У каждого человека должна быть мечта. Он может идти к ней, ползти к ней или лежать головой по направлению к ней, суть от этого не меняется. Мечта подчиняет себе всю жизнедеятельность и накопленную наличность фантазёра, ему кажется, что только он всё исполнит, и в душе его сразу расцветут яблони и груши, останется только ловить эдемские плоды и класть их за пазуху или за щеку. Почему-то никому и в голову не приходит, что райское яблочко может упасть не в руку, а треснуть со всей силы по башке, но вместо закона всемирного тяготения там образуется болезненная шишка.

Данила Ушастиков, сколько он себя помнил, мечтал о квартирке у моря: о маленькой студии или крошечной мансарде, но обязательно на юге и рядом с морем. Может, это связано с тем, что впервые он увидел море только в пятнадцать лет, или, что побережье ассоциировалась у него с финансовым благополучием, неизвестно. Но факт остаётся фактом: Данила грезил о жилье у моря, как девушка о замужестве. И вот, наконец, его мечта сбылась, Ушастиков прикупил крошечную мансарду (подкровлю по-местному) в городе Будве, что в Черногории, и приступил к наслаждению жизнью. Однако, действительность быстро внесла коррективы в его солнечные планы. Летом мансарда была нужна всем, остальные три сезона – никому. Сам Данила выбирался туда максимум на неделю – находиться там дольше не позволяли дела, и вместо того, чтобы валяться и нежиться на пляже, он скакал как ужаленный, оплачивая накопившиеся счета и делая косметический ремонт. Очень скоро ему всё надоело, и Данила принялся искать арендатора на свою мансарду. Местные риэлторы с радостью взялись помочь московскому гостю, и предложили дивный вариант: они сдают жилплощадь круглый год, а если Даниле и его родственникам нужно отдохнуть, они предупреждают за пару недель и проживают в мансарде в течение месяца. Подкровля, по сути, становилась гостиницей, приносила устойчивый доход и служила резиденцией летнего отдыха. Ушастиков на радостях обмыл сделку с местными риэлторами Младеном и Велибором из фирмы «Монтесистем» и от них узнал, что русские, оказывается, неправильно чокаются. Когда мы сдвигаем рюмки, то смотрим куда угодно кроме глаз собутыльника, а нужно, наоборот, впереться зрачки в зрачки, чтобы доказать друг другу свою верность, честность и порядочность. Всё было здорово, но кого-то эти двое Ушастикову сильно напоминали. Данила с лёгким сердцем улетел в Москву. Однако прошло два месяца, а из Будвы не поступало не вестей, не денег. Ушастиков позвонил Младену, тот обрадовал, что в Черногории идут проливные дожди, все разъехались, и нет ни одного претендента на его подкровлю. Потом его телефон вообще перестал отвечать. Что прикажите делать? Пришлось рвануть в Черногорию, чтобы проведать свою бесхозную недвижимость.

Данила отпер дверь и ужаснулся: его прежде вылизанная мансарда напоминала свинарник непутёвого колхоза. На плите был слой жира толщиной с палец. В мойке скопились стада немытой посуды. На дворе стоял солнечный день, но в подкровле всё равно радушно горел бра. Данила почувствовал, что в выражении «в жилах забурлила кровь» есть не только поэтическая образность, но и физиологический аспект. Сначала он выключил бра, потом пощупал у себя пульс. Его мелодика и ритм звучали под стать хэви металу. Данила походкой раненного в зад берсерка отправился на поиски Младена и Велибора. «Ну, я попал», – понял Ушастиков, – развели меня как последнего лохопета». Данилу обуяла такая злоба на двух жуликов, что у него совершенно вылетело из головы одно обстоятельство. А заключалось оно в том, что он бросил курить двенадцать лет назад. Данила купил в ближайшей палатке пачку сигарет и сделал королевскую затяжку. Перед глазами поплыли салатовые точки, круги и эллипсы, в ушах зазвенело. Словом, Данилу едва не стошнило, как будто ему снова стукнуло двенадцать лет, а не перевалило за четвёртый десяток. Ушастиков с отвращением выкинул сигарету в ближайшую урну, туда же отправилась и вся пачка. Через десять минут Даниле вдруг неудержимо захотелось закурить. Несколько минут он противился никотиновым позывам, но был вынужден сдаться, и принялся копаться в той самой урне в поисках своей пачки. Сигареты тут же отыскались, и Ушастиков с наслаждением затянулся. В данилиной голове душевно зашумело, и эффект от первой затяжки превзошёл рюмку водки на солнцепёке. Дым заклубился по его лёгким, как растворимый кофе по чашке с кипятком, и никотин начал приносить свои запретные плоды. Данила подержал дым внутри, побалдел и выдохнул через ноздри, напоминая буйвола из мультфильмов. Мир вокруг как-то сразу подобрел и перестал напоминать минное поле.

