Глава 13

В минуты смертельной опасности даже самые закоренелые атеисты вспоминают о Боге, и Эльза не стала исключением. Не то, чтобы она совсем не верила в Бога, нет. Она изредка ходила в церковь, стояла перед иконами, зажигала свечи, но слишком набожной никогда не была. Сейчас, когда отчаяние охватило ее, ноги сами собой подогнулись, и она, упав на колени, истово перекрестилась.

«Господи, я больше не выдержу, прости меня…»

Эльза молилась о нерожденном младенце, о Никите, говорила о своей любви к нему; просила прощения за то, что предала свое дитя, поставив любовь к мужу выше самого воплощения земной любви – рождения ребенка; умоляла о милости за собственное безволие и слабость; раскаивалась в редких минутах жестокости, равнодушия и эгоизма. Она хладнокровно препарировала себя, вспоминая малейшие свои грехи…

Слезы застилали ей глаза, горло саднило от сдерживаемых рыданий, ноги и спину от долгого стояния на холодном полу сводило судорогой, но Эльза ни на что не обращала внимания.

В какой-то момент на душе у нее просветлело, и всю ее словно окутало мягким теплом. Ощущение заботы и любви было таким сильным, какое бывает только в детстве, когда еще веришь в чудеса, когда каждый новый день начинается с праздника, и мир улыбается, раскрывает объятия навстречу, нашептывая на ушко ласковые слова.

Светлые слезы радости хлынули из глаз Эльзы.

С колен она встала другим человеком.

– Дамы и господа, посмотрите направо, посмотрите налево – мы проезжаем по территории реликтового леса, где папоротники, лианы и деревья соревнуются друг с другом в скорости роста, – голосом экскурсовода вещал Лямзин. – Причем лианы с деревьями общаются довольно тесно, даже, я бы сказал, весьма плотно. Обвившись вокруг ствола, они впиваются в него маленькими цепкими присосками и пьют сок. И так день за днем, месяц за месяцем, год за годом, пока от дерева не остается трухлявый сухой ствол. Как сказал кто-то из классиков: «Ядовитым плющом молодая жена обовьет стареющего мужа, а тот и зачахнет». Кстати, кто это сказал, не помнишь?

– Может быть, Шекспир? Но там, кажется, было немного иначе: «…лиана гибкая плюща корявые кольцует пальцы вяза…»

Лямзин резко притормозил, съехал на обочину и, повернувшись, уставился на Таисию.

– Что? – испугалась та. – Что-нибудь случилось?

– Хочу запомнить это мгновение, – притворно вздохнул Лямзин. – Девушка, с лету цитирующая Шекспира, – такое чего-то да стоит.

– А, брось ты, – отмахнулась от него Таисия. – Просто у меня память хорошая, а недавно я постановку смотрела, вот и запало.

– Жаль, что мне ничего не западает, – вздохнул Эдуард, заводя мотор и трогаясь. – Я туда запихиваю, запихиваю, а оно – никак. Но мне кажется, еще какие-то стихи были. Может, у Пушкина? Про то, что жениться на молодой вредно для здоровья, потому как все соки высосет, и могучий дуб зачахнет.

– Бедная, она ж после этого тоже умрет… – покачала головой Таисия, провожая взглядом сухой ствол дерева, с обвитой вокруг него еще зеленой, но начинающей увядать лианой.

– Куда там, – хмыкнул Лямзин, – она на новое дерево перекинется.

– Кто, лиана?

– Девушка!

– А чего ты вдруг неравными браками озаботился? – с подозрением уставилась на него Таисия.

– Да так. С подопечным своим побеседовал, про жизнь его узнал, вот и пробило. Жил, жил себе мужик, горя не знал. Даже очень неплохо жил, между прочим. Потом угораздило его влюбиться. Развелся с женой, женился на молоденькой, а та его обобрала. И он бомжевать отправился. Ну вот где в жизни справедливость, а?

– Помедленнее, пожалуйста, я записываю.

– Несерьезная ты женщина, Таисия, все бы тебе только хихикать, – огрызнулся Лямзин. – На твоем месте я бы действительно конспектировал. Не каждый день услышишь, как Великий Гуру говорит.

Таисия посмотрела на старательно сохраняемое Лямзиным серьезное выражение лица и хихикнула:

– Тебе карандашик с листиком бумаги дать? Я даже подержать могу, чтоб тебе удобней было писать.

