Книга: Невидимые тени
Назад: 17
Дальше: 19

18

Павел вел машину по опустевшим улицам. Усталость навалилась на него, в последние дни спать ему пришлось совсем мало, и то, что он успевал отбивать атаки со всех сторон, не радовало его – в какой-то момент он опоздает, а это значит, что погибнет кто-то, кто нужен ему, чтобы его мир пребывал в равновесии. И Павлу надо либо выманить противника из норы, либо его просто физически устранять, а это по многим причинам для него неприемлемо.
Павел оставляет машину на стоянке и идет к дому, ему надо встретиться с человеком, который так же, как и он сам, заинтересован в причинении массы неприятностей господам Дробышеву и Возницыну.
– Спасибо, что согласился приехать.
Парень, что сидит перед ним в тени, надвинув козырек на лицо, говорил с ним по телефону Ольги Витковской. Он угощает Павла хорошо заваренным кофе и пирожными с кремом, сам же пьет черничный йогурт, вставив соломинку в бутылку.
– Как она?
Павел знает, о ком он спрашивает. Что-то связывает его с Ольгой, но Олешко не хочет знать, что именно.
– Выкарабкается, но крови потеряла много. Хорошо, что у моей подруги Ники и ее брата та же группа и резус, прямо там, в больнице, переливание сделали.
– Хорошо.
Они умолкают, Павел с наслаждением отдыхает в удобном кресле.
– Расскажешь?
Олешко задумчиво смотрит на собеседника. То, что этот парень рискнул показаться ему, говорит о том, что жизнь и благополучие Ольги Витковской очень важны для него.
– Пожалуй, что и расскажу. – Павел устало трет переносицу. – Если ты скажешь мне, что тебе до нее? Почему?
– Долгая история. Если кратко – она мне когда-то спасла жизнь. Если более точно – она мой друг, и тот, кто посягнул на нее, уже труп. Просто он об этом пока не знает. У меня не так много друзей, понимаешь?
«У тебя их совсем нет, мне ли не знать, – подумал Павел, на миг вспомнив годы одиночества, чужих городов и холодных безликих квартир, куда он приходил, чтобы принять душ и поспать – каменно, без снов. – Ольга для тебя – единственный друг, то-то ты так реагируешь… Что ж, такой союзник мне сейчас очень нужен».
– Понятно. – Он ставит на столик опустевшую чашку. – А люди, которые сейчас под ударом, – мои друзья.
– И та худышка, что ты сегодня таскал в машине?
– С недавних пор. Как раз из-за этой худышки все и завертелось.
Они смотрят друг на друга, и человек в тени наливает Павлу кофе и берет с блюда пирожное. Каждому из них сложно, но они знают: собеседнику приходится не легче. Они – не те хищники, что охотятся в стае. Но сейчас они нужны друг другу.
– Расскажи.
Павел не привык делиться информацией и этого парня видит впервые, хотя и знает, кто он. Но он с ним одной крови, и оба это чувствуют. Очень уютно, когда не надо притворяться кем-то другим. Очень приятно побыть самим собой и знать, что тебя правильно поняли и при этом не ужасаются. И можно рассказать многое из того, чего он никогда не расскажет друзьям, потому что собеседник мыслит точно так же, как он сам.
– Ну, что ж, тут выбор небольшой. – Пупсик открывает новую бутылку с йогуртом. – Или валить этих двух, или сделать так, чтобы они друг друга завалили сами.
– Валить нельзя. – Олешко вздыхает. Он устал. – Если Майя решит подтвердить свою личность и претендовать на бизнес и доход, ну и на прочее, что ей положено, убийство ублюдков сильно попортит ей жизнь – начнется расследование, и кто знает, на сколько оно затянется и что из него получится, тут предугадать невозможно, ты сам понимаешь.
– Это да. Слишком сладкий кусок, многие захотят от него отгрызть и под это дело обвинить девчонку во всех грехах.
