21

Ресторан «Кристалл» — паршивая дыра, но для такого городка, как Суходольск, просто находка. Это даже бренд, потому что ежели вы приняты в «Кристалле», значит, воры, проститутки, мошенники, рэкетиры и другие порядочные люди считают вас своим.

— Ты будешь его пытать?

— Ну, можно и так сказать. Да, именно пытать.

Керстин идет через зал к свободному столику. Волосы распущены, бедра покачиваются в такт груди, под которой она завязала рубашку. Даже я чувствую ее флюиды. Умеет же, гадина!

Мы с ней немного поругались насчет того, кому заманивать Аслана, но потом решили, что тот скорее клюнет на безусловные женские достоинства агента Бартон, чем на мою духовную красоту. И не ошиблись — у Аслана при виде ее глаза наливаются кровью. Не успела Керстин раскрыть меню, как официант уже тащит ей на стол гору винограда. Ну никакой оригинальности! Винограда она не видела, что ли? А вот и сам виновник торжества подплывает — немолодой, довольно крупный, с ощутимым брюхом и мешками под глазами. И, конечно же, нос. О, этот нос достоин Книги рекордов Гиннесса — огромный, красноватый, как член у племенного быка, нависающий над подбородком и вызывающе дергающийся. Гадость.

Я, сидя за рулем внедорожника, наблюдаю за ними в окно. Аслан подсел к Керстин и что-то втирает ей. А та хохочет, поднимается и идет, выгибаясь, как кошка, к выходу, затем к машине. Кавказец топает за ней, как слон на поводке.

Завожу двигатель — парочка усаживается на заднее сиденье. Керстин пищит и хихикает, а наш трофей сопит и распространяет такое амбре, что даже меня, хоть я и привычна ко всему, поташнивает. То-то он сейчас удивится!

Глухой удар… Бормотание стихло, а вонь усилилась, и я открыла окно.

— Поезжай в какое-нибудь тихое местечко, — просит агент Бартон.

Я город знаю, как содержимое собственной сумки. Несмотря на то что и страна не та, и Суходольск изменился внешне, вот эта каштановая аллея все такая же, как и тогда, когда мы с Наташкой были маленькими и счастливыми. И вон та площадь, где на праздники ставили огромную трибуну, а люди проходили мимо нее празднично-пьяными колоннами, такая же, и гастроном на углу, и… Тут я дома. Тут я среди своих. Пусть я уже не часть всего этого, потому что энное количество лет назад мне подарили яркую игрушку — весь мир. Пребывая в плохом настроении, я просто запихнула ее в карман и забыла о ней, а теперь, вернувшись сюда, случайно нашла и удивилась — мир прекрасен, и начинается он здесь.

— Думаю, вот достаточно тихое местечко.

Мы в лесополосе за городом, возле старой дороги, которой редко пользуются. Случись нужда, мы и труп тут спрячем. Ищи его потом!

— Помоги мне его вытащить, — выпрыгивает из салона Бартон.

Присоединившись к ней, я хватаю Аслана за ноги и тяну. У него длиннющие носки, мужик тяжелый и мерзкий.

— Осторожно, он еще нужен нам живым.

Керстин со знанием дела приматывает пленника скотчем к стволу акации. Лента громко скрипит и фиксирует клиента в забавной позе: руки заведены назад, ноги, каждая в отдельности, по разные стороны ствола. Стратегическое пространство — грудь, живот и ниже — остается открытым для общения. Меня слегка мутит, потому что сейчас я стану свидетелем неприятной процедуры. Мне приходилось лечить людей, выживших после пыток, и я могу сказать со всей ответственностью: никто не способен выдержать умелые пытки, они ломают человека. Когда-то, читая еще в школе «Молодую гвардию», я тайком думала, что сама бы никогда не выдержала то, через что пришлось пройти юным подпольщикам, и какое-то время презирала себя за трусость. А теперь знаю, что презирала напрасно.

Керстин обливает Аслана водой из бутылки, которую мы нашли в машине. Что ж, биологическое оружие ему уже не повредит. Не успеет.

— Тори, иди погуляй.

— Нет.

— Как хочешь. Но если попробуешь меня остановить, пеняй на себя. Разожги костер и принеси из машины, из багажника, канистру.

Я не буду ее останавливать. Аслан сейчас — единственная ниточка, ведущая нас к парням и Наташке. Конечно, его придется ломать, и ломать жестко. Он кавказец, и помимо отвратительной похотливости в его менталитете присутствует презрение к женщинам.

Ну вот, мужик уже пришел в себя и пытается осознать, что с ним случилось.

Не понимаю я его. Неужели Аслан и вправду думал, что такая женщина, как Керстин, позволит ему прикоснуться к себе? Даже если бы у нее не было Эрика, даже если бы этот гад оказался последним самцом на планете и от спаривания с ним зависело бы выживание человечества, — нет, и тысячу раз нет! Да пусть бы вообще не было человечества, чем оно оказалось бы таким, как Аслан!

