20

Крыша дома была шершавая и теплая. Осень выдалась сухая и солнечная, и это здорово. После того, как уладятся дела, можно поехать на пару недель отдохнуть – куда-нибудь на теплые моря, где в воде скользят яркие рыбы, а неспешные медузы колышутся, похожие на зонтики с оборками, сотканные из легкой кисеи и кружев, где песчаные пляжи и горячее солнце, стройные девушки и сладкие коктейли.

Но дело прежде всего.

Винтовка – самая красивая вещь на свете. В ней все соразмерно, строгие линии выверены и подогнаны до миллиметра, ничего лишнего, все подчинено одной цели, и так элегантно, что если бы винтовка была женщиной, на ней пришлось бы жениться.

Прицел готов, место присмотрено. Вчера он уже был здесь, чтобы изучить позицию. Что ж, работу нужно сделать. Он не любит быть в долгу, но дело не в этом. Человек, с которым жизнь его столкнула, – такой же, как он сам. Но и не в этом дело тоже, таких, как он, много. Ну, пусть не много, но встречаются.

Просто тот человек так же верен дружбе, а это не что попало. Друзьями нельзя разбрасываться. И его беспокойство за одного из друзей было таким осязаемым, когда они пили кофе в какой-то квартире… он видел, как мужик беспокоится, все его мысли были о друзьях, которым он не мог помочь.

Человек на крыше хмыкнул и посмотрел в прицел. Он умел ждать.

Он не скажет тому, с кем пил кофе, что он сделал. Зачем? Ему и самому давно хотелось это сделать, но в здравом размышлении он решил, что не делать это будет гораздо лучше… хотя теперь все изменилось, и он сделает работу. И неважно, что никто не узнает.

Этот поймет. И в следующий раз, когда они снова станут пить кофе, им будет о чем помолчать.

В прицел видны ступеньки и большая дверь. Удовлетворенно хмыкнув, он полюбовался винтовкой и снова посмотрел в прицел. Нужно не пропустить момент, когда цель встанет наилучшим образом.

– Смотри, она уже знает, как достать конфеты.

Стефка, хитро улыбаясь, влезает на стул и запускает ручонку в конфетницу. Схватив две штуки, она протягивает их Нике:

– Ня!

– Что, моя радость, ты конфетку хочешь?

– Мама, ты! Ня!

Стефка протягивает Нике карамельки, а она хватает ее на руки и прижимает к себе:

– Моя девочка золотая, она маму угощает!

Валерия с улыбкой смотрит на Нику. Стефка дома третью неделю, и Валерия, глядя на нее, думает: помоги, Бог, этой девочке вырасти не самой избалованной во Вселенной. Булатов и Ника просто тают перед ней, а Стефания Романовна от счастья все время улыбается.

– Марек когда приезжает?

– Ой, Лерка, они в субботу приедут. И Димка тоже. Они из-за Стефки каждую неделю приезжать будут, Марек ею играет, как куклой, Стефка его уже запомнила и очень радуется. Называет его «Мак», дети его теперь тоже так дразнят.

Стефка берет конфету и идет в коридор, где из-за угла с опаской поглядывает Буч. Он уже понял, что этот крохотный человек будет жить с ним, и думает, что, возможно, это не так уж плохо, его стая увеличивается, правда, это небольшое существо в иерархии стаи стоит совсем низко, оно какое-то бестолковое и не оказывает ему, Бучу, должного почтения, но это не страшно.

Стефка кладет перед ним конфету:

– Ня!

Буч нюхает и снисходительно смотрит на нового члена стаи. Этого человека еще учить и учить, как вести себя с котом.

Стефка становится на четвереньки и со счастливым писком прижимается к пушистому боку Буча. Кот обреченно вздыхает – нет, он не против того, что его красота повергает нового члена стаи в такой восторг, так и должно быть, но все-таки выражать восторг можно и потише.

– Макс и Майя когда возвращаются?

– Не знаю, Лерка. – Ника смотрит, как Стефка теребит кота. – Майя должна дать показания на предварительном слушании, а потом все эти адвокаты… Жену Возницына тоже арестовали. В общем, суд, похоже, затянется, а Максим с ней, не может же он ее бросить…

– Конечно. – Валерия вздохнула. – Как ты думаешь, Дробышева посадят?