– Именно. – Павел смотрит на часы – половина второго ночи. Немудрено, что он устал, вторые сутки без сна. – Тут надо повернуть дело так, чтобы Дробышев сам захотел вальнуть этого ублюдка. А он захочет, потому что Ольга все-таки успела провести анализ дел в Алмазном, и утечка алмазов ею выявлена. Ведь мог же Дробышев заказать аналитика в Москве, но он нашел Ольгу. С одной стороны, ее репутация, а с другой – исключил малейший риск утечки информации об аудите и о личности аудитора. Чтоб не испортить сюрприз зятю, и чтобы инвесторы не пронюхали, и полиция, в случае, если придется убить Возницына в назидание потомкам. Ольга не отослала отчет, не успела, но он сохранился на сервере, и цифры говорят о том, что, когда он попадет к Математику, канал, по которому бриллианты уходят на сторону, очень быстро прикроют, а причастные лица умрут смертью некрасивой и жутковатой. Эта часть мне более-менее понятна, а вот остальное…
– А что – остальное? – Пупсик откусил от пирожного. – Ну, наши, допустим, перестанут искать Марьину. Контракт на Скобликову снят, я узнавал – никто не заплатит за работу, как оказалось. Заказчик исчез, на связь не выходит, а значит, контракт аннулируется. А вот искать Марьину… Допустим, наши не станут, ладно – хотя контракт существует, так что не факт. А остальные-то будут искать точно, контракт, повторяюсь, есть. А значит, чтобы отменить контракт, нужен финальный аккорд, и очень громкий – с прессой и всеми делами, чтобы о том, что заказчик не заплатит, узнали все заинтересованные лица.
– Я думаю, как без этого обойтись, и понимаю, что никак. Рано или поздно история эта взорвет Интернет и телеканалы. – Павел прикидывает, как ему вывернуться и все успеть, и по всему выходит, что пока никак. – Тут главное – предугадать его шаг.
– А что предугадывать? – Пупсик отхлебнул из бутылки, лицо его – просто сгусток тьмы. – Возницын явится за своими камнями, так или иначе. Вряд ли у него много людей задействовано, ему нельзя доверять в этом деле никому, Вася-Математик – личность, известная своим тупым юмором по отношению к тем, кого он хочет убрать. Его доверенное лицо – Михайлов, а он выбыл из игры, и наш клиент это знает. Сколько у него может быть людей, которым он доверит охоту за камешками? Ведь если их не сопрут сами, то могут шепнуть Математику. Или станут Возницына шантажировать годами. В том-то и дело, что наш красавец сейчас находится в положении короля без королевства. И без армии. Так что выбор у него невелик: явиться сюда самому и постараться взять кого-то из вас, чтобы потом обменять на камни. Схема стандартная, что тут велосипед изобретать?
– Столько-то и я понимаю. Но пока он никак себя не проявил.
– Это потому, что у него нарисовался срочный интерес – отчет, который заказал Дробышев. – Пупсик сжал кулак. Павел понимает, насколько ситуация с Ольгой его задела. – Как он узнал, что проводится аудит, не знаю, но протекло, предосторожности не помогли. А теперь отчета нет, аналитика нет, и можно вернуть себе свое, тем более что ты потрудился сохранить все алмазы, которые за отчетный период сперли эти дебилы. А еще ему очень нужно видеть мертвой твою тощую подружку, он много лет поддерживал на нее контракт, а это значит, что просто фотографиями трупа дело не обойдется, ему нужно лично убедиться, что она умерла.
– Он пока не знает, что Майя и есть Ирина Марьина. Парни, которых послали по ее следам, просто сообщили, что нашли ее здесь, до оплаты контракта всех карт не открыли. Они уже ничего не расскажут, а больше никто не знает. Может, и не узнает, если она не захочет вернуть себе свое.