— Вы обе…

Дальше идут слова, которые обычно не произносят в присутствии леди. Подумаешь, удивил. Сейчас ты, голубь, будешь кричать не своим голосом. А если у Керстин недостанет пороху довести дело до конца, я сама тобой займусь. Я тебе сердце вырву, если не скажешь, где мои Синчи и Наташка! Но ты скажешь, некуда тебе деться с подводной лодки.

— Тори, ты уверена, что хочешь остаться?

— Не теряй зря время.

Бартон задумчиво смотрит Аслану в глаза. Сцену освещают огоньки — я все-таки зажгла небольшой костер, плеснув на собранные полусырые ветки бензина.

— Кто тебе заплатил за то, чтобы ты нашел эту женщину? — Керстин кивает на меня. — Скажешь сразу — избежишь боли.

— Я знаю, что такое боль. — Аслан дергает носом. — Не тебе рассказывать мне о боли. И когда я…

— Ты не с той стороны познал боль. — Керстин взвешивает в руке нож. — И у тебя уже не будет никакого «когда». Так что расскажи мне то, что я хочу знать.

— Пошла ты! Я тебя сначала сам трахну, а потом…

Она делает надрез на его щеке, и струйка крови начинает свой путь, согласно закону гравитации. Еще надрез, еще. Они мелкие, но болезненные, и Аслан рычит и стонет. Но ущерба для здоровья пока нет.

— Ты пожалеешь об этом! Я…

На мои губы ложится невольная улыбка. Какая глупость — спорить с человеком, который нарезает тебя на мелкую лапшу!

— Мы только начали, — спокойно говорит Керстин. — Кровью истечь или умереть от шока тебе никто не даст — моя сестра отличный врач. И потерять сознание не выйдет. Раны болезненные, хотя с ними ты выживешь. Но посмотри туда — видишь, в костре греется железный прут? Не ты меня трахнешь, а я тебе его в задницу засуну. Ты же любишь погорячее? Тебе будет достаточно горячо, обещаю. А сначала я кастрирую тебя. И опять же — Тори обработает рану, ты выживешь.

Бартон разрезает на нем штаны, выставляя на обозрение огромные багровые гениталии. Не знаю, как ей, а мне при их виде хочется блевать. А уж запах они распространяют… Только Эд с Луисом не могут ждать, и Наташка тоже.

Крик разрывает тишину — Керстин делает на операционном поле небольшой надрез. Надрез далеко не фатальный, просто царапина, но Аслану наверняка кажется, что его «мозговой центр» оттяпали начисто — в том месте у мужчины много нервных окончаний и сосудов, кровь течет обильно.

— Ну так как, закончим процедуру? Кое-что лишнее я удалила, еще движение — и тебя примут в церковный хор мальчиков. Будешь солистом.

Керстин снова поднимает нож и делает еще один надрез, также далеко от нужного места, но пленник считает иначе. Его глаза совсем темные от ужаса, он не может оценить размер ущерба и думает о худшем.

— Давай, Аслан, отвечай. — Голос Керстин по-прежнему спокоен, она показывает ему нож, лезвие которого, все в кровавых разводах, зловеще блестит в сполохах костра. — Говори, сука, иначе я порежу тебя на куски.

Бартон опять приближает нож к телу, и крик кавказца переходит в рев:

— Не надо! Господи, не надо! Не делай этого! Я все скажу!

Мужчина всхлипывает и дрожит, ему больно и страшно, он унижен и сломлен. В пытках вообще главное — психологическое давление. Хотя, конечно, боль тоже играет свою роль. Воспоминание о пережитом ломает жизнь навсегда, но мне не жаль Аслана. Он приехал в эту страну, и страна приняла его, а мерзавец вместо благодарности принялся вести себя, как свинья.

— Если соврешь, я вернусь и убью тебя. Причем достану тебя так же легко, как сегодня, не сомневайся.

— Я скажу, скажу…

Мне хочется пить, я устала, я грязная. А Керстин, кажется, сейчас вырвет от омерзения. Но я должна знать, где мои парни и Наташка. Пусть Керстин спрашивает, а мне нужен тайм-аут, хоть пара минут передышки. И я не могу больше слышать, как эти сволочи следили, загоняли, хватали…

— Их держат в бывшей военной части, отсюда километров пятьдесят. Мы их туда доставили.

— Всех?

— Да. Но девка и третий парень им были не нужны.

— Они и сейчас там?

— Да. Им нужна другая девка. Вот эта, тощая. Так сказали.

— Кто сказал?

— Тот, который заплатил. Я его не знаю.

— Наташка там, у них?

Я знаю, что Эда и Луиса не убьют. А подруга…

— Не знаю.

