Книга: Прогулки по чужим ночам
Назад: 6
Дальше: 8

7

 

— Так это и есть твоя подружка?
У него круглая бритая голова, неприятный взгляд из-под густых бровей, омерзительные мокрые губы, небритые щеки и жевательная часть черепа значительно больше той, где, по идее, должен помещаться мозг. Очень неприятный тип, весь словно грязный, хоть и одет в дорогой костюм. А погоняло у него — Деберц. О господи, и это с ним пришлось трахаться Ирке? Тогда ей и правда лучше умереть от отвращения. Этот тип такой мерзкий, что у меня от него мурашки по коже, как от какого-то жуткого насекомого. Стас рядом с ним выглядит Белоснежкой.
— Если у вас есть что сказать, говорите. — Я сейчас приведу тебя в чувство, ублюдок. — Я не глухая и вполне дееспособна. Так что вам от меня понадобилось?
— А, вот ты как. — Деберц откровенно рассматривает меня. — У госпожи докторши гонор! А знаешь ли ты, красавица, что я делаю с такими гонористыми?
— Мне чихать на ваши интимные воспоминания. Я спешу, так что давайте перейдем сразу к делу.
Он смотрит на меня тяжелым взглядом психопата. Что ж, парень, по тебе плачет палата в психушке, а еще лучше просто пристрелить тебя.
— Ладно. Приведите мудака. Садись, докторша, разговор будет длинный — или нет, но все равно садись. Выпьешь чего-нибудь?
— Нет. Я не в гости приехала.
— Вот зря ты так. — Деберц смотрит на меня слишком внимательно, мне это не нравится. — Собственно, я ничего против тебя не имею, так что прости, если чем обидел. Привык иметь дело с бабами определенного сорта, понимаешь... а тут ты — вся такая из себя недотрога.
Не поверила я в его извинения, но игру принимаю — пока, а там будет видно. Все равно я здесь в меньшинстве — Стаса в расчет принимать не стоит, он предал меня один раз и снова предаст при случае.
Мы сидим в большой комнате, которая задумывалась как зимний сад или оранжерея, посередине плещется овальный бассейн. Видимо, здесь хозяину нравится больше всего. Плетеные кресла, столик, на котором гора фруктов в вазе. Я очень голодна, но есть тут — увольте.
— Ешь фрукты, Лиза. — Стас подает мне очищенный банан. — Я же вижу, что у тебя анемия. Ты недоедаешь? Снова на диете?
— Тебе-то что?
— Ну чего ты? Лиза, ты хорошо зарабатываешь, почему плохо питаешься? С твоей склонностью к анемии...
— Стас, это не твое собачье дело. А банан засунь себе в задницу.
Деберц заржал. У него неприятный смех. Надо же, и живут же такие люди!
— А у нее характер! Люблю дамочек с характером! Дружище, чем ты ей так насолил, а? Не надо сердиться, красавица, съешь что-нибудь, ты бледная как смерть. Такая красивая женщина не должна надрываться на работе.
Два амбала заносят в помещение... что-то. Несколько часов назад оно было человеком, сейчас это просто отбивная с кровью.
— Думаю, вы знакомы. — Деберц с удовольствием рассматривает кровавое мясо на полу. — Это Жора, наш друг. Он пасет девочек от площади Свободы и до рынка включительно. Посмотри сюда, урод! Это та самая женщина?
— Та...
Не знаю, откуда именно вылетел звук, потому что отбивная говорить не должна. Я поняла, кто это. Иркин сутенер.
— Уберите это дерьмо и подотрите тут. — Деберц внимательно следит за моей реакцией. — А ты не из пугливых, да?
Я видела много подобных, только мертвее, — один такой у меня сейчас дома, но тебе об этом знать не надо.
— И что теперь? — спрашиваю.
— Я хочу подробностей. Где сейчас эта девка, чем она больна и какие последствия могут быть для меня.
— Зачем тебе Ирка?