– Даже если не захочет, он не оставит ее в живых. Зачем ему рисковать? Конечно, он не станет собственноручно ее убивать, но, может, захочет поприсутствовать. Скорее всего, захочет, потому что один раз она от него уже ускользнула. Везение у этой девицы, однако, фантастическое. Сунуться в пустой дом прямо под носом у охотника и обнаружить там точно такую же по тактико-техническим характеристикам особь женского пола. Такое только в книжках бывает. Что тебе до нее? Вам всем? Вы ее даже не знали до недавнего времени.
– Неважно. – Павел наливает себе кофе. – Она в беде, в настоящей беде. И не потому, что сделала что-то нехорошее, а потому, что жадные мрази решили, что она лишняя в их уравнении. Она странная очень, эта тощая девица – эмоциональная, закрытая, перфекционистка просто до маниакальности, но мой друг запал на нее люто. И я собираюсь быть шафером на их свадьбе, понимаешь? Она ему подходит. Вот я и так, и эдак поворачивал ее – подходит она ему, только такая ему и нужна.
– Можешь провести меня в больницу?
Павел понимает, что все это время его собеседник думал об Ольге. Поддерживал беседу, но сам думал о том, что она в больнице и пора бы разобраться с ее обидчиком.
– Поехали. – Павел ставит чашку на стол. – Только прямо сейчас.
Они выходят из квартиры и идут к машине. Холодный воздух прогнал сонливость, и Павел рад этому – он еще многое должен успеть.
– А эти, что в офисе на Ольгу напали? Кто такие?
– Охранники местные. – Павел презрительно сплевывает. – Садись, едем.
Машина освещает стены гаражей, стволы деревьев, они выезжают со двора и едут в сторону больницы.
– Так что с ними?
– С охранниками? – Павел хмыкает. – Ну, как водится. Двоих мы прямо там в расход пустили, а один на вопросы поотвечал.
– И?..
– Ну и все.
– Ага. Это хорошо. – Пупсик поправил козырек. – Мусора ниче?
– Мы им не сказали, что их трое было.
– Ну, это понятно. А то, если что, я б мог пособить.
– Я на эту тему тоже в соплях не путаюсь.
– Тоже дело. А начальник их?
– Его задели немного, но главное, гордыня пострадала, он же себя мнил спецом очешуенным, хоть и предупреждал я его. Нет, он по-своему не дурак, и в деле неплох, но у него множество предрассудков, которые мы не можем себе позволить. Вот и вышло, что его же люди оказались продажными тварями. Впредь ему наука. – Павел тормозит у больницы. – Пошли, что ли.
Они идут мимо приемного покоя, Павел заворачивает за угол и открывает металлическую дверь в полуподвальное помещение.
– Это что?
– Старая котельная, оттуда выход в коридор. Идем, время дорого.
Они проскользнули мимо сестринского поста, на втором этаже обзавелись халатами. Больница спала, ночники на столиках дежурных медсестер едва горели, никого не было.
– Что ж тут, охраны нет?
– Ее охраняют, уймись.
Палата Ольги действительно охранялась. Двое парней внимательно следили за коридором. Завидев шефа, они приосанились.
– Как?
– Тихо. – Один кивнул на дверь палаты. – Там с ней медсестра и Андрюха. Никого не было, все в порядке.
– Мы войдем.
Ольга лежала, опутанная трубками и проводами. Ее лицо было бледным, синие тени залегли вокруг глаз, губы совсем бесцветные. Пожилая медсестра следила за приборами и что-то вязала, поглядывая на цифры и линии, горящие на небольших экранах. Охранник у окна тоже не спал.
– У тебя пара минут. – Павел повернулся к медсестре. – Если надо ноги размять, у вас есть две минуты.
Женщина отложила вязание и вышла, Павел кивнул охраннику, и тот послушно отвернулся к окну.
Пупсик наклонился над Ольгой и вгляделся в ее лицо. Потом погладил ее ладонь, и этот неожиданный жест выглядел неумело нежным и таким настоящим, что Павел отвернулся. Таким людям, как он и Пупсик, полюбить кого-то – настоящее проклятие.