– Что ж вы творите, демоны?! – Ушастиков ворвался в офис.

– Успокойся, – Младен улыбнулся и протянул Даниле сигарету, – закури. Сейчас я тебе всё объясню.

– Если вы хотели меня развести на деньги, так и разводили бы. Зачем было про порядочность и верность втирать?! – бушевал Ушастиков, – аферюги!

– Мы же друзья, – широко улыбнулся Велибор.

– Угу. Таких друзей, за хрен и в музей, – возразил Данила, закуривая и успокаиваясь, – как будем всё разруливать?

– Поедем в мой загородный дом, – продолжал улыбаться Младен, – там восемь комнат, все в твоём распоряжении. Конечно же, бесплатно. Правда, там помпа сломалась, и воды нет, но к вечеру всё починят. Я туда подружек своих таскаю, кто-то из них, видимо, её и раскурочил. А в твоей подкровле за три дня сделаем ремонт, конечно же, за нас счёт.

Младен отвёз Ушастикова в свой двухэтажный, загородный дом в горах. Во всех окнах дома горел свет, горел он и снаружи, освещая две входные двери.

– А чего свет горит? – поинтересовался Данила.

– А я люблю, чтобы было светло.

– У этих богатых нету совести.

– Я – человек широкой души.

Младен укатил по делам, а Данила остался. Лампы продолжали гореть, это выглядело настолько цинично при ярком солнечном свете, что Ушастиков свет всё-таки выключил, коря себя за скопидомство и растерянную с годами широту души. На журнальном столике валялись стопки женских романов на английском языке. «Почему на английском, а не на сербском»? – ещё подумал Данила, – «странно. А может быть, все его подружки американки и англичанки»? Данила всё это время курил, нервничал и вспоминал, кого же напоминали ему два местных риэлтора?

«Всё, бросаю курить», – решил Даня под вечер и запулил пачку в ближайшие кусты. Что вы думаете? Через сорок минут Ушастиков, используя телефон вместо фонарика, ползал по чащобе на коленках в поисках сигарет. Перепачкавшись в глине, оцарапавшись до крови ветками, счастливый обладатель найденной пачки, вытащил на веранду кресло и забомбил подряд две сигареты. С насыщением организма никотином, пришло и раскаяние. Данила пару раз подбросил пачку, поймал, а на третий закинул её почти на конёк крыши. Ещё через час он, с риском для жизни, стоял на перилах и тянулся шваброй за злосчастной пачкой. Когда сигареты в ней кончились, пришлось идти в магазин за новыми.

До того светлого момента, как он бросил курить, Данила высаживал в день ровно тридцать девять сигарет, то есть от двух полных пачек у него оставалась одна сигаретина. Не две и не три – ровно одна. Почему бы ему тогда не выкуривать ровно две пачки? Не тут-то было, одна никотиновая палочка всегда бултыхалась в коробке, как на развод. Прошло двенадцать лет, и что выдумаете, Ушастиков начал выкуривать в день ровно тридцать девять штук, ни одной больше, ни одной меньше.