– Пашка говорит, что должны. Самое главное, что ему предъявили обвинение и взяли под стражу. Запись того, что случилось у вас дома, в распоряжении суда, и Дробышев готов признать вину. Швейцарцы подсуетились, доказательства какие-то прислали насчет того, что это они с Возницыным заказали убийство Марьиных. Майя уже дала несколько интервью разным изданиям, и у нас во дворах журналисты шныряли – шутка ли, сама Ирина Марьина работала дворником! Это же сенсация почище убийства. В общем, Семеныч боится, что вся эта шумиха может повредить Майе. А потому, как только слушание дела закончится, она поедет в Швецию, доктор Гуннар Свенсон согласился ее прооперировать. Они вместе с Семенычем сделают это.

– Ну и отлично. – Валерия налила себе сока. – Смотри.

Кот улегся на ковер, а Стефка, положив головку ему на теплый бок, задремала. Буч недовольно постукивал хвостом по полу, но не вставал – новому человеку полезно поспать рядом с котом. И вообще поспать – всегда полезно.

– Спят. – Ника улыбнулась. – Ты знаешь, все-таки когда у тебя ребенок в молодости и когда сейчас – это две большие разницы. Воспринимается совсем по-другому.

– Ну, мне-то не говори об этом. – Валерия отрезала себе шоколадного торта. – Слушание затянуться может, вот что плохо… А Димка с Майей поладят ли? Он у нас такой… своеобразный.

– Они виделись несколько раз. – Ника вздохнула. Второй кусок торта из соображений сохранения остатков фигуры есть нельзя. – Ему сложно, ей тоже – своих-то детей у нее нет. Это мы с ним поладили с лету когда-то, так ведь у меня свой мальчишка вырос, я к Диме отнеслась как к собственному ребенку, и все. Ну, и характер у меня помягче. А у Майи так не получается, она другой человек. Но в итоге дело вроде бы сдвинулось с места.

– Как это?

– Макс хочет устроить настоящую свадьбу – с фатой, гостями и прочим. Говорит, что их детям, когда они родятся, будет интересно посмотреть фотографии, где папа с мамой – жених и невеста. Мы с выбором платья маялись неделю, не меньше, но так ничего и не выбрали. И Майя говорит Димке: помоги мне, пожалуйста, я совсем растерялась, все платья слились в одно. Димка взял журналы и вечер напролет листал их. И выбрал! По-моему, это платье не самое красивое, но Майя говорит – все, закончились мои страдания, вот это я и надену. Димка, конечно, виду не подал, но очень был рад. А потом она его научила полки вешать – сверлить стену, забивать дюбели… Максим умеет, но он же вечно занят, блин! Майя тоже все умеет. И в компьютерах она разбирается, как оказалось. И они с Димкой за эти две недели связывались по скайпу сто раз, не меньше, обсуждая то мебель, то ковры, потом насчет дверных ручек сцепились. В общем, поладили они, я думаю. Просто отношения пока приятельские, но, учитывая Димкин характер, да и Майин тоже, большего пока ждать нечего. Я думала, будет хуже. Теперь бы операцию пережить, но когда она будет, неизвестно.

– А предварительное слушание когда?

– Вчера было и сегодня тоже. – Ника поднимает Стефку с ковра и относит в кроватку. – Я никогда ее не укладываю, если она не хочет. А она побегает-побегает и сама засыпает.

– Может, и правильно.

Они идут в кухню допивать сок. Валерия снова кладет себе на тарелку кусок торта.

– Павел когда вскрыл куклу, я просто дыхание затаила. И видела же алмазы, но интересно было до смерти!

– И не говори! – Ника подливает ей сока. – Их там было всего девять штук, мы и больше видели, но все равно…

– А Сашка говорит – углерод.

– Много мужики в этом понимают. Я себе колье закажу – как у принцессы Дианы!

– Там жемчуг был, Ника.

Телефонный звонок слышен из гостиной, где остался сотовый.

– Ника, включи телевизор. – Олешко весел и почему-то очень доволен. – Быстро!

Ника щелкнула пультом, шел выпуск новостей.

– …только что. Возникла давка, паника, тело Дробышева лежит на ступеньках, и он, безусловно, мертв – отсюда мы видим, что пуля вошла в голову, практически взорвав ему череп. Понятно, что это работа снайпера, стрелявшего из крупнокалиберной винтовки – то есть били наверняка. Ангелина?

– Да, Иван. Напоминаю зрителям, что репортаж нашего корреспондента в режиме стрима ведется от здания окружного суда, где готовится к рассмотрению одно из самых громких уголовных дел, которые когда-либо рассматривались в судах нашей страны. Это организация убийства Леонида Марьина, владельца…

Ника выключила телевизор, и они с Валерией переглянулись.

– Пупсик?

– Видимо, да. – Валерия вздохнула. – Я у Ольги так и не спросила о нем.

