Старый Кукольник

Старик сидел в старом кресле с высокой спинкой. Темно-бордовый бархат стерся от времени. Его мастерская была не похожа на остальные помещения в театре. В других комнатах, расположенных по бокам длинного коридора, сиял яркий свет и сидело по несколько человек. Стояли одинаковые столы и верстаки. А в комнате Старика царил полумрак. Он работал при свете свечей. Был и художником, и скульптором, сам шил наряды и создавал механизмы. Его творения становились живыми, и никто не знал секретов гениального мастерства.

Старик не любил мир, не любил людей. Они казались ему глупыми, жадными и склочными созданиями. Общаться с ними все равно, что копаться в помойке с мусором, откуда неожиданно может выскочить крыса и укусить тебя за палец. А люди не любили Старика, считая его заносчивым и злым. Говорили, что он колдун, что по ночам ходит на кладбище и ловит души умерших, чтобы потом поселить их в своих кукол. Его боялись. И никто не знал, сколько ему лет. Те, кто давно ушел на пенсию, может быть, и знали, как его зовут, да еще директор театра, а остальные звали его Стариком. Его не касались перемены в мире, он давно жил в театре, в своей стране кукол. В глубине его мастерской находилась дверь, которая вела в небольшую квартирку, где он и проводил время. В основном время сна. Продукты ему оставляли у входа по распоряжению директора. В городе у него имелось жилье, но ему оно было без надобности. Старик обладал недоступным простым смертным магическим знанием, и люди, общения с которыми он не желал, сами опасались тревожить его.

Практически никто из работников театра не заходил в таинственную комнату. Иногда народ пытался выразить недовольство, мало ли талантливых мастеров работает в театре, а ему одному такие привилегии. Но эти разговоры заканчивались там же на месте обычным завистливым обсуждением. Всем вновь пришедшим быстро становилось известно от старожилов, что директор никогда не пойдет против старого Кукольника. Ведь даже средние спектакли проходили с аншлагом, если в них участвовали куклы Старика. А они участвовали почти во всех спектаклях.

Во время представления он садился на дальний балкон и сам отбирал актеров, с которыми будут работать его куклы. Именно так он и говорил, не актеры с куклами, а куклы с актерами.

Старик сидел в своем кресле и думал о том, что скоро он покинет этот мир, а так и не нашлось человека, которому можно было бы передать свое мастерство. Что это за Кукольники? Просто роботы. Такое впечатление, что они стоят за конвейером и отливают железные болванки. За всю жизнь ни одной души, которую он мог бы научить и оставить вместо себя в этом мире.

Тихий стук в дверь прервал его размышления. Старик не любил вторжений на свою территорию и знал, что зря его беспокоить не станут.

– Что скажете, Мастер? – Директор достал из коробки куклу.

– Снежная королева?! – Рука с длинными пальцами и вздувшимися венами, но твердая и одновременно нежная, бережно взяла куклу. – Хороша, – решил Кукольник, внимательно рассмотрев каждую деталь. – Очень хороша, но нет души. Откуда? Неужели в нашем театре появился человек, который станет делать более-менее приличных кукол после моего ухода. – Он вернул Королеву назад.

– Пришла одна девочка. Совсем молоденькая. Хочет у нас работать и учиться.

– Девочка? Ну что ж. Совсем неплохо для девочки. Главное, чтобы те, кто ее окружает, не повернули ее... не скажу талант, уместнее умение, вспять.

– Может быть, вы... – директор не успел договорить.

– Пожалуйста, оставьте меня. Я хочу побыть один. И куклу оставьте, – сказал Старик.

