6
Крат ждал сообщения от парней с Варны. Он представлял, как ненавистную высокомерную выскочку избивают, рвут на части… Его маленькие твердые кулачки сжались, он с шумом втянул в себя воздух — при одной мысли об этом у него начиналась эрекция. Крат шмыгнул в ванную и закрылся изнутри.
— Ты что там делаешь, гаденыш?
Это мать. Крат ненавидит ее сильнее, чем всех остальных. Он боится этого чувства, но ничего не может поделать. Все ненавидят его мать — толстую, неопрятную и злобную. Крат иногда представляет себе, что он с ней сделает когда-нибудь, когда вырастет.
— Руки мою.
— А заперся зачем? — Зинкин голос злорадно взвизгивает. — Знаю я, какие руки. Выходи, тварь такая, да слюни утри сперва. И в кого ты такой убогий уродился?
Крат выходит из ванной, не успев увернуться от крепкого подзатыльника.
— Я пойду на улицу.
— Иди, змееныш. Другие дети как дети, а тут…
Крат не слушает ее причитаний, он знает их наизусть. Ему нет дела до матери, придет время, он по-своему разберется с ней.
— Ненавижу!
Его маленькие твердые кулачки сжимаются. Ну, где эти идиоты? Неужели карточный долг не вернут? Вернут, никуда не денутся.
— Привет, Крат.
Он останавливается. Перед ним стоит его давний недруг и соперник — Танкер.
— Слыхал я, что ты «заказал» Бешеную Кошку парням с Варны. Это правда?
— Тебе-то что?
— Да так, интересуюсь. — Крата всегда раздражала правильная речь Танкера и его отмытый вид. — А тут ты идешь. Дай, думаю, спрошу.
— А если и правда, тебе-то что?
— А то. Дурак ты, скажу тебе как своему. Кто же так дела делает?
— А что?
— Ты скажи мне: кто умный такое поручает «шестеркам»? Если хочешь, чтоб дело было сделано, головой надо думать. Уже весь Третий знает, что ты затеял, сечешь?
— Ну и что? Меня там не было, скажу ментам: пошутил.
— Ну, да, ментам-то ты скажешь. А Цыбе и Витальке ты это тоже расскажешь?
— А че! Им какое дело?
— Раскинь тем, что у тебя вместо мозгов, Крат. Кто у них главный?
— У них эта… демократия.
— Хренократия. Тормоз ты, Крат. Они Кошку берегут, как хрустальную. Не станет ее — думаешь, Цыба к тебе побежит? Хотя, побежит, конечно. Чтоб голову тебе оторвать.
— Хрен на рыло! Я своим скажу…
— С Цыбой никто связываться не будет. С ним — это значит и с Виталькой. А за Виталькой — цыгане, ты это не вкурил?
— Так а че ж теперь?..
— А теперь молись, отморозок, чтобы Данку не прибили, потому что я — первый на очереди, чтобы тебе кочан отбить, очередь длинная наберется, помирать устанешь. Мне тут война с цыганами не нужна, понял?
— Так это… че делать-то?
— Придется тебе с ними помириться. Ну, чего морда вытянулась? Кошку не любишь? Знаю, что не любишь, но руки у тебя дотянуться до нее коротки.
— А у тебя, типа, некороткие.
— И у меня пока короткие. Да она мне не мешает. Ни в какие дела не суется, а что Цыба, Виталька и Танька с ней — так это их дело. Они тоже не лезут в мои дела. А дерутся, если надо, исправно, и Кошка тоже.
— Она чокнутая.
— Это есть, ну и что? Не лезь к ней, Крат.
— Ты че, наезжаешь на меня?
— Пока только предупреждаю.
Танкер пошел своей дорогой, а Крат влез в беседку и задумался. Вроде прав Танкер, дурака он свалял. Но теперь уже ничего не исправишь.
— Да не убьют они ее, кишка тонка. — Крат чувствует людей чутьем крысы. — Может, отлупят, но не убьют. Ладно, Кошка, живи пока. Я подожду.
В груди Крата поднимается что-то горячее и колючее. Ему хочется кого-то ударить, сделать больно. Когда он в таком состоянии, даже его дружки стараются держаться от него подальше.
Крат выскакивает на площадку перед домом. Двое мальчишек играют в мяч. Он уже видел их здесь, они живут рядом. Он подходит поближе и бьет одного из них ногой в живот. Мальчик заходится криком, а Крат летит в пыль, сбитый с ног.
