Глава 17

Вовка-Кабанчик брел по Арбату, старательно глядя себе под ноги, обутые в грубые ботинки размера на три больше, чем нужно. Ничего, даже удобно, нигде не жмет, особенно после того, как он обмотал их скотчем. Когда он был мальчиком, таким же, как все, и у него, как у всех, был дом, родители, школа, его учила приезжающая из деревни бабушка: «Ты, детка, завсегда под ножки смотри. И люди будут уважать за скромность, и сам найдешь то, что другие потеряют». И он действительно находил: то какие-то деньги, то забавные безделушки, то ручку, то фломастер. А однажды нашел золотое кольцо с камнем. Принес матери. Та сначала растерялась, испугалась, говорила, надо в милицию сдать, но за ночь передумала. Отнесла в ломбард, купила Вовке на рынке два килограмма клубники и много вкусной еды. И еще деньги остались. Вовка вспомнил мамино счастливое молодое лицо и улыбнулся. Глазам тут же стало горячо, он помотал головой, чтобы прогнать воспоминание.

Была бы сейчас жива бабушка, он бы спросил у нее, почему под его ногами больше не бывает никаких подарков? Или тем, кто все потерял, совсем ничего не положено? Разве только сигарета, недопитая бутылка пива, леденец на палочке в прозрачной бумажке… Одним словом, чупа-чупс. Вовка добрел до Никитских ворот, задумался как рыцарь на перепутье. Взгляд вдруг наткнулся на две стройные ножки в сапогах на высокой шпильке. Он, не поднимая глаз, начал деликатно обходить симпатичное препятствие, но тут услышал: «Можно вас попросить? Да, я вас зову. На одну минуточку». Вовка недоверчиво взглянул на юное круглое личико с чистыми карими глазами и ямочками на щеках. Девушка улыбнулась ему.

— Понимаете, у меня что-то случилось с замком. Дверца не закрывается. Не хочу машину оставлять. Вы не могли бы купить мне в той палатке баночку кока-колы? — и она протянула Вовке пятьдесят рублей.

— Я? — удивился он и на всякий случай оглянулся.

— Ну, вы. Кто же еще, — рассмеялась девушка.

У Вовки даже сердце задрожало от ее смеха. «Прям Мальвина какая-то», — растроганно подумал он. Аккуратно взял купюру, быстро, задыхаясь, дошел до палатки, вернулся, сияя поблекшими голубыми глазами, протянул девушке банку и сдачу. Она взяла кока-колу, а руку с деньгами мягко оттолкнула.

— Ну, что вы. Спасибо. Вы так меня выручили. Я чуть не умерла от жажды. Меня Женя зовут, а вас?

— Вовка. Владимир.

— Очень приятно, Владимир.

Сверкнули ямочки, зубы, глаза. Мальвина села в маленькую, необычного ярко-голубого цвета машину и уехала. Вовка долго стоял на месте, вновь и вновь вспоминая все с самого начала. Вот он шел оттуда, здесь увидел ножки в сапогах, потом она ему сказала… Потом засмеялась, взяла баночку, дотронулась до его руки, в которой была сдача, улыбнулась, уехала… Он вспоминал это до тех пор, пока чувство потери не вытеснила позитивная, спасительная программа. Раз уж она тут ездит и хочет пить, и замки у нее ломаются, он не будет далеко уходить. Не станет надолго отлучаться. Ему что, ни детей по лавкам, ни лавки как таковой. Ни начальства над душой. И родина его не пошлет ни на трудовую вахту, ни в горячую точку, ни за этими, как их, туманами… Вовка и родина существуют параллельно, не пересекаясь. Не скажешь, что она его щедро поила березовым соком, но на всех, видимо, не напасешься. Да не больно ему и хотелось. Так что он подождет, он понадеется, потусуется вокруг чудесной палатки с кока-колой. И Вовка с прерывистым вздохом сунул двадцать рублей во внутренний карман своего пальто.

Ирине с утра показалось, что ей стал мал пиджак. Все причиняло ей дискомфорт. Неудобно стало сидеть на столь тщательно выбранном стуле, стол казался то слишком высоким, то слишком низким. Она позвонила по внутренней связи секретарше.

— Вера, кто у нас сегодня?