– Нет, ну вы подумайте: и это называется старательная ученица! – огорчился Лямзин. – У тебя что по логике было?

– Пять, – опять хихикнула Таисия.

– Тебя обманули. Твои способности не тянут и на тройку. Во-первых, где ты видела, чтобы кто-нибудь вел машину и писал одновременно? И, во-вторых, самому за собой конспектировать – все равно как самому себе минет делать. Извращение какое-то.

Эдуард сказал это с таким важным видом, что Таисию от смеха разобрала икота. Отхохотавшись, она спросила:

– Слушай, гуру, а куда мы все-таки едем? Молча пригнал откуда-то машину, ничего толком не объяснил, приказал собираться, и вот уже битый час я в полном неведении трясусь в автомобиле.

– Ты, может, и трясешься, – обиделся Лямзин, – а я культурно отдыхаю, получаю эстетическое удовольствие от созерцания природы. А для того, чтобы красоты разглядеть, надо ехать медленно. Вот потому час уже и прошел. Машину я арендовал, зелень, соль, пряности на рынке купил, даже решеткой для запекания на углях запасся.

– Зачем?

– Как – зачем?! – изумился Эдуард недогадливости Таисии. – Сейчас мяса-свежачка где-нибудь купим, к речке съедем и шашлычок сварганим. Видишь, какой я хозяйственный! Кстати, справа – форелевое хозяйство.

– Форелевое хозяйство! – с придыханием произнесла Таисия. – Давай заедем, я так давно хотела здесь побывать!

– Как скажешь. Вот какой я добрый да покладистый, даже не дуюсь на тебя за то, что ты не захотела конспектировать мои мудрые мысли. Между прочим, вон, бассейны – как раз в них-то рыбка и водится.

– А нам посмотреть можно будет?

– И даже купить.

– Эх жаль, духовка не работает, – вздохнула Таисия. – Даже пробовать опасно: вдруг и правда взорвется?

– Зачем нам духовка? – сворачивая направо, деловито осведомился Лямзин.

– Форель испечь.

– Кулинарию тебе, дитя мегаполиса, в школе не преподавали?

– Почему? Был такой предмет, «Домоводство» назывался.

– И что у тебя было по сему благородному предмету?

– Пять, разумеется, – ухмыльнулась Таисия. – Такие вопросы задаешь странные: чтоб по домоводству плохую оценку получить, особым талантом обладать надо.

– Каким? Тупостью, что ли?

– Нет, вредностью. У нас тупым все равно приличные оценки ставили, а вот если умничать, тогда можно было и двойку схлопотать.

– Ага, так же, как и по логике. И, главное, с тем же успехом.

– Ну, знаешь! – возмутилась Таисия. – Я, между прочим, очень даже недурно готовлю!

– А то, что любую рыбу, и тем более форель, можно запечь на углях, на той же самой решетке, не знаешь.

Таисия фыркнула и, отвернувшись от Лямзина, уставилась в окно.

– Давай, выходи, пойдем рыбу ловить, – потрепал ее по щеке Лямзин, остановив машину.

Таисия продолжала дуться и из машины не выходила.

– Ну, или рыбку в бассейнах посмотрим, а? – заискивающе заныл Лямзин. – Она такая интересненькая – желтенькая, и серенькая, и даже на разноцветную некоторая претендует.

– Ладно, – смилостивилась Таисия, вылезая.

Гуляли они по хозяйству вроде бы не долго, но когда вернулись к прилавку за рыбой, около него уже успела собраться толпа.

– Надо же, и откуда только набежали? Ведь никого же не было! – печально вздохнул Лямзин.

– Что ж делать, постоим чуть-чуть, – беспечно отмахнулась Таисия, – кажется, очередь быстро движется.

Очередь и правда шла живо.

– Нам вот эту, пожалуйста. – Эдуард указал пальцем на самую крупную рыбу, плавающую в аквариуме. Продавщица споро заработала сачком. Золотистая форель забилась упругим телом в сетке и вдруг отреагировала мощной белой струей.

– Ой, что это с ней? – подпрыгнула от неожиданности Таисия.

– От темнота! – иронично хмыкнул Лямзин. – Молоки, что ж еще!

– Мальчик, – подмигнула продавщица, – руку женскую почувствовал и сомлел малость.

– Вы нам еще пару девочек подберите, чтоб ему не скучно было одному. Ага?