— Ах ты, падаль! Ты зачем ребенка ударил?!
Крат поднимается с земли. Он не понимает, как мог не заметить здорового дядьку, похоже, отца одного из мальчишек. Подумать об этом Крат не успевает, удары сыплются на него один за другим, мужик со знанием дела и видимым наслаждением охаживает его.
— Тварь слюнявая, только покажись мне на глаза, убью!
Крат кое-как поднимается и уходит. Он понимает, что сегодня ему просто не везет. Поэтому он решает пойти в «бункер» и там отсидеться, а приятели принесут слухи и новости. Тогда и решит, что делать.
«А все Кошка, тварь поганая! С нее все началось».
Крат спускается в «бункер» — подвал заброшенного магазина. В старом поселке этот магазин был единственным. Но когда настроили пятиэтажек, то открыли несколько новых магазинов, а старый закрыли, да так и оставили. Мальчишки сделали лаз в подвал, где оборудовали себе удобные сиденья из старой мебели и матрацев.
«Бункер» пока пуст, Крат знает, что народ начнет собираться ближе к вечеру. Он укладывается на старый продавленный диван и смотрит в потолок. Со стороны может показаться, что он думает, но Крат ни о чем не думает. Он просто лежит, уставившись в потолок, и злость закипает в нем.
Дана вернулась домой в обычное время. Родители что-то горячо обсуждали, но, когда вошла дочь, мгновенно прекратили разговор. Дану всегда раздражала эта их манера втихаря обсуждать свои дела, как будто она слабоумная или вражеский шпион.
— Даночка, ужин на плите.
— Спасибо, ма. А вы?
— А мы уже поужинали. Тут такое дело, милая… Нам надо сейчас уехать в Белгород…
— На ночь глядя?
— Даночка, так получилось. Скажи Тане, пусть переночует у нас. Утром разогреешь еду, а в школу на автобусе поедешь.
— Я лучше Витальку позову. А то с Танькой я просплю.
— Я не… ладно, зови Виталика. Помни, мы очень доверяем тебе. Ты умница и глупостей не наделаешь.
Дане хочется крикнуть, что эти «глупости» ее не интересуют, Виталька ей как брат, а ее сегодня хотели убить, и ей больно и неуютно, но она молчит, потому что не хочет, чтобы мама расстроилась. Она слишком бурно реагирует на все ее неприятности, и Дана боится что-либо рассказывать, чтоб потом не чувствовать себя виноватой из-за того, что маме плохо.
— Я привела в порядок твое платье. Ты что, в пыли валялась?
— Я упала.
— Боже мой, откуда?! Славик, ты слышишь?! — Мать уже «завелась», в голосе звучит паника. — Где болит, Дана? Только правду мне говори!
— Я споткнулась, вот, коленку сбила и локоть. Не болит совсем.
— Правда?
— Перестань над ней квохтать, пора ехать. Доча, не опоздай завтра в школу, я будильник тебе завел.
— Да чего вы едете-то?
— Так нужно, Дана. Потом все расскажем. Будь умницей. Вот, купи себе завтра что-нибудь. — Вячеслав Петрович дает дочери денег. — А мы тебе гостинцев привезем.
Родители уходят, Дана слышит, как стучат в гулком подъезде мамины каблучки.
«Чего это они сорвались на ночь глядя, ближний свет — Белгород! Правда, там у папы друг, дядя Женя, кооператив какой-то у него, но не похоже, что они в гости. Ладно, какая разница… Главное, я осталась одна!»
Дана звонит Витальке, и через полчаса вся компания уже сидит на кухне и уничтожает ужин. Дана догадывается, зачем мама так много оставила. Кто-кто, а она-то знала, что едоков будет четверо и никто из них на аппетит не жалуется.
— Если мочить Крата, то сегодня. — Виталька вымакивает варенье блинчиком. — Вкусные блины тетя Катя печет. Так вот. Если хотим его убрать, значит, этой ночью. План готов, а случай такой, может, больше и не представится.
— Неужели мы и вправду убьем его? — Дана чувствует, как мурашки бегут у нее по спине.
— Нельзя его оставлять. — Цыба отпивает глоток компота. — Сама посуди, Данка: сегодня тебя случай спас. В другой раз может не повезти.
— О родителях своих подумай. Ты же у них одна! — Таня берет ладонь подруги.