Аслан отводит глаза, и я понимаю: он не хочет говорить что-то важное. Или такое, за что его, мягко говоря, по голове не погладят. Тогда я втыкаю нож ему в плечо, и от неожиданности и боли он кричит. Что, не принял меня в расчет? А зря. Вовсе не Керстин здесь плохой полицейский.

— Что ты пытаешься утаить, урод? Где Наташка?

Пленник рычит и пытается вырваться, но скотч крепко держит его.

Ты, сволочь, ничего еще не знаешь о боли, и сейчас я восполню пробелы в твоем образовании. Уж мне-то хорошо известно, как причинить боль.

— Тори.

— Отвали, Бартон. Он скажет мне. Скажешь ведь, Аслан?

— Скажу, скажу! Ее немного мои парни помяли… ну, пока везли… Но ничего особенного, она была жива. Что? Что это? Почему у тебя такие глаза? Кто ты?

Его сердце — как гроздь винограда…

— Величко, ты спятила? У нас же лопаты нет!

— Здесь недалеко скотомогильник — там, за поворотом, в поле. Здесь раньше были фермы.

— Сама теперь тащи его.

— Плевать, дотащу.

— Ты должна научиться управлять этим, Тори.

— Хватит гундеть, случайно получилось.

— О том я и толкую! Нам надо где-то вымыться и отдохнуть. Без тебя они их не увезут.

— А Наташка?

— И Вольдек у них. И тут уж как карта ляжет.

Мы едем в ночь — купаться в озере. Мыло и чистая одежда есть, но машина вся провоняла кровью.

— Я за рулем, так будет быстрее. — Керстин снова в своем репертуаре.

— Да я понятия не имею, где находится военная часть!

— Ты что, думаешь, я сунулась сюда, не изучив карты местности? Прекрасно знаю, куда ехать.

— И сколько ты изучила карт?

— Сколько было нужно для выполнения задания. Отдыхай, Величко, силы нам с тобой еще понадобятся.

Мы оставляем машину в километре от нужного места и идем сквозь лесополосу. Несколько гранат, револьверы с патронами и ножи — не знаю, хватит ли для штурма. Хотя штурмовать никто и не собирается.

— Скажи, кто схватил ребят?

— Если честно, то уж и не знаю. Думаю, служба, подконтрольная той группе лиц, о которой я тебе говорила. Банкиры, известная семья, заправляющая не только в Штатах, но и во всем мире.

— Почему их не перебить всех до единого?

— Потому что на их место всегда найдутся другие гады, которые будут начеку. А этих мы знаем, время от времени преподаем им урок. Конечно, им тоже удается нанести удар по нам, но лучше враг известный, чем новый. Тут ведь надо ломать не их, а систему, позволяющую мерзавцам так себя вести, а на это никто не пойдет, слишком много денег серьезных людей завязано на том банковском семействе. Сейчас важнее найти того, кто варит для них кашу в Вашингтоне, а судя по всему, это кто-то серьезный, очень высоко стоящий. Мир катится в задницу, Тори. И я иногда думаю, что сама ими займусь когда-нибудь.

— Тоже верно.

Военная часть за высоким забором стоит недалеко от дороги. Высокие зеленые ворота с красными звездами, за забором тихо. Но мы не такие глупые, чтобы пытаться войти через парадный вход, поэтому перелезем через забор.

— Смотри, слева…

Керстин, словно тень, метнулась к ближайшему строению. Вокруг тихо, но скоро утро, и нам бы надо гораздо раньше, чем рассветет, понять, где держат наших и что здесь вообще происходит. Но то, что место обитаемо и было обитаемо все эти годы, совершенно ясно — здания в порядке, дорожки чистые. Если б было заброшено, все бы уже по кирпичику растащили, но нет.

Иду за Керстин, вижу, как та заглядывает в большой ангар, затем проскальзывает внутрь. И вдруг понимаю: не надо было ей туда, там…

— Ищите вторую, она где-то здесь, — доносится до меня.

Я сливаюсь с травой — хорошо, что здешние обитатели поленились выкосить сорняки везде, убрали только вдоль дорожек. Двое выносят Керстин, ее тело безвольно висит в их руках, кровь заливает лицо. Ярость сжигает меня изнутри — если кто и убьет эту суку, то только я, больше никто!

— Обыщите территорию, вторая тоже должна быть тут, — оживает рация в руках парня в камуфляже.

— Здесь никого нет.

— Ищите, она где-нибудь рядом. И будьте начеку, эта краля может быть опасна.

Им не сказали, насколькоя могу быть опасна…

Из ворот ангара выходят трое и идут в ту сторону, куда унесли Керстин. Там стоит двухэтажный дом — когда-то, видимо, в нем размещалась администрация или штаб. Парни о чем-то говорят, но я не прислушиваюсь, потому что слышу: в ангаре кто-то есть, и этот кто-то спокоен — его сердце стучит в обычном ритме. Вот у него-то я и спрошу, что тут происходит.