Пупсик оставил на тумбочке киндер-сюрприз и повернулся к Павлу.
– Идем.
Они вышли, разминувшись в дверях с медсестрой.
– Там мой друг игрушку оставил, пусть будет.
– Пусть. Она утром проснется и обрадуется.
Они выходят тем же путем, что и вошли. В машине тепло, Павел почувствовал, что напряжение отпустило его спутника.
– Спасибо, что провел меня.
– Ничего.
– Она выживет. Я смотрел ей в лицо – знаешь, у тех, кто умирает, появляется печать смерти, я всегда ее вижу, но у Ольги такого нет.
– Это мистика.
– Пусть для тебя мистика, а я вижу. – Пупсик повернулся к Павлу, в темноте блеснули его глаза. – Я в деле, брат. Тебе нужен верный человек, чтобы закончить все как следует, и ты можешь на меня рассчитывать.
– Бесплатно?
– Сам знаешь. Он мне заплатит за каждую каплю ее крови, сука. Если бы не твое дело, я б его уже вальнул. Для того и позвал тебя, чтобы выяснить, кто. Мог бы и сам, но проще было спросить. Я знал, что ты скажешь. Но теперь я тебе должен и понимаю, что ты бы тоже их обоих вальнул, если б было можно, но тогда твое дело закончится не так, как нужно. А потому вот мой телефон, когда я тебе понадоблюсь – звони, я приду.
– Ты ее любишь. – Павел смотрел поверх головы собеседника. Не должно остаться недомолвок. – Ты же ее любишь, эту Ольгу. Я прав?
– Прав. Но она этого никогда не узнает. Я ничего не сумею ей дать для нормальной жизни. Так что дам то, что смогу, хотя она этого не узнает.
– Она велела Майке позвонить тебе. Не мужу, не сыновьям, а тебе.
– Она думала, что умирает. Хотела, чтоб я достал того, кто ее заказал. Все, спасибо, что подвез. Езжай, поспи, ты на последнем издыхании, братан.
Павел едет домой, думая о двух странных людях, которых он сегодня узнал. Ольгу Витковскую он встречал и раньше – холеная, элегантная, очень женственная, она вызывала в нем ощущение какой-то надежности. Отличная мать своим детям, состоявшаяся личность, приятная и остроумная, умеющая посмеяться и увидеть смешное. И вдруг он понял, что под этой маской сидел, скрываясь, настоящий хищник, который, даже умирая, думал не о выживании, а о мести. Она решила, что живет последние минуты, и хотела сообщить об этом не мужу, не сыновьям, чтобы услышать их голоса в последний миг – нет, она требовала позвонить человеку, который отомстит за нее. Павел понял то, что давно знал Пупсик. Хищники – невымирающий вид.
* * *
– Красиво.
Дом Матвеева оказался совсем не таким, как она себе представляла. Никаких острых углов, косых линий и стеклянной геометрии, ничего, что нужно натирать тряпками и жидкостью для мытья стекол.
– Нравится? – Матвееву было очень важно видеть впечатление, которое произвел на Майю его дом. – Правда, нравится?
– Это английский особняк. – Майя дотронулась до красных кирпичей, из которых сложены стены. – Я видела подобные в Уэльсе, мы с Леней поездили по Англии, так вот этот дом очень похож, особенно меня рамы оконные умиляют, четко английские.
– Да, мне тоже очень нравится их стиль. Функциональность, надежность и уют.
– И полукруглый эркер, и две башенки по бокам. – Майя оглядывает строение. – Красиво. А наверху можно устроить спальню.
– Значит, устроишь. – Матвеев поднял ее на руки и вошел в дом. – Ну, вот, собственно…
Смутившись своего неожиданного порыва, Матвеев опустил Майю на пол.
Внутри дом оказался в стадии отделки. Гостиная с камином и решеткой, наборный паркет на полу, светлые обои, высокие окна. Майя поймала себя на том, что прикидывает, какие сюда подойдут мебель, ковры, словно и правда рассчитывала жить здесь.