— Ты тоже одна.
— Сравнила член с пальцем! Да моей мамаше насрать, где я и что со мной. Ей лишь бы водка да мужик под боком, желательно не один. А твои не такие.
— Вы что, уговариваете меня? Напрасно. Я целиком на вашей стороне. Но нам надо поклясться, что никогда никто нигде никому не расскажет об этом. Иначе пойдут слухи, и мы все сядем.
— Я тут читал недавно статью про сицилийскую мафию. — Виталька интересуется разными вещами, они все знают это. — В общем, у них была такая традиция, что ли, — клятва вендетты. Например, гибнет их родственник, но они это так не оставляют. Идут на кладбище, ножом разрезают наискось ладонь, прикладывают руку к могиле и клянутся на крови отомстить. И эту клятву нарушить нельзя.
— Ну, мы же не сицилийская мафия. — Таня испуганно округлила глаза. — И не погиб пока никто. А идти ночью на кладбище страшно.
— Нам это не надо. Тут сама идея важна. Клятву на крови нарушить нельзя.
— Вечно ты, Виталька, что-нибудь эдакое вычитаешь…
— Не, Танюха, Виталька прав. — Цыбу заинтересовала вендетта. — Он дело говорит. А на кладбище мы не пойдем, у нас все живы. Пойдем к старой часовне в Цыганском поселке, там и поклянемся.
— Почему у часовни? — Дана удивленно поднимает брови.
— Ну, как бы там место святое считается.
— Правильно. — Виталька допивает компот и встает из-за стола. — Все согласны?
— Все. — Таня кивает. — Только давайте сначала посуду помоем, а то потом Данка половину перебьет.
Когда на фоне серого вечернего неба возникла темная громада старой часовни, они остановились. Только сейчас Дана осознала, что это не шутка, что они и вправду собираются убить Крата. Но страха не было. Перед глазами возникло сероватое, вечно хмурое лицо, которое не умело улыбаться. Дана попыталась вспомнить хоть что-нибудь хорошее об их будущей жертве, но память услужливо предлагала картинки одна другой страшнее: Крат с перекошенным от ненависти лицом, Крат убивает кошку — обдирает с нее живой шкурку, потому что Танкер сказал, что ему слабо. Она помнит, как отец сказал про него: «У Зинки растет волчонок. Вырастет, сгниет в тюрьме, только перед этим много кому-то горя принесет».
— Готовы? — Виталька достает нож.
— Давай, не томи. — Цыба берет нож и режет себе ладонь.
Они по очереди проделывают то же самое, потом прикладывают раны к холодной стене часовни.
— Повторяйте за мной: клянемся уничтожить нашего врага. Клянемся не говорить об этом никому никогда, и если нарушим клятву, пусть упадут на нас все беды, какие только есть на свете.
Они тихо повторяют за Виталькой слова клятвы. Потом Цыба заливает всем раны перекисью и бинтует ладони.
— Ну что, пошли?
Уже совсем стемнело, когда они добрались до «бункера». Оттуда слышались голоса. Виталька проскользнул к самому лазу, но быстро вернулся.
— Он там. Они скоро будут расходиться, подождем.
Ребята молча сидят за кустами сирени. Дана уткнулась в Виталькино плечо, ей спокойно и уютно. Виталькины пальцы в темноте перебирают ее волосы.
— Болит рука? — Он обнимает Дану за плечи.
— Болит…
— Потерпи. Через пару дней все пройдет.
Дана молча кивает. Она надеется, что маме не взбредет в голову позвонить.
«Скажу, что отключила телефон», — думает Дана.
— Вот он. — Цыба предостерегающе поднял руку.
Они насторожились. В скудном освещении Дана различает фигурку Крата. Он идет, пошатываясь, бормоча ругательства. Она прислушалась. Крат живописал, что он когда-нибудь проделает с Даной и куда при этом пойдут Виталька и Вадик. Досталось и Тане — за компанию. Дана всегда удивлялась, откуда в этом тщедушном тельце такие запасы злобы и ненависти ко всем на свете. Смутно она уже догадывалась, что некоторые люди просто такими рождаются — на горе и слезы остальным.
— Пошли. — Виталька подал знак. — Держаться в тени, фонари скоро закончатся.
— Куда он идет? Он не там живет! — Таня зябко поводит плечами.
— А черт его знает. Клея нанюхался и прет, не разбирая дороги.