– Это вряд ли, – хихикнула продавщица. – Сейчас нерест, всех самок на икру поотбирали.

– Ну а вдруг? – заговорщицки подмигнул ей Лямзин, и женщина, зардевшись, быстро выловила две среднего размера рыбки и торопливо сунула в кулек.

– Держите, – кокетливо хлопнула она глазами и наклонилась, продемонстрировав пышное декольте.

– Пойдем, милый, нас наверняка уже дети заждались, – широко улыбнувшись, мурлыкнула Таисия.

– Что ты плетешь, какие дети? – попытался возмутиться он, но Таисия одарила его таким красноречивым взглядом, что майор тут же смолк.

В молчании они прошествовали к машине, уселись, и тут Эдуард не выдержал.

– Тая, ну, Тая! – жалобно заныл он. – Ты что, к продавщице приревновала, да?

– Нет, – взвилась Таисия, – я к твоему тону приревновала. Надо же уметь так про дурацкую рыбу сказать, чтоб женщина готова была сразу в койку к тебе прыгнуть!

– Да откуда ты знаешь, на что она готова была? – возмутился Лямзин. – У нее что, на лбу это было написано?

– Вот именно, на лбу. И на остальных выступающих частях тела. И вообще, я не против твоего флирта со всякими-разными дамами, только постарайся заниматься этим без меня. То есть в мое отсутствие.

Таисия демонстративно надула губки и задрала нос.

– Тая, ну не сердись, – заканючил Лямзин. – А хочешь, мы форель прям сейчас испечем, вот где-нибудь здесь, на берегу реки?

– Не хочу.

– Почему? – искренне огорчился Лямзин, которому страшно хотелось есть, и ссора с Таисией только добавляла ему аппетита.

– Потому что я, в отличие от некоторых прожорливых индивидуумов, за корку хлеба не продаюсь.

– А за две? Ой, то есть я хотел сказать: за жареную форель?

Эдуард быстренько свернул к реке, и машину затрясло на прибрежных кочках и рытвинах. Таисии хотелось сказать в ответ что-нибудь язвительное, и она даже открыла было рот, но от тряски прикусила себе язык и смолчала. Между тем Лямзин остановил машину и, поспешно выскочив из нее, принялся собирать хворост. Потом сложил костер, соорудил из камней мангал и достал из багажника решетку.

– Однако… – только и смогла вымолвить Таисия, наблюдая за его действиями. – Какой ты, оказывается, шустрый!

– Я еще и добрый, – согласился Лямзин.

Он вымыл форель, выпотрошил ее, натер солью и перцем и потрусил к реке мыть руки.

– Тая, – крикнул он, забравшись на большой круглый валун, расположенный довольно далеко от берега, – тащи-ка ко мне зелень, я сполосну. О, гляди-ка, птичка прилетела… И не боится совсем.

Таисия достала петрушку и кинзу и с сомнением окинула взглядом расстояние от берега до камня:

– Далеко слишком, вряд ли я дотянусь.

– Тогда бросай.

– Упадет в реку и унесет течением.

– Тогда залезай сюда, – ухмыльнулся Лямзин, – мы с голубкой подвинемся.

– Еще чего! – фыркнула Таисия. – Не собираюсь я третьей к вам пристраиваться. И вообще, не хватало еще мне в горной осенней речке искупаться. Так можно и воспаление легких подхватить.

– Да ладно тебе… Лезь сюда, смотри, как это легко, – подбодрил ее Лямзин, вставая во весь рост и делая шаг навстречу.

И тут нога его подвернулась, он не удержался и полетел в студеную воду.

– А! – заорал Эдуард, выпрыгивая на берег, как черт из табакерки, и на ходу сдергивая с себя мокрую одежду.

– Действительно, очень легко, – глубокомысленно изрекла Таисия, – теперь я и сама вижу. А руками ты чего так сильно махал, когда падал? Взлететь хотел?

– Гы-гы-гы… – передразнил ее Лямзин. – Интересно, что бы ты делала, если бы падала?

– Прежде всего я бы туда не пошла.

– Пошла бы, не пошла… – забормотал Эдуард. – Это почему же? А если бы я очень хорошо попросил?

– Все равно. Что у меня, головы своей нет, что ли?

Лямзин вдруг застыл и уставился в пространство.

