Глава 15
– Я не стану давать официальные показания.
Игорь задумчиво смотрит на Рустама, как повар, который прикидывает, какую часть туши сейчас отрежет.
– Если я решу, что мне нужны твои показания, ты их дашь. Время дружеских разговоров прошло.
– Ты не понимаешь. В этом деле завязаны такие люди, которых ты не достанешь.
– Я сам решу, кого мне доставать. Давай рассказывай. Рита, поставь чайник, холодно у тебя здесь.
Еще бы не холодно! Ничего, на том свете черти покажут коммунальщикам, как надо топить.
– Не знаю, что ты хочешь знать.
– Начинай сначала. Если какую деталь упустишь, я уточню.
Рустам обреченно вздыхает. Так-то, дорогой! Никто тебя сюда не звал, за язык не тянул.
– История немного странная. – Гитарист, видимо, решил, что хуже, чем есть, уже не будет. – Как я и говорил, мы с парнями ездили на раскопки. Позже познакомились с такими же, как мы. Оказалось, у всех своя специализация: кто-то раскапывает Крым и Херсонес, кто-то роет в Украине степные могилы времен скифов. Но больше всего тех, кто ищет немецкие захоронения времен Великой Отечественной, – есть еще живые свидетели, да и вещи сохранились лучше, времени-то прошло не так много, если сравнивать со скифами и древними греками. Есть, конечно, и свои минусы, потому что наши находки стоят дешевле, чем тысячелетние ценности. Ладно, это неважно… У нас есть своя сеть сбыта, свои покупатели, уже обросли нужными знакомыми.
– Ближе к теме! – Игорь обжегся горячим чаем и поставил чашку на стол. – Уж очень издалека заходишь.
– По-другому никак. – Рустам рассматривает свои ногти. – Тема-то необычная для тех, кто никогда не занимался ничем подобным. Не так ли, Рита?
– Да мне-то откуда знать?
– Ага, конечно, конечно… – ухмыляется рокер. – В общем, мы имели свой кусок и не собирались от него отказываться. Но по большому счету все то, что мы находили, было так, мелочовка, по сравнению с тем, что можно было бы найти, если достать координаты старых укрытий, бункеров и все такое. Нам ни разу не повезло по-крупному. Конечно, мы находили оружие, награды, нагрудные знаки, портсигары, один раз нашли на трупе пояс, в котором было зашито много драгоценностей.
– Ну, да, сколько ни дай – все мало. – Игорь насмешливо улыбается. – Гадость какая…
– Гадость – подбрасывать людям наркоту. А это заработок. Не всякий пойдет на завод за копейки гайки точить или станет бизнес открывать. Мы музыканты, народ творческий, так что же нам, с голоду подыхать? Группа наша… то есть, я хочу сказать, музыка музыкой, но если нет спонсора, пробиться невозможно. А мы вкладывали деньги в свою раскрутку.
– Ближе к делу, – повторяет Панков.
– Да, хорошо. Короче, года три назад мы нашли кладбище, на котором зарыли целую эсэсовскую роту. Кортики, ордена, перстни, часы – с них ничего не снимали, похоронили как есть. Месяц мы рылись в грязи, но оно того стоило. И тогда на нас вышел один очень богатый коллекционер. Этот тип не торговался, забрал все, что само по себе уже было странным, а потом пригласил нас обмыть сделку. Мы с Витькой пошли. Понятное дело, такой куш, да и дядька тот мог нам сгодиться, как мы тогда думали. Мужик расспрашивал нас о музыке, о том о сем, потом поинтересовался, где мы нашли все то, что ему продали. Ну, мы же не идиоты, чтобы сказать о разрытом кладбище, вот и ляпнул Витька: нашли, мол, бункер в Белоруссии, там этого хлама полно.
– И что?
– Мужик как-то странно на нас посмотрел, и я как-то сразу почуял неладное. Потом снова поговорили ни о чем, еще выпили и разошлись. А через неделю мою квартиру обыскали. Мы давали концерт, вернулись поздно, я сразу спать лег, а утром встал – гляжу, везде вроде порядок, но то лежит не так, другое стоит иначе, полотенца не в том порядке сложены, бумаги. Денег я дома не держу, во всяком случае значительных сумм, украшениями не увлекаюсь. Ну, несколько перстней есть, а цепочка и серьга всегда на мне, часы тоже. Однако из квартиры ничего не взяли. Я думаю, у Витьки тоже побывали, хотя в его квартире такой хаос, что понять, был там кто или нет, невозможно. Просто логично предположить, что и его берлогу обыскали. Я тогда промолчал, не стал ему ничего говорить…
– Рустам, еще короче. – Игорь доливает себе чаю.
