Глава 15
Обдумав со всех сторон поставленную перед ним задачу, Бабкин составил план. В этом плане было всего два пункта, потому что операторов сотовых компаний, обслуживающих телефоны фирмы «Эврика», тоже было только два.
— А разве менеджерам не запрещено давать информацию о звонках их клиентов? — удивилась Маша, когда муж поделился с ней своими намерениями.
— Запрещено, конечно же. Это совершенно противозаконно.
— Как же ты тогда…
— Через черный ход, — лаконично объяснил Бабкин, прицеливаясь, какую компанию выбрать первой. — И с помощью мзды.
Замысел Сергея был очень прост и состоял в том, чтобы выйти на начальника службы безопасности каждой из компаний и, заплатив ему некоторую сумму, купить распечатки телефонных переговоров всех сотрудников «Эврики» за последние два месяца, а кроме них и всех сотрудников фирмы, выигравшей тендер, — «Фортуны».
— Сорок с лишним человек в «Фортуне», — вслух подумал Сергей. — Не так уж много.
— По-моему, у тебя тяжелое умственное заболевание, — фыркнула Маша. — Называется эйфория Илюшина. Неужели ты думаешь, что стоит тебе прийти с конвертом к незнакомому человеку, как он тут же нарушит ради тебя должностную инструкцию? Ничего он тебе не продаст!
— При некоторой доле сопутствующей мне удачи — продаст. Даже не задумается. Поверь мне на слово, Машка, — в этой стране все продается гораздо проще, чем тебе кажется. А особенно легко продается секретная информация, которая вообще не должна продаваться.
Однако вскоре выяснилось, что удача в тот день почти целиком досталась Макару.
Начальник службы безопасности первой компании, на которого через знакомых вышел Бабкин, наотрез отказался с ним разговаривать.
— Я вторую неделю работаю, — сказал он, — из-за тебя вылетать с работы не собираюсь.
Он хотел прибавить, что предлагает визитеру проваливать на все четыре стороны, пока того не выкинули с лестницы, но оценил габариты гостя и решил, что благоразумнее будет промолчать. «Черт его знает — то ли подсадная утка, то ли нет… Обидно, конечно, от дармовых денег отказываться, только лучше уж мне перестраховаться».
Сергей посмотрел на хмурую небритую физиономию начальника, на которой отражались все его внутренние метания, мысленно плюнул и поехал во вторую фирму с самыми мрачными предчувствиями.
Однако здесь ему повезло. Безопасник, оказавшийся его ровесником, с шутками и прибаутками выдал Бабкину желаемое через полтора часа. Сергей быстро просмотрел листы распечаток, убедился, что получил то, что и требовалось, и покинул офис компании, оставив довольному балагуру конверт с купюрами и пакет с коньяком и закуской.
Вернувшись домой, Сергей методично начал проверять каждого из работавших в «Эврике». Вторым оператором пользовались семь человек, и Бабкин надеялся, что один из этих семи и окажется «кротом». Однако проверить необходимо было всех, и он продумывал, как же получить распечатки в обход первого начальника службы безопасности, у которого трусость преобладала над жадностью. Получалось, что никак. Обращаться с такой ерундой к бывшим коллегам Сергею не хотелось, но он понимал, что другого выхода скорее всего не останется.
Через пятнадцать минут после начала сверки он зашел в комнату, где работала Маша, и торжествующе помахал у нее перед носом листами.
— Что? — спросила она, устало потирая глаза. — У меня сценарий никак не пишется, а теперь еще и ты пришел мне мешать?
— Капитошин с Викуловой пока вне подозрений. Скажу честно, меня это радует.
— Здорово. Хотя, знаешь, я и не сомневалась, что никто из них не станет продавать информацию на сторону. Подожди, а ты уверен?
— Нет, не уверен. Я только начал проверять. Но пока в списке их звонков за последнее два месяца нет сотрудников «Фортуны». К счастью, почти все их сотрудники пользуются второй компанией, а не той, где трусливый безопасник.
— Не трусливый, а честный, — уныло сказала Маша. — У меня как раз сценарий о честности. Вторую неделю не могу его дописать, а редактор требует. Я уже пять других придумала и записала, а этот никак не идет.
— Нет в нем ничего честного. В смысле в мужике, а не в сценарии. Будь он стопроцентно уверен, что я не подослан его начальством для проверки, он бы продал мне сведения, не задумываясь. Напиши об этом в своем сценарии, и получится у тебя якобы про честность, а на самом деле совсем наоборот.
Маша задумалась на секунду, и лицо ее просветлело.
— Сережа, точно! Если я напишу, что ежик был честным только из страха попасться, то это будет соответствовать требованиям редактора! А слащавости я избегу. Выведу правильную мораль, и…
Она быстро забарабанила по клавишам, не обращая внимания на мужа.
— Мавр сделал свое дело, мавр может уходить, — буркнул тот. — Пойду проверять остальных.
* * *
Всю последнюю неделю Катя чувствовала себя не в своей тарелке. Когда на нее обрушились события, связанные с побегом из дома, она понимала одно: нужно где-то переждать, пока все придет в норму, а там видно будет . И вот она переждала. Вся семья Ашотянов находилась под следствием, и Катя без малейших угрызений совести собиралась подать на развод. С одной стороны, все утряслось, и она была счастлива от этого. «Закончилось. Все закончилось», — напоминала себе Катя по утрам, глядя в зеркало, и даже зажмуривалась от недоверия. Неужели она никогда больше не вернется в ту страшную квартиру? «Нет, — отвечал внутренний голос. — Не вернешься. Успокойся, все прошло».
