Глава 23
Задушен заек-2
Не знаю, как вы относитесь к собственным снам, что касается меня, то последнее время моя точка зрения на их счет резко изменилась. Всю жизнь я почитал сны лишь своего рода отрыжкой дня: то, о чем «болит» голова, как правило, и становится главной монотемой сновидений.
К примеру, когда я работал над сайтом «Садов», мне бесконечной чередой снились коробки от духов и тюбики крема – я перманентно должен был сдавать сложнейший экзамен на знание всех наименований продукции родной фирмы, омолаживающего эффекта того или иного снадобья, но вся эта информация нещадно путалась в моей бедной голове. И вот я сидел, по-турецки скрестив ноги, обеими руками сжимая свою несчастную голову, а сверху на меня сыпалось неисчислимое количество самых разнообразных пестрых коробочек, тюбиков и губных помад.
И все-таки в череде ежедневных, порою совершенно бессмысленных сновидений время от времени мы не просто смотрим сны, как смотрят глупые мультики, но реально ступаем в иное измерение, собственной кожей ощущая его воздух, атмосферу и живую ауру окружающих нас людей.
Пару раз сны предсказывали события, которые со мной происходили чуть позже, а однажды именно сны стали разгадкой целого преступления. Так что, повторюсь, к определенному роду снов у меня особое внимание.
На этот раз мне снился бал. Самый настоящий бал, какие бывали в век Пушкина. Звучала музыка, и дамы в роскошных платьях, с тугими локонами у висков смеялись русалочьим смехом; мужчины галантно обнимали их за талию, кружили в бесконечном танце, а старушки в капотах вглядывались в мир через лорнеты.
Я безостановочно ходил по этому огромному залу в поисках Сони, сам не зная почему, ощущая смутную тревогу. Я знал, что время на исходе и что я должен торопиться, потому как «промедление смерти подобно».
От дивной музыки щемило сердце – словно музыкальные аккорды с ноткой грусти рассказывали некую историю любви и смерти, измены и мук одиночества. Я бродил среди лукаво улыбающихся дам и джентльменов, вглядывался в лица, наблюдал за танцующими парами и ощущал странную, необъяснимую фальшь всего происходящего. Самое же ужасное и неприятное – это то, что я никак не мог понять, что тут не так.
И вот когда я был уже готов попросту спрашивать у всех встречных, где моя Соня, произошло нечто шокирующее: у одного молодца с роскошными бакенбардами вдруг отвалилась половина лица.
Представьте себе, что лицо самого обыкновенного человека вдруг оказывается безупречно раскрашенной глиняной маской, которая дает трещину и рассыпается, открыв на месте лица лишь цилиндр заготовки. Какая-то минута – и лица начали трескаться и рассыпаться у каждого второго из тех, кто был в зале.
Началась ужасная паника: среди танцующих, только что живых фигур, рассыпающихся в мелкую глиняную крошку, туда-сюда, как угорелые, с криком носились насмерть перепуганные люди.
Бегал и я в поисках Сони. Я нашел ее в самом конце сна: она спряталась в темном углу, в ужасе закрыв лицо руками. Я присел рядом; дрожащими руками коснувшись Сониных рук, я негромко попросил ее открыть лицо.
Боже мой, как я боялся, что вместо лица передо мной откроется лишь маска, которая мгновенно рассыплется от одного взгляда! К счастью, мои опасения оказались напрасными: на меня смотрело Сонино почти детское заплаканное лицо с огромными от страха глазами.
– Задушен, понимаешь? Он задушен!
Она рыдала и, вздрагивая, бесконечно повторяла эти слова. Тут я и проснулся.
Можете представить, как бешено колотилось мое сердце после такого сновидения. Несколько минут я приходил в себя и вдруг услышал странный скрип и тут же – чей-то приглушенный голос-стон:
– Задушен, снова задушен, понимаешь!
Я уже готов был завопить от ужаса: мой сон уверенно входил в реальность! И почти тут же дверь комнаты распахнулась, а на пороге появилась Пенка: бледная, с растрепанными волосами, несколько мгновений она стояла неподвижно, отчаянно кутаясь в старенький плед, и вдруг разрыдалась, без сил опустившись на стул.
– Что случилось? – спросил я срывающимся голосом, отчего-то заранее точно зная ответ, который Пенка выкрикнула в начинающейся истерике:
– Митко! Митко! Он задушен, сидит под тем же самым деревом, с алой розой в руке – точно так, как я описала в своем незаконченном романе!
