14

Но сон не идет. Отчего-то всплывают в памяти лица – и того, самого первого убийцы, который испугался моего вида, и девицы, которая едва не оторвала мне голову, а потом отчего-то возникло лицо бабушки Маши – она смотрит на меня и кивает с шутливой укоризной. Уж бабушка в курсе, что чем тише омут, тем профессиональнее в нем черти.

Кто-то знал, что Мирон приедет в тот дом. А, судя по состоянию дома, хозяин не живет в нем постоянно, значит, у него есть конспиративные квартиры, где он обретается. И в баре он не сидит открыто, он же хозяин, у него кабинет есть, я думаю, что официанты и бармен понятия не имеют, что собой представляет Мирон. То есть о специфике клиентуры они, возможно, в курсе, но вряд ли знают, кто такой Мирон. Просто очередной владелец. И даже если он там бывал раньше как… ну, скажем, член местного профсоюза, то в лицо они его вряд ли опознали, потому что он сам говорил, что меняет внешность по мере необходимости, а должность Диспетчера – именно такая необходимость и есть.

И тем не менее кто-то послал к нему убийцу.

Но почему я думаю, что к нему? А если это ко мне прислали убийцу, и Мирон просто попал под раздачу? Ольга права, его устранили как наибольшую опасность, чтобы не мешал. Если предположить, что убийца приходил за мной, то его наняли уже после того, как Мирон слил моего мужа и свекровь полиции. Нанял кто-то еще, а с Аленой просто совпало.

Эта мысль настолько дикая, что я сначала ее отбросила. Понятно, что муж и свекровь хотели меня убить. Или скорее так – свекровь и муж. Многих убивают из-за имущества, вот хоть у мадам де Бренвилье спросите. Но у меня нет никакого ощутимого имущества, а главное, его унаследуют Петька и Тонька. Так зачем кому-то меня убивать?

Но если предположить, что хотели убить Мирона, то уже убили бы. Он лежит в больнице, а там тот еще проходной двор, несмотря на пропускную систему. Надень цветную пижаму, нацепи на шею стетоскоп и ступай гулять по больничным коридорам, никто и внимания не обратит. Мирона пришла убивать Алена – у нее с ним были свои счеты, сугубо личные. А больше на него никто не покушался.

Но и на меня тоже. Вот только что-то мне подсказывает, что дело не такое простое, как мне хочется. Или я себя накручиваю? Глупости, кому надо меня убивать!

Да, я поспать хотела в салоне…

Туман облепил машину так густо, что я чувствую себя космонавтом в космической капсуле. Эта осень отчего-то решила принести в мой город лондонские туманы, что было бы прекрасно, если бы не приходилось ездить на машинах.

Дверца резко распахнулась, я даже вздрогнула от неожиданности. Вместе с Фроловым в салон ворвалась сырость, и я поежилась – пока он ходил, я тут уже пригреться успела.

– Туманище какой… – Фролов завел двигатель и включил обогрев. – Все, порядок, оставил их на попечение директрисы. Сыро на улице, противно. Может, подождать их и отвезти?

Тут два квартала, а мы с Петькой выросли в здешних дворах. Правда, школу мы посещали другую, но все вокруг нам обоим знакомо, хоть глаза завяжи.

– Хотя брат твой тоже отчасти местный…

Я киваю. Сколько было всего на этих улицах, когда еще стояли старые дома, когда во дворах было полно детей, и мы сами ходили в школу и из школы, не то что теперь: отвести ребенка, привести, да на улицу чтоб одна ни-ни. Вот времена настали, ребенка восьми лет невозможно одного отпустить на улицу, того и гляди, случится что-нибудь скверное. Пьяные, а то и обдолбанные водители, и подростки, не знающие, куда себя деть, и от этого сверх меры агрессивные, и бродяги, да мало ли опасностей подстерегает на улице маленькую девочку? А еще я знаю, что в школах тоже случается всякое… но тут уж возьму на вооружение опыт бабушки Маши и при малейшем намеке на конфликт буду реагировать, как положено.