С другой стороны, пришло время, когда «видно будет», и Катя оказалась в растерянности. Ничего не было видно. Она не знала, что делать дальше, и никто не мог ей подсказать. И Андрей в последнее время вел себя как-то странно. Он по-прежнему подшучивал над ней, смеялся, но за его шутками и смехом Катя чувствовала напряжение, и это ее пугало.
Он ничего не предлагал, а она ничего не просила, и ее положение стало неопределенным и оттого глупым. Кто она для него? Что он думает об их отношениях? Проще всего было спросить у него, но Катя боялась ответа и трусливо пережидала очередной день, мысленно вздрагивая, когда ей казалось, что Капитошин собирается завести серьезный разговор. Но он не заводил. Они вообще не говорили ни о чем серьезном с тех пор, как она отдала русалку Макару, — только спали вместе, завтракали, перебрасываясь пустыми фразами, работали, не видя друг друга, и возвращались домой. Ночью Катя снова становилась счастливей — до тех пор, пока Андрей не засыпал, отодвинувшись от нее.
«Он меня приютил на время, а теперь не знает, как избавиться», — чуть не плача, ныл Щенячий голос.
«Ну да, — соглашался Циничный. — Поматросил и собирается бросить. Но как порядочный человек испытывает угрызения совести».
Катя затыкала оба голоса, но сама не могла не замечать, что отношение Андрея к ней изменилось. Он стал сдержаннее, и пару раз она ловила себя на том, что боится подойти к нему вечером, чтобы обнять. Ей было страшно, что он поморщится, или отшутится, или честно скажет, что ему не хочется, чтобы она его обнимала. «Мне нужно поговорить с ним», — внушала она себе, но не могла начать разговор.
«Может быть, он хочет, чтобы я съехала? Может, он привык жить один?» — Катя задавала себе бесчисленные вопросы, ни на один не могла ответить, и сама придумывала очередную мелочь, портившую ей настроение на целый день:.
Катя разложила по ящикам документы, выключила компьютер. Был конец рабочего дня, и большинство сотрудников уже разошлось. Расходились не маленькими компаниями, как раньше, а поодиночке. С тех пор как они проиграли тендер, все словно чего-то ждали, и ожидание было напряженным.
Ее вывел из раздумий голос Андрея.
— Катюха, ты готова?
Она кивнула, не глядя на него. Капитошин задержался на секунду возле ее стола, собираясь что-то сказать, но передумал.
— Жду тебя в машине, — суховато бросил он.
По дороге домой оба молчали, и Катя все отчетливей ощущала, что между ними стоит что-то невидимое, тяжелое, мешающее им обоим относиться друг к другу, как прежде.
«Он не знает, как сказать мне, чтобы я уехала».
«Он устал от наших отношений».
Они поднялись в квартиру, и Капитошин пошел на кухню, а Катя встала перед темным окном, на которое они так и не купили шторы.
«Тебе надо собирать вещи и уезжать, — трезво сказал Циничный. — Что ты хочешь выяснить? А главное — ты уверена, что хочешь что-то выяснять?»
«А вдруг… А если… — заныл Щенячий. — Нет, надо остаться! И вообще, нам некуда ехать!»
В комнату вошел Андрей, остановился в дверях.
— Над чем задумалась? — безразлично спросил он.
Не слушая ни Циничного, ни Щенячьего, Катя обернулась к нему, помедлила чуть-чуть, собираясь с духом, и неожиданно для самой себя сказала:
— Над тем, что мне нужно собрать вещи. Я уезжаю, Андрей.
Сергей отложил листы в сторону и запрокинул голову, так что хрустнули позвонки. Поводив подбородком вправо-влево, он снова потянулся за распечаткой. Он сверял каждого из сотрудников «Эврики», смотрел все его звонки за последние месяцы, но пока ни один номер не совпал с имеющимися у него номерами «Фортуны».
Бабкин понимал, что ловит призрачную удачу за хвост, и вовсе не обязательно, что поймает ее. «Крот» мог быть из другого списка — точно так же, как и тот сотрудник «Фортуны», с которым он связывался. Он мог звонить с другого телефона. «Фортуна» могла выйти на «крота» через третье лицо, и тогда предстоит искать его, а это удлинит время поиска и усложнит работу на порядок.
Передохнув от мельтешащих в глазах цифр, Сергей взял очередной лист и сразу выхватил глазами знакомый номер. Он ему уже встречался. Просмотрев список работников «Фортуны», Бабкин выяснил, что номер принадлежит личному водителю генерального директора. Он снова покрутил шеей, недобро улыбнулся и выписал на бумагу имя человека, созванивавшегося с водителем генерального директора регулярно на протяжении последних полутора месяцев.
«Снежана Кочетова».
Бабкин отложил списки и набрал номер Илюшина.
— Привет, — сказал он. — Как я и говорил, даже при отсутствии везения кропотливая работа все равно даст результаты. Похоже, я только что нашел нашего «крота».
— Почему? — спокойно спросил Андрей. — В принципе, я ждал такого ответа. Только объясни, пожалуйста, почему.
Катя обернулась, со страданием посмотрела на него. Он снял очки и вертел их в руках, держа за тонкие поблескивающие дужки.
— Потому что мне тяжело, — тихо сказала она. — Мне стыдно.
— Перед твоим мужем?
— Перед самой собой. Мне нужно, чтобы все это закончилось, и тогда я смогу…
Она не сказала «вернуться к тебе», так как вдруг поняла, что не знает: хочет Капитошин ее возвращения или нет. Он молчал, стоя возле двери, и по его лицу невозможно было понять, о чем он думает.
— Совесть тебя замучила, — протянул он в конце концов. — Я, конечно, предполагал, что этим закончится…
— А я не хочу, чтобы этим заканчивалось, — не сдержалась Катя. — Не хочу, понимаешь?!