– Так не выйдет. Тут или рассказывать сначала, или не стоило и начинать. – Рокер нервно дергает себя за серьгу и морщится. – Ладно, попробую короче. В общем, еще примерно через неделю Виктор привел на репетицию Нину. Мне она сразу не понравилась – во-первых, очень тощая, во-вторых, мелкая, к тому же брюнетка и морда какая-то желтая, а в-третьих, злая как собака. Да, да, злость из нее просто капала, хотя баба и притворялась, как могла. Но на меня ее притворство не подействовало, я всегда вижу то, что есть. Неудобная способность, скажи, Рита?
Весьма неудобная. И именно это объединяло когда-то нас с Рустамом. Маловато для серьезных отношений. Собственно, всего было мало, потому что его азиатская кровь была для меня табу.
– Не отвлекайся.
Рустам морщится.
– В общем, Нина вцепилась в Витьку как пиявка. Не знаю, что тот нашел в ней, но задержалась она надолго. Приходила на репетиции, концерты, на наши посиделки. Меня Нина ужасно раздражала, не знаю даже, отчего. Что-то было в ней такое… Грязное, что ли. А на вид прям святоша – если при ней кто загнет, сразу глазенки к небу, типа, как же можно, при даме… Однажды я ей и сказал, чтоб не сильно строила из себя, сама же шлюха не из последних, мужу изменяет. Так представляете, она Виктору побежала жаловаться. Правда, Борецкий ее послал, на том и остановились.
– Как Литовченко причастна к вашим делам?
– Не знаю. Дело в том, что последние два года Витька стал каким-то нервным… Собственно, и мы все тоже. Пока светло, люди кругом – еще ничего, нормально, а как остаешься один, как-то не по себе. Холодно, что ли… И звуки эти… Короче, мы все стали немного нервными. А Витька даже старался ночевать у матери или находил очередную девку, лишь бы не быть одному. А в последний год у него была постоянная подружка, Юлька. Жила в его квартире, убиралась там, готовила… Неплохая вроде.
Я отлично понимаю, о чем говорит Рустам. Потому что именно это в свое время досаждало мне довольно сильно – и шаги за спиной, и холод, и сны… Как хорошо, что я тогда остановилась, потому что неизвестно, чем бы все закончилось.
– Вы сумасшедшие! – не выдерживаю я.
– Рита, ты не понимаешь, не надо смеяться. – Гитарист нервно поводит плечами. – Никто этого не понимает, пока не попробует…
– Хватит болтовни, мы пока не услыхали ничего ценного.
Рустам горько улыбается.
– Нашел у кого сочувствия искать… Ты и раньше не пожалела меня. Ты даже нашего ребенка не пожалела… Думала, я не знал?
– Думала, не знал.
Как он мог узнать? Я же никому…
– А я знал. Потому что считал твой цикл. И когда случилась задержка, обрадовался. Но ты молчала, и я ждал, когда ты скажешь. А ты…
– А я не сказала.
– Почему, Рита? Ты внезапно уехала, а вернулась осенью – такая, как сейчас. Я тогда подумал: конечно, ребенка нам рано заводить, тебе нужно доучиться, куда мы с ребенком… Но надеялся, что ты, по крайней мере, скажешь мне.
– Рустам, не знаю, поверишь ты или нет, но я не хотела причинять тебе боль. Это единственная причина, почему я ничего тебе не сказала.
– Понимаю. Но ты не захотела больше меня видеть, а потом быстренько выскочила замуж и родила сына. Значит, со мной этого в принципе быть не могло? Почему, Рита? Из-за того, что я иной?
– Не хочу об этом говорить.
– Я просто хочу знать. Рита, скажи мне.
– Что ж… – Я дошла до точки кипения. – Да, Рустик. Ты мало пинков получил из-за своей инаковости? Тебя не травили в школе, не обзывали чуркой и черномазым?
– Было дело.
– Твою мать не обзывали шлюхой в глаза и за глаза? Она не натерпелась от соседей, знакомых, родственников, а то и от совсем незнакомых людей? Да или нет?
– Да.