— Она мне не нужна. — Деберц стукнул кулаком по столу. — Я обещал вот ему и обещаю тебе: девку пальцем не трону, но объясни мне...
— Значит, ты не знаешь? Тебе не рассказали?
— Только то, что она больна. И что ее забрала подружка-докторша. У нее СПИД?
— Нет. У нее последняя стадия туберкулеза — открытая форма.
— И что теперь? Я не спал с ней, но она бывала тут. Все помыли, и не раз, но... что?..
— Думаю, тебе стоит найти фтизиатра, он сделает нужные анализы, пропишет препарат, который ты будешь принимать где-то полгода, — это обязательно.
— То есть я заразился?!
— Ты был в контакте. Даже если ты сейчас здоров, тебе нужно пропить лекарство, а на это время бросить курить и употреблять алкоголь.
— А если не брошу?
— Большая вероятность, что умрешь. Потом.
Деберц какое-то время сидит неподвижно, затем поднимает взгляд — глаза у него совершенно сумасшедшие.
— Забери ее отсюда.
Стас подает мне руку, и мы уходим, а позади нарастает грохот — наш гостеприимный хозяин выпускает пар.
— Я отвезу тебя домой, — говорит Стас.
— Отвези туда, откуда взял.
— Но сейчас ночь, опасно ходить по улицам!
— Я позабочусь о себе сама.
— Лиза...
— Ты слышал, что я сказала.
Он молча ведет машину — теперь сам. Мы едем по шоссе, потом сворачиваем на проспект. Если Вадик спросит, где я была, что я ему скажу?
— Как там Рыжий? — Что, парень, нервирует мое молчание? А чего ты ждал?
— Неплохо. Купили с ним почти новую «Тойоту», так что мы теперь на колесах.
— Вы? А что, разве вы... вместе?
— Мы всегда были вместе.
— А... я просто подумал...
— Знаю. Тебе что за дело?
— Лиза, ты злопамятна.
— Это не единственное мое положительное качество, у меня полно и других добродетелей.
— Я видел тебя днем с одним ментом.
— Так ты еще и следил за мной?!
— Конечно. Ты была мне нужна, и я тебя нашел. А что от тебя надо менту? Или так, клинья подбивает? Тогда это странно.
А тут я должна ступить на тонкий лед. Обожаю такие моменты. Стас, ты всегда был болваном и не переиграешь меня никогда, не стоит и пробовать.
— Он не подбивал никаких клиньев. Просто случилась невероятная вещь — моего соседа по квартире пристрелили. И знаешь, что странно: Сашка был алкашом, абсолютно ничтожным, кому он мог помешать? А они утверждают, что его убил профессионал! К тому же в тот день Сашка где-то раздобыл какой-то дорогой костюм, у него такого отродясь не водилось... В общем, история темная, но полиция решила, что это я наняла киллера, чтобы избавиться от Сашки, а я...
— Погоди! — Стас резко тормозит. — Погоди. Ну-ка, все то же самое, но сначала.
— Не понимаю... Зачем тебе эта грязная история?
— Просто интересно. А какой на нем был костюм?
— Ну, серый такой, говорят. В тонкую темную полоску. Я сама не видела.
— А когда этот костюм у него появился?
— Ты совсем спятил? Да я-то откуда знаю? А теперь из-за этой истории мент хочет повесить на меня убийство. Типа я убрала соседа из-за квартиры. Представь! Да я давно могла просто отравить его паленой водкой, если бы хотела избавиться.
— Или еще как-нибудь... — Стас снова трогает машину с места. — Я знаю, Лиза-Элиза, ты бы нашла способ получше, если бы тебе это вдруг понадобилось. Ты бы не стала платить кому-то за то, что умеешь делать сама.
— О как! Решил мне напомнить старое? Так ты там тоже был, помнишь?
— Именно поэтому я и говорю. Я знаю, какая ты. Если тебе что-то нужно, ты идешь до конца.
— А концы прячу в воду. Стас, это дурацкий разговор.