– Обои хорошие, но вот тут нужно будет поставить часы, я как-то подходящие в антикварном магазине видела, а здесь…
– Сделаешь все, что захочешь. – Матвеев с нежностью смотрит на хрупкую фигурку Майи на фоне светлых стен. – Я знаю, у тебя прекрасный вкус. Вот тебе дом – твори.
– Максим…
– Что? – Он уже поборол смущение. – Ты сомневаешься?
– Не в тебе. – Майя вздохнула. – И не в своих чувствах. Подожди, дай мне сказать.
Она подняла взгляд и посмотрела прямо в глаза Матвееву. Олешко прав, больше нельзя прятаться. Или повернуться лицом к жизни, или никак.
– Все говорит об одном: рядом со мной находиться опасно. Все, что имеет отношение ко мне, стало привлекать смерть. Нападение на Ольгу Витковскую было последней каплей. Нет, я не буду больше убегать, я так решила. Я уже не та загнанная испуганная тетка, какой была, когда убегала из Москвы, теряя тапки. Из-за меня погибла Майя Скобликова. Не спорь, Максим, из-за меня. И я обязана перестать убегать – ради нее тоже. Она словно добавилась ко мне, и я стала сильнее, а это чертовски веская причина жить. И я буду жить, не прячась, хватит, набегалась. Но ты же видишь, что происходит? Кто станет следующим, кого убьют или искалечат из-за меня? Я… очень полюбила вас всех, вы меня совсем не знали, а приняли как старую знакомую, беспокоились, помогали. Вы подверглись опасности – из-за меня. И мне нужно уйти, иначе они никогда не оставят вас в покое. Нельзя вам находиться рядом со мной, никому нельзя, и тебе тоже, Максим. Я не могу тебя потерять.
– Ну, да. Это ты отлично придумала. – Матвеев подошел к Майе и обнял ее. – Нет, солнце. Мы преодолеем это вместе. Мы с тобой, Панфиловы, Ника с Лехой, Пашка, который за нас всех глотки грызть будет. Понимаешь? Ты жива до сих пор, потому что мы вместе. А если ты сбежишь, он все равно тебя достанет, но нас рядом не будет. Ты же не хочешь, чтобы он победил?
– Но…
– Не спорь, это очевидно. – Матвеев и сам не верит, что наконец нашлась женщина, с которой он готов снова начать жить. – Мы что-нибудь все вместе придумаем, я рассказывал, как мы уделали нашего брательника? Он, сукин сын, был похлеще этих двоих. Но мы не позволили ему ради каприза отнять то, что нам дорого, и наши жизни ему не отдали тоже, а он очень старался. И психопат был тот еще. А твой Возницын – просто мелкий воришка, выбившийся в господа, и вся заслуга его только в том и есть, что он был пасынком талантливого парня, который дал ему в жизни все, а у него не хватило порядочности быть благодарным. Он получит свое сполна, я знаю этот тип людей. Ничего собой не представляя, они изо всех сил пыжатся доказать всем вокруг свою значимость. Но себя-то не обманешь, и в душе эти персонажи всегда знают, кем на самом деле являются. Мы остановим его, обязательно. Тут без вариантов, Майя. Мне не нужно, чтобы какой-то Возницын нависал над нашей жизнью долгие годы. Я не потерплю, чтобы моя жена прятала лицо, прекраснее которого я не видел.
Майя замерла, прижавшись к Максиму. Он сказал – «моя жена», словно это было само собой разумеющимся, словно вопрос уже решен… и она вдруг поняла – да, решен. И этот мужчина – ее, сейчас они пришли в дом, где будут жить, растить детей и куда их взрослые дети будут приезжать, потому что все дороги будут вести их домой.
– Я понимаю. – Майя обняла Максима, вдыхая его запах. – Но я пока не знаю, как нам это решить.