Многие скажут: нечего лезть в детские конфликты, но дело в том, что в последние годы все чаще детские конфликты заканчиваются смертью одной из сторон. В обществе растет градус ненависти – к иноверцам, инородцам, к соседу, более удачливому, к коммерсанту – более богатому, да вообще причины для ненависти всегда находятся, и дети впитывают ее, как губки, и становятся более жестокими. Вот в моем детстве – ну, поссорились, даже подрались, но на этом все. Никому в голову не приходило собрать банду, подстеречь обидчика и убить. А сейчас это вроде и не удивляет никого. Нет, граждане, наша Тонька будет находиться под пристальным присмотром.

– Холодно… Вот, печка заработала, ты как, не замерзла, ожидая? Потому что я, пока добежал от крыльца до машины, продрог.

Да понятно – осень, а у нас не Африка. Что за дурацкий климат – большую часть года приходится кутаться в сто одежек! Хотя, безусловно, в этом есть свои плюсы. Например, нет такого количества ядовитых змей, и разные жуткие болезни нас тоже не касаются, в холоде бактерии гибнут. Чаще всего так и бывает – там, где минус, нужно поискать плюс, и этот плюс обязательно найдется.

Зазвонил телефон, у меня сейчас истерика начнется, ей-богу. Ну вот, звонит Реутов.

– Дай сюда. – Фролов забирает у меня трубку. – Привет, Дэн. Нет, попал правильно. У Лины ларингит, она говорить не может. Нет, совсем. Да, сейчас привезу.

Отдав мне трубку, Фролов стал перестраиваться в другой ряд – молча, не говоря ни слова. Хорошенькое дело. Я что, пустое место?

– Лина, взяли Колесова, и он поет как птица. Дэн хочет, чтоб ты это послушала.

Песни Колесова? Забавно. Зачем мне это? Я, конечно, с удовольствием посмотрю на самого Дэна и даже послушаю, что он говорит, но снова сидеть в его кабинете и чувствовать на себе злобные взгляды убийц-неудачников мне не хочется. Но, похоже, у меня нет выбора.

– Это очень удачно, что ты не способна говорить. – Фролов припарковал машину и посмотрел на меня. – Сиди, молчи, кивай головой. Нужно разгрести кучу дерьма, посреди которой тебя угораздило приземлиться. Кто такой Мирон?

Вопрос прозвучал неожиданно, я понимаю, что Фролов давно хотел его задать и застать меня врасплох, а потому я изумленно округляю глаза. Надеюсь, он понимает, что я впервые слышу о каком-то там Мироне.

– Да ладно. Вы с Ольгой о нем говорили.

Трындеж и провокация. Если мы и говорили, то наедине, Фролов этого слышать не мог. Или же по телефону. Тоже не мог. Так откуда он знает? Нужно подумать. Я смотрю на Фролова невинным и недоумевающим взором и непонимающе качаю головой, уж если он сейчас мне не поверит, то он прожженный циник.

– Ладно, проехали. – Фролов кивает на здание полиции. – Идем, Реутов ждет.

Дэн и правда ждет. На столе большая кружка с чаем и пара бутербродов на тарелке. Видимо, он привык жить на работе, но питаться бутербродами очень вредно, там сплошной холестерин, к тому же сухомятка, для желудка просто смерть.

– Расклад такой. – Дэн отпил чаю и проглотил остатки бутерброда. – Как я и думал, эти двое – просто исполнители. Фишка в том, что бывший работодатель Лины написал на нее заявление, обвиняя в мошенничестве, и настаивал, чтобы мы дали делу ход. А я присовокупил его заявление к пачке таких же – там пострадавшие даже выплатили мошенникам суммы по решению суда, но продолжали настаивать, что никаких дел с ними не имели. И тут такой подарок – девушка Маша, которая хоть и молчала как партизан, однако телефончик ее мы распотрошили на предмет контактов и переписки. И имя всплыло. И если Маша молчала, потому что ни за что не хотела выдавать гражданина Колесова, то у данного гражданина таких тонких чувств по отношению к гражданке Могульской не наблюдается. Поняв, что к обвинениям в мошенничестве мы добавим обвинение в покушении на убийство, да еще группой лиц по предварительному сговору – а это, как вы понимаете, уже совершенно иная статья, он рассказал не только о Маше, но и о той даме, которая все организовала. Конечно, теперь он отделается легким испугом по сравнению с другими участниками преступной группировки.

