Виктор вечером лег спать рядом с Ольгой, обнял ее, дождался, пока она уснет. Потом разрешил себе думать. Думал он о том, что может вслед за Ильей разбить нос стерве, которая порочит память его дочки, а может попытаться просто забыть всю эту историю с самоубийством неуравновешенного подростка и с возможной местью Валерии семье исчезнувшего Андрея. Он всегда знал, что она носила в своей душе ад из-за него, — все это можно и, скорее всего, нужно сделать, кроме разбивания носа. Ради своей жизни, ради жизни Ольги, которая после операции стала беспомощней котенка. Но у него вряд ли получится. Это недостойно думающего и чувствующего человека. Он не обвиняет свою любимую погибшую дочь… Ей он точно не судья. Он с собой должен как-то разобраться. Виктор пролежал рядом с Ольгой до четырех часов утра. Потом встал тихонько и начал одеваться. Он уже был в костюме и открывал дверь спальни, когда ему почудился шорох за спиной. Он оглянулся. На самом деле Ольга не шевелилась. Виктор, наверное, услышал трепет ее ресниц. Перепуганные, отчаянные глаза на пол-лица.

— Оля, — он вернулся и присел на край кровати. — Ты, конечно, решила, что я тебя бросаю. У тебя сумасшедшие мысли. На самом деле я хочу съездить домой, чтобы успеть вернуться до того, как ты проснешься. Понимаешь? Мне нужно кое-что посмотреть в бумагах, альбомах. Я ничего оттуда не взял. Я должен поговорить с Анной о Валерии. Она не только моя дочь. Мать должна знать больше меня. Может, она мне что-то объяснит.

— Да, — прошептала Оля. — Я понимаю. Только как я могу это пережить: ты будешь разговаривать со своей женой? А если она тебя не отпустит ко мне?!

— Оля, дорогая, ты — вечный ребенок. Ну побудь, пожалуйста, немного взрослым человеком. Немного! Это необходимо. Дать тебе лекарство, чтобы ты уснула?

— Нет. Я усну сама. Или потом приму лекарство. Или подожду тебя.

— Ждать не надо! Ты только себя накрутишь. Я не могу рассчитать, сколько времени мне понадобится. Спи.

— Хорошо, — быстро сказала Ольга. — Ты только не сердись. И не думай обо мне. Я очень хочу спать.

Виктор вышел в смятении. Валерии нет, он сейчас нужен Ольге. Но он не может оставить эти события без собственного анализа и вывода. Его не интересует даже, что решит следователь. Это ни на что не повлияет, в отличие от его суда над самим собой.

…Он открыл дверь бывшей квартиры своим ключом. Из прихожей увидел, что в спальне, как всегда, горит ночник. Анна никогда его не выключает. Повесил куртку на вешалку, постучал к ней в дверь, как гость. Она сразу ответила: «Заходи, Витя».

— Здравствуй, Аня, — сказал он, подошел и коснулся губами ее щеки. — Как ты догадалась, что это я?

— А кто же еще? — Анна сидела на кровати. Она часто сидела ночами, потому что так ей легче было дышать. — Стасика сейчас и пушкой не разбудишь. И потом, я узнаю всегда, когда твоя машина въезжает во двор, когда именно ты из лифта выходишь. Привычка.

— Ну да. Как вы?

— Нормально.

— Денег хватает? Я скоро еще привезу.

— Есть пока. Что-то случилось?

— Как тебе сказать… Я приехал поговорить о нашей дочери. Места себе не нахожу. Понимаешь, вскрылась дикая история. Валерия позвонила с работы одной девочке, которая была у них на осмотре, и сказала, что у нее обнаружен сифилис. Девочка была здорова, но она ее убедила… И та повесилась. Ее звали Люда Семенова, она племянница Андрея, из-за которого все в жизни Леры пошло не так. Как ты думаешь, Лера могла столь нелепо отомстить этой семье? Следователи рассматривают другую версию: преступную программу по отпугиванию бесплатных пациентов, были и другие подобные звонки. Но я это отвергаю. Участие Валерии в столь циничном мероприятии отвергаю. Может, я чего-то не заметил и Валерия помешалась? Меня об этом спрашивал эксперт, кстати. Я допускаю что угодно. Срыв, злую шутку, даже нетрезвую выходку… Мне важно твое мнение.

Анна долго и молча смотрела на мужа горячими сухими глазами. Потом закашлялась, прижав платок ко рту. Выпила воды из стакана.

