По идеально ровной дороге среди прекрасных деревьев, какие бывают только в заповедном месте, на небольшой скорости, легко, как по маслу, ехал «Астон Мартин», элегантный, безупречный и вполне скромный автомобиль, отличающийся от большинства иномарок не только ценой – на нем был знак совершенства. Как на этих деревьях, какие никогда не вырастут в пыльном месте у грязной дороги. Собственно, тут и был раньше заповедник, а теперь – поместье одного хозяина. «Астон Мартин» проехал мимо нескольких вышек охраны, остановился на минуту у высоких ворот, которые разъехались перед ним, открывая шикарный особняк – разные уровни, башни, причудливые балконы, террасы, окна… Этот особняк просто трещал по швам от шальных денег его хозяина. Автомобиль, проехав по широкой дорожке, остановился у парадного входа рядом с помпезным фонтаном, фонарями, статуями и прочей атрибутикой богатства. Когда со ступеней стал спускаться хозяин, из машины вышла женщина среднего роста, с прекрасной фигурой, в простом черном костюме с узкой юбкой и приталенным жакетом. Ее темно-русые волосы были гладко зачесаны назад и уложены толстой косой на затылке. В некрашеных прядях блестели серебряные нити. Женщина была в возрасте, но о таких, как она, никогда не говорят «немолодая», «пожилая». Она была отмечена знаком совершенства.

– Здравствуй, Мария, – сказал, целуя ей руку, хозяин дома, крупный холеный мужчина в домашней одежде – джинсах и клетчатой спортивной рубашке. Спорт однозначно занимал не последнее место в его жизни, поэтому живот гурмана и сибарита вполне компактно держался под ремнем джинсов.

– Здравствуй, Вася, – ответила женщина красивым грудным голосом, мельком взглянув на него черными глазами удивительного разреза – к вискам.

Они прошли в гостиную, где был накрыт небольшой столик у террасы, посидели, немного выпили, Мария съела пару виноградин. Поговорили о том, какая красивая осень на дворе.

– Извини, я тороплюсь, – небрежно сказала Мария и встала.

Он кивнул и смотрел, как она уходит из гостиной по широкому коридору в сторону ванной, с чувством, которое всегда возникало после этой ее фразы. Ему казалось, что его подвинули с дороги ногой, как ненужный предмет. «Ну, ничего, что поделаешь», – сказал он себе, выпил в одиночестве полстакана виски, тоже направился к ванной, откуда она как раз выходила в пушистом розовом халате. Они вошли в спальню, не касаясь друг друга. Эта комната, обшитая ценными породами дерева, была набита символами мужской власти и превосходства. Колонны, тумбы, стойки, эротично-откровенные авторские диваны, огромная кровать с резными спинками, со множеством разного размера, цвета и формы подушек. Мария подошла к кровати и сбросила халат на толстый ковер шоколадного цвета. Потом удобно устроилась среди подушек, а он, медленно раздеваясь, пытался поймать ее взгляд. Но она никогда на него не смотрела. Этот ее неуловимый взгляд, казалось, разглядывал все вещи в комнате, но она не видела его. Эта ее гордыня его и возбуждала, как он сам себе говорил. Он придавил ее сразу всем своим весом, пристально разглядывая лицо, видел морщинки, горестные складки у губ… Что поделать: никто из его молодых любовниц не вызывал в нем такого желания. Их секс был похож на борьбу. Он пробовал во время близости говорить о других женщинах, чтобы разжечь в ней ревность, он бывал с ней грубым, почти жестоким, иногда доставлял ей боль, наслаждался ее беспомощностью, но в результате она поднималась легко, непринужденно, как королева с трона, и ему всякий раз казалось, что она переступает через него. Он смотрел ей в спину и придумывал любовные истязания. Он знал, что может доставить ей боль. И она это знала. Поэтому подчинялась ему, как миленькая.

В гостиной, уже одетые, они выпили по бокалу вина. Она молчала.

– Тебе было хорошо? – небрежно спросил он.

– Конечно, – еще более небрежно кивнула она.

– Интересно, почему ты ни разу в постели не назвала меня по имени? Я уж не говорю о чем-то более интимном…

– Милый, дорогой? – насмешливо спросила Мария. – Это не мой стиль.

– Ты куда так торопишься?

– Магазины, хозяйство…

– Как дети?

– Все хорошо.

– Давно нигде не встречаю твою дочь.

– Она отдыхает.

– Где?

– Точно не знаю. Путешествует.

– Странно. Она вроде бы никуда не выезжала.

– Ты это проверял? – рассмеялась Мария. – А я не сказала, что она путешествует за границей. Она очень любит русские деревни. Березки, колодец, все такое. И чтобы чисто вокруг.

– А-а. Ты имеешь в виду – никакой швали типа меня?

– Я вообще не думала о тебе в данном случае. Какое отношение ты имеешь к моей дочери…

– Да никакого. Просто содержу вас всех. Как машина? Нравится?

– Еще бы. Спасибо. Мне на самом деле пора.

Она направилась к выходу, во дворе коснулась губами его щеки, как всегда, прикрыла глаза.

– Я завтра позвоню, – сказал Василий.

– Конечно.

…Мария медленно ехала по Москве. В сумерках город казался ей чужим. И жизнь ее вдруг стала какой-то чужой. Она остановилась у элитного салона меховых изделий. Вошла в небольшой уютный зал, где к ней сразу бросились две продавщицы, повели показывать новинки. Она внимательно рассматривала в их руках полушубок из соболя, потом шубу из белоснежной норки, взяла полушубок. Не надевая, просто приложила к себе. Мех выгодно оттенял роскошные волосы, черные глаза. Девочке пойдет. Она подарит это ей к Новому году… Если они все будут живы.

Она вышла, села в машину, доехала до элитного дома на Остоженке, поднялась на третий этаж, где находилась только ее квартира, открыла тяжелую дверь, зажгла свет в прихожей…

– Толя, ну почему ты сидишь в темноте, – произнесла она, глядя на светлую голову парня, который как будто спал в глубоком кресле. Ее сын всю жизнь ждет ее. Взрослый мальчик, скоро двадцать лет.

– Где ты была? – Он всегда так тревожно смотрит своими серыми глазами.

– По делам ездила, по магазинам. Пойдем на кухню, поужинаешь, посмотрим телевизор.

Он послушно пошел за ней – худой, нескладный, похожий на подростка.

– Что ты делал? – спросила она у него, когда он пил кофе со сливками и пирожными: у него были вкусы, как в детстве.

– Ничего. Кто-то звонил, но я не брал трубку.

Мария подошла к нему, обняла сзади, вдохнула родной запах, прошептала:

– Ты скоро тоже уедешь. Все будет хорошо.