Дверь неслышно затворилась, и он взял Снежную королеву. Сердце учащенно забилось. Вот оно. Переплюнуть через плечо три раза. Что люди знают о суевериях? Многие вообще не верят в ритуалы. А если б верили, может, и жилось бы им лучше? Все в руках судьбы. Ты подумал, решил, распланировал – а тебе раз – и что-нибудь неожиданное подкинут. Вежливость по отношению к фортуне – первая вещь. Плюнуть через плечо, постучать по дереву. Даже такой мелочи достаточно, чтобы показать высшим силам, что ты их уважаешь, что все зависит от них, и в тебе нет глупой человеческой самонадеянности. Главное, сделать это осознанно, понимая для чего, а не по пустой привычке, как глупые людишки.

Вот оно! Это мастерство! Настоящий талант. Только надо научить ее делать их живыми. Интересно, что же это за девочка? Откуда она взялась? Кто стал ее учителем? Старик рассматривал зеленые глаза, кружевное платье, длинные белые волосы, подстриженные идеально ровно, бледное лицо без единого изъяна. В ней нет души, я не соврал. Но Снежной королеве она и не нужна. Ее суть – холод и безупречность. Мы с этой девочкой созданы друг для друга. Я буду учить ее.

Старик поднялся, прошел в темную дверь в углу мастерской. Впервые за много месяцев его душа обрела покой. Он согрел молока и, выпив его, заснул. Кажется, его мечта сбылась – можно будет спокойно умереть. Нельзя уходить из этого мира, не передав свой дар достойному, избранному. Таков закон. Перед тем, как окончательно провалиться в сон, он трижды постучал по деревянной спинке кровати и улыбнулся в темное пространство комнаты.

Когда Старик появился в дверях мастерской, где работала Зоя, многие из кукольной бригады даже не сразу заметили, как подошел этот человек в простой белой блузе, прямых, но довольно широких бархатных брюках и мягких туфлях. Подкрался, будто тигр на неслышных лапах, и стоит, наблюдает цепкими, глубоко посаженными карими глазами. Вынюхивает что-то своим тонким орлиным с горбинкой носом. Седые, еще густые и немного вьющиеся волосы убраны назад, блестят от бриолина. На безымянном пальце руки, которой он оперся о косяк двери, сверкнул драгоценный камень тяжелого перстня.

По комнате тяжелой волной прокатился шепот. Уже никто не мог работать. Смотрели с тревожным ожиданием – зачем этот колдун вылез из своей каморки, что случилось? Лишь Зоя разрисовывала чью-то голову.

– Я пришел за тобой. – Люди впервые услышали его голос. Он оказался низкий, мягкий, гипнотизирующе спокойный.

Зоя продолжала увлеченно рисовать, когда соседка толкнула ее локтем в бок. Кисточка вильнула, и на лице появилась ненужная полоска. Девочка вскочила, расстроенно вскрикнула: «Вы что?!» Коллега показала ей взглядом на дверь.

Кукольник, наблюдавший забавную для него сцену, сразу узнал Зою. Никакого убогого человеческого любопытства. Ушла в работу с головой. Без этого нельзя создать что-то стоящее. А эти все как вороны. Раскрыли клювы. Еще неделю найдется о чем поговорить. Что они могут создать? Деревянных болванов на болтах?

– Я пришел за тобой.

– За мной?

Молчание.

– А вы кто? Куда я должна идти?

Волна зарокотала – иди, иди, не спорь, иди. Волна стала подталкивать ее к двери. Зоя пошла за Стариком.

Она вошла в комнату, куда был разрешен доступ лишь нескольким людям. В комнату, где окна были задрапированы тяжелыми бархатными шторами и горели десятки свечей. Где на стенах висели потемневшие от времени картины в больших деревянных рамах. Где прекрасные куклы не болтались на гвоздях, как во всех театральных мастерских, а сидели на красивых полках. Здесь стоял массивный стол из дорогого дерева с крепкими изогнутыми ногами. На нем в художественном беспорядке были накиданы дивные разноцветные ткани. Нитки и иголки расположились в отделах красивого сундучка. Настольная лампа с абажуром из цветных витражных стекол отражала мерцание свечей, умножая огоньки и делая их разноцветными, мягко окрашивала комнату в темно-красные, темно-желтые и темно-синие цвета. Целую стену занимал стеллаж с выдвижными ящиками. Все детали, из которых создаются куклы, лежали в них. Об этом говорили металлические таблички. На них чеканной полукруглой прописью значились названия частей. Ни одна не валялась на виду. Верстак был старинный, резной и совершенно чистый. Ни одной стружки, ни одной проволочки. Словно выстроили по заказу декорацию. Сфотографировали. И разобрали.