– Я тоже. – Матвеев стоял, уткнувшись в волосы Майи, и очень жалел, что сейчас сюда нагрянут Ника с Бучем наперевес и остальные. – Я тоже, солнце. Давай подумаем лучше, как мы их всех разместим.
– Ника придет и все придумает. – Майя хихикнула. – Лучше покажи мне кухню. Ты говорил, что ее уже обставили.
– Идем.
Они, обнявшись, идут на кухню. Дом пахнет строительными материалами, свежим клеем, лаком и мастикой, и Майе хочется осмотреть все – и комнаты наверху, и башенки, но больше всего ей хочется оказаться здесь вдвоем с Максимом и не бояться ничего.
– Леш, ну дай мне корзинку.
Голос Ники слышен хорошо, в пустых комнатах он эхом отдается под потолком.
– Давай, Буч, иди.
Майя и Матвеев с любопытством заглядывают в переднюю. Ника вытащила из корзинки кота и подтолкнула его в дом. Буч нервно подергивал хвостом и принюхивался к запахам своего нового жилья, с возмущением понимая, что едой здесь и не пахнет.
– Первым надо кота запустить. – Ника оглядывается и, увидев Майю и брата, улыбается. – Да, тут работы непочатый край. К Панфиловым продукты забросили, мама там приготовит нам что-нибудь поесть, а то здесь пока пусто… Мы заехали в супермаркет, купили два надувных матраца, кресло для Буча, а из дома раскладушку взяли. Но лучше, чтобы здесь была бы хоть какая-то мебель. Леш, кресло надо занести, а то Буч…
– Ника, кресло для кота – это не чересчур? – Матвеев хохочет. – Мы, значит, на полу, а Буч в кресле?
– Когда мы уедем, кресло можешь оставить себе. – Ника хмурится. – И – да, мы посидим на полу, но кот не может, ему нужен уют и комфорт. Ой, Макс, там очень симпатичное кресло – из двух обручей, сверху подушка, красиво, правда. Буч будет в восторге. Леш, а когтеточка где? И куда ее приспособить…
– Никуша, не капризничай. – Булатов с улыбкой смотрит на жену. – Разместимся как-нибудь. Если в твоей квартире разместились, уж здесь сам бог велел. Макс, куда ставить вещи?
– Не знаю… – Матвеев беспомощно посмотрел на Майю. – В гостиную?
– Нет, там же другие комнаты есть. – Майя переглянулась с Никой. – Может, пока в те, что уже готовы?
– Надо посмотреть. – Ника следила за Бучем, который вспрыгнул на подоконник и нюхал раму. – Мальчики, не стойте, несите вещи и складывайте пока здесь. Черт бы подрал этих негодяев, одни неприятности из-за них, а самое главное – я напрочь не понимаю, что мы со всем этим будем делать. Ведь Возницыну смысла нет оставлять нас в живых, точно так же, как и этому… как его… Меренкову. Пока мы живы, мы ему опасны.
Майя обессиленно опирается о стену. Она и раньше думала об этом, но как-то вскользь, и вот Ника сформулировала то, что она и сама в глубине души знала. И это оглушило ее, убило решимость, ее новую жажду жить. Из-за нее может погибнуть Ника. Веселая, смешливая, очень добрая, солнечная Ника. И ее муж, и Стефания Романовна, и Панфиловы. И Максим, который стал ей так дорог. Все они дороги ее сердцу, но Максим…
– Я была права. – Майя отвернулась. – Это из-за меня все.
– Подумай вот о чем. – Ника заглянула ей в лицо. – Рано или поздно ситуация все равно бы выстрелила. Так или иначе, но тебя бы идентифицировали и убрали. Ты же сама всегда понимала, что Возницын прекрасно знал: хоронит не тебя, и пока жива, ты ему опасна. А пока мы вместе, все не так безнадежно. Они хотят получить свои камни, но без меня они ими не завладеют: ведь сейф в банке на мое имя. Мы все будем живы, пока я им нужна. Они не тронут никого, потому что мне надо в банк идти. И пока они решают, как им это провернуть, мы что-нибудь придумаем.