Андрей не сделал попытки подойти к ней, не сказал ничего утешительного, не пообещал, что ничего не закончится, как втайне надеялась Катя… Вместо этого он просто спросил:
— А чего ты хочешь?
«Хочу остаться с тобой и быть счастливой», — хотела сказать Катя, но это была неправда. Все то время, что она была с Капитошиным, ее терзала мысль о том, что она поступает нехорошо, и от этой мысли все счастье куда-то пропадало. «Хочу уйти от тебя», — но и это тоже было неправдой. «Хочу, чтобы кто-то взял на себя ответственность за то решение, которое я приму».
«Вот! — шепнул кто-то из ее голосов. — Наконец-то ты сказала правду».
— Я хочу пожить отдельно, пока идет следствие. Артуру нужна будет моя помощь… я не знаю… передачи, посылки… как это все называется? А потом, когда все закончится и я разведусь с ним, вот тогда… — Она запнулась и скомканно закончила: — Тогда не знаю. Посмотрим.
Капитошин по-прежнему молчал, и она попросила:
— Скажи что-нибудь. Пожалуйста.
Он усмехнулся.
— Надеюсь, ты начнешь реализовывать свою программу с завтрашнего утра, а не с сегодняшнего вечера? Кстати, если не секрет, где ты собираешься жить?
— Найду комнату. Сниму в общежитии. Что-нибудь придумаю.
Капитошин сделал неопределенный жест рукой, изображавший согласие, вышел из комнаты и зашумел тарелками на кухне. Катя постояла еще немного, чувствуя, как ее охватывает серая тоска, и пошла за ним.
— Ты мог бы сказать, что подождешь меня, — остановившись на пороге, произнесла она. — Или сказать, что не будешь ждать. Ты мог бы сказать хоть что-нибудь, чтобы я поняла, как ты к этому относишься.
— Ты не уходишь в армию, кажется, чтобы я обещал тебя ждать, — бросил Андрей. — И тем более не на войну.
Катя молча кивнула. Конечно. Не в армию. И тем более не на войну. Глупо было и спрашивать.
— Пойду соберу вещи, — тихо сказала она.
Голос Капитошина догнал ее, когда она уже была в коридоре.
— Я тебя подожду, разумеется, — буднично проговорил он ей вслед. — Глупо было и спрашивать.
Утром они с Андреем опоздали на работу, и потому Катя вбежала в офис, предчувствуя очередной скандал с Шалимовой. Но вместо злорадно поджидающей ее Аллы Прохоровны увидела возле своего стола Снежану. Глаза у той были красными и опухшими, а губную помаду она съела, что означало для Кочетовой крайнюю степень волнения.
— Привет, Снежан. Что случилось?
— Мне надо с тобой поговорить. Срочно! — выпалила та и потянула Катю за собой в привычное убежище — в женский туалет.
Пятнадцать минут спустя Катя вышла из туалета, оставив захлебывающуюся рыданиями Снежану, которая никак не хотела успокаиваться. «Мне надо прореветься, — всхлипывала она. — Катька, ты иди, а я еще пореву».
— Валерьянки тебе надо, — озабоченно сказала Катя, прибавив про себя «дурында». — Сиди здесь, я принесу.
История, рассказанная Кочетовой, оказалась довольно банальной. Снежана влюбилась «не в того человека».
— Мы с ним раньше встречались, — рассказывала она Кате, разглядывающей фотографию низкорослого мрачного парня с некрасивым лицом. — В девятом классе. Знаешь, он и тогда был хулиган, но я от него с ума сходила! Не смейся, правда, сходила! У него руки такие мускулистые, и вообще он был красавец.
Катя чуть не ляпнула, что с тех пор объект страсти Снежаны сильно изменился, но благоразумно прикусила язык.
— А потом я переехала с родителями в Москву и больше его не видела. Пока не залезла на этот несчастный сайт!
Тут Снежана снова разрыдалась, и Кате пришлось выпытывать у нее, о каком сайте идет речь. Кочетова объяснила, что в Интернете есть несколько сообществ, организованных для того, чтобы люди могли найти бывших одноклассников или одногрупников.
— Что меня дернуло там зарегистрироваться и фотографию выложить! Жила бы себе спокойно, ничего не знала о Пашке… Ы-ы-ы!
С трудом прервав поток ее слез, Катя заставила Кочетову рассказать, что случилось после.
А после все было весьма банально. Красавец Пашка, найдя свою бывшую одноклассницу, написал ей письмо, в котором сообщил, что он теперь тоже проживает в столице. Предложил Снежане встретиться, небрежно намекнув, что он не последний человек в городе Москве. Снежана согласилась больше из любопытства, чем из желания повидаться с забытым приятелем. Но когда увидела Пашку…
— Он совершенно не изменился! — восхищенно говорила Кочетова. — Такой же красавец, какой и был. И знаешь, Катька, у него такие мужественные повадки! Вот как взглянешь на него, так сразу чувствуется, что он кому угодно может набить морду! В общем, настоящим мужиком стал.
Дальше Катя узнала, что настоящий мужик устроился работать водителем к директору небольшой фирмы. Он водил Снежану по злачным местам, рассказывал о трудностях своей профессии, и на второй встрече девушка поняла, что влюбилась в него окончательно. В ее глазах он остался тем самым хулиганом, который распевал под гитару похабные песни на заднем дворе школы и имел пять приводов в милицию за драки. Она была бы счастлива, но Паша заявил, что их любовь в прошлом и со Снежаной его теперь могут связывать исключительно общие воспоминания.