– Я же говорил. Да ты и сам знаешь – ищи, кому выгодно, а выгодно было только одному человеку. – Фролов удовлетворенно кивнул. – Не могла Маша это спланировать, да и Колесов не показался мне самым острым ножом в ящике. Нет, здесь приложил руку кто-то с фантазией и хорошим знанием психологии.

– И химии, кстати. Накладка, конечно, вышла неприятная, Лина документы нашла. Не надо было держать их в папке с остальными бумагами, Колесов пропечатывал акты и счета и поставил печати на липовые документы. Один шанс из тысячи, что Лина могла их найти – и так уж совпало. Правда, вместо того, чтобы показать их собственнику фирмы, она показала их подруге, а та внесла коррективы в план, ей нужен был шанс занять место Яблонской. Лина, ты ведь знаешь, кто все это организовал?

Конечно, знаю. Но я обо всем этом перестала думать сразу, как только начала работать над сказкой об эльфе и божьей коровке. Я и сейчас какой-то частью мозга о них думаю, у меня уже целая книжка получилась – с приключениями в картинках, и если эту книжку издать, а потом сделать ролик, то получится очень удачно. Если клиенты согласятся. А нарисую я быстро и напишу быстро – она уже есть у меня в голове, игрушечные голоса персонажей звучат, словно в мозг мне впихнули радио, и оно периодически включается.

А еще я думаю о том, что где-то, возможно, есть человек, который хочет меня убить. Нет, я не размышляю об этом всерьез, но мысль эта вертится где-то в районе правого виска.

И о Тоньке я думаю – как она переживет все это. И еще очень хочу услышать Матвея. И чтоб Мирон вернулся в свой дом, а я бы тогда съехала, но то было бы потом, а до этого мы с Ольгой организовали бы вечер с грилем и прочими посиделками. Когда она мне рассказала, как они с Мироном иногда устраивают такие пикники, я обзавидовалась.

И я хочу, чтобы наша бабуля переехала к нам с Петькой. Стоп… ну, хорошо, переедет она. Каково ей будет на третьем этаже в двухкомнатной квартире, если она привыкла жить на земле? Нужен дом, и я сегодня же этим займусь, потому что если бабуля согласится переехать, то нужно будет перевезти ее до снега, а тут рукой подать до зимы.

Мне совсем нет дела до дурацкой истории с мошенничеством, и до Люськи тоже. А насчет отравленной чашки… они же не могли на самом деле предположить, что я не стану из нее пить. Кто знал, что я не пью ничего, кроме сока и минералки? Никто. Я это не афишировала. На работе, если случалось устроить посиделки, я наливала себе чай или кофе, как все, чашку брала из сервиза в моем кабинете – иногда клиентам кофе подавали. И на разных днях рождения все пили чай или кофе, а я нет, но кто на это обращал внимание? Правильно, никто. Мы мало интересуемся друг другом. Культивируется кислотная офисная среда, где каждый друг другу соперник и враг, и все общение происходит согласно табели о рангах, даже на корпоративах. Люди тупо не умеют общаться между собой. Они зависают в Интернете, и им не одиноко, но в реальной жизни они не знают, как общаться, не умеют напрочь. Не все, но многие. Особенно последнее поколение офисных киберлюдей.

Нет, я не приветствую другие крайности: мол, мы все одна семья, и зашибись. Потребовать работу в такой «семье» – значит прослыть врагом. Должна быть какая-то середина, но она мало где есть. И в этом плане мне пока очень нравится моя новая фирма, хотя там параноидальные порядки, и все же есть в этом сообществе место нам самим – не только как функциональным единицам согласно штатному расписанию, но и просто – нам, как людям. Это важно, по крайней мере для меня.

– Лина, ты что, уснула? – Реутов стучит ручкой по столу, как школьный учитель, реагирующий на шум. – Ты знаешь, кто все организовал?

Это же очевидно! Я и вчера знала, тоже мне, открытие. И Фролов знал, но дал Дэну возможность сделать свои выводы.

– Понятно. – Реутов отодвигает чашку и смотрит на меня. – Лина, о чем ты думаешь? Я тут распинаюсь, а она витает! Слушай меня. Всю схему придумала твоя коллега и подруга Людмила Чайкина.