— Ну, как вы сказали. Мамашка с Рублевки, у которой сынок, по ее словам, все деньги увел со счета с помощью хакера. Две дамы насчет мужей. И мужчина один, пожилой. Нести фотографии?

— Да.

Но через несколько минут вместо Веры на пороге кабинета появились двое мужчин с очень серьезными лицами. Вера выглядывала из-за их спин и безмолвно открывала рот, что-то объясняя Ирине. Та поняла сразу. «Это те самые. Менты. Поняли?» Ирина кивнула Вере и встала.

— Я знаю, что вы меня ищете. Но я должна принять одного клиента. Вам придется подождать. У него серьезное дело. Извините, но это не обсуждается. Вера, пригласи Ковалева. Этих господ проведи в приемную.

Странно, но за все время ее практики таких неприятных визитов еще не было. Немудрено, что пиджак и стул возмутились и протестуют.

Когда за Славой и Сергеем закрылась дверь, в кабинет вошел седой человек с удрученным выражением лица. Редкий случай. Мужчинам легче напиться до чертиков или сунуть голову в петлю, чем обратиться за помощью к практикующему экстрасенсу. Интеллектуальный и половой снобизм, рожденный не столько конкретными знаниями, сколько ограниченным воображением. Этот человек пришел потому, что не может больше нести свое многолетнее отчаяние. Его пугает мысль, что он не сумеет встретить достойно смертный час. Он сел, растерянно посмотрел в глаза Ирине и смущенно улыбнулся.

— Вот такие дела. Пришел к вам.

Ирина собрала все свои силы, чтобы сосредоточиться, но смуглое лицо с белыми волосами вдруг закружилось вокруг нее. Она вцепилась в край стола и сдавленно проговорила:

— Извините, мне нехорошо.

— Что? — недоуменно спросил посетитель. — Это у вас такая система? Я заплатил за прием вашему секретарю. И узнал лишь о том, что вам нехорошо. Какое незатейливое мошенничество.

— Если хотите, деньги вам вернут, — тихо сказала Ирина. — Но не уходите. Мы сейчас попробуем поработать. Садитесь.

Глубокие зеленые глаза поймали взгляд светло-карих, и старик прерывисто вздохнул, опустился на стул, покорно сложил тяжелые узловатые руки на коленях.

— Ваша проблема в прошлом, — проговорила Ирина. — Ваша работа была связана с засекреченной информацией.

— Да, — потрясенно ответил посетитель. — Я был агентом разведки в одной из стран… много лет тому назад.

— Вас мучают обида и недоумение. Вы считаете, что вас предали. Расскажите об этом, пожалуйста.

— Понимаете, поступил донос на меня руководству нашего ведомства. О том, что я сотрудничаю еще с одной разведкой.

— Это правда?

— В определенной степени. Дело в том, что это достаточно распространенный способ сбить с толку слежку, закрепиться, расширить свои возможности. Но попадаться на этом нельзя. Даже не так. Нельзя допустить именно доноса. Поскольку негласное сотрудничество не вызывает официального протеста. Ну, а если попался, то, как говорится, огреби по всей строгости.

— Вам до сих пор трудно смириться с провалом, пережитым унижением?

— Нет, дело в другом, хотя пройти пришлось через такое, о чем говорить не просто тяжело, а невозможно. Дело в том, кто написал донос. Полной информацией обладал лишь один человек — мой лучший друг. Поэтому для меня все годы сомнений в его вине не было. Но вчера я узнал, что Валентин умер. Мы не общались с ним больше тридцати лет. Его вдова позвонила мне и попросила прийти на похороны. Говорит, Валентин перед смертью просил передать мне, что он ни в чем не виноват. И мне стало страшно: а вдруг я действительно ошибся?

— Вы принесли фотографию друга?

— Да, только она у меня очень старая и, к сожалению, групповая. Мы здесь все молодые. Я, он, наши жены.

— Ничего. Давайте.

Ирина пристально посмотрела на пожелтевший черно-белый снимок. Хорошие молодые лица.

Открытые, смелые, умные. Она прикрыла глаза. Увидела холодный длинный коридор, деревянную дверь, строго обставленный кабинет, письменный стол, лист бумаги с текстом, отпечатанным на старой пишущей машинке.