— Ты у нас девочка мажорная, — объяснил бывший одноклассник, он же самая большая любовь ее жизни, — у тебя запросы высокие. А я — человек рабочий, на цырлах вокруг тебя ходить не собираюсь. Знаю я, чем наши отношения закончатся: тебе сначала одну бирюльку захочется, потом другую, потом на Мальдивы поехать… Что я, не вижу по тебе, что ли? А я, Снежка, в такие игры не играю.
Снежана приложила все усилия, чтобы донести до Паши, что она вовсе не та гламурная расчетливая девица, какой он себе ее представляет. Паша скептически качал головой в ответ на ее уверения в бескорыстности и в конце концов предложил Кочетовой доказать ее намерения не словом, а делом. Снежана обрадованно согласилась и все последнее время доказывала своему Паше, что ее интересует только его незаурядная личность, а вовсе не те материальные блага, которые он может ей предоставить.
«Скудные, — добавила про себя Катя, невольно восхищаясь неизвестным ей Пашей, сумевшим так хитро повернуть дело. — Значит, не он должен доказывать Снежане свою состоятельность, а она ему! Надо же, какой орел!»
— Вдруг он меня больше никогда не полюбит? — закончила Кочетова трагическую историю, утирая глаза бумажным платком и размазывая тушь еще больше. — Он ищет совсем другую женщину, не такую, как я! Паша говорит, как только я его упрекну за то, что он водитель, так тут же и конец нашим отношениям! А разве я могу его упрекнуть?! Как он не понимает! Ы-ы-ы!
Катя уже собиралась сказать Снежане, что ее Паша никогда не бросит такую красавицу, но тут Кочетова прибавила еще кое-что:
— Кстати, он работает водителем у директора «Фортуны». Ну, той фирмы, которая выиграла у нас тендер. Я только недавно об этом узнала. Но это ведь неважно, правда?
Катя открыла рот, но тут же закрыла.
— Водителем директора «Фортуны?» — недоверчиво переспросила она. — Снежана, ты что! Это очень важно! Ты понимаешь, что если об этом узнают, то тебя обвинят в том, что именно ты продала информацию?
Снежана снова всхлипнула и подняла на Катю заплаканные голубые глаза.
— Но я не продавала! И Пашенька ни о чем меня не спрашивал! Честное слово!
— Иди и расскажи обо всем Кошелеву, — решительно сказала Катя. — Я тебе сейчас принесу валерьянки, ты немного успокоишься и пойдешь к Игорю Сергеевичу. И нечего на меня так смотреть!
Она пошла к двери, и вслед ей безнадежный голос снова вопросил:
— А вдруг он меня не любит?
Циничный сплюнул, более деликатный Щенячий фыркнул.
— Любит, любит, — не оборачиваясь, заверила Катя. — Даже не сомневайся.
«Издеваешься над Кочетовой, да? — язвительно спросил Циничный, когда она вышла из туалета. — А кто не так давно страдал: ой, что же сделает Андрей: плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет? А? Вот то-то же».
— Викулова, почему вас опять нет на рабочем месте? — резкий голос Шалимовой заставил Катю остановиться. «Неужели она следит за мной?»
Катя обернулась к Алле Прохоровне. Черная блузка с воротником-стойкой под горлышко, длинная черная юбка — Шалимова не выходила из образа.
— Интересно, зачем бы вам понадобилась русалка?
— Что? — поразилась Алла Прохоровна, и Катя слишком поздно сообразила, что, задумавшись, произнесла свой вопрос вслух.
Она собралась извиниться, но Шалимова резко замотала головой, словно лошадь, и быстро прошла мимо Кати, выпятив вперед тяжелый подбородок. Девушка смотрела ей вслед, и нехорошая догадка вертелась у нее в голове.
— Валерьянка, — напомнила она себе. — Сначала — валерьянка, затем — все остальное.
Что «остальное», она не знала, но готова была ручаться, что пять секунд назад первый раз увидела испуг в глазах Аллы Прохоровны Шалимовой.
Сергей Бабкин выложил на стол перед Игорем Кошелевым распечатку, из которой следовало, что юрист компании Снежана Кочетова неоднократно созванивалась с личным водителем директора «Фортуны». По договоренности с госпожой Гольц все отчеты по поиску «крота» они с Илюшиным должны были предоставлять директору «Эврики».
— Разумеется, я не знаю содержания их разговоров, — сообщил Сергей. — Мне нужно было посоветоваться с вами, чтобы решить: либо вы сами беседуете с Кочетовой и пытаетесь вывести ее на чистую воду, либо это делаю я, либо мне нужно работать дальше и искать более весомые доказательства.
— Кочетова утром поговорила со мной и призналась, что тесно общается с этим… с водителем. Она утверждает, что у них исключительно личные отношения. Они бывшие одноклассники.
— Почему вы не сообщили мне эту информацию?
— Потому что вы позвонили первым. Кочетова вышла из моего кабинета десять минут назад. Если хотите, можете побеседовать с ней, но я не вижу в этом большой необходимости.
— Вы так уверены, что она говорит правду?
— Нельзя быть на сто процентов уверенным в бабе, тем более в такой, как наша Снежана, — буркнул Кошелев, насупившись. — У нее в голове не пойми что, дребедень какая-то. Но девчонка-то она хорошая, честная, хоть и глуповатая.
— Это серьезный аргумент в ее пользу, — съехидничал Бабкин и поймал себя на том, что подражает Илюшину. — Игорь Сергеевич, давайте говорить по делу. Я могу оперировать только фактами, а «честная девчонка» — это не факт, а лишь ваша оценка. Она может быть верной и ошибочной, но основываться только на ней я не могу. Если вы хотите, я прекращу работать по девушке и стану искать другую кандидатуру. Но в таком случае я могу ее и не найти.
