Глава 6
Тамбурная дверь приоткрывается, и мы видим Маринку во всей красе – лицо распухло от слез, волосы в беспорядке, одета в старенький халатик, на ногах растоптанные тапки. Одного взгляда хватает, чтобы понять: девчонка плакала несколько часов подряд, а возможно, начала еще вчера. Увидев нас, Маринка отшатывается и пытается захлопнуть створку. Но Ника толкает ее в тамбур, и мы входим.
– В гости не хочешь пригласить? – ухмыляется Ника. – Или прямо тут будем разбираться?
Маринка молча пятится. Чего там церемониться? Мы шагаем за ней. Петька принимается разуваться, а мы с Никой сначала осматриваем пол и дорожки. Ничего, чистенько. И ремонт не из самых дешевых. Мебель новая, хоть и недорогая.
– Ты одна дома?
Хозяйка кивает, но мне это немое кино уже надоело. Давно, когда я еще работала в школе, в одном классе сидела ученица по фамилии Клопот. Это была не девочка, а сплошная головная боль: она всегда молчала, а когда ее о чем-то спрашивали, вообще застывала. Психологов в общеобразовательных учреждениях тогда не имелось, школьница была из многодетной семьи, а потому мы с коллегами сами поставили ей диагноз – по пьянке сделанная. Я вообще терпеть не могу, когда люди тупят, и если Маринка решила объясняться с нами жестами, то пусть не обижается.
– Молчание тебе не поможет, – начинает Петька, самый толерантный из нас. – Ты понимаешь, зачем мы сейчас пришли?
Девушка снова кивает, и мне хочется стукнуть ее по башке.
– Если будешь и дальше молчать, я за себя не ручаюсь. Давай, пой, золотце, нечего разговаривать на языке немых. – Ника вплотную подходит к Маринке.
Та в ужасе смотрит на нас. Я продолжаю раздражаться, но мужественно сдерживаюсь. Сначала надо попробовать по-хорошему, не выйдет – сделаем по-моему.
– Ты здесь одна живешь?
Марина поднимает на меня взгляд и мотает головой, мол, нет. А я наотмашь бью ее по лицу. Голова девчонки дернулась, тело едва удержалось на ногах.
– Тебя предупредили, чтоб прекратила валять дурака?
Она смотрит на меня, как девственница на Дракулу.
– Только попробуй сейчас кивнуть, огребешь еще раз! Ты все поняла?
– Да…
– О, прогресс! – Ника яростно довольна. – Попробуешь еще отморозиться – всякий раз будешь получать по морде.
Я знаю, почему Марина молчит. Она, как и школьница Клопот, привыкла молчать, когда ей выгодно. Как правило, таких детей перестают трогать, чтобы сберечь нервы. Ну, представьте себе, спрашиваешь ребенка о чем-то, а тот тупо молчит, только зенки пялит, и ты в толк не возьмешь, почему он безмолвствует: то ли правда тупое, как сибирский валенок, существо вообще не понимает смысла сказанного, то ли еще отчего-то. Но это здорово действует на нервы, вот и оставляешь его в покое, поскольку нервы-то не казенные. А оно сидит молча где-то на задней парте и получает потом аттестат, но не факт, что умеет даже читать. Учителя ставят таким тройки, ни о чем не спрашивая. А им того и нужно.
Видимо, Маринка решила, что во взрослой жизни этот номер тоже прокатит. Ничего, сейчас она получит наглядный урок и сделает выводы. Если сделает.
– Повторяю вопрос: ты одна здесь живешь?
– С бабушкой.
– А где она?
– На работе.
– А родители твои где?
Девица молча опускает глаза. Так, придется ей напомнить, что молчание – не всегда золото.
– Марина!
– Не надо меня бить, я все скажу…
Ее история, собственно, обычная. Родители пили, пока отец по пьяной лавочке не убил мать и не сел в тюрьму, где и загнулся. Маринку забрала к себе двоюродная бабушка, бывшая учительница, а ныне библиотекарша. Квартиру родителей они сдают, плюс бабушкина пенсия и зарплата библиотекарши – хватает на вполне сносную жизнь. Вот только в школу Маринку невозможно загнать – отстала безнадежно, привыкла балду гонять. Тогда один из бывших бабушкиных учеников пристроил недоросля в наше агентство.