— Знаю. Слушай, Лиза, а на пороге смерти ты бы меня простила?
— Чьей смерти?
— Твоей или моей.
— На пороге своей — точно бы не простила.
— Ты...
— Я любила тебя и верила тебе. А ты меня предал.
— Да. И не было дня, чтобы я не жалел об этом.
— Мы уже приехали.
— Я отвезу тебя домой!
— А если менты за мной следят? Твою машину они наверняка знают. Посчитают на пальцах — и до утра я уже буду сидеть в каталажке. Пока, Стас. Не хочу тебя больше видеть. А твой партнер Деберц — настоящий психопат и вообще мерзкий тип.
— Так ему и передать?
— Так и передай.
Ничего ты не передашь, я точно знаю. Но я еще увижу тебя, ты захочешь кое-что спросить, а только напрасно, я не скажу правды, Стас, и я намного лучше знаю тебя, чем ты — меня. Ты предсказуем.
— И где мы ходим?
Рыжий и Андрей сидят перед телевизором. Что ж, значит, у Рыжего снова вышел облом с девкой. А может, и нет. Захочет — сам расскажет.
— По магазинам ходила.
— По магазинам, говоришь? — Рыжий недоверчиво кивает. — Ну-ну...
— А что стряслось?
— Да ничего. Ужинать вот собираемся.
— Переключи канал, посмотрим новости.
— Нужны они тебе... ну, вот.
Мы садимся ужинать. Вкуса еды я почти не чувствую, так устала. Рыжий котлет нажарил и сварил пшенку. Ладно, годится. Черт, в этой стране бывают хорошие новости или нет?!
— ..до сих пор неизвестно. Напоминаем: Андрей Вернер и его отец, Клаус Вернер, исчезли три недели назад из гостиницы «Салют». За любую информацию о местонахождении Андрея Вернера назначена награда — десять тысяч евро.
— Неплохая сумма. — Рыжий намазывает котлету горчицей. — Знать бы еще...
Но я молчу. Рыжий поднимает взгляд — и его вилка со звоном падает на тарелку. Десять тысяч — неплохая сумма и может стать моей хоть сейчас, потому что во весь экран красуется портрет исчезнувшего немца. И это не кто иной, как мой таинственный гость — Андрей. Но как же так?
— Мне кажется, я должен кое-что объяснить. — Андрей касается моей руки, искра снова пробегает между нами. — Я...
— Да, тебе правильно кажется. Наверное, будет лучше, если ты расскажешь.
Рыжий потрясенно молчит, и я его понимаю. Собственно, мне подобный выверт и в голову бы не пришел. Пропал немец, а Андрей на фрица не тянет, вот и не заподозрила я ничего такого. Кук был прав когда-то: у каждого свой путь. Но иной раз этот путь так запутан, а может, других и не бывает? Это знает только Тот, что над нами. Уверена, сейчас Он сидит и потирает руки от удовольствия — мы оценили его фантазию.
— А ты хорошо говоришь по-нашему. Где научился? — Рыжий слишком пристально рассматривает рисунок на тарелке.
— Это мой родной язык.
— Рассказывай.
— Собственно, это длинная история, но, как я понимаю, мы никуда не торопимся. — Андрей словно невзначай берет мою ладонь, перебирает пальцы. Нет, парень, на меня такие штучки не действуют, имей в виду.
— Не тяни, выпускай котов из мешка.
— Лиза, я просто... А, все равно вы имеете право все знать. Может, пойдем в комнату, там будет удобней?
Мы идем в комнату и устраиваемся в креслах. Хоть немного отдохну, ноги гудят! Надо бросать подработку, тяжело.
— Я начну с самого начала, так будет понятней. Я родился в СССР, в соседней области. Кто был моим отцом, не знаю. Мама никогда мне не рассказывала, а я не решался спрашивать. Она родила меня, будучи студенткой, ее родители сразу же отказались от нее, потому что она не захотела оставить меня в роддоме, как они требовали. Ну, я их никогда не видел, и бог им судья, но когда я родился, маме оставалось учиться еще два года. Так что самые первые мои воспоминания — разные лица, разные комнаты... Меня нянчили всем общежитием. Коллеги-студенты помогали маме чем только могли. За это я благодарен им всем, хотя, конечно, никого из них я бы сейчас не узнал, ну а бог — он все видит и воздает, я думаю.