— Пытаетесь переложить ответственность на меня? — прищурился Игорь Сергеевич, которому не слишком нравился этот самоуверенный мужик под два метра ростом.
— Кто принимает решения, тот и несет за них ответственность. Я бы не удовлетворился трогательным рассказом Кочетовой и проверил ее досконально.
— Каким образом?
— Для начала — в разговоре.
— То есть вы бы попытались ее… как это говорится на вашем сленге… расколоть, да? Правильно я понимаю?
— Я не следователь, а Кочетова — не подозреваемая, — отрезал Бабкин. — И никакого «нашего» сленга у меня нет.
— Снежана — не тот человек, которого вы ищете!
– Мы ищем. — Бабкин подчеркнул слово «мы». — Значит, вы не хотите, чтобы я проверял ее дальше?
— Я считаю это пустой тратой времени.
Кошелев сам понимал, что зря завелся, но отступать ему не хотелось. Для него это было равносильно признанию в поражении.
— Хорошо, — согласился Бабкин. — Пустая так пустая. Я сообщу вам, когда будут новости.
«Если будут, — мрачно поправил он сам себя, выйдя из кабинета. — Черт возьми, что за упертый мужик! Теперь нужно проверять всех остальных, хотя, возможно, именно это пустая трата времени. И не исключено, что в конце концов мы вернемся к той самой Кочетовой. Опять-таки, никто не отменял вопроса, как это сделать. Снова сунуться к начальнику службы безопасности? Бесполезно, да и опасно. Пойти к моим бывшим коллегам на поклон? До чего ж не хочется их по такой ерунде дергать… И так каждый раз к ним обращаемся, пора в штат включать всех, с кем я в одном отделе работал. Эх, дернула меня неладная взяться за это дело. Один геморрой от него получим и никакого удовлетворения. И, черт возьми, что там с Илюшиным? Второй день не могу до него дозвониться, впору самому в это село ехать».
Илюшин лежал на старом диванчике в комнате, выделенной для него свекровью Натальи Котик, и чертил на альбомном листе схему. Точнее было бы назвать каракули Макара не схемой, а рисунком, но сам он любил говорить, что это схема.
В середине листа на ветвях дуба, изображенного Илюшиным, сидела русалка, а снизу на нее смотрел кот. У кота на морде имелись модные очки, точь-в-точь такие же, как у пижона Капитошина. Из-за кота выглядывала кривая физиономия с кустами на голове.
В понятном лишь ему порядке Макар выстраивал на листе бумаги корявые, не похожие ни на что фигурки, пририсовывал им штаны или юбочки, проводил между ними стрелки, быстро чертил какие-то значки, напоминающие пляшущих человечков. Три домика и шесть колобков рядом с ними символизировали для Илюшина семью Натальи Котик, но если бы кто-то спросил его, почему он рисует колобков, а не детей, Макар не смог бы ответить. Фирму «Эврика» можно было опознать, потому что Илюшин изобразил, как умел, компьютер на четверть листа, внутри монитора сидели те же разнообразные человечки, отличавшиеся друг от друга выражением лиц и странной одеждой. Он целенаправленно старался не анализировать свои ощущения и рисовал, полагаясь только на фантазию и интуицию, зная, что в конце концов у него в голове начнет складывать картинка, включающая только необходимые элементы.
«Оперативники должны были исходить из того, что Вотчин открыл дверь знакомому человеку. Викулова рассказывала об осторожности коллекционера, и наверняка могли были найтись другие свидетели, подтверждавшие это. Разумно: если в твоей квартире хранится коллекция, которая тебе дорога, ты не будешь открывать дверь на любой звонок».
Макар не обольщался на собственный счет и не сомневался, что оперативная группа поднимет все связи Вотчина гораздо быстрее, чем это сможет сделать он сам. Однако убийца до сих пор не найден.
— Предлагаю копать с другой стороны, — сказал Илюшин русалке, которой он нарисовал разные глаза: один большой, другой маленький. — Знакомых исследуют и без нас. Но почему бы не предположить, что он открыл дверь незнакомому человеку? Или тому, которого он когда-то знал, но забыл.
Макар взял телефон, убедился, что в доме нет сигнала, и выскочил на улицу, приплясывая от холода и выдыхая пар в трубку. Сперва он набрал номер Кати, чтобы исключить ошибку.
— Катерина, здравствуйте, — быстро проговорил он, ощущая, как леденеют руки и уши. — Скажите, вы рассказывали следователю о том, что ваши коллеги в курсе истории с русалкой?
— Нет, — чуть растерянно ответила Катя, не сразу узнав Макара по голосу. — Я… я решила, что это неважно. Я об этом совсем забыла.
— Отлично, спасибо.
Не думая больше о Викуловой, которая только подтвердила то, о чем он и без нее догадывался, Макар напряженно вслушивался в гудки, мысленно упрашивая Бабкина побыстрее достать телефон, потому что чертовски холодно.
— Серега? У меня мало времени, записывай быстрее…
— Илюшин? — прервал его Бабкин. — Мать твою, Макар, ты где?! До тебя не дозвониться! Что с тобой? Что ты выяснил?
— Я все выяснил, — спокойно ответил Макар, перестав прыгать на месте. — Сковородов мертв, убит.
По мертвому молчанию напарника он понял, что подумал Сергей, и торопливо добавил:
— Его убили шесть лет назад. Подробности расскажу, когда приеду.
— Шесть лет? — недоверчиво переспросил Сергей, и вдруг в трубке что-то изменилось, и его стало слышно очень хорошо, словно он стоял рядом. — Шесть лет? Макар, Сковородов мертв?
— Да. Все они мертвы, как ты правильно сказал, мой философски настроенный друг. Думаю, что эта история закончилась.