Возле магазина Данила встретил Младена, и обратно они поехали уже вдвоём. Одна дверь в доме была открыта настежь.

– Ты что, дверь забыл закрыть?! – возмутился Младен.

– Точно помню, что закрывал.

– Наверное, мастер пришёл, – успокоился Младен.

Но это был не мастер. На пороге дома стояла чета седовласых и настолько багровых старика и старухи, что, казалось, инсульт уже занёс над ними свою боксёрскую перчатку.

– Это туристы, – пояснил Младен, – ирландцы.

Но старики не были похожи на туристов, они напоминали самого Данилу утром, когда он увидел свою изгвазданную мансарду. Такой насыщенный цвет и выражение лица может быть только у проклятых собственников, наблюдающих нашествие варваров на своё жилище. Старикан не мог вымолвить ни слова, зато старушку прорвало. На Данила, ни Младен в достаточной степени не владели английским языком, чтобы дословно перевести сказанное, но смысл был предельно ясен – бабушку одолевал собственнический инстинкт. И Данила её где-то даже понимал. Младен же, как будущий член Евросоюза, был человеком более широких взглядов. Он стал названивать кому-то по телефону и освещать ситуацию в истинном свете. На сербском. Данила так понял, что они два мастера, чинящие ирландскому старичью помпу задаром и вместо визга им нужно ноги целовать. Но за точность поручиться трудно, сербского Данила не знал, да и вслушиваться было особо некогда. Он быстро подхватил свою котомку, положил ключ на стол и дёрнул на выход. Через десять минут из дома показался Младен. Стёкла его очков немного запотели, но это единственное, что указывало на душевные метания риэлтора. Он улыбнулся и спросил:

– Ключ взял?

– Не-е-ет, – проблеял Данила.

– Почему?! – взвился Младен.

– Давай вернёмся, – простодушно предложил Ушастиков.

Младен смерил его презрительным взглядом, но тут же улыбка озарила его конкистадорский профиль. Видимо он вспомнил о настоящем мастере и его ключе. Стариканы выползли на веранду. В их глазах светилось такое гостеприимство, что, казалось, дай им по базуке, и от машины Младена останется одно рулевое колесо.

Ушастиков поразился поведению отдельных местных риэлтеров, они вели себя так, словно на них не было никакой управы. Что все: и русские, и украинцы, и ирландцы, и немцы, и французы, и прочие лохи утрутся, выпьют с горя пива и занесут свои траты в разряд невосполнимых потерь. И тут Данила, наконец, понял, кого напоминали ему Младен и Велибор. Хищных, ненасытных хорьков, грызущих электрические провода. Одного полного, вальяжного и немного сонного, второго – худощавого, энергичного и неутомимого в своей алчности. Оболочка у проводов толстая, мягкая и податливая. Проводов много, они бессловесны, деморализованы и абсолютно беззащитны. Но один провод, рано или поздно, окажется под током…

Ну, да Бог с ними, с прощелыгами. Главная беда заключалась в том, что Ушастиков опять курил по тридцать девять сигарет в день. Ни одной больше, ни одной меньше.

– Дед, ты будешь пить чай? – супруга стояла, склонившись надо мной, и пихала локтем в плечо, – да оторвись ты, наконец, от своих папок.

– Интересные вещи пишут, – стал оправдываться я, с сожалением захлопывая первую папку, – можно сказать гениальные.

– Кто пишет?

– Да я и пишу.

– Да уж, – расхохоталась жена, – от скромности ты не умрёшь.

– Нужно хвалить себя на каждом углу, – я наставительно поднял указательный палец, – источник скоро забудется, а мнение останется. «Переплут и Бурмакин» это мой ответ на «Мастера и Маргариту».

– Совсем дед с глузда съехал, – заявила Светлана и пошла, сгонять внуков на кухню.

А я открыл вторую папку.