– Вот видишь! А я не хотела такой судьбы ни себе, ни своему ребенку. Не хотела, чтобы моего малыша пинали все, кому не лень, не хотела, чтобы мне плевали вслед. Ну такое у нас общество! Не станешь же объяснять каждому уроду, что я замужем, что ты классный парень, что ребенок законный и желанный, а не нагулянный от заезжего монголоида… Придурок Лукаш в этом плане был лучшим вариантом, потому что дал мне главное, что у меня есть, – моего Вадика, умника и красавца. И неважно, что Лукаш ногтя твоего не стоит, зато мой сын живет в мире с собой и окружающими. Подумай, Рустик, и ты поймешь, что я права.
Он поднимает на меня измученный взгляд, а мне ужасно неприятно, что была вынуждена все это ему сказать. И я не хочу смотреть на Игоря, потому что совсем не планировала демонстрировать ему душевный стриптиз. Теперь неизвестно, как тот будет ко мне относиться, а его отношение мне отчего-то не безразлично.
– Ты права. – Рустам говорит словно через силу. – Совершенно права. Я никогда не смотрел на это под таким углом. Вернее, думал, что ты выше всяких предрассудков, а ты…
– А я обычная женщина, понимаешь? И моя философия насчет брака и продолжения рода простая и первобытная: мать должна заботиться о ребенке, о его психологическом комфорте в том числе. Когда я заметила, что Лукаш плохо влияет на настроение моего сына, муж вылетел из нашей жизни, как пробка. И я так же поступлю со всеми и всем, что угрожает моему ребенку – его благосостоянию, настроению, здоровью, без разницы. Видишь, вот и вся философия, просто, как ножка стула.
– Я заметил.
– Не надо иронии.
– Извините, что вынужден вмешаться… – Игорь снова поджигает конфорку под чайником. – Давайте ваши проблемы отложим до лучших времен? Мне надо на службу, а я до сих пор не услышал ничего полезного.
Слава богам, Панков не сердится. Очень неприятно, что Игорь стал невольным свидетелем этого разговора – запоздалого, ненужного и несвоевременного, но случилось то, что случилось. И он, похоже, не сердится. Или ему безразлично? Тогда это не слишком хорошо… не знаю, почему. Что-то я совсем запуталась.
– Рустам, давай еще ближе к теме.
– Да, конечно. – Гитарист смотрит, как за окном падает снег. Конца зиме что-то не видать… – Я понимаю, вы правы, а я не прав.
– Прекрати ныть.
– Я не ною, а констатирую факт. Думал, что чего-то достиг, а сейчас понял: остался там, где и был.
– Литовченко, Рустик! Давай нам о Литовченко расскажи!
– Рита… Ладно, ты опять права. – Он старательно избегает моего взгляда. – Дело в той записной книжке, понимаешь? Когда Витька нашел ее у тебя, то словно спятил. Сидел над ней ночами, листал страницы, искал систему. Было много записей с датами, описанием грузов, количеством людей, а еще заметки личного характера – и по-русски, и по-немецки. Человек, которому принадлежал блокнот, был абсолютно безжалостный и методичный.
– Рустик, при чем тут вообще блокнот? – перебиваю его я.
– Все просто. Я говорил вам о коллекционере, который купил у нас трофеи? Так вот, это заместитель губернатора Александр Мальцев.
– И что? К чему здесь Мальцев? – удивляется сообщению Панков.
– Игорь, пошевели мозгами. Мы же ему сказали, что нашли в Белоруссии бункер. Повторяю: Витька ляпнул первое, что пришло в голову. Не говорить же клиенту, что все предметы из могил? И я тогда обратил внимание, как на нас посмотрел Мальцев… Очень странно посмотрел. А потом обыск у меня дома. И у Виктора рылись, к гадалке не ходи.
– Все равно не понимаю…
– А как раз после того разговора с клиентом к Витьке прилипла Нинка Литовченко. Я сопоставил даты, и оказалось, что не прошло и недели с момента нашего с Мальцевым разговора, как она появилась около Борецкого и не отлипала, что бы тот ни делал. Я видел ее мужа, который работает на Мальцева, кстати. Видный мужик и не бедный. Чего же Нинке не хватало? Нет, неспроста баба тусовалась около Виктора, что-то вынюхивала, не иначе.
– Думаешь, она спала и с Мальцевым?