Бабкин глубоко вдохнул и выдохнул. Только теперь он ощутил, насколько все это время его не отпускала тревога за Макара, пытавшегося найти убийцу Алисы Мельниковой.
— А теперь к делу, — сказал Илюшин, возвращаясь к прежним насмешливым интонациям. — Я хочу довести расследование до конца, раз уж влез в него. И ты мне поможешь. Мне нужны фотографии всех сотрудников «Эврики», включая тех, кто не слышал рассказ Викуловой о русалке.
— Когда я успею?! — взвыл Бабкин, но Илюшин уже нажал кнопку отбоя и скачками бросился в дом, испугав старую собаку своей хозяйки.
— И куда их присылать? — спросил Сергей в пространство, стоя с телефоном в руках возле своего подъезда. — На деревню дедушке? Тьфу!
Он понимал, что раз Макару потребовались фотографии, они должны быть качественными и снятыми не камерой мобильного телефона, а приличным аппаратом, с разных ракурсов. Это значило, что предстоит вылавливать каждого сотрудника «Эврики» после работы и осторожно фотографировать, стараясь остаться незамеченным. Нужная камера — крошечная, незаметная — у Сергея имелась, но беда заключалась в том, что одних рук для такой работы категорически не хватало. «Размножиться бы мне на троих, — ругался Бабкин, поднимаясь в квартиру. — А еще лучше — на четверых. Тогда работы будет на один вечер. А одному нужно трое суток вкалывать, чтобы раздобыть чертовы снимки».
Выйдя из лифта, он остановился на лестничной площадке, потому что у него родилась идея. Он тут же позвонил Кошелеву, не успевшему уйти с работы, и, поговорив пять минут, пошел обратно к машине.
К его приезду тот уже приготовил снимки.
— На корпоративе снимали, — объяснил он, выводя на экран компьютера фотографии. — Поэтому здесь все, но некоторые в нетрезвом виде. Стоп! Нет, не все: Викуловой не хватает.
Он покосился на Сергея, но защищать Катю не стал.
— Викулова не нужна, — покачал головой Бабкин. — Этих достаточно. Спасибо, Игорь Сергеевич.
Он перезвонил Илюшину, удачно оказавшемуся на улице, и поинтересовался, что ему делать со снимками пятнадцати пьяных сотрудников «Эврики».
— Как что? — удивился Макар. — Вышли их мне.
— А ты не забыл, что коммуникатор ты отдал в ремонт две недели назад? — в свою очередь удивился Бабкин. — Или ты живешь на складе факсов-принтеров-ксероксов? У меня есть распечатанные снимки, есть на флешке. А толку-то? Могу почтой отправить в твое Кудряшово. Как раз через месяц-другой дойдут. Если не потеряются по дороге.
— Записывай номер факса. Вышлешь на него, сделаешь приписку: Анатолию Ивановичу. Понял?
— Кто такой Анатолий Иванович? — недоверчиво спросил Сергей.
— Местный гробовщик. Але, Серега, ты чего молчишь? Опять связь пропала?
— Какой еще гробовщик? — выдавил Сергей.
— Обычный немолодой гробовщик. В Темникове живет хороший человек, делает резные гробы на заказ для всей области. Двоюродный брат здешнего таксиста, к слову сказать. А таксист, ты не поверишь — приятель мужа Натальи Котик.
— Кто такая Наталья Котик? — спросил Бабкин, чувствуя себя героем горячо любимого мультика, в котором парень-пройдоха дурачил злого волшебника. «Какой тулуп? Какой заяц?» — мелькнуло у него в голове.
— Очередное звено в цепочке, на которое я случайно попал.
— На хромой блохе с того берега моря? — не выдержал Сергей.
Макар замолчал. Затем хмыкнул и сказал:
— Завтра я поеду в город к одиннадцати, так что не торопись отправлять снимки сегодня. Лучше выспись как следует. Я чувствую, тебе это просто необходимо, мой впечатлительный друг.
Он повесил трубку, прежде чем Бабкин успел сказать, что до сих пор его действия не увенчались успехом, и пока Сергей перезванивал, вышел из зоны действия сети. Обругав и Макара, и связь, злой Бабкин вернулся домой и стал думать, к кому обратиться завтра, чтобы получить полные распечатки переговоров всех людей, работающих в «Эврике» и «Фортуне».
Катя возвращалась с работы одна — она успела найти по телефону два подходящих варианта с комнатой и теперь собиралась посмотреть ближний из них. Москву уже начали украшать перед Новым годом, и между рекламными растяжками висели гирлянды, словно мостики от одной стороны улицы до другой.
Ветер дул слабый, но Катя так привыкла мерзнуть в своем пуховике, что по привычке ежилась и втягивала голову в плечи. Капитошин уговаривал ее купить полноценную теплую куртку, но Кате психологически тяжело было потратить большую сумму денег только на себя одну. Она привыкла отдавать все, что зарабатывала.
Подумав о семье, Катя вспомнила, что звонила маме пять дней назад. Пять дней! Господи, как давно! Пять дней назад она еще мучилась, убежденная, что Андрей не хочет никаких отношений с ней и мечтает остаться один в своей квартире без штор.
«Позвони сейчас же, — посоветовал внутренний голос. — Ты так много врала ей, что очередное вранье ничего не изменит».
Катя спряталась от ветра за угол дома, достала телефон озябшими пальцами, но тут ее внимание привлекла пара: женщина и мужчина, закутанные в шарфы так, что нельзя было разглядеть лиц, вылезли из машины, припаркованной рядом с домом, за которым она пряталась, и прошли мимо Кати. Что-то в облике мужчины показалось Кате смутно знакомым.