У стола возвышалось кресло. Восхищенная Зоя подошла и погладила потертый бархат. На кресле сидела ее Снежная королева.

– Я люблю эту ткань. Она живая, теплая.

Девочка вздрогнула и отдернула руку. Старик прервал ее забытье.

– Что ты хочешь, Зоя? Что ты хочешь сделать?

– Я мечтаю создать идеальную, совершенную куклу.

Мастер остался доволен ответом.

– Я помогу тебе в этом. По высшей воле ты должна стать моей ученицей.

– Почему я?

– Ты избранная. Тебе я передам все свои знания. Кто твой учитель?

– Папа. А его учил старый немец Клаус.

– Клаус умер. Это один из немногих великих Кукольников в мире. А что с твоим отцом?

– Его больше нет.

– Значит, жизнь распорядилась передать тебе умение через отца. Видно, ты еще была мала?

– Да, мне было лет шесть. А потом началась война.

– Принеси все, что у тебя есть. А сейчас иди домой. И не ходи больше туда, где сидела. Нечего тебе там делать. Теперь твое место здесь. И нам предстоит провести много времени вдвоем.

Она привезла все, кроме мачехи Наташи.

Потекли дни, недели и месяцы, которые потом Зоя считала самыми прекрасными в своей жизни. Она приезжала рано утром в мастерскую Кукольника и выходила из нее поздним вечером. Все ее существо прониклось этим чудесным обучением. Раньше она просто уходила в себя и делала очень красивую игрушку. Теперь же все стало иным. Она читала историю кукол, волшебные сказки и легенды про них. Старик помогал ей осваивать огромные учебники на разных языках с огромным количеством схем и рисунков. Зоя изучала тончайшие механизмы, которые приводят куклу в движение. У Кукольника была целая библиотека, и сам он был целый мир. Фантастический мир, такой далекий от реальности. Он знал десятки языков. Но самое главное, чему он учил ее – это создавать кукол живыми. В собрании его книг хранились древние фолианты с ритуалами и заговорами, которые надо произносить во время рождения новой куклы.

– В этих книгах собраны старинные магические заклинания и ритуалы. С помощью них ты можешь оживлять души кукол. Эти слова обладают огромной потусторонней силой. И теперь ты знаешь их. Но никогда, слышишь, никогда ты не должна использовать их во зло. Они служат для того, чтобы дать творению душу. Люди, увидев игру твоего создания, будут плакать или смеяться. Они ни на минуту не должны усомниться, пока длится действие, что твоя кукла живая. Я учу тебя доброму колдовству, но в этих книгах есть и дьявольские ритуалы, которые служат темным силам.

– Эта кукла, похожая, как ты говоришь, на твою мать, уже стара и потерта. Видно, что мастер вложил в нее душу. Эта единственная из принесенных тобой кукол живая. И хоть она ничем не примечательна, я чувствую в ней зло. Но это, наверное, стариковские бредни. Правда, моя интуиция меня до сих пор не подводила. Не пойму, откуда это чувство, но мне кажется, что у нее есть сердце.

Зоя не оставляла Надю в мастерской ни на один вечер, сказав, что она ей очень дорога. Вдруг гениальный Кукольник раскроет секрет.

– Знания, пришедшие к тебе, – большая власть. Твоя воля, как ими распоряжаться после моей смерти. Можешь остаться здесь и всю жизнь работать в театре. Можешь постараться и уехать в Европу. Ты теперь сможешь жить везде. Делай, что хочешь. Но только помни, что зло, совершенное тобой, обернется против тебя.