Между тем Крат переходит шоссе и идет в сторону заводского забора. Это хорошо освещенное место, поэтому четверка мстителей минует его стороной, стараясь не потерять из вида качающуюся фигурку Крата.
— Он идет в сторону садов! — Дана первой поняла, куда держит путь их враг.
— Вот и хорошо. — Цыба удовлетворенно хмыкает. — Своим ходом дойдет туда, куда нам и надо.
— Смотрите, с кем это он? — Дана указывает вперед.
Их враг уже не один. С ним рядом стоит кто-то высокий, или он на фоне Крата кажется высоким?
— Он говорил, что у него есть знакомый охранник на проходной. — Таня приглядывается. — Ну, так и есть, смотрите, дядька в форме охраны завода. Они всегда в это время патрулируют вокруг стены.
— Зачем?
— Черт их знает, зачем. Положено им.
— Ну и хорошо, что положено. — Виталька хмуро усмехается. — Если станут расследовать, этот мужик и скажет: Крат был нанюхавшись, шел один, никого вокруг не было — место освещенное, далеко видать.
— Точно. — Вадик сплевывает. — Это называется алиби.
— Нет, алиби — не то. Но Виталька прав, этот охранник нам только на руку.
Наконец охранник пошел своей дорогой, а Крат поплелся дальше. Дорога в сады проходила мимо заводского забора, с другой стороны стеной стояла посадка. Ребята осторожно пересекли шоссе и ринулись в посадку. Вот уже виден Крат, он идет медленно, как будто нехотя. Они замерли. Слышны шаги.
— Привет, Витек! Куда собрался на ночь глядя?
Голос принадлежит молодому парню из охраны. Дана видит его в свете прожекторов, натыканных по периметру стены.
— В сад, к Михею.
— Он сегодня там, ты прав. Бывай!
— Ага, пока.
Охранник продолжает свой путь, а Крат стоит, словно раздумывая, потом опять плетется вперед.
— Так мы до утра будем ползти. — Дана устала.
— Нам бы только до садов добраться, а там темень, и до рельсов совсем близко. — Цыба раздраженно сопит. — И правда, плетется, будто не своими ногами.
— Так он, поди, нанюхался. Или обкурился. — Таня хихикает. — У Витальки драп никогда не покупает, гордый, типа.
— Не гордый, а боится. — Виталька презрительно щурится. — Злопамятный, зараза! Помнишь, Данка, как мы его тогда отделали в общаге?
— Это когда переезжали? У меня шрам под коленом так и остался.
— А он помнит до сих пор, гнида такая. — Виталька снова обнимает Дану за плечи. — Ты замерзла?
— Нет. Просто как-то не по себе немного.
Виталька зарывается лицом в волосы Даны. Когда он услышал о том, что на нее напали, он решил, что сам убьет Крата, но природная осторожность взяла верх. Виталька ненавидел маленького ублюдка всей душой, только ему не хотелось в тюрьму. Он решил все обдумать. И вот теперь они это сделают. Единственное, о чем жалеет Виталька, — так это о том, что Данка уперлась и пошла с ними. Но спорить с ней бесполезно, он это знает. Они все знают.
Наконец Крат достигает границы света и тени. Вот он делает несколько шагов и вступает в темноту лесопосадки. Осталось пройти совсем немного, каких-нибудь триста метров, но идти приходится вслепую по узкой тропинке. Крат спотыкается, падает и грязно ругается.
— Помочь?
Голос из темноты звучит знакомо и ненавистно. Крат знает этот голос, но не может вспомнить, кому он принадлежит.
— Иди ты на…
— Зря ты. А у меня выпивка есть.
— Михей? Ты? Темно, как у негра в жо…. — Крат решает, что перед ним Михей.
— А ты и там успел побывать? Говорят, ты что-то особенное придумал?
— Я эту Кошку во все дыры поимею, а потом…
Крат снова спотыкается. Его поднимают заботливые руки.
— А Цыба тебе за это…
— Насрать на Цыбу. И на Танкера, ублюдка. Цыган он боится. Так и станут цыгане за Кошку подписываться.
— За Кошку не станут, а за Витальку подпишутся.
— Я с Виталькой разберусь по-своему. Стукну на него ментам — и сядет он.
— Ну и будешь сукой. На вот, выпей.
В руки Крата ложится бутылка.
— Пей, не сомневайся.
— Сколько?
— Сколько сможешь.