Мама закончила учебу, когда мне было чуть больше двух лет. У нее специальность — немецкий и английский язык. Ее распределили сначала в школу, но директор не могла обеспечить ее квартирой — ей была положена жилплощадь как молодому специалисту и как матери-одиночке. И ее направили в научно-исследовательский институт переводчиком. Институт хорошо финансировали, и маме сразу выделили двушку. В общем, жизнь стала налаживаться, я подрос и пошел учиться, а когда мне было девять лет, мама встретила Клауса.
Она рассказывала мне, как это случилось: Клаус приехал из Германии в составе делегации от немецкого предприятия, которое заказывало расчеты в мамином институте. Раньше такие делегации обслуживали только «проверенные» люди, но разразилась эпидемия гриппа, все «проверенные» слегли, и маме пришлось сопровождать немецких друзей. Именно тогда они с Клаусом и познакомились.
Когда он впервые пришел к нам в гости, я закрылся в своей комнате — мать никогда никого не приглашала домой. Мужчин, я имею в виду. Мы всегда жили вдвоем, и я считал, что так и нужно. Глупый был, не понимал, как ей тяжело одной — она была молодая, красивая и очень одинокая. В общем, Клаус пришел один раз, потом второй... сами понимаете. Почти год оформляли выезд, потом поехали.
Знаете, что меня больше всего поразило, когда я оказался в Германии? Не заваленные товарами прилавки, не чистота на улицах, а то, что люди там улыбались друг другу. Никто не скандалит, не сморкается на землю, не валяются пьяные... в общем, это был совсем другой мир. И этот мир принял меня, как принял и Клаус. У них с мамой не родилось общих детей — что-то там у Клауса было не так, а потому он усыновил меня и дал мне свою фамилию. Тогда только я понял, что это значит — иметь отца. Ранее я боялся мужчин — видел, как отцы моих сверстников ведут себя: тот алкаш, тот придурок, всех достает, а тот вообще — недоразумение какое-то... ну, вы понимаете, о чем я. Менталитет местных мужиков с того времени поменялся только в худшую сторону. А Клаус был другим. Он возил нас в Пратер — такой парк, как Диснейленд, только по-немецки. Он играл со мной в футбол, брал меня на рыбалку, он... Он сделал нас с мамой счастливыми. Они прожили вместе двадцать три года, и все эти годы ее лицо светилось от счастья. А потом мама заболела, и ничего не помогло. Саркома — и быстрая смерть.
— Когда?
— Два года назад. Я до сих пор не могу с этим смириться! Понимаете, как снег на голову, только что была здоровая, веселая, ездили отдыхать на Комо, а приехали — и через два месяца ее не стало. Отец все сделал, но доктора только руками разводили — поздно. Так мы остались одни, после ее смерти отец просто свалился. Лежал, отвернувшись к стене, никого не хотел видеть, перестал есть, замкнулся в себе. Каждый день ездил на кладбище. Иногда, приехав с работы, я не находил его дома. Но я знал, где искать — ехал на кладбище, а он сидит там, совсем один, темно и холодно, а ему все безразлично. Они были словно одно целое, а тут такая беда! Забираю его с кладбища, а он шепчет: «Ей холодно здесь одной, холодно и страшно, Андрей, мы должны быть рядом...» Вы можете себе представить?! Все закончилось тем, что я положил его в клинику, а сам занялся делами. В клинике он пробыл месяц, а когда вышел оттуда, я его не узнал. Седой, с погасшим взглядом... он вернулся к делам, но не к жизни. Иногда я заставал его за просмотром домашней видеотеки. Он постоянно снимал нас — меня и маму, и в то последнее лето в Италии тоже снимал. Так мы и жили. Я уже стал думать: вот если бы он встретил женщину, которая смогла бы как-то утешить его, вернуть к жизни... А год назад появилась Анна.