Однажды Старик снял со стены одну из картин. За ней обнаружилась дверца, сливающаяся со стеной, оклеенная теми же обоями.

– 666. Число дьявола открывает эту дверцу неспроста. Здесь хранятся яды. Когда-то я изучал их и даже изготовлял сам. Одна капля этого, – он достал хрустальную склянку в серебряной кружевной оправе, – делает человека мертвым медленно. Ты не думай, – Кукольник улыбнулся. – Я не проверял это на людях. В молодости мне довелось жить в диких африканских племенах, и я все это видел своими глазами. Да, у меня была интересная жизнь. Ты еще многое узнаешь обо мне. Ну да ладно. – Он осторожно поставил скляночку на место. – Хранится десятилетиями. Очень опасное снадобье. А этот убивает наповал. После капли его медленно умираешь и в гробу лежишь зеленым сморщенным созданием. Ну, эти средства нам с тобой не понадобятся. Я рассказал тебе о своем старом увлечении, чтобы ты получше узнавала иной мир. Правда, иногда я люблю перебирать их, находя удовольствие от имеющейся в моих руках власти. Но очень редко.

Кукольник полюбил талантливую девочку. Он радовался ее успехам. Она создала за время их общения не много кукол, но все они были прекрасны и они были живые. Однако он чувствовал в своей ученице что-то недоброе, что росло, росло, а потом вдруг приостановилось, но зацепилось крепкими корнями внутри и затаилось до случая. Поэтому он неустанно напоминал ей о том, что с ее новыми знаниями в этот мир нужно идти только с чистыми чувствами.

Процесс создания кукол теперь стал для Зои непрерывной медитацией. Она жила в кукле, отождествляя себя с ней. Она вела себя так, как, возможно, вела бы себя эта кукла, будь она человеком. В ее талантливых руках они обретали черты настоящих людей. Девушка жила в каждом пальчике, в каждом волоске, в каждой ниточке на ткани одежды. Она смотрела на мир глазами куклы, ходила по земле ее ногами и говорила ее губами. Помимо того, что она по настоянию Кукольника учила английский («тебе, девочка моя, предстоит общаться со всем миром»), она еще шептала ритмичные волшебные слова на древнем непонятном языке, и они сливались у нее в длинные красивые баллады и уносили ее во времена колдовства и магии. Она произносила длинные фразы, зная только подстрочный перевод, но они звучали у нее в голове стройными стихами.

Время, проведенное с Кукольником, слилось в одно прекрасное целое. Девушка не замечала, что опали желтые листья, потом шел мокрый снег, который сменили пушистые снегопады, складывающиеся в белые сугробы. Снежные горы растаяли, и потекли весенние потоки, и полили дожди, вновь распустились листья на деревьях, и летом опустел город, к осени опять наполнился людскими ручейками.

Тогда она забыла обо всем. Забыла об умершей маме и об отце, забыла о ненавистной мачехе, причинившей ей столько горя. Забыла о Кате и о Паше и о том, что она узнала про них. Она ела и спала для того, чтобы жить и делать то, что делала. Дядя обеспечил ей полный комфорт. Его водитель отвозил и забирал Зою на машине. Она не знала, что происходит в мире, и никто не трогал ее. Девушка полюбила старого Кукольника всей душой и впитывала все, чему он учил, жадно, до последней капли. С каждым днем она знала и умела все больше и больше и по-настоящему жила в мире кукол, думая, что так будет всегда. Пока не пошел снег...

В тот вечер Кукольник почувствовал себя плохо. Он лег в кровать и попросил ее сделать ему травяной чай. Зоя принесла Старику чашку дымящегося ароматного напитка, и он, поблагодарив, отпустил ее домой.

– Будь осторожна. Что-то неспокойно у меня на душе.