– А ведь странно, что и одна с ним пошла, и другая… Такие разные все…

– Не иначе как птичий грипп подхватил, – покачала головой Таисия, демонстративно трогая лоб майора. – Вот что значит с голубками целоваться!

– Стоп, подожди, – отстранился тот. – Что-то во всем этом есть, но никак не пойму – что.

– В чем?

– А, ладно, проехали. Давай одежду сушить, не ехать же мне обратно мокрым.

Они повесили джинсы и рубашку рядом с огнем и сели на камни. Первой нарушила молчание Таисия:

– Что думаешь потом делать?

– Когда – потом?

– После того как съедим форель.

– Мы ее еще даже жарить толком не начали, – укоризненно покачал головой Лямзин, – а ты уже думаешь, что будет, когда мы ее съедим.

– А что здесь такого? – искренне удивилась Таисия.

– Да просто наслаждайся минутой! Когда еще на берег горной реки попадешь? Посмотри, какие буруны вон от того огромного валуна… Знаешь, если долго фотографировать, как волны кипят на порогах, то можно увидеть морского царя.

– Шутишь.

– Вполне серьезно. Он с длинной бородой и с короной на голове. Кстати, хочу сегодня еще успеть в букинистический магазин на Советской. Хороший такой магазинчик, я иногда в нем настоящие раритеты выкапываю. Надеюсь, ты к книгам, не равнодушна?

– Куда ж я от тебя денусь, можно подумать, у меня есть выбор? – огрызнулась Таисия.

– Ладно, – миролюбиво откликнулся Лямзин, – не хочешь со мной – отправляйся в гостиницу.

– Вот еще! – фыркнула она. – Я лучше с тобой поеду.

– Договорились.

На Советской улице радовались жизни цветы. Желтые, красные, фиолетовые, в обрамлении зеленой и сангиновой листвы, они представляли собой неистовое буйство красок. Таисия ковырнула пальцем гранит на высокой вазе-клумбе, понюхала цветок и тут же оглушительно чихнула.

– Ты поосторожней, – забеспокоился Лямзин, – а то еще аллергия от пыльцы начнется.

– Да вроде бы никогда не было, – гундосо возразила Таисия и тут же опять чихнула.

– Ну все, – пессимистично прогнозировал Эдуард, – теперь будет.

Они спустились в подвал, прошли по пыльному бетону, и Таисия опять расчихалась. И прогнусавила:

– Я пойду, на лавочке посижу. Рядом, во дворе.

– Ага, хорошо, – кивнул Лямзин, который мыслями уже был далеко.

Он прошел в один зал, окинул взглядом полки, полные беллетристики, в другом поднял несколько книг с пола, рассматривая их, потом присел на корточки и начал методично перебирать. Вскоре около него выстроилась внушительная стопочка, и он, вздохнув, оставил только две: «Долгую воскресную помолвку» Жапризо и великолепный подарочный экземпляр «Бесов» Достоевского с иллюстрациями Ильи Глазунова. И тут его взгляд упал на тоненькую голубенькую брошюрку, сиротливо лежавшую в стороне: Китаев. Гипноз и преступления.

– Вот оно! – довольно воскликнул Лямзин.

– Вы что-то сказали? – заглянула в открытую дверь продавщица, сортировавшая в соседнем помещении книги.

– Жаль, что я не грек, закричал бы сейчас: «Эврика!»

Когда он вышел, на лавочке Таисии не оказалось. Майор повертел головой, отыскивая ее, и тут она появилась из аптеки, расположенной неподалеку, с пачкой одноразовых носовых платков в руках.

– Так, все ясно, – пробормотал Лямзин, окидывая взглядом пожухший вид девушки, – еще что взяла?

– Ничего. А разве нам что-нибудь надо?

– Конечно. Только не нам, а тебе. Таблетки от аллергии и назальный спрей. Не догадалась?

– Нет. У меня раньше подобного не было, и я думала, само скоро пройдет.

– Эх, учи тебя всему… – притворно вздохнул Лямзин. – Что б ты без меня делала? Пошли!

Он купил нужные лекарства, заставил Таисию сразу принять таблетку и впрыснуть лекарство в нос. Минут через пять Таисии полегчало.

– Ой, глянь, из носа больше не капает, – обрадовалась она, – прошло.

– Ага, практически само, – хмыкнул Лямзин. – Пойдем, поужинаем, а потом – отдыхать. Устал я что-то, да и почитать охота, книжек интересных набрал.