Хоть оно называется «Уютный дом», Марина сразу почувствовала себя там неуютно. В агентстве работают тетки лет по тридцать пять и старше, которые показались ей скучными и неинтересными неудачницами. Но, приглядевшись, Маринка заметила, что и одеты они со вкусом, и украшения на них не из дешевых, и телефоны дорогие. А когда, собравшись в офисе и оторвавшись от постоянных звонков, сотрудницы садятся пить чай, то иной раз начинают такие разговоры, что недоучка не понимает ни единого слова – о каких-то книгах, философских концепциях и теориях. Со временем ей стало ясно, что не такие уж и старые эти тетки, а даже наоборот, веселые и интересные. Только среди них она чувствовала себя необразованной дурой, да еще понимала, что окружающие знают, какая она необразованная дура. Марина впервые задумалась о том, что бабушка была права насчет учебы. Да и, наверное, в остальном тоже права.
Ее обучали работе на компьютере – терпеливо и вежливо, а девочка стеснялась, потому что делала кучу грамматических и прочих ошибок, которые компьютер злорадно подчеркивал красным. Между тем Лина Белова пишет книги, и они продаются в магазинах, у Риты кандидатская степень в каких-то там науках, также все остальные с высшим образованием.
Но хуже всего Маринке приходилось, когда по субботам в агентство приходили дети сотрудников. Иркина Юлька, беленькая, тощая и угловатая, капризно надувавшая губки, когда мать гладила ее по голове, усаживалась в уголке с какой-нибудь книжкой и замирала на целые часы. Причем все ее книги, как увидела Марина, написаны на иностранном языке. Пашка, сын Лины Беловой, черноглазый, очень красивый подросток, который налаживал всем компьютеры, устанавливал какие-то программы и учил съежившуюся от ощущения собственной ничтожности Маринку пользоваться ими, казался ей еще более непонятным. А маленький Ритин Вадик, симпатичный и непоседливый, уже прекрасно умел управляться с компьютером, а еще решать сложные уравнения, от одного взгляда на которые Маринка чувствовала себя абсолютно неполноценной.
Эти маменькины балованные детки не обращали на нее никакого внимания. Но они вызывали в ней бешеную зависть, потому что никто никогда не гладил ее по голове, не занимался ее образованием, не закармливал вкусными вещами. А ведь когда Вадик начинал песню «Маааама, хочу хот-дог и колу!», Рита, вместо того чтобы дать ему подзатыльник, бежит в ближайшее кафе и несет не только хот-дог и колу, но и фрукты, пирожные, шоколадки, киндер-сюрпризы и сок. Это для девушки было вообще за гранью! Вот только чипсы Рита сыну не позволяла, и данный факт вначале радовал Маринку – хоть чего-то не получает вредный мальчишка. А потом она поняла, что его препирательства по поводу чипсов – просто игра, интересная им обоим. И что Рита, случись нужда, солнце с неба снимет и принесет своему Вадику.
Марине странно было слышать о компьютерной академии, куда ходят три агентки, и вздохи теток о дороговизне ребячьей одежды, и разговоры их детей, Юльки, Пашки и Вадика, когда те, соскучившись за неделю, делились своими новостями и просто болтали. Причем свободно переходя в разговорах на английский или французский язык. Даже маленький Вадик! Их жизнь казалась Маринке какой-то инопланетной, куда ее не принимали.
И надо же было ей в это время познакомиться с Виктором Борецким!
Она и сама не знает, чем заинтересовала известного рокера – красивого и талантливого. Встретились случайно – Маринка пришла на работу к бабушке, а тот с парнями из рок-группы как раз сгружал аппаратуру – музыканты арендовали там помещение для репетиций. Бабушка-то работала в библиотеке Дома культуры чудом уцелевшего предприятия, и внучка навещала ее теперь каждый день, пытаясь хоть что-то понять в книгах, о которых слышала в агентстве.