Незаметно проскальзываю в ангар. Мне нужно торопиться, потому что если убьют Керстин, Эрик будет безутешен и дети потеряют мать, а я не могу этого допустить. Да, она сука еще та, но как-никак моя сестра. Родственников не выбирают. Прошлого не изменить, а будущее в моих руках.

Кто-то притаился за дверью — как же медленно он движется. Я так хочу убить его… но пока не убью — у меня много вопросов, и вот главный:

— Где?

Человек понимает, о чем спрашиваю — обо всех сразу, да. И обязательно даст ответ, потому что я смотрю ему в глаза, и он уже напустил полные штаны. Умереть, обгадившись, — это обидно, но ничего иного уже не будет. Ни для кого из них.

— В штабе… Вон тот дом, там был командный пункт…

— Нас ждали?

— Да. Вы же забрали Аслана… С преступниками всегда так — ненадежны.

— Ты тоже. Не лги мне.

— Нет, нет! Боже мой, что у тебя с глазами? Почему у тебя такие глаза? Это линзы?

— Нет. Ты кто?

— Я просто водитель. Видишь, машины здесь… А начальство из самой Москвы, какая-то охранная структура. Зря вы появились здесь, они…

— Где люди, которых привез Аслан?

— За ними скоро прилетят. Через сорок минут… Через тридцать восемь… Послушай, я просто водитель, ты не…

Его рука метнулась ко мне, блеснуло лезвие и оцарапало мне бок — но мои пальцы уже вырвали ему горло. Хлестнул фонтан крови, и мужчина, подавившись ею, осел на пол. Надо же, прозевала момент удара… Ничего, рана поверхностная, хотя одежда быстро намокает. Вот ублюдок!

Я выхожу из ангара и снова ныряю в траву. До нужного строения недалеко. Вон по той дорожке несли Керстин — ее кровь осталась на ней, и пахнет она не так, как та, другая. Прижимаюсь к стене, которая успела остыть за ночь. В фундаменте окошки, и я ныряю в одно из них — прямо в подвал, какие-то осколки вонзаются мне в руки. Неожиданно вспоминается подвал в доме Педро Монтои — там было гораздо приятней. Здесь пахнет цементом, пустотой и влагой — где-то капает вода.

Нужно идти и искать. Сверху слышны голоса и хор бьющихся в разном ритме сердец. Некоторые из них сегодня перестанут биться. И я найду те, которые нужны мне.

Кто-то спускается вниз по ступенькам. Я тихо двигаюсь навстречу. Человек освещает себе путь фонариком, а мне фонарик ни к чему — мир и так четкий и пронзительный, полон звуков, запахов, предметов. Проскальзываю за спиной вошедшего, вогнав нож в основание шеи — он не успел упасть, я уже выбралась наружу.

Коридор освещен тусклыми лампочками, и здесь пусто. Когда-то я тоже шла по пустому коридору и искала своих Синчи, умирая от тревоги, — не так давно, на другом краю земли, в том самом доме Педро. Теперь все повторяется. Опять кто-то бросается на меня из-за угла, а я просто останавливаю его сердце, разорвав ударом. Это все уже было.

Втаскиваю тело в комнату — мониторы, кнопки… Плевать, не разберусь все равно, поэтому просто перерезаю провода. В соседней комнате разговаривают мужчины, но Керстин там нет. А я должна ее найти, я не позволю навредить моей кузине, хоть и ненавижу ее. Но уже не так однозначно ненавижу, надо признать.

Поднимаюсь на второй этаж — вот дверь, еще и еще, и дальше. Иду на звуки ударов и болезненный стон. Открываю дверь и вхожу. Тело Керстин закреплено на каком-то подобии распятия, а мужчина, стоящий ко мне спиной, охаживает ее плетью. Картинка из БДСМ, но кодового слова Бартон сказать не может, так искусала губы, и кровь течет настоящая. На щелчок закрывающейся двери мужчина оглядывается, бросается на меня. А я вырываю ему сердце. И пусть там группа банкиров думает, что ей будет угодно. Я же обещала, да, Курт? Это тебе за Гарольда.

Нахожу в его карманах ключ от наручников и высвобождаю Керстин. Одежда ее превратилась в лохмотья, глубокие рубцы и рассеченная кожа выглядят хреново, но я знаю, что от них она не умрет. Если, конечно, не позволить попасть инфекции, но я уж позабочусь. А вот пластической операции Бартон не избежать — в язык плетки вплетены металлические когти.

— Тори…

Мир перестал звенеть в моих висках, я без сил опускаюсь на пол.

— Тори, ты меня слышишь?

Я слышу, но ужасно устала. Мое тело непригодно для таких подвигов, а Солнечный Кот использует его, как ему вздумается. Но теперь он уснул, и сил у меня нет.

— Я больше не могу, Керстин.