На следующий день Калемков чувствовал себя лучше, но был еще очень слаб – передвигался по палате, придерживаясь за стены и мебель. Но, по заверениям лечащего врача, пациент явно шел на поправку.

Лямзина Иван Иванович встретил радостной улыбкой.

– Узнали что-нибудь о моей Ане? – посмотрел он с надеждой.

– Давайте сначала я вам несколько вопросов задам, а потом отвечу на все ваши, – уклонился Лямзин, опасаясь, что старик разнервничается, и придется опять несолоно хлебавши уходить.

– Хорошо, – покладисто согласился профессор. И шутливо погрозил пальцем: – Я знаю, вам уже есть что мне рассказать! Когда так долго живешь, как я, начинаешь без очков читать в чужих сердцах.

– Да? Тогда скажите мне, чего вы испугались в офисе Никиты Лаврова, когда принесли желтый конверт?

Калемков задумался. Лицо его на мгновенье помрачнело, что не ускользнуло от внимательного взгляда Лямзина.

– Да так, ерунда, – делано рассмеялся профессор.

– Иван Иванович… – вздохнул Лямзин. – Пропала молодая женщина. Никто не знает, где она, может быть, уже мертва. Муж, Никита Лавров, очень переживает. Единственная реальная ниточка, ведущая к преступнику, у вас в руках, и пока мы не нашли никого, кто был бы настолько рядом с отгадкой. Не дайте свершиться несправедливости.

Калемков поежился.

– Мне кажется, вы немного преувеличиваете мою роль.

– Я?! Преувеличиваю?! Да бог с вами, я еще даже преуменьшаю. Пока только вам «посчастливилось» видеть возможного преступника в лицо.

Калемков долго молчал, раздумывая, потом тяжко вздохнул и произнес:

– Ладно. Была не была, расскажу. Но тогда уж все по порядку, чтобы ничего не упустить. Так вот… В последнее время я такую скотскую жизнь вел, что никому не пожелаешь. Сами понимаете, какова она – жизнь бездомного. Признаться, сначала я надеялся, что вот-вот произойдет чудо, и моя жизнь переменится. Но чудо все не происходило. Зато подкрались болезни, и однажды я вдруг понял: предстоящую зиму не переживу. И почувствовал страх. Знаете, такой сжимающий душу тоскливый страх, от которого хочется выть. Я ощущал себя загнанным в угол, ведь времени на то, чтобы что-то в своей жизни поправить, у меня не оставалось. Тогда-то у меня и появилась навязчивая идея уехать в Сочи. Но ехать с пересадками, товарняком было боязно – возраст не тот. Это в молодости так: на голой деревяшке переспал, а утром бодр и здоров. В мои же годы и от матраса по утрам кости болят. В общем, пребывал я в жуткой тоске. И тут подходит ко мне неожиданно человек и предлагает выполнить его крошечную просьбу – доставить по адресу конверт. При этом называет такую сумму в качестве оплаты, что все вопросы у меня в горле застряли. Конечно, я согласился. Да пусть бы там был хоть вирус лихорадки Эбола! – Профессор покосился на Лямзина, ожидая осуждения, и виновато добавил: – Да, мне сейчас стыдно. А тогда думал только об одном: я смогу осуществить свою мечту, и, может быть, мне удастся начать новую жизнь…

Калемков надолго замолчал, и Лямзин нетерпеливо напомнил:

– А испугались-то в офисе у Лаврова вы чего?

– Понимаете, у того человека, который передал мне конверт, были холодные, как ледышки, глаза. И вот, приношу я конверт в офис, а там натыкаюсь на человека с таким же взглядом.

– То есть это был он?

– Не знаю. Скорее всего, мне показалось. Но мне стало не по себе – второй раз за день встретиться с человеком, у которого глаза беспощадного зверя, такое, знаете ли, не для моих стариковских нервов.

Профессор рассмеялся.

– Мда… действительно, странно… – задумчиво протянул Лямзин. – Что ж, спасибо, вы мне очень помогли.

– А адрес Ани? Вы же узнали его?

– Конечно.

Лямзин быстро написал несколько слов в блокноте, выдернул лист и положил его на тумбочку рядом с кроватью Калемкова.

– Спасибо. – Глаза у того увлажнились. – Дай вам бог всего…

Дальше у Лямзина в планах был визит в Императорский охотничий домик.