— Игорь Иванович, — обратилась Ирина к посетителю. — У вас сохранилась пишущая машинка «Эрика»?

— Да, сейчас у меня есть компьютер, все собираюсь написать о своей жизни, что-то вроде мемуаров. Но все пишущие машинки храню. Я их воспринимаю не как коллекцию, а как круг друзей, которые были со мной в разные периоды жизни. С каждой связано что-то важное. «Эрика» — моя первая машинка.

— Это хорошо, что все сохранилось. Игорь Иванович, вам нужно пойти на похороны друга и попросить у него прощения. Не он написал тот донос.

— Вы можете сказать, кто это сделал?

— Мне кажется, вам не стоит загружать себя новой информацией. Вы же понимаете, что она не облегчит вашу жизнь.

— Стоит. Если вы не блефуете, не просто успокаиваете меня, как глубокого старика на пороге смерти, то назовите мне доносчика. Иначе я вам просто не поверю.

— Хорошо. Вы не просто поверите. Вы сможете меня проверить. На вас донесла ваша жена.

Вот эта симпатичная молодая женщина, которая сейчас, конечно, уже старуха. Она узнала о вашем романе с другой молодой женщиной — вот этой, которая, как вы сказали, и является вдовой вашего друга.

— Я не верю. Зачем? Моя жена всю жизнь со мной рядом, она переживала за меня, она… Нет, этого просто не может быть.

— А вы спросите у нее. Только начните с того, что вам удалось добыть тот донос и отдать его на экспертизу. Скажите, что передали на экспертизу также текст, отпечатанный на вашей «Эрике». И получили ответ, что оба документа напечатаны на одной машинке. Можете даже назвать только вам известные дефекты своей «Эрики». Поскольку это сделали не вы, значит, она.

— Но…

— На самом деле экспертиза не понадобится. Ваша жена признается. Ей тоже тяжело с этим умирать. Она совершила этот поступок из-за любви. Она верно рассчитала, что только так сможет навеки разлучить вас с другом и, главное, его женой. Мой совет: простите ее сразу. Попросите прощения за то, что ей пришлось всю жизнь страдать, не имея возможности поделиться с вами. И поставьте, наконец, на этой истории крест. Пора беречь друг друга.

— Я уже простил. Боже, какая боль.

Когда посетитель вышел, Ирина прижала руку к левой стороне груди. Да, боль. Снаряды падают рядом. Она подняла трубку телефона.

— Вера, приглашай господ сыщиков.

Катя, услышав, как у забора остановилась машина, выбежала на крыльцо.

— Константин Николаевич, Дина, Топик! Господи боже мой, какие гости! Прямо праздник. А это что за чернобурка с вами? Наверное, тот щенок, о котором Дина говорила? Чарли. Ой, как он на меня посмотрел. Как будто представился: «Я Чарли. Я хороший».

— Хороший — не то слово, — Дина обняла Катю. — Он обычный гений. Скажи, мы тебе не помешали? Ты не отдыхала? Здесь так тихо и здорово.

— Хижина старого русского, — извиняющимся голосом сказал Константин Николаевич. — Места мало, а поводов для аварийных ситуаций много.

— Вот это и прекрасно, — воодушевленно заявила Дина. — Старый домик настоящего интеллигента. А с аварийными ситуациями мы справимся. Вы теперь от нас не избавитесь. Вы нам понравились.

— А уж как он понравился мне! — улыбнулась Катя. — Я сразу поняла, что именно здесь вернусь к себе. Что касается моего отдыха, так мне именно вас и не хватало. Ты не поверишь, полчаса назад я затеяла печь оладьи. Знаешь, такие толстые, пышные, которые тебе есть нельзя.

— Какая прелесть. Я от них оторваться не могу, — призналась Дина. — Меня можно оттащить, только привязав к трактору.

— Вот и хорошо, — сказал Константин Николаевич. — Трактора у нас нет, а хороший чай, клубнику и варенье мы привезли. Праздник получается.

Вскоре все сидели как дружное семейство за большим круглым столом, покрытым кремовой кружевной скатертью. Катя посмотрела на двух собак, которые устроились каждая на своем стуле и ели оладьи со сметаной, порезанные на кусочки, из тарелок от старинного сервиза.

— Дина, — вспомнила она, — ты говорила, что хочешь найти бомжа, который Чарлика спас. Не нашла?