Она позвонила дяде и сказала, что дойдет до дома сама. Хотелось пройтись. На улице было сумрачно и пустынно. Ей запомнился серый сухой асфальт и колкие острые снежинки, больно секущие лицо. В одном из переулков ей встретилась толпа цыган. Они стояли плотным полукругом, а внутри него была девушка, очень похожая на Катю, только старше. Одна цыганка показывала на Зою, и ей в тот момент стало немного не по себе. Или ей все это показалось. Опустив голову, она быстро прошла мимо.

В подъезд вбежала, уже основательно продрогнув. Лампочка перегорела. Темные тени от лестничных перекладин лежали на освещенных уличными фонарями стенах. Она почувствовала, что не одна в темном подъезде, и неприятное ощущение, чуть колыхнувшееся при встрече с табором, укрепилось и стало расти и обретать какие-то злые формы. Никого не видно. Только дыхание где-то за спиной. Тяжелое, прерывистое. Может, это стучит сердце. Страх встал комком поперек горла. Легкий шорох, на мгновение застыла и проскользнула наверх тень, шепот: «Пора. Иди и убей ее. Я помогу». Воздух превратился в липкую массу. С трудом продираясь сквозь нее, Зоя поднялась на свой лестничный пролет, дрожащими руками нашла ключ, открыла дверь и разделась. Сердце увеличивало обороты, стучало все сильнее и сильнее, как колеса поезда, набирающего скорость. И с искрами и скрежетом по шпалам вдруг затормозил, словно машинист увидел лежащего на путях человека. На диване в гостиной, взявшись за руки, сидели Катя и Паша.

– Зоинька, здравствуй. Как добралась? На улице так метет. Я уж думал, зря согласился, чтобы ты одна домой шла. Всего пять вечера, а на дворе будто глубокая ночь, – сказал дядя.

– Спасибо, хорошо. – Слова были словно вываливающиеся изо рта камни.

– А что со Стариком?

– Немного приболел.

– Ничего серьезного, я надеюсь?

– Нет.

– Ты садись, садись, детка. Сейчас выпьешь горячего чая, поешь картошечки жареной.

Алексей Дмитриевич встал со стула, на котором он сидел напротив парочки.

– С Пашей ведь ты, наверное, знакома?

– Да. Знакома. Можно я пойду к себе? Очень устала, – вываливались слова-камни.

– Зоинька. А мы тут разговариваем. Твое присутствие тоже не помешало бы. Ну побудь с нами немного.

Зоя села.

– А у нас радость. Катенька беременна. Вот думаем, когда свадьбу играть. Нужно все так решить, чтобы никаких разговоров не было. Школу ведь заканчивать весной, а тут такое дело. Конечно, будем рожать. Паша поселится у нас.

– Как здорово! Я люблю малышей. – Камни покрылись мягким слоем мха.

– Я знал, Зоюшка, что ты тоже обрадуешься. Станешь тетей.

– Дядя, я ужасно проголодалась. Где твоя картошка?

– Сейчас, котенок. Пойдем на кухню.

Ее план был до смешного прост. Взять у Старика склянку с ядом, тем, что медленно убивает, и дать выпить Кате под каким-нибудь благовидным предлогом. Захочет Катя попить водички, а Зоя ей принесет. Надо же ухаживать за беременной сестрой! И она медленно умрет, она и ее ребенок. А Паша останется. Ему будет очень плохо, он будет страдать, а добрая Зоя – утешать его. Он привыкнет к ней, проникнется ее добротой и останется рядом навсегда. Теперь нужно только время. Надо сделать это летом. Жарко, продукты портятся, ими легко можно отравиться. Никто ничего не заподозрит. А пока пусть порадуются своему счастью, а ей надо быть хорошей девочкой и заботливой сестрой.