– И не надо. – Ника налила себе сока. – Я думаю, это месть за покушение на Ольгу. Не простил он Дробышеву ее страданий, как видишь. Тут я понимаю его целиком и полностью, страшно подумать, ведь она могла тогда погибнуть!

– Да точно бы погибла, если бы нас туда не принесло. Конечно, Семенычу пришлось потрудиться, зато Ольга снова как новая. Виделись позавчера, похудела, Валерка и мальчишки с нее пылинки сдувают, но веселая, молодец.

– Слава богу. – Ника прислушалась. В комнате Стефки было тихо. – Ты знаешь, я никак не привыкну. Ночью проснусь и иду к ней посмотреть. Она спит, как ангел, и я так сильно люблю ее, что время от времени забываю даже, что это не я ее родила. А насчет Ольги… Семеныч говорил, что ему очень боязно оперировать друзей, но и не оперировать – стремно, а вдруг чужой накосячит? В общем, нервов нам эта история потрепала немерено.

Телефон снова зазвонил, Ника, взглянув на входящий номер, схватила трубку:

– Да, Макс, как вы там? Конечно, я видела. Классный выстрел, прямо в дыню… то есть я хотела сказать, ужас какой… Когда? Ну, слава яйцам, мы уж заждались.

Положив телефон на стол, она на миг задумалась.

– Ника, ты что? – Валерия толкнула ее в бок. – Зависла? Немедленно говори, что он сказал? Ну же!

– Сказал, что через пару дней они уладят все дела, требующие присутствия Майи, а остальное оставят адвокатам, те разберутся. Майя уговорила вернуться к управлению «Гермесом» троих из бывшей команды Марьина, они согласились. После этих громких разоблачений они не смогли ей отказать в память о покойном шефе. Видимо, человек он был действительно очень хороший. Ну, вот эти ребята и станут с адвокатами разбираться, от них пользы будет больше, чем от Майи. А ей нужен покой, после ночи в вашем доме у нее голова все чаще болит, Семеныч просто из себя выходит – боится: если она снова уснет, то уже не проснется.

– Ужас какой… – Валерия вздохнула. – Не понимаю, хоть убей, как нашему Павлу удалось все это так лихо провернуть?

– Лер, ну сколько раз говорено. Вашу гостиную оборудовали записывающей аппаратурой. Охранники из фирмы Дробышева сели в автобус, где были еще люди из той же фирмы, готовые напасть на охрану поселка. А та к тому времени должна была спать – в питьевую воду добавили снотворного. Ну, они и сделали вид, что спят, вот Дробышев и выдвинулся, когда его наблюдатель доложил, что можно ехать. А тем временем по дороге в Озерное автобус, в котором ехали бандиты в масках, остановили и задержали, движение по шоссе продолжил точно такой же автобус с такими же парнями в масках, но уже из другого ведомства. Все те же серые личности, с которыми продолжает якшаться наш Павел.

– Лихо. Как можно было это незаметно провернуть, я диву даюсь.

– Темно было, Лерка, и люди там тренированные. Давай лучше подумаем, что мы Максиму и Майе на свадьбу подарим.

– А свадьба когда? – Валерия заглядывает в спальню Марека, где мирно спят ее близнецы. – Тебе все-таки нужно приучать Стефку самой ложиться в обед.

– Не хочу я ее заставлять. – Ника прислушивается к тишине. – Свадьба будет сразу, как они вернутся. Майе срочно нужна операция, Семеныч говорит, опухоль растет.

– Хорошо, что Дробышева убили. Вот я знаю, что нельзя так говорить, а все равно не жаль его ничуть. Теперь Майя сможет уехать…

Они переглядываются, пораженные внезапной догадкой. Ведь гораздо интереснее было бы оставить Дробышева гнить в тюрьме, для него это намного страшнее смерти, но кто-то убил его, хотя смысла в этом вроде бы уже нет.

– Ну, нет. – Ника гладит Буча, вскочившего на стол. – Не может быть.

– Не будем об этом думать. Убил и убил, его сто раз надо было убить за то, что он сотворил.

Но обе они думают о человеке со странной кличкой Пупсик, которого они никогда не видели, но который открыл Майе дорогу туда, где врачи помогут ей начать новую жизнь.

Майя бежит по дорожке к веранде, где мама разливает чай. Буч бежит рядом с ней, его шерсть блестит в лучах прохладного сентябрьского солнца.

– Хорошо, что ты пришла.