А Виктор… О, Виктор знал все на свете, мог объяснить ей все «концепции» и делал это без всякого высокомерия. Потом они шли гулять – иногда. И она слушала его рассуждения с восторгом, о чем бы ни говорил новый знакомый, о музыке или политике. Маринка влюбилась впервые в жизни – сразу, в один миг. Ей казалось, что именно Виктор – тот человек, который сделает ее счастливой. Девушка ходила к нему на репетиции и как-то вдруг заметила, что «в свет» Виктор предпочитает ходить без нее. На тусовки, гастроли и презентации Виктор приглашал других женщин (один раз даже звал Риту Лукаш, да та отказалась). Маринка пробовала закатить истерику, но ответ любимого был простым и жестоким:
– Малыш, тебе нечего там делать. Еще ляпнешь что-то невпопад, и мне будет неудобно, и тебе самой стыдно. Ты должна понять: у меня есть репутация, а тебе нужно еще многому учиться и очень много читать. Попроси Риту, пусть она тебе объяснит.
– Риту?
– Да, Риту Лукаш. – Виктор мечтательно улыбнулся. – Боже мой, какая женщина! Огонь!
– А муж ее бросил! – в сердцах выкрикнула Маринка.
Виктор посмотрел на нее с сочувствием, как на больную:
– Это она его бросила.
Вот так и всплыло то, что Виктор не просто знаком с Ритой, но они вместе учились в университете и даже какое-то время встречались. И отношение Виктора к Рите всегда было неизменно уважительным, подчеркнуто восторженным. Что за зверь ревность, Маринка тоже узнала тогда. Она злилась, плакала, но все равно бегала за Виктором как щенок. Бабушка ругала ее, уговаривала, но все понапрасну…
– Понимаете, что я почувствовала, когда увидела его там, в квартире, в луже крови?
Маринка всхлипывает, и мне становится ее жаль. Ведь, в отличие от меня, она Витьку узнала сразу. Я точно знаю, как страшно увидеть мертвым того, кого любишь.
– А зачем ты лазила накануне в мой стол?
– Скрепки искала. – Марина опускает взгляд. – Рита, почему он не сказал мне, что вы… вместе?
– Но мы с ним не были вместе – в том смысле, который ты вкладываешь в это слово. Я вообще очень давно его не встречала.
– Неправда. – Девушка упрямо наклоняет голову. – Я же видела фотографии.
– В дурацком альбомчике с сердечками?
– Да.
– Марина, посмотри на меня и подумай: разве стану я, взрослая циничная тетка, клеить сердечки на идиотский альбомчик? Или ты считаешь, что Витька был на такое способен?
Подобная мысль, очевидно, не посещала ее пустую голову, и мне кажется, я даже услышала, как она упала туда и загремела, покатившись. Марина смотрит на меня, потом отводит глаза. Понятно, девчонка сделала вывод, руководствуясь собственными представлениями, ведь сама-то точно бы налепила безобразные украшения. Если у нее не припрятан похожий альбомчик с уже наклеенными «символами любви». Ну, кто не был глуп, тот не был молод. Но не до такой же степени!
– Но фотографии…
– Просто поверь мне на слово: я не была с Витькой, как ты выразилась, вместе. А вчера в той комнате даже не узнала его. Скажи, кто дал тебе альбом и велел положить мне в стол?
– Я не…
– Не надо отпираться, напрасная трата времени. История с поисками скрепок нежизнеспособна. Зачем бы тебе понадобились скрепки? И почему не подошли те, что лежат в приемной? Нет, дорогая, альбом с сердечками засунула в мой стол именно ты, но вряд ли знала, зачем сие было нужно. Короче, либо ты здесь и сейчас скажешь, кто велел тебе это сделать, либо выложишь все потом в полиции. Тебе выбирать.