Крат икает от удивления. На какой-то миг в его сознании проскальзывает сомнение: а Михей ли это? Голос, который с ним говорит, совсем другой. Этот голос Крат ненавидит почти так же сильно, как и Кошку.
— Михей, это ты?
— А кто тут еще может быть?
— Не знаю.
— Пей, сейчас узнаешь.
Вожделенная емкость у него в руках, и Крат прикладывается к горлышку. Он не чувствует вкуса напитка, потому что привык к самогону, а эта бутылка куплена в магазине.
— Что за дерьмо?
— «Столичная», пей.
Крат глотает, боясь, что Михей передумает и отберет бутылку. Чьи-то руки удерживают его от падения, но Крат не задумывается, сколько этих рук. Ему уже все равно. Захлебываясь, он пытается рассказывать о своих огорчениях. Но рядом с ним тихо. Скоро бутылка пустеет, и Крата клонит в сон. Ему кажется, что он лежит в сторожке у Михея.
— Я эту Кошку…
— Точно, Крат. Но когда-нибудь потом.
И этот голос Крат ненавидит. Кто это? Данка? Но откуда бы ей здесь взяться? И что там так гремит?
Ни о чем больше он подумать не успевает. Налетевший поезд сминает его, как бумажную куклу. Но никто этого не видит. За несколько минут до наезда Виталька повел их назад. Он почти несет Дану, но ему не тяжело. Он думает о том, что никогда не посмеет прикоснуться к ней так, как к Таньке. Но он хочет этого, очень хочет. И он осторожно целует ее волосы. Так можно. Она не заметит.
— Хорошо, что мы помыли посуду. — Голос у Даны совсем сонный. — Я страшно хочу спать. Как бы мне в школу завтра не опоздать…
— Я останусь у тебя ночевать. — Таня более вынослива, сказывается привычка шляться по ночам. — Не бойся, не проспишь.
Остаток пути они проделали молча. Смерть Крата посчитали несчастным случаем. То, что осталось от Крата, собрали в пакет с рельсов. В его крови был обнаружен алкоголь. Много алкоголя. Вот так бывает: напиваются и укладываются отдохнуть на путях.
Среди ребят на Третьем о смерти Крата ходило множество самых невероятных слухов. Но Виталька оказался прав. Следствие установило свидетелей, охранники подтвердили версию. Откуда взялась бутылка? Может, под курткой нес, мало ли… Милиции делать больше нечего, как копаться в обстоятельствах смерти Крата. Умер — и ладно. Туда ему и дорога.
Единственный, кто не поверил в случайность, был Танкер. Умный и хитрый, он сразу призадумался, кое-что сопоставил и однажды вечером появился на «точке».
— Привет всем. — Танкер улыбается, ни дать ни взять — приличный мальчик из обеспеченной семьи. Так оно и есть, но имеется маленькое «но» — мальчик с младенчества усвоил правила двойной жизни.
— Чего надо, Танкер?
Виталька и Вадик смотрят на него без всякого интереса, Таня — настороженно, а Дана только на минуту подняла глаза от книжки и снова углубилась в чтение.
— Ничего особенного. — Танкер мягко улыбается. — Дружественный визит. От имени и по поручению… в общем, это было лихо и очень умно. Я вас явно недооценивал.
— Ты обкурился? — Таня смотрит на него испытующе.
— Танкер, ты чего? — Цыба даже привстал. — Или от большого ума заговариваться начал?
— Ладно вам темнить. — Танкер стал серьезным. — Вы знаете, о чем я. Крат получил то, что заработал. Провернули вы это дело на пять баллов. Никто вас не видел, не слышал.
— По-моему, я начинаю понимать. — Дана отложила толстенный том. — Он имеет в виду, что мы убили Крата. Ты это хочешь сказать, Валера?
— Именно. И пришел выразить вам свое восхищение и признательность. Этот тормоз только мешал.
— Танкер, у тебя ум за разум заехал. — Виталька следит за Соколовым, но без видимого интереса. — Крат уснул на рельсах, его видели охранники, мы-то здесь при чем?
— А откуда «Столичная»? У Крата такой роскоши отродясь не было.
— Чего тебе надо, Танкер? — Дана смотрит холодно и пристально. Танкер отмечает, что она сейчас действительно похожа на кошку, изготовившуюся к прыжку.