— Кто?
— Анна. Они с отцом встретились на каком-то банкете. Я глазам своим не поверил, когда увидел: словно фотография ожила, где мама еще совсем молодая. Собственно, Анна ненамного меня старше, всего на пять лет, но когда отец ее увидел...
Он снова стал похож на себя — только все как-то виновато косился в мою сторону, потом решился и сказал: «Ты мой сын, и мой наследник, и самый родной мне человек. И если ты скажешь, что не хочешь, чтобы я встречался с Анной, я все оборву». И что я должен был ответить? Они поженились, Анна переехала в наш дом. Я жил в одном крыле, они с отцом — в другом. Честно говоря, Анна мне не нравилась. Я все думал — зачем ей, молодой женщине, брак с мужчиной, который настолько старше ее? Но отец казался таким счастливым, что я держал свои мысли при себе. Хотя были моменты, когда Анна вела себя странно, но я думал, что просто ревную к ней отца, и сам себя ругал за предвзятость, а где-то с месяц назад отец сказал, что сделал ошибку и подает на развод. Собственно, это все. Анна больше не имеет отношения к этой истории. Дальше все было просто. Мы приехали сюда по делам, остановились в отеле, заказали обед в номер. В дверь постучали, я пошел открывать. Я помню официанта, потом что-то укололо меня в шею — и все, больше я ничего не помню.
— То есть как это — ничего не помнишь? Ты же должен знать, где был целую неделю и кто тебя так обработал.
— Да, это я помню. Подвал в большом доме, какие-то люди требуют, чтоб я подписал что-то, суют в пальцы ручку, но у меня есть один полезный рефлекс: я не подпишу ни одной бумажки, предварительно не прочитав ее. А читать я не мог.
— И это все?! — Вот на что годятся мужчины? Его едва не убили, а он ничего не может вспомнить! — Ты хотя бы их лица помнишь?
— Может быть... Я помню больше их голоса. И еще. У одного постоянно звонил сотовый, да так противно — играл «Интернационал», представляете?
— А дальше что?
— А дальше меня запихнули в багажник и куда-то повезли, потом машина подпрыгнула на ухабе, багажник открылся. И я этим воспользовался, перебросил ноги, потом остальное... упал и покатился.
— И прямо мне под ноги.
— Да. А еще я помню, как обнимал женщину, ее тело было горячее и упругое и пахло так, что я едва не...
— Едва доской не накрылся. Тоже мне, эротические воспоминания. Надо было им кое-что тебе отрезать.
— Нет! Лучше смерть! — воскликнул Андрей.
— Ты прав, дружище. Это... совсем уже, — согласился Рыжий.
— Вот в этом вы все, вам ваш отросток важнее судеб мирового пролетариата.
— Зря ты, Лизка, так легко к этому относишься. — Рыжий сдержанно улыбается, оценив мою шутку. — Послушай, что у нас вчера было. Под утро привезли на «Скорой» парня двадцати лет от роду. Глаза выпучены, морда синюшная, за причинное место держится и орет: «Не трогайте, гады, не подходите, живым не дамся!» Ну, мы то да се, девочки в приемном покое всего нагляделись, так что не реагируют уже, а я спрашиваю врача «Скорой», в чем, собственно, дело? А она, сучка, стоит и ржет. Говорит, занимался парень глупостями, надел на член стальное колечко. А орган взял и среагировал на раздражитель — он порнографию смотрел в Интернете. Короче, парень и так и сяк, и член не падает, и колечко давит — и больно, и приятно. А потом стало только больно. А чем ты это колечко распилишь? Он и решил, что отрежут святое. Кусок, по крайней мере. Вот и визжал, как дурной. Мы, конечно, сталь распилили, а парня в палату отправили... только вот смех смехом, но как подумаю — а если бы мне так! — мороз по коже...
