представленных обстоятельств. Открыто новое дело. Блинова выпустят. Князева пасут по всем адресам. Он в розыске. Но ты можешь мне объяснить, почему Серега не называет исполнителя? До него, конечно, и так доберутся, но почему бы не сказать?
— Виталий, у него не совсем точная информация. Он не на сто процентов уверен в ней. Короче. Пусть сами ищут. Есть свидетели. Эксгумация была?
— Да, конечно. Ирине сломали шею. Ничего общего с теми способами, которые навязывали Блинову.
— Ну вот. Говорят, труп не может не привести к убийце.
— Ты нервничаешь или мне показалось?
— Конечно, нервничаю. Через два года узнать, как был убит человек, после того как невиновный принесен в жертву неизвестно кому и чему. Конечно, можно поймать заказчика и исполнителя. Но почему только сейчас у них возникла такая потребность? Ты не видишь здесь другого преступления, должностного, группового, с особым цинизмом?
— Дорогая! Ты сформулировала следующую тему. Обнимаю тебя. Звоню военному прокурору. И заодно генеральному. Приглашаю на передачу. Гонораром будешь довольна. У нас хорошие спонсоры. Кстати, за тем гонораром можете с Сергеем подъехать.
— Я скажу Кольцову. А мой перешлите в Центр по защите гражданских прав. Ты знаешь, что такой создан? Сергей там юрисконсульт. Вот тебе еще одна тема.
— Спасибо. Учту. А ты что, разбогатела?
— У меня богатый дядя объявился.
— Обожаю твой юмор! Пока!

 

Виктория смотрела в окно. Машина стоит. Вячеслав не приедет, даже если захочет. О том, что он разыскивается как организатор убийства, сообщили по телевизору. И с тех пор она ничего о нем не знает. Подъехала вчера к дому на Рублевке, там тоже какая-то машина стоит. В окнах нет света. Где он может быть? Виктории казалось, что у нее от мыслей и тревог распухла голова. Она выпила три таблетки анальгина. Попыталась уснуть, но мешало странное ощущение в глазах: как будто что-то выдавливает их изнутри. Она встала и, наверное, в сотый раз начала перебирать бумаги на его столе. Может, какие-то телефоны, адреса. Она вывернула содержимое всех ящиков на пол. Что это? Журнал с голой бабой на обложке. Никогда не замечала у него интереса к пошлятине. Виктория зажгла настольную лампу и стала рассматривать снимок. Голая девица, вся облепленная мороженым, недовольно смотрит в объектив. Очень молодая, совсем девчонка. Смазливая, белокурая и бесстыжая. Виктория разглядывала ее внимательно и придирчиво. Она не очень хорошо разбиралась в фотографии, но понимала, что в этой девчонке есть что-то необычное. Потрясающая естественность. Наверное, она соблазнительна, но главное — то, что она так независимо и гармонично существует в дурацкой ситуации, в голом виде, перед объективом. Ноль наигранности и позы. Виктория посмотрела весь журнал. И вернулась к снимку на обложке. С этой крошкой никто не мог сравниться. Как у него оказался этот журнал? Виктория еще раз набрала номер мобильного Вячеслава. Отключен. Друзья? В такой истории он друзьям не доверится. Куда-то уезжать — полное безумие. Его фотографию показали. Стоп! Квартира на «Бауманской»! Как она могла забыть! Маленькая однушка досталась Виктории после смерти отца. Они там даже пожили полгода.
У Князева была одна подпольная привычка: он всегда носил с собой ключи от всех квартир и дома. Даже от той, на «Бауманской», где никто из них давно не был. Виктория бросилась в спальню, достала из большого ящика в шкафу все старые сумки. У нее свои привычки: она никогда не выбрасывает старые сумки. Виктория вывернула наизнанку штук пять немодных ридикюлей и наконец обнаружила простой ключ от английского замка.

 

Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21