Она молчит, потом начинает глотать слезы. Я вижу, как в Петькиной душе начинает поднимать голову Рыцарь на Белом Коне. Ну все, скоро примется жалеть девчонку, уговаривать нас быть с ней помягче, и тогда пиши пропало, та поймет, что в наших рядах есть слабое звено, и разговорить ее будет гораздо сложнее. С такими, как Петька, спектакли со слезами проходят на ура. То есть с теми мужиками, кто не совсем негодяй. А вот с женщинами это не работает.
– Петь, ну-ка, выгляни, чья там сигнализация завывает?
Парень бросился к окну как ошпаренный. У него есть пунктик – его пепелац. До недавнего времени наш Петр ездил на старом ведре с гайками, которое постоянно ломалось, и из-за этого едва язву желудка не заработал. Но наконец купил в кредит иномарку, любуется ею как черт козленком и ужасно боится, как бы тачку не угнали.
– Слушай, Марина, давай-ка прекращай концерт, на нас слезы не действуют. – Ника усаживается верхом на стул. – Кто дал тебе альбом и велел подложить его Рите в стол?
– Я не…
– Сейчас снова получишь по морде – за ложь!
Маринка затравленно смотрит на нас. Она только сейчас, похоже, поняла, в какую скверную историю попала.
– Начинай, рассказывай. Мы же все равно никуда не исчезнем.
– Это она… та женщина…
– Не говори загадками. Какая женщина?
– Та, с которой мы тогда в квартиру пришли, ваша клиентка. Рита, я не знала, что такая беда стрясется! Правда не знала!
Я усмехнулась. А вот теперь ты не лжешь, детка, давно бы так.
– Она сказала, что хочет с вами ближе познакомиться. Нина Валерьевна говорила, что любит Виктора, у нас с ней это общее, а Витя любит вас, вот ей и хотелось познакомиться с вами, понять, что именно ему нужно. Понимаете?
– Не очень. Глупость какая-то. Альбом-то зачем было подбрасывать?
– Женщина объяснила, что Витя забыл у нее альбом, потерял, тот выпал у него из кармана. Ему, мол, вернуть нельзя, ведь тогда Виктор будет знать, что она видела фотки, поэтому надо отдать его вам, вы бы сами все поняли.
В такую лажу не поверил бы даже таракан с оторванной головой! А Марина поверила. Из озвученной ею версии во все стороны торчат нестыковки! Но молодые девки иной раз бывают настолько глупыми курицами, что спой им о неземной любви, своей или чужой, и они сразу распустят сопли. Разве что наша юная сотрудница хитрее, чем кажется.
– А ты не подумала, как мог Витька забыть такой альбом у Нины? Он что, демонстрировал ей фотографии?
– Ну…
– И с какой такой радости Нина Литовченко познакомилась с тобой? Откуда она вообще о тебе узнала?
– Может, Витя сказал?
– Вряд ли. Борецкий никогда не стал бы носить при себе такой альбом, потому что начисто был лишен сентиментальности. А тем более не взял бы его с собой, идя к женщине. И уж точно не сказал бы ей, что у него параллельно есть отношения с другой.
– Но о вас он же мне сказал!
– Он тебе сказал, что мы с ним любовники?
– Нет. Только то, что когда-то вы встречались и он до сих пор жалеет о том, что расстались.
– И все?
– Да.
– Вот видишь! Виктор сказал тебе обо мне в воспитательных целях, понимаешь? А носить такие фотографии с собой да еще позволить их увидеть другой женщине – никак не мог. Просто не его стиль. Витька был своеобразным человеком, но никогда – жестоким негодяем. Если ты этого не поняла, то, значит, глупее, чем я думала. Итак, исходим из того, что Нина сама вышла на тебя. Или проследила за Витькой, или случайно, но сама.
– Я не…
– Вижу, что ты «не». Ладно, пошли дальше. При чем здесь Сашка?
– Ни при чем. А вы думаете, он как-то причастен? Надо у него спросить.
Маринка смотрит на нас заплаканными глазами, и я понимаю, что о бесславной Сашкиной кончине девчонка еще не в курсе. Что ж, пора ей взрослеть.
