Ольга пролежала дома три дня. Иногда поднималась и пила снотворные таблетки, проваливалась в кромешный сон на несколько часов, просыпалась и сразу жалела об этом. Она ни о чем не думала, ничего не хотела. Даже есть. Только по ночам открывала практически пустой холодильник, жевала засохший сыр или выпивала сырое яйцо. Какая разница, что жевать и глотать. Она считала, что недостойна чего-то хотеть. Стоит появиться надежде, стоит ей чему-то порадоваться, как жизнь тут же отбрасывает ее назад, на необитаемый остров невезения. Виктор не звонил, Ольга не искала этому объяснений. Ну, допустим, он договорился обо всем со своей женой, у них все в порядке… Правда, у них горе. Но у кого нет горя. Разочарование сожгло все чувства Оли к Виктору. А они точно были! Он ей нравился, она радовалась его звонкам и встречам, она бы его горячо жалела, если бы он рассказал ей о своей беде. А так… Она ему — никто, есть у нее жалость или нет, никого не интересует. Ольга со своим пессимистичным максимализмом даже допускала, что жена Виктора пришла по договоренности с ним. Ну не хватило у него самого смелости… Или просто не хотелось сцен.

На третий день зазвонил телефон.

— Ты жива? — спросил хорошо поставленный голос Назаровой.

— Как видите, Нина Глебовна.

— Что делаешь?

— Лежу.

— Завтра надо прийти в театр.

— Худрук сказал?

— Я говорю. Ты дома заплесневеешь. Я так понимаю, что ты ничего умного за это время не сделала, мужика своего не прихватила, позиции свои не отстояла.

— Какие там позиции?

— С тобой все ясно. Слушай, мне сказали, ты одна живешь. Причем в коммуналке. Это так?

— Да. Трехкомнатная квартира, другие жильцы обитают в других местах. Один иногда приезжает.

— То есть — проходной двор?

— Можно сказать и так.

— У меня мысль одна появилась. Завтра сообщу. Мой совет: начинай собираться. Мойся, делай что-то с волосами, ногтями, разомнись. Чтоб была на человека похожа. Все. Жду.

Ольга так и поступила. Она — актриса, ей сказали: «allez!» Она поднялась, долго драила ванну, очень тщательно мылась, на автомате уложила свои короткие волосы, ногти приводила в порядок, уже почти теряя сознание от усталости. О том, чтобы размяться, не могло быть и речи. Как ее вышибло, однако… Ничего, зато ночью будет хорошо спать. Но она ошиблась. Она пролежала всю ночь с открытыми глазами, со страхом ожидая утра.

Зато, когда на следующий день вошла в театр, почувствовала облегчение, как будто здесь можно на время забыть о неприятностях. Забыть об одних неприятностях, вспомнить о других. Ольга знала, что по ее лицу любой поймет, что у нее очередной крах, облом, провал… Как и положено неудачнице. Вот этого не хотелось. Не хотелось даже заходить к Назаровой. Что она там придумала? Развлекается. Ольга решительно подошла к газетному развалу, выбрала очередной женский журнал и пошла к себе, пытаясь смотреть снимки прямо на ходу, якобы ей это очень интересно. Но пока дошла до своей гримерки, ее действительно заинтересовал один материал. Фото очень красивой и совершенно неизвестной женщины в интерьере мастерской художника. Там же кусочек полотна, где эта женщина сидит на каком-то старинном стуле, полуприкрытая багровой парчой. Ольга быстро повесила на вешалку свой жакет из искусственного меха и села читать. Интересно. Это натурщица известных художников, профессионал, работает с семнадцати лет, но почему-то только сейчас решила раскрыть свое инкогнито. Раньше она нигде не показывалась, такой у нее был формат, Лилия Семенова. И почему показалась сейчас? Для Ольги ответ был очевиден. Конечно, полезет в кино, то есть — кто-то ее потащит. Сейчас там зеленый свет только для непрофессионалов.

— Тебе больше нечего делать? — услышала она рядом с собой голос, который показался ей громовым. Она вообще отвыкла от звуков за три дня. — Журналы она читает! Вот потому так все у тебя и выходит. Пошли ко мне. Дело есть, — Назарова величественно развернулась и прошествовала к себе. Ольга поплелась за ней.

В своей гримерке Назарова оживилась, втащила Ольгу за руку, закрыла дверь на ключ.

— Ты по-прежнему похожа на утопленницу, хотя голову уложила неплохо. Слушай, я была в шоке, узнав, как ты живешь. В эту коммуналку может войти кто угодно!

— А кому это угодно?

— Наемному убийце, например. Я тебя не пугаю, я просто смотрю криминальную хронику.

— Какой-то ужас вы говорите.

— Так думают все потенциальные жертвы.

— Нина Глебовна, вы случайно не получили новую роль? О чем вы? Я кто — бандит, опасный свидетель, конкурент? Кому нужно меня убивать?

— Ты — хуже! Ты — соперница! Как же ты наивна. У этой жены было лицо разгневанной мегеры, леди Макбет, кто там у нас есть еще… Ну, Баба-яга… Ладно, я все придумала. Однажды я потеряла ключи от квартиры. У меня, как тебе, видимо, известно, есть фамильные драгоценности. Племянница заказала новую дверь, но две ночи мне пришлось спать со старой, которая не закрывалась. И она дала мне это! Смотри!

— Ой! Это же пистолет!

— Какая ты сообразительная! В общем, он один к одному как настоящий, а на самом деле — газовый, да еще испорченный немного. Но я пошутила с соседом по лестничной клетке. Это был успех! Полные штаны, без всякого сомнения. Он до сих пор меня обходит за километр по кривой.

— Бедный. Вы это принесли мне?

— А кому же? Как только что-то подозрительное услышишь, вылетаешь и стреляешь. Можно, конечно, попробовать сейчас, но воняет сильно. Нас не поймут. Пока тот, кто к тебе полезет, будет чихать, ты звонишь по 02. То есть по мобильнику — 112, потом 2. Ясно? Сможешь?

— Сомневаюсь. И надеюсь, что это не понадобится.

— Но если понадобится, то я уже надеюсь, что тебя не успеют убить.

— Господи помилуй…

— Ладно, давай без этого. Полагайся только на себя. И на меня. Звони мне сразу, я сама всех вызову. И оставь телефон твоего любовника.

— Это еще зачем?

— У тебя больше никого нет, вот зачем. Если что-то случится, кому мне звонить? И знаешь, если его жена к тебе явится или пришлет кого-то, я так с ним поговорю, что он точно разведется. Я — не ты.

— Кто ж сомневается, — слабо улыбнулась Ольга. — Он разведется и женится на вас.

— Не беспокойся. Я его не возьму. Все. Работаем.