Люська могла, конечно. А вот убить меня… Она хоть предательница и дрянь, но вряд ли хотела меня убить. Зачем ей это? Хотя, что я знаю о том, кто что может? Скажи мне неделю назад, что я буду закапывать на острове трупы, я бы не поверила. А ведь закапывала и не жужжала. И о Люське я знаю только то, что та мне говорила, но говорила ли она мне правду?

Я знала, что она любит свои косяки навешивать на других, причем совершенно не парится по поводу неблаговидности такого поступка. Но мы с ней дружили… сколько лет? Пожалуй, года три. У меня с подругами как-то не срослось: те, что были в институте, вышли замуж, разъехались или обзавелись потомством. А подружки со двора исчезли сами собой и давно. Никто не остался жить в нашем доме. Да и Виктор всегда повторял, что для замужней женщины лучшая подруга – муж, и все мои интересы должны находиться в плоскости свершений на ниве капиталистического труда, чтобы упрочить материальное положение семьи, и в собственно семейных отношениях. Сам Виктор когда-то окончил институт метрологии и работал в какой-то конторе со смешной зарплатой, но зато по специальности, как с гордостью объявляла всем моя свекровь.

На самом деле я ничего толком не знала о Люське, кроме того, что ей всегда хотелось купить несколько объектов недвижимости, сдавать их в аренду, а на эти деньги жить не тужить, ездить по Парижам и покупать цацки и шмотки. Оказалось, что ей еще очень хотелось объединить свой отдел маркетинга с моим рекламным и возглавить это злокачественное новообразование. Причем любой ценой – даже ценой такой гнусности, как подделка моей подписи на документах, чтобы я выглядела, по меньшей мере, идиоткой, подписавшей такие бумаги не глядя, а в худшем случае – воровкой. Но они и предположить не могли, что шеф даст делу официальный ход, ведь ничего же не пропало. А шеф был в ярости и отнес все в полицию. Конечно, там бы выяснили, что подпись – подделка, а вот если бы меня убили, дело бы закрыли. Фролов прав, Люське не было резона оставлять меня в живых.

И все равно мне странно и дико осознавать, что эту схему придумала и осуществила Люська.

– Чайкина привлекла к реализации своего плана подругу детства и ее сожителя. И у них все отлично получалось, пока на их горизонте не появилась Лина Яблонская, которая влезла в эту тонкую и требующую тишины схему, как слон в посудную лавку, и все сломала.

Это он меня сейчас назвал слоном. Замечательно! Меня – слоном. Ну, погоди!

– Я заметил одну забавную закономерность. – Дэн снова налил себе чаю. – Все граждане, пытающиеся так или иначе навредить Лине, оказываются в незавидной ситуации. Ну, вот смотрите: муж и свекровь задумали ее убить. Оба сидят, ждут суда. Теперь эта троица: они нагрели бизнес-сообщество Александровска в общей сложности миллионов на пятнадцать. А погорели, когда попытались подставить Лину, причем как раз денег они по тем бумажкам получать не собирались, липу сфабриковали исключительно для того, чтобы Людмила могла объединить два подразделения и возглавить их. И тут шеф взял и принес в полицию то, что там не должны были видеть, документы с подделанной подписью. Константин Николаевич, ты понимаешь, за что Лину хотели убить? Не из-за того, что она могла Колесова опознать, а чтобы полиция до нее не добралась. Нет ответчика – нет и дела. Наша Лина – индикатор и катализатор в одном флаконе. Меня это даже пугает, какая-то мистика просто. Такие дела, в общем.

Это ты еще не знаешь о двух трупах, зарытых на острове, красавчик!

– Дэн, а что даст очная ставка? – Фролов обеспокоенно косится в мою сторону: или боится, что я от таких новостей слечу с нарезки или что у меня прорежется голос и я сболтну лишнее. – Если есть признательные показания, доказательная база собирается, к чему их сталкивать?

– Не думаю, что есть необходимость в очной ставке, тем более Лина не разговаривает. Я пригласил вас сюда не для того, чтобы сталкивать ее лицом к лицу с обидчиками, я хотел, чтобы вы знали положение дел. Лина, думаю, в ближайшее время тебе позвонит твой бывший работодатель с предложением вернуться.