– Ты готова? – с порога осведомился он. Но, увидев Таисию, явно недавно оторвавшую голову от подушки, хмыкнул. – Да, глупый вопрос, я понял. Быстро приводи себя в порядок и поехали. Времени у нас не так уж много до отлета остается, а я хотел тебя еще к Императорскому охотничьему домику свозить. Тем более что и сам там ни разу не бывал: все как-то недосуг было.

– Что за домик такой? – поинтересовалась Тая, поспешно влезая в джинсы.

– Построен по приказу императора Николая II в начале века, но сам Николай там так и не появился.

– Тоже недосуг было?

– Наверное. А потом революция помешала. Но гости императорской семьи там вроде бы отдыхали. Ну что, едем?

– Сейчас, только макияж легкий нанесу. Не могу же я с неодетым лицом выходить из дому?

Лямзин вздохнул и, взяв брошюру с лекциями по гипнозу, пошел на кухню пить чай. Вскоре там же появилась и Таисия, похорошевшая и повеселевшая. Налила себе чаю и присела рядом.

– Как расследование?

– Движется, – буркнул Лямзин, не отрываясь от чтения.

– Начальник не уволит?

– Откуда знаешь? – поднял голову Лямзин.

– Хм, интересный вопрос. Ты ж рядом со мной лежал, мне каждое слово в трубке слышно было.

– А, понятно, – протянул майор задумчиво и опять уткнулся в брошюру.

– Так ты мне не ответил, неприятностей-то у тебя не будет? – опять отвлек его назойливый голос Таисии.

– Надеюсь, – вздохнул Лямзин. – А уволит – так уволит, буду другую работу искать.

– Какую? – не успокаивалась Таисия.

– Да какая разница! Хоть разносчика пиццы. Пойдем уже, времени мало осталось.

Эдуард точно знал, что где-то здесь должен находиться Императорский охотничий домик, но как он выглядит, понятия не имел. Воображение рисовало нечто экзотическое – может быть, сруб с бревенчатыми стенами, или изящное строение в немецком стиле, или причудливой архитектуры здание царственной эпохи Екатерины II. Но ничего похожего в округе не наблюдалось. Был только высокий, в три этажа дом, примостившийся в выемке горы Ачишхо. Под его белыми стенами сидели две унылые торговки, а перед ними на столиках была разложена сувенирная деревянная утварь и стояли баночки с медом.

Увидев туристов, тетки оживились и начали наперебой расхваливать свой товар.

– Подходите, покупайте поделки из ценных пород дерева! Есть все: подсвечники, солонки, подставки… Вот стопочки из самшита – если из такой водку пить, чувствуешь тонкий аромат благородного дерева… – галдела одна.

– А у меня медок покупайте! Вот каштановый, липовый, цветочный – какой желаете, на любой вкус… – старалась перекричать другая.

– Здравствуйте, девочки! – громко приветствовал их Лямзин. – А не подскажете ли нам, где у вас здесь Императорский охотничий домик расположен? Очень хочется посмотреть.

– Купите лучше медку, зачем вам тот дом? – сделала последнюю попытку продать товар торговка.

Вторая, решив, что клиенты, судя по всему, ускользнули, равнодушно пожала плечами и махнула рукой в сторону тропинки, ведущей в гору.

– А кто его знает, может, где-то там.

Лямзин окинул оценивающим взглядом ботинки Таисии на довольно высоком каблуке и подмигнул:

– Что, пойдем? Одолеешь подъем?

– А что делать? – вопросом на вопрос ответила Таисия. – Неужто зря ехали?

– Тогда тронулись.

Кроны деревьев начинали желтеть, пахло прелой листвой, а под ногами хрустели осыпавшиеся каштаны. Белки скакали по ветвям и стрекотали, ругаясь на потревоживших их покой незнакомцев.

– Ишь ты, не нравится, что мы в их владения вторглись. Они-то лес с наступлением осени своим считают. Ничего, скоро поток туристов совсем иссякнет, мертвый сезон не за горами. Правильно я говорю?

Таисия оторвала глаза от земли и непонимающе уставилась на Лямзина:

– Что? Ой, извини, я задумалась. Так что ты сказал?

– Неважно, – хмыкнул Лямзин.

– Я вот что думаю: каштанами-то как обильно земля усыпана… А можно их собирать?

– Почему нет? Собирай, сколько душе угодно. Вот только жарить их уже дома придется, здесь не успеем.