— Можешь. Слушай меня внимательно. — Она пытается что-то сделать с одеждой. — Кажется, сейчас сюда прилетит заказчик всей этой кутерьмы. А мы-то с отцом головы сломали, гадая, который из них заправляет всем! Курт тут хвастался, сказал, что большинство террористов работает на спецслужбы, которые, в свою очередь, обслуживают интересы банковских групп. Теракт одиннадцатого сентября из той же оперы, что и взрыв в Атланте. Проба пера, так сказать. После него ввели войска в Ирак — под видом борьбы с терроризмом и ядерным оружием, которого там в помине не оказалось. А все рукоплескали — как же, рассадник зла! Главное — нефть, Тори. Нефть и деньги — помимо контроля. Планируется теракт, назначается враг, гибнут люди — и картина мира потихоньку меняется. Теперь уж не знаю, кому верить…

— Знаешь, что-то такое я всегда подозревала.

— Тогда твоя фантазия работает лучше моей. Я-то опиралась на факты и теорию заговора считала несостоятельной именно потому, что была убеждена: мы не могли проморгать организацию такого масштаба. А оказалось, эта организация — большинство спецслужб мира. Может, и наша тоже.

— И что теперь?

— Ничего.

Под ее взглядом замерз бы Гольфстрим. Думаю, Керстин зла сейчас, как сам дьявол. Она обыскивает комнату и находит свое оружие.

— Идем, Виктория, у нас есть работа.

Я поднимаюсь и иду за ней. Остатки ее одежды совсем не прикрывают того, что сделал с ней Монтоя. Сейчас у нее шок, и она в полной мере не ощутила всего, но скоро ощутит. К тому времени я найду, чем ей помочь. Думаю только, что слишком добра была к сыночку Педро — смерть его оказалась простой и легкой. Хотя, конечно, смерть, она и есть смерть.

— Сейчас найдем всех наших и уедем отсюда, убив попутно тех, кто станет возражать, — продолжает Керстин. — Курт многое рассказал мне — был уверен, что уже можно. Я ведь столько крови ему попортила, а тут такой случай… Ничего, Тори, не раскисай, все как-то наладится.

Она еще меня утешает! Но и в самом деле после смерти Монтои-младшего сила оставила меня, навалилась усталость, болит рана в боку и порезанные руки, кровь на руках липкая и неприятная.

— Смотри, вон там… Тори, ты выступишь в роли приманки.

— Что, опять?!

— Нас только двое, и я не гожусь на эту роль.

Ага, а я, покрытая кровью, как невеста Чаки, гожусь? Хотя, похоже, да. Во всяком случае, парни, стоящие около двери, пялятся на меня, пока я изображаю зомби из фильма ужасов. Правда, недолго пялятся — оба валятся на пол, получив ножи в грудь. Ловка, однако, Керстин Бартон. И ужасно зла сейчас. А я не могу ее за это осуждать.

— Заходим!

Мои Синчи лежат на кроватях, лицо Эда синеватое, у Луиса под глазами залегли тени. Их усыпили, приковали, но они и во сне рвались из наручников — кожа содрана. Где же Наташка и Вольдек?

— Что им ввели?

В комнате перепуганный мужик в белом халате и две девицы в полуобмороке. Сейчас умрут, если только…

— Обычное снотворное. Но в последние полчаса они пытаются встать, словно что-то активизировало их мозг…

А, знаю, в чем причина. Это я активизирую их в минуты опасности — когда просыпается мой кот, он будит и остальных. Не знаю, как работает передача энергии и что она такое вообще.

— Где еще двое? Мужчина и женщина?

— Кажется, их где-то заперли, но я не уверен. Не убивайте!

Я вгоняю иголку в его плечо, врач оседает. Медсестры с визгом разбегаются, только Керстин не позволяет им уйти. Ребята, вы нарушили клятву Гиппократа.

Мои Синчи, двое балбесов, снова лежат без признаков жизни. Я отсоединяю капельницы. Но что это даст, если вынести их отсюда мы не сможем? А без них я не уйду.

Трясу Эда за плечи. Просыпайся, лежебока! Вставай! Ну пожалуйста! Я… мне тебя не хватало, и слезы щиплют глаза. Нет, я не плачу, вот еще…

— Тори?

Он гладит мою ладонь, покрытую кровью нашего врага. Мы восстанавливаемся гораздо быстрее, чем обычные люди.

— Ты плачешь?

— Нет.

— Ты из-за меня плачешь?

— Я сказала — нет, черт подери!

— Я люблю тебя.

— Тогда вставай и пошли отсюда. Вы снова дали себя поймать!

А Керстин активно приводит в чувство Луиса, а тот непонимающе смотрит на нее.

— Бартон, оставь его. Надо еще найти Вольдека и Наташку.

— Да. — Керстин кивает. — Вот ты и займешься, а у меня есть другие дела.

— Какие?