— Что мы с тобой можем решить, — сказала она. — Леры нет. Правду скорее узнают следователи, чем мы. Если это — не единственный случай, то мстить она могла заодно. И это ушло с ней в могилу. Мое мнение… Ну, раз ты за ним приехал в такое время… Люди, у которых спокойна совесть, спят. Мы с тобой — нет. Вопрос: почему? Ты предал меня и сына, память дочери, потерпи то, что я тебе сейчас скажу. Валерия, как и ты, была способна на злодейство. Не хочу произносить слово «преступление», мертвых никто не имеет права судить. А я мать. Но я родила злого человека, а ты своей любовью сделал все, чтобы она поверила в то, что ей все дозволено. Ты рассказал чудовищную историю, но я ни капельки не удивилась. Она могла! Она могла и мстить, и делать это из-за денег. И не потому, что нуждалась или была алчной. Просто это ей нравилось! Причинять зло людям. Вот что я тебе скажу. Говоришь, она убила девочку? И, может быть, не одну? Верю. Ты же добил меня. Бросил сына. Чему ты удивляешься?

— Зря я к тебе приехал. Ты сводишь счеты. На самом деле мы давно не можем быть вместе. После смерти Леры это стало слишком очевидным. Я тебя не добивал. Мы живем сейчас не вместе, но расстались спокойно. Если бы я не ушел, могли бы стать врагами. И ты это прекрасно знаешь. Я не просто ушел к другой женщине, я ушел от твоей ненависти. Стал бояться твоего взгляда. Ты не видишь, как ты смотришь на меня сейчас. Аня, миллионы мужчин и женщин расстаются, за что ты меня так ненавидишь? И заодно нашу общую, уже покойную дочь? Как страшно ты о ней говоришь. Ведь я вас не оставил. И никогда не оставлю.

— Ты тайком, скрывая от нас, купил Лере квартиру. И вы оба скрывали это от нас. Теперь ты поселил в ней свою любовницу. А ведь по справедливости это квартира Стасика.

— Господи, какой ужас. Как все перемешалось в твоей голове! Стасику что, тесно с тобой? Захочет жениться, или ты захочешь его отпустить, в чем я сомневаюсь, — куплю ему другую квартиру.

— Ты стал олигархом?

— Я возьму кредит. Но я не для такого разговора приехал. Для твоего сведения, Лера ничего не скрывала. Оказывается, она Стасу рассказала об этой квартире, а он тебе, как видишь, решил не говорить. Потому что с тобой невозможно ни о чем говорить. Хотя он даже соседям сообщил. Вот так. Возможно, дело в твоей болезни, она разрушила тебя. Анна, давай сейчас завершим, мне нужно побыть у себя в кабинете, кое-что почитать, посмотреть. Если ты не против.

— Мне все равно, — непримиримо сказала она.

Он прошел в кабинет. Открыл ящик письменного стола. Там хранились семейные фотографии, детские рисунки Валерии. Почему-то рисунков Стаса у него не было. Может, сын не умеет рисовать? Он никогда не спрашивал об этом у него и у жены. Валерия любила рисовать высокие деревья и кусты. Наверное, психолог трактовал бы это как скрытность, потребность в уединении, тайные замыслы и поступки. Нужно уничтожить эти рисунки. Мало ли что будет искать следствие? Мертвых не называют преступниками, Анна права, но причина преступления будет установлена. Этого хочет отец погибшей девочки.

Виктор почитал электронные письма дочери, они переписывались, когда кто-то из них уезжал. Все четко, немногословно, логично. К сожалению, он не может убрать ее странички в социальных сетях, где она общается с какими-то людьми, которые ему не знакомы. Там ее посты — довольно вольные — то игривые, то злые, то депрессивные… Если во всем этом начнут ковыряться, ему будет очень больно. Он считает, что во всем виновата ее несчастливая женская судьба. Этот Андрей… А мать, Анна, сказала про Леру, что она родила злого, циничного человека, и он, отец, своей любовью превратил дочь в существо, уверенное, что ему все дозволено. Разве любовь интеллигентного, порядочного человека может иметь такой результат? Лере просто не повезло и с родителями.