— Тоже мне, ценность. Не рука, не нога, не голова — просто член, орган отнюдь не первой необходимости для функционирования организма...
— Ты что, не первой необходимости!
Они выкрикнули это громко и хором, а я смеюсь над ними, идиотами. Какие же они предсказуемые! Я их специально провоцирую, а они ведутся, как дети.
— Она нас развела, как лохов. — Рыжий смеется. — Андрюха, Лизка нас просто завела, а теперь сидит и наблюдает за нашими душевными конвульсиями. Мы ей спектакль бесплатный устроили.
— Вот черт, у меня плохо с чувством юмора. — Андрей удивленно смотрит на меня. — Немецкие женщины совсем не такие.
— Лучше?
— Нет, скучные какие-то. А еще они все больны феминизмом и постоянно отстаивают какие-то права, а это выглядит по-идиотски. И они очень прагматичны, ни одна из них не притащила бы домой незнакомца.
— В другой раз и я бы не притащила. Это я дыма надышалась...
— Дыма? — Андрей, не понимая, переспрашивает.
— Вот ты и попалась! — Рыжий стучит кулаком по подлокотнику. — Ты опять?!
— Да что — опять?
— Дорогой друг, а известно ли тебе, как вреден дым от сжигаемых листьев? — Рыжий подозрительно ласков, знаю я эти штучки. Ну кто меня за язык тянул? Наслушаюсь теперь. — Я тебе объясню. За лето листья вбирают в себя все ядовитые вещества из атмосферы, а у нас атмосферу можно топором рубить. И по правилам такие листья надо собирать и утилизировать на полигонах, а наши несознательные граждане жгут сушняк, при этом возвращая в воздух всю гадость, которая накопилась. А то, что содержится в дыме, прежде всего влияет на репродуктивную систему человека, а также вызывает рак. А вот наша умная Лиза ужасно любит запах горелых листьев. Стоит ей увидеть дымок, ее и на цепи не удержишь. Видал такое? И при этом она и сама отлично знает, как вреден дым, но логика и Элиза — вещи несовместимые.
— Рыжий, прекрати.
— Конечно. Ты же у нас рожать не собираешься, да?
— Конечно, нет. Это типа ты собираешься.
Молчание повисло осязаемое и тяжелое, как топор маньяка. Я ударила Рыжего ниже пояса. Но он первый начал! Не надо было говорить мне о детях. Я их не хочу. Я была в детстве ужасно несчастной, все это до сих пор приходит в мучительных снах, так какая из меня мать? Я не знаю, как быть матерью.
— А почему, Лиза? — глаза Андрея заглядывают мне в душу. Щелк! Все, парень, дверца закрылась,никого нет дома. — Почему ты не хочешь иметь детей?
— Потому что я не знаю, как это. Или знаю слишком хорошо, одно из двух.
— Не понимаю...
— Ты многого не понимаешь. Ты же счастливый сукин сын! Твою мать заставляли бросить тебя, а она не бросила. А у нас с Рыжим было иначе, наши матери нас бросили, и мы выросли в интернате. Да, там был директором хороший, честный, святой человек, там были добрые воспитатели, но это — единственный дом, который мы знаем, и отец у нас — один на всех. Твоя мать сделала все, чтобы ты был счастлив: тебя любили, целовали на ночь, о тебе беспокоились и заботились. А мы росли, как сорняки. Какие из нас родители? Никто из нас не стал полноценным человеком, несмотря на все усилия Старика. Мы с Рыжим — вершина его стараний.
— И вы не искали своих настоящих родителей?
— Я — нет. Когда мне исполнилось шестнадцать, Старик предложил мне... поискать ту, что родила меня. Я отказалась.
— Почему? Может, она хотела с тобой увидеться!