— Я должна разогнать это змеиное гнездо. Ты что, не поняла? Наступая Курту на пятки, я побеспокоила того, кто ему приказывает. Потому все и случилось: начали преследовать наших агентов, некоторых выследили, убили. Потом катастрофа самолета. Ладно, Монтоя мог за мной следить. Но кто навел его на меня? Откуда им стало известно про вас троих, про ваше изменение? Знала я и мой отец. Вероятно, еще один человек. Сейчас я думаю, что тот человек и есть мозг тайной организации, остальные не в курсе всего плана, они — просто исполнители фрагментов. Похоже, он использовал нас с тобой — вслепую, и мы сейчас, возможно, прикрываем какую-то другую операцию, цель которой мне неясна. Я хочу выяснить, кто за всем стоит. Но самое плохое, что я догадываюсь, кто раньше меня мне понять, что происходит, и использовать нас всех как приманку для заварившего эту кашу, — мой дорогой папочка.

Вдалеке слышен шум вертолета. Наше время истекло, все было зря. Ну что ж, значит, так тому и быть. Та-Иньи ждет меня — там.

— Гости на порог…

Керстин выглядывает в окно. Там освещенный периметр, огни посадочной площадки пробиваются сквозь рассветный туман. В коридоре беготня, выстрелы, которые звучат все ближе.

— Пора валить отсюда. — Бартон приоткрывает дверь. — Нам надо попасть вниз, через подвал выйдем к забору, где стоит машина. Я позвоню, нас спрячут.

— Поздно.

По коридору бегут вооруженные люди, и нам некуда деться, мертвые охранники под дверью сдали нас, как стеклотару.

— По крайней мере, у нас есть оружие.

— Думаешь в Валгаллу податься, Бартон?

— Нет, Величко, меня будет судить Осирис.

А я отправлюсь на Тростниковые поля — с Та-Иньи. Вернусь туда, откуда пришла.

— Тори…

Глаза Эда так близко. Ничего у нас с тобой не выйдет, милый. Слишком поздно, круг замкнулся. От выстрелов крошится дверь, и хотя мы дорого продадим свои жизни, ничего от этого не изменится. Смерть, она и есть смерть. Тетя Роза выплачет по мне все глаза, а Эрик никогда не утешится без своей Керстин, так что пользы от нашей смерти не будет никакой.

— Тори, не бойся.

— Я не боюсь. Знаешь, Эд, я… Наверное, я тоже люблю тебя.

Он прижимает меня к себе. Луис подходит и кладет руки нам на плечи. Что ж, ребята, увидимся.

— Ребята, что-то случилось… — удивленно смотрит на нас спецагент Бартон.

И правда, выстрелы отдаляются — бой вдруг переместился. Кто там воюет и против кого, я не знаю, но, похоже, наша кончина откладывается на неопределенный период.

— Нужно найти Нат. Ей сильно досталось…

Луис впервые за все время заговорил.

— Я знаю. Наташка крепкая, выдержит.

Мы встречаемся взглядами.

— Я не против, — слетает с моих губ.

— Да?

— Да.

А чего мне возражать? Мы все равно есть друг у друга и всегда будем. Это никогда не изменится.

— Ну, если вы выяснили отношения, то, может, вернемся к нашим делам? — Керстин ехидно ухмыляется. — Там, кажется, людям не до нас, так что пора нам выбираться из ловушки.

— Ты права.

Мы выходим и идем по коридору, переступая через трупы. За окнами бой поутих, и мы осторожно спускаемся по ступенькам. Сейчас нырнем в подвал, оттуда через окно, и…

— Эй, Керстин, ты там?

Она останавливается. Мы тоже застываем на месте, подчиняясь ее жесту. Я узнала голос. Как старый змей Бартон тут оказался? Очень не хочется думать, что именно он стоит за всем этим. Но если не он, то кто? Знает ли папочка, как зла на него сейчас его любимая дочурка? Думаю, да.

— Папа?

— Не застрели меня не выслушав, ладно?

— А нам есть о чем говорить?

— Керстин, вовсе не я все устроил.

— Но ты использовал меня. Выходи с поднятыми руками!

Седой мужчина появляется из-за угла, держа руки, как приказано. Он был когда-то красавчиком, Рон Бартон. Да и сейчас еще хорош. И голубые глаза горят такой энергией, что на три электростанции хватит.

— Ты и правда думаешь, что я?

— Если честно, то не знаю, что мне думать. В принципе, ты мог. Попробуй убедить в противоположном.

— Хорошо, попробую… Да, я виноват, что использовал тебя. И должен был понять, что ты догадаешься. Но уж очень хотел выйти на человека, который заправляет всем, стоит во главе невиданного по размаху заговора. Ему была нужна ты — поскольку мешала террористу Курту Монтое и была моей правой рукой. Ему были нужны наши сотрудники, имеющие специфические навыки. А потом ему понадобились Тори и ее спутники. Есть какая-то легенда — просто чушь, мистическая глупость! — но большинство диктаторов верят в нее… Вот и тот, кто считает себя новым властителем мира, убежден, что мисс Величко и ее друзья являются Избранными, посланниками какого-то забытого бога, ведь ему стало известно об их необычных способностях. Керстин, я бы никогда не отдал их ему, только собирался выманить его из тени. И мне это удалось.