— Как всегда, вся надежда на Сережу и на то, что у него для меня найдется свободная минута.

— Он найдет. А я, знаешь, кого все время вспоминаю? Девушку одну. Обычную, с короткими волосами, в пушистом полушубке. Когда я бродила раздетая, без денег, документов и даже адреса своего не помнила, эта девушка ко мне подошла. Помощь предложила. Она вышла из одного дома, я помню его, и ее ждал в машине мужчина. Я отказалась, потому что даже не знала, что мне нужно. Но меня это очень тронуло. Понимаешь, на улице было полно народу, и только она одна поняла, что мне плохо. Мужчина ее назвал Дашей. Я бы очень хотела ее увидеть.

— Вот девушку в полушубке, пожалуй, тяжелее найти, чем бомжа, которые, по определению Сережи, публичнее и консервативнее, чем депутаты Госдумы. Девушки иногда выходят из домов и никогда в них больше не возвращаются.

— Я понимаю. Но, мне кажется, мы однажды просто встретимся, и я ее узнаю. Мне везет на хороших людей.

Дина и Константин Николаевич посмотрели на Катю задумчиво и внимательно. В их взглядах была чуть заметна доля сомнения.

После обеда Топик уснул на диване, а вся остальная компания пошла дышать свежим воздухом.

— Я нашла вашу Оболенскую, — тихо сказала Дина, когда Катя ушла немного вперед.

— Серьезно? И как она?

— Странно. Немыслимо. Она — самая востребованная в светских кругах колдунья.

— Черт знает что! — пробормотал профессор и вдруг воскликнул: — Ой! Я забыл дома трость!

— Нет! — звонко рассмеялась Катя. — Оглянитесь.

Они оглянулись и увидели Чарли с тростью в зубах, пес приветливо смотрел на профессора шоколадными глазами.

— Спасибо, — Константин Николаевич взял трость и серьезно сказал псу: — Ты по-собачьи дьявольски красив.

Катя поежилась.

— Я замерзла. Вы погуляйте, а я в дом пойду, камин растоплю. Можно, Константин Николаевич?

— Катюша! Зачем вы спрашиваете? Вы же здесь хозяйка.

Он посмотрел ей вслед с бесконечной нежностью и повернулся к Дине:

— Ну, и как она колдует, эта Оболенская?

— Неплохо. Я бы даже сказала, хорошо. Она — сталкер.

Катя вбежала в дом, разожгла в камине дрова, втянула носом их свежий пряный запах и от избытка беспричинного счастья громко вздохнула. И тут услышала рядом такой же вздох, словно эхо. Она повернула голову и встретилась взглядом с Чарли. Катя тихонько засмеялась, прижалась лицом к лохматой голове с холодным носом и прошептала:

— Мы с тобой бродяжки. Бродяжки-дворняжки. Я люблю тебя. Ты по-собачьи дьявольски красив.

Бесплодный разговор, измучивший всех его участников, длился больше часа. Ирина велела отменить прием и назначить клиентам другое время. Сергей и Слава чувствовали себя уже не идиотами, а использованными футлярами от идиотов. Их знание законов, методов ведения следствия, способы допросов — все это вдруг оказалось танцами не под ту музыку. Ирина ничего не отрицала. Она сама показала фотографию Галины Ивановой, объяснила, в чем состояло ее вмешательство.

— Ее муж был мерзавцем. Он истязал и насиловал ребенка несколько лет. Девочка жаловалась матери. Но та от ужаса и страха перед общественным мнением подавила в себе те центры мозга, которые помогли бы ей оценить ситуацию. Я их просто оживила.

— Но вы передавали ей этим… телепатическим способом, чтобы она пошла домой и убила мужа? — строго спрашивал Слава.

— Конечно, нет, — пожимала плечами Ирина. — А если бы внушение было, вы что, можете это проверить, предоставить суду доказательства, найти улики? Я буду откровенной. Я всего лишь женщина, мать, и какие-то события вызывают у меня достаточно сильные эмоции, вот они в некоторой степени, вероятно, могут передаться клиенту.

— Вероятно! — воскликнул Слава. — Да если вам захочется мочить всех подряд, из вашего предбанника выйдут ряды домохозяек, которые натворят такого, что профессиональным террористам и не снилось.