— Вот, я слышу разумные речи! — Он становится серьезным. — Ты права, я кое-чего от вас хочу. Так вот. Если не хотите, чтобы о моих выводах узнали все — милиция не в счет, они дело закрыли, но наш закон вам известен, вас не простят. Если не хотите, чтобы я рассказал, будете делать для меня кое-что, а не то…
Танкер не успел договорить. Дана прыгнула на него и сбила с ног. Он сильно ударился затылком и, почти теряя сознание, понял, что ему не уйти. Животный страх сковал его. До него разом дошло, что все его дела на Третьем были просто детской игрой «в войнушку», а эти четверо перешли некую грань, реально убрав с дороги мешавшего им человека. И они вполне способны повторить это.
— Ты слишком грамотный, Танкер. — Виталька наступает на его руку, и боль пронзает тело. — Подумал, пошнырял — и решил, что прижал нас?
— Нет, парень, это все детский лепет. — Дана отряхивает брючки. — Из-за тебя измазалась, урод. Что же нам с тобой делать, а, Танкер?
— Не надо. — Танкер никогда в жизни так не боялся. Он привык, что должность отца обеспечивает ему неприкосновенность. Но не здесь. — Я никому не скажу.
— Конечно, не скажешь. — Таня присаживается рядом. — Потому что и говорить-то нечего. Напился Крат и попал под поезд. А что ты там придумываешь, так это твои фантазии.
— Я… понял. Учту.
— Нет, парень. Ты не понял. — Дана смотрит на него свысока. — В один прекрасный день и ты тоже можешь попасть под поезд, понимаешь? Кто угодно может. Несчастный случай. А сколько людей вот так просто уходят из дома и не возвращаются?
— Я понял, понял. Отпустите.
Танкеру захотелось оказаться в своей комнате, он вдруг подумал, что не ценил домашний уют. Если ему удастся вырваться отсюда, он никогда больше не выйдет из дома.
— Знаешь, Танкер, несчастные случаи часто происходят с фантазерами. — В голосе Даны звучит издевка. Ему кажется, что он видит клыки в ее улыбающемся рту. — Ты понимаешь?
— Я понял, понял! Пожалуйста, отпустите!
Он уже не контролирует себя. Это взрослый мир, эти четверо смотрят на него так страшно, только бы отпустили, больше ему ничего не надо! Как он мог свалять такого дурака! Ведь если они сумели достать Крата так, что никто ничего даже не заподозрил, что им стоит убрать и его? Теперь они знают, что он подозревает их. Теперь они убьют его.
— Отпустите ребенка, он описался. — Данка смотрит на него со странным выражением. — Вставай, Танкер.
Он поднимается. Штаны липнут к телу. Четыре пары глаз смотрят на него изучающе.
— Канай домой, Танкер. — Виталька усмехается. — Мы никому не скажем, что у тебя энурез. Мы не болтуны.
— Только больше не мелькай. — Цыба сплевывает. — Кишка у тебя тонковата.
Танкер медленно пятится. Потом поворачивается и бежит. Скорее домой.
— Что будем с ним делать? — Таня снова залезает на перила беседки.
— А ничего. — Виталька устраивается рядом с Даной. — Он не дурак и все правильно понял. Данка, ты как думаешь?
— Я согласна. Да у него и нет ничего. Дело закрыли, слухи скоро прекратятся, а Танкер… Он не дурак, поэтому не станет трепаться. Вадик прав, кишка у него тонка. Ладно, пора мне.
— Мы проводим тебя. — Таня спрыгивает на землю. — Не знаю, Данка, как ты можешь читать эти толстые книжки?
— В них совсем другая жизнь, понимаешь? Я начинаю жить там, знакомлюсь с другими людьми. Это интересно!
— По-моему, Данка, тебя надо доктору показать.
— Перестань, Танька. — Цыба шумно вздыхает. — Каждому свое.
— Дана, мы уезжаем. — Вячеслав Петрович уже все для себя решил. — Один мой друг организует в Белгороде кооператив и предлагает нам с мамой… В общем, мы уезжаем отсюда, собери вещи.
— А ребята будут приезжать к тебе в гости. — Мама ласково улыбается. — Я поставила ящики, тебе помочь упаковаться?
— Таньку позову.
Вячеслав Петрович сделал над собой усилие и не поморщился. Дана убежала вниз к Тане.
— Я не потерплю их…
— Славик, тебе должно быть стыдно. Они хорошие дети. К тому же я не думаю, что они будут часто приезжать.