— Удалось?

— Да. Я давно подозревал, что за всеми терактами стоит один человек, который и направляет убийц, хотя те мерзавцы думают, что действуют самостоятельно, а финансируют их восторженные поклонники. Понимаешь, очень все укладывалось в схему: взрыв со множеством жертв — война с многомиллионными контрактами — вторжение и передел мира. Потом какое-то время мелкие акции, и снова все по тому же кругу. Сознание людей меняется постепенно, а нагнетая истерию и страх, можно воплотить в жизнь то, чего люди, находясь в нормальном состоянии, никогда бы не позволили с собой сделать. И никто не видел, как меняются сферы влияния. А я годами наблюдал за процессом, анализировал и в конце концов пришел к определенным выводам. Но ухватиться было не за что, на главного выйти не получалось. Когда ты убила Эльзу, открылась правда о Курте, и человек, которого я подозревал в участии в заговоре, подписал тебе смертный приговор. Тори же спутала ему все карты, заставила забыть о мести. Однако мы по-прежнему не могли ничего сделать — на территории Штатов. Там его лежбище, там у него власть. Зато здесь, прилетев инкогнито, он — никто. И здесь он исчезнет. Просто исчезнет, и все. Так что я все правильно рассчитал: сукин сын лично примчался сюда. Уж очень ему было невтерпеж, учитывая, что ты тоже оказалась в его руках. Ведь раз ты, то, значит, и я.

— Имя? Назови имя!

— Идите за мной.

Керстин, настороженно озираясь, выходит на улицу, мы — следом. Солнце уже осветило заброшенные строения и чистые дорожки, а у меня на душе темно. Что же такого моя кузина знает о своем папаше, если допустила, что весь этот кошмар — дело его рук? У них какие-то странные отношения, хотя я, конечно, не эксперт в родственных отношениях. Меня сейчас больше волнует, что с Наташкой.

Да вот же она! И внутри меня светлеет. Луис подходит к ней и обнимает. А Натка даже не плачет, просто уткнулась в его грудь и замерла. Кто-то дал ей летный комбинезон, который закрывает ее до самой шеи. Избитый до неузнаваемости Вольдек курит, сидя на земле.

Что ж, все бывает в этой жизни, и главное в ней — сама жизнь. Все живы, и хорошо.

Около ангара суетятся люди. Туда сносят трупы, укладывают в грузовик. Под стеной в окружении охраны маячит фигура в светлом летнем костюме. Я глазам своим не верю — Билл Мастерс собственной персоной!

— Его будут искать, — с сомнением качает головой Керстин. — Слишком крупная фигура.

— Конечно, будут. — Бартон-старший ухмыляется. — Искать и найти — разные вещи. Мы многое узнаем от него. Главное, узнаем, кто приказывает ему — он-то точно его знает. А там уж, как водится, пройдемся по цепочке.

— Так ты знал?! — Керстин взорвалась яростью. — Ты послал меня сюда, зная, что будет?

— Прости. Очень рисковал, конечно. И не мог ничего тебе сказать. Ты давно работаешь в системе, должна понять. А его я подозревал с той минуты, как он принялся настаивать, чтобы ему отдали Тори и парней. Я подумал — зачем сенатору так понадобились случайные свидетели? Значит, кто-то ему сказал об их удивительных способностях. А кто? Только Курт Монтоя, заглянувший в глаза Тори, когда был в ее доме. Значит, пришла пора тщательней покопаться в документах мистера Мастерса, бухгалтерских отчетах, приглядеться к прошлым заслугам. И оказалось, что некоторые его компании — не совсем его, нити вели к банкирам Ван-Вильдам и дальше. Этот чертов заговор большой и дорогостоящий. А Мастерс, борец с терроризмом и неподкупный сенатор, — их прикрытие, их руки и голос в сенате. Если бы им удалось провести слияние всех спецслужб, как они планировали, то в их распоряжении оказались бы не просто агенты, а такая власть, которую ты и представить не можешь, без контроля и противовесов. Поэтому я не мог тебе ничего сказать.

— Ну да, на случай, если меня будут пытать.

— Именно. Ведь чего не знаешь — не расскажешь. — Бартон выглядит озабоченным. — Керстин, ты же сама все понимаешь. Операцию я долго готовил, а тут появилась новая приманка — наши друзья с повадками ягуара… Все должно было выглядеть натурально, и вы меня не подвели. Наш клиент никогда бы не осмелился сам прибыть, но ему не терпелось узреть Женщину-Кошку. Он утаил то, что знает о ней, от своих патронов — думал сам использовать, вот и попался. И теперь многое мне расскажет, а уж мы позаботимся о судьбе тех, кого Мастерс назовет.