– А как?

– Что как? Жарить? – переспросил Лямзин. И, не дожидаясь ответа, пояснил: – Да на сковородке. Можно, как семечки, на раскаленной, а мне нравится немножко воды подлить и крышкой прикрыть: они тогда распариваются и мягкими делаются. Да и быстрее так.

– А в духовке?

– Можно, но они там стреляют. Взрываются то есть. Печку не разнесут, но запачкать могут.

– Ясно, – озабоченно произнесла Таисия и бросилась вверх по склону собирать каштаны.

Лямзин шел следом и размышлял.

Легкость, с которой жертвы шли за убийцей, с самого начала вызывала у него недоумение. Девушка приезжает в город, встречает незнакомого человека и тут же соглашается с ним на свидание… Хорошо, допустим, попалась одна легковерная. Но по такой же схеме была убита и вторая. Только с третьей не совсем понятно, были они знакомы раньше или нет.

По отзывам родных и близких покойных, девушки не являлись легкомысленными особами, а Катерина Каранзина и вовсе особый случай: уверенная в себе, с немалым жизненным опытом женщина вдруг спокойно пустила убийцу к себе в дом. Вероятно, она была знакома с ним, но пока вычислить его среди знакомых убитой не удалось. И ведь тоже: едва приехала в город, как погибла!

Заманчиво было бы объяснить поведение жертв влиянием на них гипноза. Но Лямзина смущала легкость подобного толкования – как будто идти по наиболее простому пути, минуя здравый смысл. Да и проку-то от версии с преступником, обладающим гипнотическими способностями? Ничего это на самом деле пока не проясняло, а только, пожалуй, путало дело. Зачем тогда было преступнику платить Калемкову немалые деньги, если достаточно было принудить его выполнить задание?

Да и Калемков в своих показаниях ничего о воздействии на его волю не сказал. Только подчеркнул странный холодный взгляд собеседника, от которого делалось не по себе.

Лямзин вздохнул, подобрал с земли крупный каштан и, расколов его, съел. В животе противно заурчало, и есть захотелось с удвоенной силой.

– Тай, хватит уже, пойдем скорее, а? – виновато попросил он. – Что-то я проголодался, а домика охотничьего все не видно.

– Подожди чуть-чуть, я еще мало собрала. Вместе же будем потом есть.

«Вовсе и не обязательно», – едва не брякнул Лямзин. Но вовремя спохватился и вслух сказал:

– Я от своей доли отказываюсь, можешь на меня не собирать.

Несмотря на уклончиво-мягкую формулировку, Таисия сразу надулась. Она вообще часто обижалась, подчеркнуто демонстрируя это. Лямзина такое поведение повергало в отчаяние.

«Вот же везет мне! – думал он. – Почему-то всем нравится меня воспитывать, все жаждут перекроить меня под себя. А стоит оказать сопротивление – наказывают молчанием. И как мне каждый раз удается наступать на одни и те же грабли?!»

Таисия, словно прочитав его мысли, вдруг весело защебетала. И не замолкла ни на минуту, пока не поднялись на самый верх, где закончилась вымощенная дорожка и началась узкая, заросшая травой тропинка.

– Приехали! – фыркнул Лямзин. – Мы явно забрели не в ту степь. К Императорскому дому много людей ходит, должна быть проторенная тропа, а здесь какие-то заросли. Может, пойдем обратно?

– Пойдем, – легко согласилась Таисия, которой уже изрядно надоела прогулка.

Назад шли молча. Тая старательно делала вид, что любуется пейзажем, а Эдуард опять погрузился в свои мысли. Перед самым окончанием пути он вдруг вспомнил о своей спутнице и ее дурном настроении и начал без умолку говорить – чтобы только заполнить пустоту.

– Каштан – очень ценное дерево. Древесина у каштана твердая, но легкая, хорошо и гладко колется, отлично полируется, а также отличается большой прочностью, особенно в сырых местах. Поэтому каштан любят использовать в бочарном производстве и в строительстве. Плоды каштана обладают повышенной мучнистостью, а каштановому меду по целебным качествам нет равных. Что он только не лечит: и печень, и почки, и… – Тут он осекся и замер, глядя вверх. – Это что?

На массивной табличке над тяжелыми темно-коричневыми дверями, перед которыми недавно сидели торговки, было написано: «Императорский охотничий дом. 1901 г.».