Майя садится в старенькое плетеное кресло, застланное толстым покрывалом с утятами. Это покрывало из ее детства, им застилали когда-то ее кроватку. Она помнит, как мама учила ее считать, показывая этих утят, и ей уютно и тепло.

– Съешь печенья, милая. – Мама подвигает к ней плетеную вазочку со свежим печеньем. – Ты же любишь такое.

– А папа где?

Майя впервые может говорить в этом сне. Имена больше не имеют значения.

– Папа? – Мать смеется. – Отец повел Майю смотреть на кувшинки, она никогда их не видела. В этом году кувшинок очень много на озере.

Майя берет из вазочки печенье и откусывает. Знакомый с детства вкус радует ее. Никто не умеет печь такое печенье, только ее мама.

– Я уеду, мам.

– Я знаю. – Мама смотрит знакомо, и Майе вдруг очень хочется остаться с ней. Придет отец, они вместе станут читать статьи из старых журналов и ходить на озеро. И будут клеить бумажные фонарики для новогодней елки, и мама испечет печенье, и вечерами они будут сидеть на веранде и смотреть, как угасает закат…

Но нужно уходить. Буч сидит на столе и смотрит ей в глаза, и Майя знает – он из другого сна, там те, кого она любит. И ей без них теперь совсем никак.

– Мы здесь останемся. Майя еще маленькая. – Мама гладит ее волосы. – Красивый кот, но совсем не дело, что он садится на стол.

Буч прыгает на пол и бежит по дорожке. Майя знает – там, за кустами жасмина и боярышника, находится калитка. Буч оглядывается – ну, что же ты, идешь или как? Она встает, поправляет сбившееся покрывало.

– Мне пора, мам. Папе привет. И Майе.

Она поднимается из-за стола. Ей пора уходить, она берет на руки Буча, а мама с улыбкой смотрит на нее. В саду пахнет осенью, астрами и мятой. Опустевшие качели качает ветер, доски пола на веранде влажно блестят, и Майя понимает: этот сон закончился. Больше она сюда не придет, пора оставить их в покое. Она бежит по дорожке, обсаженной астрами, запах осени кружит голову, Буч прыгает на столбик калитки и оглядывается.

– Иду я, иду.

Майя открывает калитку, и золотистый туман окутывает ее. Чьи-то теплые руки трогают ее щеки:

– Вернись ко мне, малыш.

Она открывает глаза.

Солнце пробивается сквозь плотную белую занавеску, белые стены сияют чистотой. Майя поворачивает голову – отчего-то ей больно, хотя боль не сильная, а какая-то далекая.

– Майя!

Она поднимает взгляд.

Максим смотрит на нее с тревожным ожиданием. Рядом Семеныч и еще какой-то человек… это шведский доктор, который успокаивал ее перед операцией.

Операцией? Значит, все позади?

– Ты молодец, Майя. – Семеныч говорит своим обычным густым басом, но в голосе его звучат ласковые нотки. – Все теперь будет отлично. Тут к тебе пришли, ты как, готова гостей принять?

Майя улыбается.

– Ну, хорошо. – Семеныч поворачивается к двери. – Так, заходим – только тихо!

В палату входят Димка, потом Ника с малышкой на руках, и ее муж, и Паша Олешко… Майя не верит своим глазам – Панфиловы, Лариса и даже Лилька, даже маленький Юрик, который, завидев отца, тут же потребовал взять его на руки.

– Мы ненадолго. – Ника поставила на столик огромный букет. – Ой, Майка, ты должна поскорее выздоравливать, потому что здесь красоты всякой полно, тебе обязательно это нужно увидеть, некогда лежать!

– Ника!

– Все, Семеныч, молчу.

Майя смотрит на них и думает о том, что это люди, с которыми она хочет быть вместе всю жизнь. И они приехали сюда только затем, чтобы она, открыв глаза, сразу поняла – она не одна. Майе хочется плакать, хотя она понимает, что это глупо – плакать от радости. Она счастлива снова увидеть всех, к кому так стремилась там, во сне, по ком она так скучала, что не захотела остаться на теплой веранде среди осенних астр.

Павел что-то кладет на тумбочку около вазы с цветами. Майя видит: это круглая банка кошачьего паштета, с которой лениво и высокомерно смотрит Буч. Глаза Павла иронично блестят.

– Ну, что, с возвращением?

– Все, уходите, ей нужно отдыхать. – Семеныч выгоняет честную компанию из палаты. – Я еще зайду, Майя, постарайся уснуть.

Но ей не хочется спать.

Максим садится рядом и берет ее ладонь.

И сон, где его не было, остается сном, в который больше нет возврата.