— Слава, не увлекайся, — прошептал Сергей.

Ирина покачала головой.

— Нет. Никаких преступлений против жизни и здоровья граждан. У экстрасенсов есть кодекс чести, и я знакома с Уголовным кодексом.

— Ну, конечно, — пробормотал Слава. — Вам в голову наблюдателей не поставишь.

— Ладно, — вмешался Сергей. — Мы, кажется, пошли по пятнадцатому кругу. А мне что вы скажете, Ирина Анатольевна? У нас как раз есть заключение эксперта, свидетели, заказчица вычислена из числа ваших клиентов. Она, судя по всему, пойдет на признание.

Ирина, чуть нахмурившись, взглянула на снимок Кати и Вали Гришиной, которые безмятежно смеялись, сидя на диване.

— И кто же ваш эксперт, если не секрет?

— Совсем не секрет. Это известный психиатр, профессор Тарков.

— Замечательный эксперт, — улыбнулась Ирина. — Таких умных и талантливых медиков, наверно, и нет больше.

— Конечно, нет, — охотно поддержал ее Слава. — Остальные клиентов у вокзалов ловят и ручку золотят.

— Остроумно, — холодно сказала Ирина и вновь посмотрела на Сергея.

— Заведите уголовное дело о причинении вреда здоровью. Пусть пострадавшая, как положено, напишет заявление, заказчица признается, эксперт даст оценку совершенному преступлению. И все. Ничего сложного. Я действительно по заказу клиентки водила эту Катю по холоду раздетой почти сутки. Она не ела, не пила, не знала, куда идет, но врачи больницы должны подтвердить, что на ней не осталось ни царапины, ни обморожений, у нее даже насморка не могло быть.

— Какой насморк! — возмутился Сергей. — Она страдала, вы ей душу надорвали.

— У Кати была душа нежного, залюбленного ребенка. Ее душа просто повзрослела.

— Может, ей спасибо вам сказать?

— Нет, что вы. Я действовала против нее. Если она напишет заявление, обвиняя меня и свою подругу, которая, кстати, тяжело больна отчасти из-за вины и раскаяния, то я, разумеется, не буду прятаться от суда. Вопрос материальной и моральной компенсации без суда тоже рассматривается.

— Вы не принимаете нас за шантажистов и вымогателей?

— Вы меня, как личности, пока не интересуете. Просто я помогаю вашему интеллекту найти логичные решения. Похоже, мы обо всем поговорили. — Ирина взглянула на часы. — Кстати, вы всегда перед своим приходом к подозреваемому сначала подсылаете девушку под видом клиентки?

— Какую еще девушку? — туповато спросил вконец замороченный Слава.

— У вас была девушка? — Сергей даже приподнялся со стула. — Красивая, с глазами такими, волосами и вообще?

— Да, описание точное. Зовут ее Дина Петренко. Пришла по рекомендации поп-звезды.

— Вот чертова девка! — в сердцах выругался Сергей. — Это моя приятельница, партнерша. В общем, она заказывает расследование, а сама вечно лезет поперек него. Всегда раньше меня приходит!

— И ты знаешь, почему? — влюбленно уставился на Сергея Слава. — Потому что ты дьявольски хороший сыщик.

— Пошел ты! — отмахнулся Сергей.

— Пожалуй, мы оба пойдем, — не обиделся Слава. — Пока тебя в кролика не превратили, а меня в морковку. Мы с вами еще свяжемся, Ирина Анатольевна. Постарайтесь нас запомнить.

Ирина проводила взглядом мужчин до двери, а потом негромко окликнула:

— Одну минуту. По какой статье пойдет Иванова?

— Умышленное убийство.

— А кто ее адвокат?

— Ей назначили бесплатного гаврика, но он еще ни разу не появился, — охотно объяснил Слава.

— А какой адвокат является лучшим по подобным делам?

— Равников, конечно. Он же самый дорогой.

— Он позвонит вам в ближайшее время. Он будет защищать Иванову.

— Это вы размечтались, — заметил Слава. — У него дела обиженных и униженных олигархов расписаны на десять лет вперед. Они занимают к нему очередь еще до того, как попадутся.

— Слава, ты не понял, — сказал Сергей. — Мы в зазеркалье.