Пламя сотен свечей

Конечно же, дома вспыхнул скандал: если Заки мое решение насчет Тель-Авива воспринял с восторгом, то Ольга закатила форменную истерику.

— Замки поменяли, никаких посторонних в доме — не понимаю, в чем проблема? — кричала она. — Дождись хотя бы сентября, когда мне снова придется пахать в институте. Но сейчас каникулы, и я хочу нормально отдыхать, черт возьми!

— А я хочу жить, черт возьми! — тенористо крикнул в ответ Заки. — Что тут неясного? В Тель-Авиве я буду целей, золотце мое.

— Хорошо, тогда я тоже лечу в Тель-Авив, — решительно отрубила моя сестра и отправилась в спальню. Видимо, собирать чемоданы.

Заки развернулся ко мне, сделал страшные глаза и, тыча пальцем в направлении лестницы, прошипел:

— С ней я никуда не полечу. В Израиле у меня официальная невеста.

— Ну, это уж ты сам решай, — вяло отбоярился я и направился на кухню.

Здесь было тепло и уютно, и молчаливый, но вполне оживший Васек гремел невыносимо блестящими кастрюлями.

— Спасай, брат, — проговорил я, чувствуя, что голова становится тяжелой, наливаясь тупой болью в висках. — Попал под дождь и, похоже, простыл.

Щекин немедленно поставил на плиту чайник, достал мед, лимон и особый китайский чай, принявшись готовить чудодейственный напиток в большой пузатой кружке. Затем он намазал хлеб маслом, щедро полил хреном и горчицей и приказал мне съесть. Слезы выступили у меня на глазах, а из носа потекло, как из трубы.

— Ты же был на машине, где тебя угораздило промокнуть? — поинтересовался Васек, с удовольствием наблюдая за результатом действия своего огненного бутерброда.

— На кладбище, — просипел я, шмыгая носом. — Ходил навестить могилу Каси.

— Вот как… — качнул головой Васек, задумчиво помешивая в кастрюльке какой-то мудреный соус. — А знаешь, говоря в общем и абстрактно, в этом что-то есть. Некоторые женщины таковы, что гораздо проще их любить, если они в лучшем мире и не могут сотворить какую-нибудь гадость. Вот так приходишь к ним на могилку, оставляешь красивые цветы и уходишь. Прекрасно. Но я не Касю, конечно, имею в виду.

— Коню понятно, что ты имеешь в виду Свету, — слабо махнул я рукой, чувствуя, что тело наливается странной невесомостью. — Рассказывай, что там у вас с ней приключилось.

Васек уселся на стул, напряженно всматриваясь в сгущающиеся сумерки сада за стеклом.

— Ничего не приключилось. Да и не могло. Все ведь было ясно: она дразнила тебя и все такое. Но я дал себя обмануть. Подумал: а вдруг? Вдруг там, на вечеринке, я поражу ее чем-то — своим остроумием, эрудицией, танцами. Знаешь, я ведь здорово танцую.

Ботаник бодро вскочил и изобразил несколько па, какими выдрючивается тореадор перед покрашенными красным лаком кончиками рогов быка, готового порвать ему задницу. Выглядело это грустно. Васек сам все понял, сник и, ссутулившись, снова принялся мешать соус.

— На ноги мы тебя поставим, — проговорил он, стараясь держаться молодцом. — Но только не для Светы, конечно. Она красивая, очень даже неглупая, но для нее нет ничего дороже денег и собственной шкуры. — Тут Щекин бросил на меня просветленный взгляд. — Между прочим, девушка чего-то очень боится. Мне сразу это стало понятно.

Я кивнул. Страх — вот то чувство, которое, как шаль, обнимало нашу киноведку во время нашего последнего свидания на ступеньках общежития.

— И еще интересный штрих, — добавил Васек. — Ее режиссер, что устраивал пирушку, рассказал, как год назад какая-то девица шантажировала Свету, засняв ее во время оргии. Хороший, между прочим, парень, то есть режиссер, я имею в виду. Когда Светлана смылась, ничего не сказав, он мне про нее все и выложил, как есть. Ну, тут я и начал пить и плакать. Так не хотелось верить, что моя девушка просто мразь и грязь, и ничего больше. Пей чай, пока горячий.

Я выпил целебный чай, поднялся к себе, и Васек заботливо укрыл меня несколькими одеялами, заметив:

— Тебе надо хорошенько пропотеть.

Пространства ширились и умножались, пламя сотен свечей колебало воздух, делая его горячим и живым. Я прошел по аллее и остановился перед могилой Каси. Тут она сама появилась в крошечном окошке на плите, как на экране телевизора.

— Подумай хорошенько, — сказала, — ведь все очевидно. Это Света толкнула меня в окно, потому что я ее шантажировала. Не подумай ничего плохого, просто мне нужны были деньги. И вообще, Светка — редкая дрянь. Кстати, что там у нее со Шкафом?

— Уже ничего.

— И ты веришь? Тебе нужно пропотеть. Боже, ты весь горишь!

Откуда-то появилась Светлана со стаканом воды. Я стал жадно пить, но жажда не проходила, только еще более усиливаясь с каждым глотком.

— О чем он говорит?

— Есть в доме аспирин?

— Подумай хорошенько, все очевидно.

Я взглянул на милое, светлое Касино лицо.

— Правда, что ты шантажировала Свету? Скажи — да?

Она только молча улыбалась — цветная фотография на могильном кресте. Мне стало нескончаемо горько.

— Зачем? Ну зачем, Кася?

Естественно, девушка ничего не ответила.

Васек почти силой заставил меня выпить таблетку аспирина.

Пламя сотен свечей погасло. Я уснул.