Лето наступило на удивление быстро. Зоя работала в мастерской, Катин животик округлялся и рос. При помощи дяди они с Пашей расписались, взяв в свидетели Зою и его самого. Свадьбы не играли. Алексей Дмитриевич решил, что это будет слишком для их возраста. И так разговоров полно. Последние несколько месяцев по личной дядиной договоренности Катя доучивалась дома, и экзамены сдавала учителям в частном порядке. Далеко не все к ней относились с пониманием. Но ей было все равно, она радовалась, что есть человек, который решает все проблемы, что есть Паша, они вместе, любят друг друга и у них будет ребенок.

Зоя настолько вжилась в роль хорошей сестры, что сама начала верить, будто все так и есть на самом деле. Зло затаилось. Выдерживалось в глубине сердца, как хороший коньяк в дубовой бочке. Насыщалось и крепло. Любовь к Паше – крепкая жемчужина – хранилась там же. Только раньше она была светлой жемчужиной, а теперь стала черной, впитав в себя источавшиеся рядом коньячные пары зла. Черная дороже и ценнее, за черную надо бороться до смерти.

В тот жаркий день асфальт плавился еще с утра. Горячий и тягучий воздух не давал дышать. И тополиный пух, медленно оседавший на землю, прилипал к влажным от пота лицам прохожих. Зоя шла в театр. Она все больше любила ходить одна и часто отказывалась от услуг дядиного водителя. В конце улицы уже просматривалось здание театра, когда вдруг тротуар под ее ногами стал мягкий и воздух превратился в липкую прозрачную массу, и, как тогда в подъезде, за спиной послышалось тяжелое дыхание и голос: «Убей ее. Сегодня». Зоя стала проваливаться в глубокий бездонный тоннель, пытаясь хвататься руками за липкий воздух. Она очнулась на лавочке, вокруг нее стояло несколько человек, что-то спрашивали про здоровье, какая-то женщина доставала таблетки из сумки. «Сердце, обморок, жара, валидол, проводить, врача». Отрывки чужих слов и фраз жужжали в голове, как мухи.

– Спасибо, все уже хорошо. Жарко очень. Мне недалеко. Я дойду.

Женщина протянула ей таблетку и заставила выпить. «Убей ее. Сегодня».

– Да, да. – Зоя взяла лекарство. – Я сделаю это.

Ее еще покачивало, и немного кружилась голова, когда она зашла в мастерскую. Словно голос забрал часть сил себе.

– Не терплю, когда опаздывают. – Кукольник был не в духе. С ним редко такое происходило в Зоином присутствии. На других он мог производить впечатление угрюмого заносчивого старикана, но с девочкой всегда был спокоен, внимателен и даже добр.

– Простите, я в обморок на улице упала.

– Попей сладкого чая. Я пойду к себе. Беспокоить меня не надо. Работа у тебя вроде есть.

– Да, есть. Работы много, как всегда.

Старик ушел в свою комнату и запер ее на ключ. Он лег на кровать и прикрыл глаза. Сердце с утра пошаливало, и нехорошие предчувствия давили на грудь, словно на ней сидели большие тяжелые жабы. И девочка в обморок упала. Странно все это. Наверное, жара.

Три шага и три цифры отделяли Зою от заветной склянки. А вдруг Кукольнику взбредет в голову сегодня полюбоваться своими ядами. Внезапно резко заболел низ живота, и она почувствовала, как что-то теплое знакомым ощущением мягко выплескивается изнутри. Быстро вскочив, проверила белье. Так и есть. Кровь! Нет никаких сомнений, ничего старик смотреть не захочет. И не полезет в шкаф, пока она все не вернет на место. И она всегда сильнее, когда идет кровь. Это мамочка посылает ей знак и помогает избавиться от тех, кто стоит на ее пути и ломает ей жизнь. Мама хоть и не приходит больше, но зато подарила ей могущество, чтобы ее девочка не пропала в этом мире. Первая попавшаяся ткань, чтобы ничего не перепачкать, три шага до картины, три дьявольские цифры 666, вот она – хрустальная бутылочка в серебряном переплете, пара капель из которой вернут Пашу и сделают ее счастливой.