– Это вряд ли. – Рустам меланхолично рассматривает свои ногти. – Мальцев женат на сумасшедшей девке, я ее знаю. Виктория Мальцева – роскошная блондинка, с бешеным характером – чуть что, лезет в драку. Мальцев при такой супруге вряд ли бы решился ходить налево, ведь если та дозналась бы, ему не жить. Надо же, такой мужик серьезный, а боится свою бабу, смешно даже.
– Ничего не понимаю. Это ваши дела. Я не имею к ним отношения.
– Имеешь, и еще как! – щурится Рустам. – У Нинки что-то было против тебя. Она же тебя как увидела, едва не померла со злости, осатанела совсем.
– Так, подожди! Где она могла меня видеть?
– А помнишь, чуть больше года назад Витька приглашал тебя на празднование юбилея нашей группы?
– Что-то припоминаю… Но я полчаса посидела и ушла.
– Ага, посидела из вежливости, чтобы нас не обидеть, и свалила, сославшись на занятость. Как ты тогда сказала, музыка за тебя денег не заработает.
Я слышу, как фыркнул Игорь, стараясь подавить смех. Нет, видали? Смешно ему! А что я должна была сказать? Прямо так и заявить, что музыку их терпеть не могу и убивать на нее весь вечер выше моих сил? А клиент у меня в тот день и правда был.
– Но я не видела там Литовченко.
– Зато она тебя видела. Пока ты сидела с нами, где-то пряталась, а когда ты ушла, прискакала и давай расспрашивать – кто такая, откуда… Витька тогда уже нагрузился, вот и принялся разливаться соловьем, что ты самая-самая лучшая женщина, и никто ногтя твоего не стоит. Нинка что-то возразила и огребла пинка с четким адресом, по которому ей следует идти. Борецкий же дурной спьяну, и пить ему совсем нельзя было. Только он все чаще бывал под мухой.
– Значит, Литовченко увидела меня чуть больше года назад?
– Сначала я тоже так подумал. Но потом стал свидетелем того, как Нина вышла, типа, покурить, а сама кому-то позвонила и сказала: «Это она, я уверена. Я бы и через сто лет ее узнала».
– То, что эта бабенка меня помнит, не причина для убийства Виктора и подставления под удар меня.
– Да откуда ты знаешь, что причина, а что нет? – Рустам поднимается и принимается ходить по кухне. – Думаю, это все как-то связано с твоим прошлым, и ты знаешь, о чем я говорю. А записная книжка…
– Да провались ты вместе с тем блокнотом! Задолбал уже!
– Не надо кричать. – Рустам примирительно поднимает руки. – Но тебе известно, где бункер, уверен.
– Совсем спятил.
– Нет. У Витьки не было причин врать, где он нашел блокнот. А когда Борецкий расшифровал записи, то так и сказал: возьму Ритку, которая знает место, и все будет наше.
– Да мало ли что Виктор болтал! Я понятия не имею, о чем ты толкуешь! И при чем тут Мальцев?
– А Мальцеву, видимо, самому хотелось бы наложить лапу на бункер. Не зря же осматривали наши квартиры – искали какие-то зацепки. И Нинку специально нам подсунули – чтобы шпионила за Витькой и всеми нами.
– А ты почему-то ненавидишь ее.
– Да, терпеть не могу, презираю и присутствия не выношу. Славка, кстати, тоже. По-моему, она подлая мерзавка, и я не удивлюсь, если окажется, что Витьку убила именно Нинка, лишь бы подставить тебя.
– Но зачем ей это могло понадобиться?
– Говорил уже – что-то было у нее к тебе личное.
Блин, опять двадцать пять! Нет чтобы хотя бы намекнуть, что именно!
А у Игоря, который резко поворачивается ко мне, взгляд вопросительный такой. И зря. Ответа у меня нет.
– Даже представить не могу, чем я ей не угодила.
– Ладно, – Панков тяжело поднимается, – пора закругляться. Меня сейчас интересует другое. Рустам, где Литовченко?
– Наверняка в Суходольске.
– И все?
– Нет. Думаю, ей помогла спрятаться Виктория Мальцева. Наверное, у нее есть в городе какая-то недвижимость, и скорее всего, Нинка сидит там.
– Ничего себе! Как спросить у жены заместителя губернатора?
– А не надо ничего спрашивать. Она сама когда-то жила в Суходольске. Тогда у нее была другая фамилия. – Рустам весело щурится. – И я знаю какая.
– Говори!
– Ее девичья фамилия – Терновая.
Круг замкнулся. Вот блин! Я так и знала, что всплывет еще какая-нибудь гадость.