– Не получится. Его вчера зарезали в моей квартире, – сообщаю я, и Маринка бледнеет до синевы. – Представляешь? Прямо на моем новом ковре, за который кучу денег отвалила. Прихожу домой, а там такое дерьмо: Сашка с перерезанным горлом, на ковре кровь, на мебели и стенах тоже. Потом еще полиция натоптала…
Маринка судорожно вздыхает.
– Как это?
– А так. Видишь, в какую историю ты вляпалась? А теперь давай думай, чья очередь следующая.
Ника подходит к окну, около которого замер столбом Петька.
– Петь, ты чего?
– Все нормально.
Ага, нормально! Ты, котик, сейчас утрачиваешь последние капли своей бойскаутской веры в человечество. Одно дело – пить с нами чай, смеяться над нашими шутками, ругать клиентов, и совсем другое дело – столкнуться с нами тогда, когда нужно сделать что-то, на твой взгляд, не слишком хорошее. Например, надавить на несчастную глупую Марину, вытрясти из нее показания и уйти, оставив девчонку на милость того, кто так или иначе захочет о ней позаботиться.
– Что вы хотите этим сказать? – Голос звенит, Маринка на грани истерики. – Меня тоже могут убить из-за того, что я положила вам в стол тот альбом?
– Или еще из-за чего-то. – Ника улыбается. – А ты думала, что если молоденькая и симпатичная, то все примутся дарить тебе радости жизни? Нет, детка, это жизнь, и выживет тот, у кого, кроме красоты, имеются еще и мозги.
– Но я больше ничего не знаю!
– Возможно, достаточно того, что ужезнаешь. – Петька задумчиво трет подбородок. – Надо ее спрятать. Кстати! Это ты взяла связку ключей из Ритиной сумки?
Взгляд Маринки заполошно метнулся, и сразу все стало ясно. Молодец, Петя, а я уже и забыла про ключи.
– Нина сказала, что… что хочет… просто посмотреть, как вы живете.
– И ты поверила?!
– Влюбленная женщина способна на многое.
– Это ты в сериале видела? – Ника презрительно пинает ножку стула. – Боже ж мой, какая глупая сейчас молодежь! Я бы в такое и в десять лет не поверила. Неужели ты не понимала, что тебя толкают на нечто нехорошее?
– Потом подумала, но… Но прошло время, и если бы что-то пропало, Рита бы обязательно сказала об этом в офисе. А так я решила, что все обошлось, Нина и правда зашла, посмотрела, и все…
У меня внутри похолодело. А если бы в тот момент Вадик оказался дома? Если бы кто-то зашел, что было бы с моим ребенком? Да за одно это тупой девице надо сейчас сердце вырвать!
– Когда ты взяла мои ключи?
– В тот день, когда мы в офисе праздновали Новый год. Вы с Русланом и Петей поехали в супермаркет покупать выпивку и фрукты, а сумку оставили…
Да, сумку я оставила. Потому что терпеть не могу сдавать ее в магазине в камеру хранения, а если взять с собой, то сразу приклеится охранник и будет сопеть за спиной. Ведь у меня не какой-то там дамский ридикюль, а здоровенная торба, где лежит килограмма два нужных вещей, без которых я никогда не выхожу из дома. Охрана в торговых залах косо смотрит на меня, когда я хожу с этакой сумищей на плече, и мне неприятно ощущать себя подозреваемой в пошлой магазинной краже. Вот малолетняя тля и воспользовалась…
– Ты передала ключи Нине?
– Да. Она вернула связку буквально через двадцать минут, и я положила ее обратно в сумку. Никто не заметил.
Конечно, никто не заметил – предпраздничная возня, народ делал салаты и бутерброды, не путается Марина под ногами – и ладно. Что около сумок делает? Да сигареты, наверное, берет. Такая молодежь теперь, все курят. Нет, наверняка кто-то видел, просто не придал значения. Если бы что-то пропало, то вспомнили бы сразу, а так…
Звонок в дверь, резкий и настойчивый. Маринка испуганно вздрагивает.
– Ты кого-то ждешь?
– Нет. Может, бабушка? Но еще на работе должна быть.