Виктор откинулся на спинку стула и долго рассматривал какие-то фрагменты своей жизни, как чужое видео. Андрей Семенов, талантливый студент, совратитель его дочери… Их жестокие беседы, когда Виктор практически ему угрожал отчислением, а Семенов издевался над ним, посылал его с драгоценной дочерью подальше. Вот Виктор с наслаждением подписывает приказ о его отчислении по факту: он бросил университет, Валерию, уехал. А вот Видов, признанный гений. Он не имеет никакого отношения к Валерии, он талантливее Виктора в тысячу раз. Но он подписывает приказ о его отчислении с таким же наслаждением. Можно убедить себя в том, что это личные счеты. Что Видов напомнил ему Семенова. Но сейчас он не может не сказать себе, что это предложенная и поощряемая программа. Хорошо поощряемая. Иначе он не купил бы квартиру Валерии. «Гуманный, говоришь?» — спросил у себя Виктор. Он такой же приспособленец, как его дочь! Приспосабливался к подонкам. Она родилась уже бракованной! Возможно, из-за него, из-за его заботы о семье кто-то тоже погиб… Откуда он знает! Нет Семенова. Жив ли Видов? Никакой суд его ни в чем не обвинит. Просто однажды судьба приводит приговор в исполнение. Убита Валерия. Дальше — ужасные подробности неизвестной ему стороны ее жизни. Ему это не надо. Человек не должен ждать, пока жизнь его размажет весенней грязью по асфальту. В эту минуту Виктору кажется, что он погибнет страшной смертью именно весной. Раз наступил Новый год, до весны — рукой подать. Он придвинул большую пепельницу и сжег все детские рисунки Валерии. Затем удалил ее письма из своей почты.

Он посмотрел на часы: можно звонить. Он набрал телефон Назаровой.

— Нина Глебовна, доброе утро. Не разбудил? Извините, это очень важно. На меня свалилось одно дело. Запишите, пожалуйста, телефон моего нотариуса. У него хранится завещание на имя Ольги. В смысле — на квартиру. Говорю об этом вам, потому что она очень беспомощная, а меня могут послать в командировку.

— Не поняла, вы что, собираетесь умереть в этой командировке?

— Да нет, вечно вы со своими шуточками. Мало ли что. ДТП, задержусь, не знаю… Это подстраховка. У нее, кроме вас, никого нет.

— Пишу. А где вы сейчас? Почему не с ней?

— Я заехал за бумагами в свою бывшую квартиру.

— Мне это не нравится.

— Меня сей факт меньше всего беспокоит.

— Ладно. Назло вам свяжусь с вашим нотариусом еще при вашей жизни. Буду ему звонить каждый день и спрашивать, как дела.

— Не сомневаюсь, что так и будет. Пока. До связи.

— До связи, — задумчиво произнесла Назарова.

Виктор сидел у себя очень долго, он слышал, как встал Стасик, а тот раньше двенадцати не встает, потом хлопнула громко входная дверь: Стасик ушел. Через какое-то время входную дверь прикрыли аккуратно: это ушла в магазин Анна. Потом начал звонить мобильник Виктора, наверное, это Ольга. Он не смотрел на телефон. Просто отключил его. Лучшего момента не будет. Виктор встал, открыл сейф, достал пистолет. Вернулся за стол. Прижал холодное дуло к виску. Он когда-то купил его в совершенно спокойном состоянии именно для того, чтобы оборвать свою жизнь, когда сам решит. Он посидел, привыкая. Потом услышал тихий детский стон… Оля… Детка, я сейчас тебя освобожу от своей темной тени. Ты будешь знаменита и счастлива. У нотариуса есть еще завещание на довольно крупную сумму в банке на ее имя. Оле помогут.

Виктор закрыл глаза, медленно начал спускать курок… Раздался какой-то шум, он ничего не понял. Просто обнаружил себя лежащим на полу. Над ним стоял Сергей Кольцов.

— Сережа, ты ударил меня по лицу ногой, — слабо произнес Виктор.

— Ногой удобнее всего. Рукой не получилось бы. Ты прострелил стену! С моей помощью. Не слышал? А я выбил вашу входную дверь. Назарова позвонила… То есть мы просто берем ее в штат. Ты что творишь? Об Ольге подумал?

— Я хотел ее спасти от себя.

— Идиот! Ее там «Скорая» приводит в сознание. После звонка Назаровой, которая до нее не дозвонилась, как потом и до тебя, мои ребята вломились и к ней. Она напилась каких-то таблеток, они подумали сначала: все. Врачи хорошие попались, еще бы немного… Соображать надо в любой ситуации.

— Помоги мне встать. Поехали к Оле. Я не отдам ее в больницу. Мы справимся. Но я… Я даже смерти недостоин. Только башмаком по морде, как это сделал ты. Спасибо.

— Не стоит благодарности, — вытянулся Сергей.