Она говорит, чтобы тревога из-за происходящего не переросла в панику. Майя не должна видеть ее отчаяние, потому что Майино отчаяние, приправленное ощущением вины, может оказаться толчком, который оставит ее за закрытой дверью сна навсегда.
– Идем.
Ника осматривает пустые комнаты. Она думает о том, что для себя не построила бы такой дом, но он отражает ее брата как нельзя лучше. Просто в него нужно вдохнуть жизнь, и, похоже, это теперь есть кому сделать.
– Здесь мы с Лешкой будем спать, а кресло для Буча вот тут поставим. А мама в соседней комнате, на раскладушке. Я купила подушек, вам они и потом сгодятся, и три одеяла. Белье взяла из дома, новые комплекты, тоже пригодятся. Лешка кофеварку вам купил, чашки с завода хотел брат потом подарить, а они сейчас пригодились – красивый сервиз, его в продаже нет пока! Надо же вам как-то обживаться. А вы с Максом в той комнате, что около гостиной. Или как? Может, ты по-другому хотела, а я пришла и распоряжаюсь…
– Нет, я как раз думала, что ты все устроишь. – Майя измученно улыбнулась. – Это же дом твоего брата…
– Майя, – Ника уселась на пол и жестом пригласила ее сделать то же самое. – Давай как-то продвигаться в направлении приоритетов. Это не просто дом моего брата. Это и твой дом тоже, насколько я понимаю ваши с Максом взгляды и хождение за руки.
– Но пока еще ничего не…
– Брось. – Ника фыркнула насмешливо. – К чему эти девичьи затеи? Ты взрослая тетка, Макс тоже вполне большой мальчик. А танцы с бубном нужны тому, кто привержен ритуалам, и к чувствам это не имеет никакого отношения, чувства или есть, или нет. И любовь тоже, или есть – или нет. Остальное – антихристова лжа. А если мужчина тебе дорог, то это твой человек, и тебе совершенно не нужно водить хороводы, чтобы понять, что он твой. И ты реши, дорог тебе мой брат, или ты ему хочешь просто голову поморочить.
– Я?! Морочить голову?!
Зеленые глаза Майи загорелись опасным светом. Мысль о том, что кто-то может подумать, что она ведет с Максимом нечестную игру, возмутила и задела ее. А тут не кто-то, тут Ника, которая должна понимать, но, похоже, не понимает.
– Я морочу ему голову? Да я… чтоб ты знала, он не просто дорог мне. Я… он лучший человек на земле, он… а ты!
Ника хохочет, успокаивающе подняв ладони.
– Ну, слава всем котобогам, наконец ты перестала быть фарфоровой куклой и стала живым человеком. А я уж думала, не дождусь этого момента. Извини, я тебе немного потроллила – ну совершенно нет никакого терпения с этим твоим внутренним дресс-кодом, который ты сама для себя придумала непонятно зачем.
– Чтобы не забыть, кто я такая. Потому что я не знаю с некоторых пор…
– Глупости. – Ника бесцеремонно сгребла в охапку кота, вошедшего в комнату. – Моя ты ласточка хищная… вот до чего я люблю эту наглую скотину, просто сама удивляюсь! Смотри, какие полосочки!
Буч покорно повис в ее руках. Чмокнув его между ушей, Ника отпустила кота на свободу, и он, презрительно дернув спиной, потоптался рядом и улегся к ней на колени. Одно дело, когда твой человек хватает тебя, нарушая твое конституционное право на свободу передвижения и волеизъявления, другое – когда в этом большом доме все неправильно пахнет, кроме твоего человека.