— Я не верю, — захлебывающимся, высоким голосом говорила женщина. — Просто не верю! Юрочка, я молиться на тебя буду!
Ее спутник что-то глухо ответил — Катя не разобрала, что именно, — и взял женщину под руку. Та провела рукой по лицу, и Кате показалось, что она плачет.
Со странным ощущением, что ей просто необходимо пойти за этими людьми, Катя сунула телефон в карман и сделала несколько шагов. Пара перед ней неожиданно остановилась, и женщина прислонилась к мужчине, уже не сдерживая слез.
— Сонечка, — со страданием в голосе сказал ее спутник. — Прошу тебя, возьми себя в руки.
Мимо проходили люди, бросая на них косые взгляды, и Катя отошла в сторону, встала перед киоском с газетами и журналами.
— Я поверить не могу, — донесся до нее прерывистый женский голос. — Слезы сами текут. Прости, Юрочка…
— Так давай вернемся в машину, ты выплачешься, и мы пойдем к врачу, — с раздражением в голосе сказал мужчина. — И не будем стоять посреди улицы и ждать, пока ты придешь в себя. Никите нужна наша помощь, а не наши слезы, и, наконец-то, мы можем ему помочь! А ты без конца рыдаешь.
— Все-все-все… Сейчас, дорогой, сейчас. Все, уже все прошло.
Она обернулась, ища урну, чтобы выкинуть бумажный платочек, и обнаружила одну рядом с киоском печати. Подошла, бросила белый комок и снова всхлипнула. Мужчина медленно пошел прочь, засунув руки в карманы, но при этом держа спину очень прямо.
В сумочке у женщины что-то зажурчало, и Катя не сразу поняла, что это звонит телефон. Вглядываясь для вида в обложки с лицами, улыбающимися одинаковыми белоснежными улыбками, она внимательно вслушивалась в разговор.
— Лена? Да, Леночка, это я. Не могу сейчас, милая, мы с Юрочкой идем беседовать с врачом. Да нашли! Сама не верю, господи, столько сил на это положила, а тут Юра все достал, и теперь нужно только с врачом договориться, когда они начнут курс. Дорого, милая, очень дорого. Если бы не Юрочка… Да. Да. Все, Леночка, прости, потом поговорим, я опаздываю.
Она вернула телефон в сумку и бросилась догонять своего Юрочку.
— Юрочка, значит, — задумчиво произнесла Катя, глядя вслед паре. — Вот, значит, как…
Забыв о том, что собиралась звонить маме, Катя огляделась в поисках ближайшей станции метро и быстро побежала к подземке.
На следующее утро красавец мужчина Юрий Альбертович Шаньский вошел в офис «Эврики» и тут же наткнулся на Снежану Кочетову.
— К шефу забеги, — бросила она. — Он тебя два раза спрашивал.
Перебирая в голове клиентов, с которыми могли возникнуть проблемы, Шаньский постучал в белую дверь и заглянул в кабинет.
— Заходи, — без выражения сказали от стола.
Войдя, Юрий Альбертович обнаружил в кабинете, кроме Игоря Сергеевича, незнакомого ему мужика лет тридцати пяти с коротко стриженной башкой («под уголовника», — как называл такие стрижки Шаньский) и с впечатляющими габаритами.
— Знакомься, — без малейшего дружелюбия в голове предложил Кошелев. — Это частный детектив, нанятый нами для того, чтобы разобраться в ситуации с тендером.
Он смотрел на Юрия Альбертовича так, словно хотел просверлить в нем две дырки. Шаньский спал с лица. На долю секунды у него перехватило дыхание, потому что он осознал, что означает и этот разговор, и присутствие детектива в кабинете.
«Все. Они все знают. Иначе не вызвали бы меня. И Кошелев разговаривал бы по-другому».
— Послушай господина сыщика, — угрюмо сказал шеф. — Тебе это будет интересно.
Шаньский на негнущихся ногах подошел к стулу и сел, безотчетно проведя вспотевшими ладонями по брюкам.
— Как я уже сказал, телефон Софьи Кротовой был поставлен на прослушивание, — сообщил стриженый, словно продолжая начатый с Кошелевым разговор и доставая из портфеля какие-то бумаги… — вчера она разговаривала с подругой, которой рассказала… — он вгляделся в верхний лист, провел пальцем по строке, — рассказала, что вы, Юрий Альбертович…
Верхний лист вылетел из его руки и плавно опустился на пол. Чертыхнувшись, мужик наклонился за ним и начал шарить под столом. Шаньский не стал дожидаться, пока тот достанет записи. Он поднес пальцы к вискам, в которых вдруг загудело, и обреченно закрыл глаза.
— Дура, какая же дура! — простонал он. — Тысячу раз говорил идиотке…
Кошелев издал звук, отдаленно напоминающий рычание.
— Ты?! Зачем?! Юра, какого хрена? Я тебе мало платил?
Шаньский покачал головой, не открывая глаз. «Искали, значит… Частного детектива наняли. А Сонька, курица пустоголовая, всем подружкам растрепала, что я нашел средства на реабилитацию Никите».
— Нормально вы мне платили, Игорь Сергеевич, — тихо сказал он. — Только мне понадобилось больше, чем вы могли бы дать. Сын у меня в больнице…
— Почему ко мне не пришел? — рявкнул Кошелев, перегибаясь через стол так резко, что Шаньский открыл глаза и отшатнулся. — Почему?! Я что — зверь? Что, денег не нашли бы твоему сыну?!
Бабкин вылез из-под стола с листом, на котором Капитошин любезно распечатал ему прайс на ноутбуки известной фирмы, и отодвинулся от орущего Кошелева вместе с креслом.