В один миг я вернулся из сна в реальность, и до меня дошло: мистическая реализация незавершенного романа Пенки Петковой продолжается! Я мысленно принялся ругать себя за то, что не дослушал Пенку, когда она пыталась в подробностях рассказать мне о следующих двух задушенных «зайцах», так что теперь я только и помнил, что, кроме Совы, она придушила в своем опусе еще Митко и Мишу. Стало быть, материализовалась следующая глава – Митко.
Я крепко сжал обеими руками плечи Пенки и решительно встряхнул ее, глядя в заплаканные серые глаза.
– Спокойно, Пенка, спокойно. Все будет хорошо! Отправляйся на кухню, организуй для нас кофе и вызывай своего одноклассника комиссара Стефана, он все расставит по полочкам.
Что именно будет расставлять комиссар по полочкам, я понятия не имел, главное, что спокойным и уверенным голосом надеялся затушить истерику подруги. Моя попытка удалась – казалось, сам мой голос и повторение самых простых фраз возвращают Пенку в нормальное состояние.
– Спокойствие, Пеночка, спокойствие, только спокойствие… Давай, быстренько на кухню и выполняй мои инструкции. Ну, давай, милая!
Она еще пару раз судорожно всхлипнула и наконец ладонью утерла слезы, кивнула и пошлепала вниз, на кухню – исполнять мои четкие поручения. А я натянул шорты, майку и отправился в сад – «любоваться» «зайцем» номер два.
Как только я оказался перед трупом, мелькнула не совсем уместная при данных обстоятельствах мысль, что все это напоминает съемочную площадку какого-нибудь фильма.
Обнаженный по пояс, с пестрым платком на шее, Митко сидел, спиной привалившись к мощному стволу орехового дерева, в левой руке держа алую розу на длинном стебле. Красоту его лица немного смазывал высунутый язык, но и в том был словно некий намек на игру – на шального джокера из колоды Таро, который демонстрирует собственный язык, одновременно глумливо вытаращив глаза.
Интересная деталь: пальцы руки, держащей розу, были поранены шипами – кровь застыла неровными струйками на мертвом теле.
За моей спиной со стороны кухни доносился сбивчивый речитатив Пенки, говорящей по телефону, – судя по меняющейся интонации, она понемногу успокаивалась.
Я обошел вокруг орехового дерева, внимательно осматривая все кругом. Ничего – все «чисто»: трава, заросли крыжовника почти сразу же за орехом, и – тропинка, которая, как мне уже было известно, вела к заброшенному летнему домику и к бывшему колхозному саду за забором.
На всякий пожарный я прошелся по тропинке до летнего домика – в нескольких шагах от него, на кусте смородины висела футболка – та самая, что была на Митко во время нашего последнего разговора. Я вернулся назад.
У стены дома стояла, все так же кутаясь в плед, бледная, но вполне успокоившаяся Пенка. При моем появлении она перевела блестящие глаза с трупа Митко на меня и произнесла мгновенно севшим голосом:
– Я поднялась к себе – хотела взять рукопись, чтобы перевести тебе все, что я написала об этом трупе, чтобы ты понял, насколько тут все точно, как у меня в романе. Но…
Глаза ее мгновенно наполнились слезами, и бедняжка всхлипнула, вновь, без пауз, начиная рыдать так, словно и не было минут затишья.
– Но этих двух листков в моей рукописи нет!
– Как нет? – не понял я. – Ты хочешь сказать, что…
– Я хочу сказать, что два листа рукописи с описанием убийства второго вампира исчезли! Как будто убийца взял их как инструкцию, чтобы не ошибиться, чтобы все было в точности, как у меня: роза в руке, обнаженный торс, платок на шее…
Она начала судорожно кусать свои кулачки, глядя на вполне реальный труп Митко, описанный ею несколько дней назад чисто для развлечения.
– Но я ведь никого не убивала, никого! – вдруг закричала бедняжка что есть сил. – Ален, ты мне веришь?
В этот момент с улицы донесся визг притормозивших машин, и тут же сад наполнился голосами полицейских.
– Добрый день! Что случилось?
Перед нами появился взлохмаченный комиссар Стефан, приветственно протягивая мне руку. Одновременно его взгляд последовал за моим, наткнулся на труп под зеленой кроной орехового дерева, и комиссар нахмурился.
Кстати сказать, свою бодрую приветственную фразу он произнес по-русски и практически без акцента.