– Видала? – Ника с умилением смотрит на Буча. – Обожаю его. Так о чем, бишь, я толкую… А, вот что. Все эти ритуальные телодвижения с именами, обязательными ходами, правилами – все это глупости. Вот смотри: у одной моей подруги погиб в ДТП муж. Они хорошо жили, а тут он взял и погиб. Убивалась она страшно. А через два месяца неожиданно встретила мужчину, с которым у нее вспыхнули взаимные чувства, каких она никогда не знала. И что ты думаешь? Ее принялись осуждать все родственники и знакомые. Типа, неприлично: только-только муж погиб, и года не прошло, а она, негодяйка, такое себе позволила! Она и сама не рада, но так вышло! И была она в шаге от того, чтоб расстаться с этим человеком. Не потому, что не любила, а из-за приличий! Из-за мнения какой-то тети Клавы и деверя Ивана. Из-за осуждения какой-то вообще левой бабушки из соседнего подъезда и седьмой воды на киселе. Эти люди никогда ничего для нее не значили, и вдруг их мнение стало для нее настолько важным, что она была готова разрушить собственную жизнь, только бы не пасть в их глазах. Мы с Леркой ей тогда вправили мозги. Она плюнула на всех этих людей и уехала с этим мужиком. Вышла за него замуж, родила двоих прекрасных детей. Мы до сих пор общаемся. Она счастлива, мы очень рады за нее, но в этой истории есть одно страшное обстоятельство, и знаешь, какое? Если бы мы с Леркой не увидели ее в тот день в своем кафе – заплаканную, несчастную, и не подсели к ней, не распотрошили бы, чтоб она двум тогда еще незнакомым бабам рассказала о своей печали, – эта женщина своими руками разрушила бы свою жизнь. И ладно бы только свою! Ведь тот мужчина любил ее, любит по сей день, понимаешь? И ее дети никогда бы не родились, не встреть она нас. Зато какая-то тетя-мотя была бы удовлетворена, что ее ханжество дало такие результаты. И бабушка из соседнего подъезда отошла бы в мир иной, зная, что все сделано по правилам. Правда, все эти люди через неделю и не вспомнили бы уже о том, из-за чего так сильно пузырились, но это неважно. Зато дресс-код не нарушен. Некий общественный договор, правила неписаные, будь они неладны, которые имеют свойство влиять на наши жизни, если мы это позволяем.
– Но правила должны быть. – Майя понимала правоту Ники, но не до конца была согласна. – Иначе будет хаос. Каждый станет воротить такое…
– Не надо недооценивать людей. Это чисто ментовская заморочка, знаешь – если дать людям оружие, они будут палить друг в друга без разбору. Так и ты: отмени правила лавочных бабушек, и все примутся творить «такое»! Те, кто способен «такое» творить, творит его и так, им плевать на все правила. А вот нормальные люди отчего-то часто оглядываются на чье-то мнение, переживают, как выглядят в глазах знакомых и соседей. Конечно, правила должны быть. И они есть – не убий, не укради… помнишь? Десять заповедей. Остальное – девайсы, которые придумали в разное время разные люди, чтобы держать за яйца глупых сограждан. Все эти комитеты перманентно возмущенных бабушек, все эти тети-моти и разной степени близости родственники, зачем-то взвалившие на себя непосильную ношу борьбы за нравственность людей, жизнь которых их совершенно не касается, – их мнение смело можно игнорировать, а их самих – посылать подальше, потому что твоя жизнь – это только твоя жизнь, и никто ее за тебя не проживет. Понимаешь, о чем я толкую? Только ты сама вправе себя судить. И только ты сама вправе решать, как тебе поступить. А ты ведешь себя так, словно у тебя за спиной стоит воспитатель с ремнем, и ты должна давать ему поминутный отчет. Попустись маленько, Майка, жизнь – удивительно прикольная вещь, и она должна приносить удовольствие.
– Но видишь, вся эта история…
– Она закончится так или иначе. – Ника поднялась, взяв на руки кота. – Все пройдет, а мы останемся. Идем, вещи разберем.
Назад: 17
Дальше: 19