Мы молча переглядываемся. Может, какая-нибудь из Маринкиных подружек пришла, или рекламу притащили, или слесарь из жилконторы, или кто-то из соседей за солью явился. Вполне вероятно, и правда бабка нагрянула раньше времени – почувствовала себя плохо или почуяла, с внучкой что-то не так… А еще за дверью может стоять тот, кто убил Виктора Борецкого и Сашку, именно сейчас решив нагрянуть за Маринкиной душой, дрожащей как осиновый лист.
– Не открывайте! – вскрикивает девчонка и снова начинает плакать. Теперь она, наверное, ужасно рада, что мы здесь, с ней, и возьмем решение ее проблем на себя. Ведь мы взрослые!
– Я открою. – Ника идет к двери. – Если там кто-то с дурными намерениями, то пусть все решится здесь и сейчас, пока мы вместе, а не тогда, когда ты будешь одна.
Маринка кивает сквозь слезы, прижимая ладони к лицу. Руки почти прозрачные, жест такой беззащитный и детский, что мне вдруг становится жалко ее. Черт подери, она же не виновата, что ей попались такие родители, что никто никогда не занимался ею, что никому на свете не нужна! В том числе Витьке была не нужна – насколько я его знаю…
– Рита, спрячься, – командует Ника. Настоящий стратег! – Петь, возьми в руки что-нибудь тяжелое и стань в ванной. Кто знает, что за беда звонит.
Ника отпирает дверь, и я слышу мужской голос – ага, пришли проверять счетчик. Маринка молчит, о чем-то напряженно думая. От непривычного занятия у нее даже лоб сморщился. Ника впускает в квартиру мужчину с какими-то бумажками в руках. Ничем не примечательный мужик, лысоватый, в синей куртке и джинсах, вежливо здоровается с Маринкой, достает фонарик и светит им в недра электрического прибора. Нас с Петькой он точно не видит, а Ника внимательно наблюдает за его манипуляциями у счетчика – знаем мы этот энергонадзор, придут, сами испортят счетчик или повредят пломбу, а потом составляют акт на бешеные тысячи. И ты ничего не докажешь!
Ника смотрит, что мужик делает, но не видит того, что вижу я: левой рукой он светит в счетчик, а правой достает из-за пояса пистолет с длинным дулом. Э, нет, дорогой, так дело не пойдет!
– А вчера ведь уже приходили проверять счетчик…
Вот какую мысль так напряженно думала Маринка! Нельзя было сразу сказать?
То, что потом случилось, произошло мгновенно. Петька из-за двери ванной бьет незваного гостя по руке, бумажки летят из нее, как бабочки от дождя. Но парень не промах – перехватывает оружие левой рукой. Звякает упавший фонарик. Ника дает пинка Маринке, толкая ее в комнату с линии огня, «электрик» прыгает к выходу. Я подставляю ноги, он падает. Сгруппировавшись, мгновенно переворачивается на спину, вскидывает оружие. Пуля вылетела и вонзилась в стену, киллер почти попал в Маринку. Только в таких делах «почти» не считается. Неудачливый убийца подпрыгивает, как мяч, и снова рвется в тамбур, оружие направлено мне в грудь. Кто-то топочет в тамбуре. Он разворачивается на топот и снова стреляет – в вошедшего человека. Затем грохот нескольких выстрелов, от которых мужик валится на пол, обливаясь кровью…
Рассказывать получилось долго, а произошло все за какую-то минуту, если не меньше. Мы даже испугаться не успели. Или успели? Не знаю.
В прихожей уже тесно от толпящихся людей в синих куртках, за ними видна фигура Игоря Васильевича Панкова. Тот обжигает меня взглядом, полным ярости. Только нечего на меня так смотреть. Если кто и виноват в этом беспорядке, то точно не я.
– И что все это значит?
Он у нас спрашивает! Словно не сам вместе со своими людьми шлепнул киллера, которого теперь допрашивать можно лишь посредством спиритического сеанса.
– Ты принес мои ключи?
Панков подавился ругательством, которое уже клокотало в его груди. Да, я знаю, что наглость – второе счастье. А для риелтора – первое.