— Если ты еще раз попадешься мне на глаза, я тебя убью. — Голос Керстин ровный и бесцветный. — Надеюсь, мы поняли друг друга.

— Керстин, это непрофессионально. Я был вынужден так поступить.

— Всему есть предел, а ты его не знаешь. Как когда-то не знал дядя Макс. Мне нужно время, чтобы обдумать все, но я не уверена, что позволю тебе когда-то еще войти в мою жизнь. В нашу жизнь.

Моя кузина резко разворачивается и идет обратно к дому.

— Бартон, ты куда? — окликаю ее я.

— Там есть душевая. И мне надо что-то сделать со своими ранами, болят зверски.

— Резонно. Я тебе помогу.

— Только руки вымой, тоже в кровище вся.

— Да уж вымою.

Она идет впереди, и я понимаю, что у нее есть право злиться. Шутку ее папаша сыграл с нами очень сволочную. Но мы-то ладно, чужие люди, а тут все ж таки родная дочь как-никак.

Седой мужчина запускает пальцы в свою шевелюру, глаза у него темнеют. Кто знает, о чем он сейчас думает, но это уже неважно. Главное, все закончилось.

Нас ждет самолет — в тридцати километрах есть небольшой аэродром, и теперь мы едем туда. Наташка прижимается к Луису. Помнишь, Нат, как мы мечтали, что проживем ярко? Ну вот, ярче некуда. Ты выйдешь замуж за миллионера, я тоже. Наши будущие супруги и я стали непонятно кем, чего ты пока не знаешь, а когда узнаешь, тебе придется с этим смириться.

В дорогу мы отправились, кое-как отмывшись и разделив остатки одежды из моей сумки, обработав раны и вколов антибиотики. Всю дорогу Керстин молчала как истукан, а я вела внедорожник, изредка поглядывая на нее в зеркало заднего вида. Наконец мы грузимся на борт самолета, и крылатая машина ныряет в летнее небо. Вот теперь бывшего, как я думаю, спецагента Бартон колотит от озноба. Это нормально, учитывая полученные ею повреждения.

— Керстин, прекрати злиться.

— Ты не понимаешь.

— Да где уж мне! Гарвард, ясен хрен, не в счет.

— Послушай, ведь этот человек — мой отец! Как же он мог так со мной поступить? Работа, конечно, важная вещь, но я думала, что… что я значу для него больше, чем работа. Иллюзия… Собственно, так никогда не было, так с чего я решила, что это изменилось? Ты была права, он пожертвует кем угодно, лишь бы выиграть. Все равно я потрясена и не знаю, как мне собрать себя обратно, потому что судьба мира, конечно, важна, но… Я не смогу его простить.

— Не надо так спешить с выводами. Мы целы… ну, почти целы, летим домой, тебя ждет твоя семья…

— А ты?

Моя голова склоняется Эду на плечо, мне бы немного поспать. Я устала. И не знаю, чего хочу. Но если сейчас заглохнет мотор…

— Тори, ты меня слышишь? — не успокаивается Керстин. — Что ты сделаешь, когда мы прилетим?

— Вернусь домой, к тетке и коту. Но потом нужно будет кое-куда съездить.

— В джунгли?

— Да. Но это ненадолго…

Я проспала до момента, когда самолет коснулся земли и покатился по взлетной полосе. Аэропорт Лос-Анджелеса. Самолет заруливает в ангар, мы молча выходим наружу.

— Эрик!

Керстин идет к нему, пошатываясь от боли — раны ее чертовски болят. А он срывается с места и обнимает ее — осторожно и нежно. Я не хочу видеть этого.

Эд сжимает мою ладонь. Прости, милый, я всегда буду любить его. Но ты никогда ничего не узнаешь. Эрик был прав: иногда, чтобы быть счастливым, нужно просто выйти навстречу счастью.

— Я знал, что вы вернетесь. — Эрик открывает дверцы внедорожника. — Едем домой. Тори, ваша тетя Роза ждет, и кот тоже.

Наташка удивленно озирается. Я понимаю, насколько все вокруг для нее в новинку, как все необычно. Потом взгляд моей подруги останавливается на встречающем нас мужчине.

— Вика, это же…

— Ну да. Я тебе разве не сказала? Эрик Гамильтон, муж моей кузины.

— Слушай, а мы вернемся домой?

— Нат, мы дома. Ты не понимаешь? Нет границ, нет всего этого разделения, наш дом — целый мир. Все то же небо, те же облака, и солнце — то же. Смотри, второй восход за день — это круто.

Она еще поймет, что так, как меня с моим Синчи зовут джунгли, ее позовет и маленький городок с четырьмя кленами во дворе белого трехэтажного дома. И каштановые аллеи позовут — так же, как позовет шумный Нью-Йорк. Но нам больше не надо будет запрещать себе думать, чувствовать и вспоминать.

Мы едем в какую-то другую жизнь, каждый из нас. Но отныне она у нас общая. И мир общий — и такой большой.