— Если бы хотела, то давно бы нашла. Ведь это она дала мне имя. Но я не желаю ее знать. Я многое могу простить человеку — мы, интернатовцы, всякого повидали, знаем, что иной раз жизнь загоняет человека в угол. Единственное, что я не способна простить, — предательство. А уж худшего предательства, чем бросить на произвол судьбы своего ребенка, я не представляю. Никакое безвыходное положение не оправдывает для меня такой поступок. Так что бог ей судья, пускай живет как знает, мерзавка. Рыжий, ты согласен?
— Я в этом с тобой согласен. Я тоже не захотел искать. Ее не было рядом, когда я был слабым, так зачем она мне теперь, когда я стою на ногах? Тем более что это никак не ее заслуга.
— Простите... я не знал. — .Андрей смотрит, как побитый щенок. Бедняга, какой впечатлительный. «Домашние» все такие, вот нас с Рыжим столь быстро не пронять.
— Не за что извиняться. В этой истории нет ничего необычного, и мы не жалуемся. Нам еще повезло, другим хуже, чем нам, — например, Ирке. Как она там?
— Мы отклонились от темы. — Рыжий встает. — Ситуация, на мой взгляд, горячая, ведь Сашку убили из-за того, что он, бедняга, напялил твой костюм. Со спины вы чем-то похожи, Сашка тоже был крупный. То есть киллер ошибся. Он был уверен, что маслины летят тебе в голову, а это значит, что приговор уже вынесен и зачитан.
— И как теперь быть?
— Мы должны разобраться, кто организовал весь спектакль. Я так понимаю, у тебя на данный момент нет ни единой версии по этому поводу?
— Честно говоря, нет.
— То-то. А это значит, что доверять ты можешь только нам двоим.
— Это я и сам понимаю. Но что мы можем сделать? Может, в полицию обратимся?
Рыжий раздраженно пожал плечами, я же едва удержалась, чтобы не плюнуть от злости. Обратиться в полицию, как же! Сразу видно, что парень вырос в законопослушной Европе.
— Исключено. — Я должна ему объяснить. — Как ты думаешь, те, что похитили вас с отцом, просто мелкие воришки? Сам подумай, если они решились на похищение иностранных бизнесменов, значит, у них есть деньги и власть, и вся эта история зачем-то им нужна. Выкупа не потребовали, твоего отца убили. А полиция всегда на стороне того, кто ей платит.
— Но я тоже могу заплатить!
— Твои гипотетические счета здесь ничто по сравнению с налом.
— И что, вся полиция продажна?
— Вся. А потому тебе нужно в Москву, в немецкое посольство. Но тебе не дадут туда попасть, ведь они знают, что ты жив, а ты нужен им мертвым, поэтому надо что-то придумать. Кстати, я точно знаю, кто из местных криминальных авторитетов похитил вас с отцом.
— И кто? — Рыжий смотрит с подозрением. — Лиза!
— Деберц, а в партнерах у него ходит Скальпель.
— Что? Ты хочешь сказать, что это...
— Да. Стасик, собственной персоной.
— Черт!
Хрустальная креманка разлетелась на мелкие осколки — Рыжий в сердцах неудачно махнул рукой. Скоро он будет выпускать пар как психопат Деберц. Наверное, в его жизни мало секса, и я в этом виновата. Хотя — откуда я знаю, чем занимается Рыжий во время долгих ночных дежурств?
— Все хотела спросить, а в чем заключается ваш бизнес?
— О, это старое и новое одновременно. Мы производим осветительные приборы — от бытовых до сложного оборудования киностудий.
— И кто владелец всего этого?
— Формально — акционеры, но половина акций принадлежала нам с отцом, а теперь мне.
— То есть после его смерти ты становишься единственным собственником бизнеса?
— Фактически — да.
— Значит, единственный человек, кому выгодна смерть твоего отца, — это ты.
— Что ты говоришь! Я же рассказал, что значил для меня папа, как ты можешь такое даже подумать!
— Извини, друг, но все именно так и выглядит. — Рыжий о чем-то размышляет, я вижу. — И либо это так и есть, либо кто-то тебя хорошо подставил, и я пока не уверен, какая версия правильная.
Назад: 6
Дальше: 8