Ну да, а я такая дура, что прямо побегу возвращаться. Все, отрезано. Я помню, как он орал на меня и не хотел слушать… и даже если б не орал. У меня есть теперь моя йогуртная сказка, и мне хочется закрыться в кабинете, дать корма рыбкам и рисовать, рисовать… а вечером поеду к Мирону и потом вернусь в его дом. А дальше видно будет.

Блин.

Я больше не хочу возвращаться в свою квартиру. Не хочу, и все. Пусть там живут Петька с Тонькой, а я что-нибудь придумаю. Может, на дачу перееду, потом с жильем решу. Тем более что я уже задумалась о доме, чтобы перевезти туда бабулю. Я не хочу больше жить в той квартире, не могу там оставаться после Виктора и свекрови. Боже, как она смотрела на меня… Нет, решено. Та квартира отравлена для меня навсегда, я не смогу спать там, готовить на той кухне, мне всегда будет казаться, что злобный взгляд свекрови сверлит мне затылок. Даже если сделаю ремонт, все равно. Да, я трусиха и параноик, но я не хочу туда возвращаться.

А вот Петьке с Тонькой там будет в самый раз, и бабушка была бы рада, что в ее квартире живет кто-то из нас, а не посторонние люди. Она не очень жаловала посторонних, и я понимаю теперь, почему. Я буду приходить к ним в гости, но жить там – нет. По крайней мере, не в ближайшее время. Мне надо успокоиться, что ли. На меня слишком много свалилось за последние дни, и я должна все систематизировать у себя в голове, иначе дело закончится плохо.

Но если бабуля приедет, я хочу, чтоб мы все вместе жили. Так, надо купить дом. Денег у меня нет, но есть работа, возьму кредит…

– Лина!

Я оглянулась – Фролова отчего-то нет, а Дэн – вот он. Я поднялась и подошла к окну, машина Фролова стоит на парковке.

– Сейчас он вернется. – Дэн совсем рядом. – Ну-ка, дай я взгляну…

И он ловко прижал меня к себе одной рукой, а другой отвернул ворот свитера.

– Так я и думал. – Дэн смотрит на меня, и мне неуютно под его взглядом. – Кто тебя так отделал? Давай, расскажи, кто еще за тобой охотится.

Я надеюсь, что уже никто. Конечно, это очень хорошо, что я не могу ему ответить.

– Лина…

Я уже говорила, какой Дэн красивый мужик? Уверена, что говорила. На него приятно даже просто смотреть. Он сидел, пил чай, рассказывал нам все это, и я любовалась им, как породистым котом на выставке, а сейчас вдруг каким-то образом оказалось, что он до сих пор обнимает меня, и его глаза очень близко…

Нет, граждане, это без меня. Он волнует меня, и мне приятно чувствовать его руки на своей талии, но это просто физиология, не более того, такие танцы не для меня. Физиологию я найду где угодно, а с Дэном мне бы хотелось подружиться. А уж когда подружимся, тогда, может, вобьем золотой гвоздь в колесо дружбы, он уже не повредит отношениям, а пока…

Я освобождаюсь из его захвата и делаю шаг назад. Совершенно ни к чему мне оказаться легкой добычей для едва знакомого Дэна, у которого, я уверена, есть постоянная женщина, а может, и жена. Не может такой мужик гулять на свободе, это даже не обсуждается. А я не игрушка и не девушка на одну ночь. И хотя я пока не слишком понимаю, кто я, но точно знаю, что именно сейчас мне не нужен Дэн, потому что он слишком многое поймет, если подойдет ближе, а я должна еще вытащить из неприятностей Мирона, причем так, чтобы не прознал ни Реутов, ни Фролов… Где он, кстати, слышал о Мироне? Ну, разве что подслушал, надо бы Ольге сказать, потому что это может стать опасной тенденцией.

И уж меньше всего мне сейчас нужно влипнуть в какие-то немыслимые танцы на льду с Дэном.

Хотя, безусловно, он стоит того, чтобы влипнуть. Но я не буду. Может быть, потом, после всего. Один раз… а может, и нет. Но уж точно не сейчас.

– Мы еще вернемся к этому разговору, – говорит он.

А, так это был разговор?