Юрий Альбертович ошеломленно посмотрел на своего начальника, пораженный не тем, что тот повысил голос, а содержанием его последней фразы. Ему и в голову не пришло обратиться к Кошелеву — не потому, что он ждал отказа, а потому, что он просто не подумал об этом. Легкий путь был так близок, так доступен, что для Шаньского не имело смысла искать другие пути.
— Я… я не подумал, — пробормотал он, бледнея. — Не подумал… Такие деньги, кто же знал? Я и представить не мог…
— Чего ты представить не мог?! Что я тебе денег дам? Ты, мать твою, сколько лет со мной работаешь, а?
Глядя на его красное лицо, Шаньский отчетливо понял, что Кошелев и в самом деле дал бы ему требуемую сумму. Он чуть не расплакался, осознав, что можно было не искать выхода на «Фортуну», не предлагать конкурентам свои услуги, не ожидать со страхом результатов тендера, а выбрать куда более простой, а главное, честный вариант. Юрий Альбертович перевел взгляд на детектива в кресле и прочитал на лице того плохо скрытое презрение. Шаньский не мог допустить, чтобы к нему так относились — он слишком любил себя, — и подавно не мог допустить, что он и в самом деле заслужил презрение. Юрий Альбертович мог только восхищаться собой.
И он уцепился за спасительную мысль. Мысль заключалась в том, что на том самом простом и честном пути ему пришлось бы пройти через унижение, а унижения он не терпел.
— Я не привык просить! — выкрикнул Шаньский, поднимая подбородок. — Слышите?! Не привык!
Он взял себя в руки, и лицо его, минуту назад вялое, снова стало красивым и волевым. Сергей Бабкин подумал, что Юрий Альбертович напоминает ему какой-то памятник из виденных недавно. «Только лошади под ним не хватает».
— Я унижаться перед вами не буду! — нес свое Шаньский. — Никогда ничего не просил и не собираюсь!
— Тогда пошел вон отсюда! — скомандовал вмиг разъярившийся Кошелев. — Не просил он! Воровать мы умеем, предавать мы умеем, а просить — нет? Вон, я сказал!
Рык его раскатился по кабинету. Игорь Сергеевич разве что не плевался от злости. Перепуганный Шаньский вскочил и попятился к выходу, безуспешно пытаясь сохранить достоинство, но Кошелев схватил что-то со стола, собираясь метнуть в него, и Юрий Альбертович обратился в бегство. Он выскочил в коридор, захлопнул дверь и заторопился к выходу, боясь, что шеф попытается его догнать. Но Кошелев остался сидеть за столом, тяжело дыша и ругаясь про себя.
— Вы бы степлер-то положили, — посоветовал Бабкин. — Не ровен час, прищемите чего-нибудь.
Игорь Сергеевич перевел взгляд на предмет, который схватил в ярости, и обнаружил, что действительно сжимает в кулаке степлер.
— И в самом деле чуть не швырнул, — признался он, возвращая степлер на место. — Может, и стоило. Надо же, унижаться он не будет! Просить он не хотел!
Кошелев снова начал заводиться, но, бросив взгляд на сыщика, успокоился.
— Спасибо, Сергей, я в ваш план до конца не верил. Думал, глупость мы затеяли, зря только человека обидим.
Он откинулся на спинку кресла, испытывая облегчение. Злость прошла, и ему было жаль, что именно Шаньский, работавший в фирме едва ли не с первого дня, оказался «кротом». Но радость от того, что теперь можно не подозревать всех сотрудников скопом и прикидывать, кто же продал информацию, перевесила огорчение.
Бабкин довольно хмыкнул, а про себя подумал, что блеф оказался на редкость успешным. Он и сам сомневался в результате своей затеи. Накануне вечером Катя Викулова прибежала к ним домой с рассказом о разговоре между Шаньским и его подругой, случайно подслушанном ею. Этот разговор мог ничего не значить; он мог вовсе не иметь отношения к получению Шаньским большой суммы денег, но Бабкин решил проверить это, потому что вспомнил слова Макара: «Если увидел кончик ниточки, тяни за нее. Что-нибудь да вытянешь».
Самым сложным оказалось убедить директора «Эврики» подыграть ему. Игорь Сергеевич упорно не хотел подозревать Шаньского без доказательств, а доказательств Бабкину катастрофически не хватало. Юрий Альбертович пользовался услугами того сотового оператора, в котором начальник безопасности отказал Сергею, и потому Бабкин не мог предоставить распечатку телефонных переговоров в обоснование своих подозрений. Оставался только блеф. И он полностью себя оправдал.
Сергей расспросил Катю о Шаньском и решил, что если тот виноват, то его можно взять на испуг, ошеломив и заставив поверить, что против него собраны неопровержимые улики. «Юрий Альбертович не очень быстро соображает, — сказала Катя. — Мне даже кажется, честно говоря, что он немного глуповат».
После ее рассказа Бабкин просмотрел все фотографии, изучая Шаньского. Сергей уже имел дело с такими красавцами: женщины от них были без ума, ценя за красоту и галантность. И сами красавцы прекрасно знали, как обращаться с женщинами, словно это знание было у них врожденным. Однако в среде мужчин они легко терялись, потому что привычные способы общения не действовали. Особенно — в среде агрессивно настроенных мужчин.
— Если бы не Викулова, все было бы куда сложнее, — сказал Бабкин вслух, вспоминая, что уже почти решился позвонить бывшим коллегам, не видя другого выхода. — Конечно, слишком многое оказалось замешано на случайностях, но в конце концов мы получили нужный результат, а это, как говорит мой коллега Илюшин, все перевешивает.
Кошелев не ответил, но про себя подумал, что госпожа Гольц была права, когда советовала ему взять девчонку в штат. Ее знаки оправдали себя.
