— Они прекратили копать, Орех-рах, — сказал Плющик. — Насколько я понимаю, в тоннеле никого нет.

В густой темноте «Улья» Орех пробрался мимо нескольких скорчившихся кроликов немного повыше, туда, где лежал Плющик, слушавший, что творится наверху, Эфрафцы вошли в буковый лес еще засветло и тотчас забегали среди деревьев и вдоль обрыва, выясняя, насколько велик городок и сколько в нем выходов. Большинство из них никогда не уходили из Эфрафы и, привыкнув к тому, что все племя пользуется всего несколькими выходами, поначалу очень удивились и подумали, что под землей скрыто огромное королевство. Тишина пустынного леса настораживала, и солдаты старались не входить в него, все время ожидая нападения. Дурману пришлось успокоить своих солдат. Он сказал, что враги — обыкновенные дураки, которые просто роют выходов больше, чем принято в правильно организованном городе. Скоро они сами в этом убедятся — когда отроют норы и противник не сможет уже защищаться. Что же касается разбросанного по лесу помета белой птицы, так совершенно ясно, что он старый. И в лесу больше нет никаких ее следов. И все же кролики из рядовых смотрели по сторонам с опаской. А когда неожиданно раздался крик чибиса, двое пустились наутек, так что пришлось офицерам кинуться вдогонку. Рассказы о белой птице, сражавшейся па стороне Тлайли, крепко засели в головах.

Дурман приказал Дреме расставить посты, а Вереск с Крестовником начали раскапывать выходы. Крестовник работал под обрывом, а Вереск отправился в лес искать выходы среди корней деревьев. Открытый выход эфрафец нашел сразу. Он прислушался. Внутри было тихо. Вереск, больше привыкший иметь дело с пленными, а не с врагами, приказал двоим из своей группы спуститься вниз. Обнаружив пустой открытый тоннель, он понадеялся молниеносным броском немедленно добраться до главных нор. Но несчастных его подчиненных встретили Серебряный и Алтейка. Избитые, исцарапанные, они еле унесли ноги. Солдаты Вереска, которые и так-то копали неохотно и до восхода луны продвинулись вглубь совсем немного, при виде товарищей окончательно впали в уныние.

Крестовник знал, что пример офицера для рядовых — самое главное, и вместе с ними разгребал под обрывом мягкую, обвалившуюся почву. Пройдя насквозь рыхлую груду завала, как летом муха сквозь масло, и прочистив глаза, он вдруг неожиданно увидел Блэкавара, который молниеносно вонзился передними зубами ему в глотку. В такой тесноте Крестовник лишь вскрикнул и попытался отбиться задними ногами. Блэкавар так и повис на нем, а Крестовник, тяжелый, как все эфрафские офицеры, проволок его на себе и еле-еле стряхнул. Блэкавар, выхватив клок шерсти, отскочил и приготовился наскочить еще раз. Но Крестовник успел сбежать. И ему еще повезло, что рана оказалась не слишком серьезная.

Дурман начинал понимать, насколько трудно (если вообще возможно) сражаться с противником в тесных переходах. Им могло бы еще повезти, если бы удалось откопать и захватить несколько переходов одновременно, но теперь Генерал сомневался, что солдаты пойдут на такой штурм после всего, что видели. Понял он и насколько плохо продумал заранее свои действия на тот случай, если не сумеет застигнуть врага врасплох и придется брать входы силой. Надо решать. Когда взошла луна, Генерал позвал к себе Дрему.

Дрема предложил подождать, пока осажденных не выгонит наверх голод. Погода стоит теплая, сухая, и больше двух-трех дней им не продержаться. Дурман нетерпеливо отверг это предложение. В глубине души он боялся, что днем снова появится белая птица. В норы надо попасть до рассвета. А, кроме того, он прекрасно понимал, что от успеха сражения зависит его власть дома. Он привел сюда Ауслу, чтобы добраться до Тлайли и его кроликов, вышибить из городка и уничтожить. Осада грозит обернуться для него катастрофой. А кроме того, ему хотелось вернуться домой как можно скорей. Как всякий военачальник, он никогда не знал толком, что творится у него за спиной.

— Если я не ошибаюсь, — сказал он, — в Ореховом лесу после сражения оказалось, что несколько кроликов заперлись в малых норах и достать их оттуда непросто. Я велел покончить с ними и увел пленников в Эфрафу. Но вот кто их достал и как, ты не помнишь?

— Это сделал Капитан Кровец, — сказал Дрема. — Его, конечно, уже не спросишь, но, по-моему, кто-то из наших был тогда с ним. Пойду выясню.

Он вернулся вместе с тяжелым, неповоротливым гвардейцем по имени Барвинок, который все никак не мог взять в толк, чего хочет от него Генерал. Наконец он все-таки рассказал, что когда остался в Ореховом лесу с Капитаном, тот приказал копать сверху. Вскоре потолок норы обрушился, и они свалились прямо на головы осажденным — те попытались сопротивляться и были убиты все.

— Что ж, похоже, только так до них и можно добраться, — сказал Дреме Дурман. — Если посменно заставить работать всех, к утру мы будем внизу. Снимай посты — оставь не больше двух-трех, — и всем за работу.

Вскоре Орех и его друзья услышали, как над «Ульем» закипела работа. Через некоторое время они поняли, что копают сразу в двух местах. Рыли в северной части «Улья», где корни деревьев образовывали нечто вроде закрытой галереи. В этом месте они пронизывали всю кровлю наподобие решетки, и кровля держалась очень прочно. Рыли и почти над главной площадкой, но все-таки чуть южнее, откуда ходы вели в отдельные спальни, разделенные земляными колоннами, и в глубь городка. Там в одной из нор, на пороге которой лежал пух, выщипанный Ромашкой из собственного брюшка, на ворохе листьев и трав спали новорожденные крольчата.

— Кажется, мы задали нашим знакомым непростую задачку, — сказал Орех. — Но все к лучшему. Когти у них затупятся, и устанут они прежде, чем закончат работу. А ты что скажешь, Черничка?

— Боюсь, мне все это не нравится, — ответил тот. — Конечно, задача у них тяжелая. Потолок толстый, и корни выдержат. Но на южном конце эфрафцы справятся. И пророют дыру очень скоро. Крыша завалится, и я не знаю, как их тогда остановить.

Орех почувствовал, как Черничка задрожал. Работа над головой продолжалась, и по пещере пополз страх.

— Они уведут нас обратно в Эфрафу, — прошептала Вильтариль, обращаясь к Тетатиннанг.

— А полиция…

— Успокойся, — сказала Хизентли. — Никто об этом не думает, и мы не будем. Но я все равно не жалею, что ушла из Эфрафы. Я рада, что я сейчас здесь, а не там.

Она сказала это спокойно, но не только Орех догадался, о чем она думает. Шишак вспомнил, как в ту ночь в Эфрафе он успокаивал ее рассказами о высоких холмах и надежном доме. В темноте он коснулся плеча Ореха и отвел его в сторону.

— Послушай, Орех, — сказал он, — пока что мы живы. Но надолго ли? Когда упадет кровля, они окажутся в этой части «Улья». Можно увести всех в спальни и закрыть входы. И опять оставить их с носом.

— Мы только протянем время, — ответил Орех. — Отсюда добраться до спален нетрудно.

— Здесь их встречу я, — сказал Шишак, — и не один. И тогда я не удивлюсь, если вдруг им захочется домой.

Тут Орех понял, что Шишак хочет принять на себя удар эфрафцев, и в душе позавидовал ему. Шишак знает, что он боец, и готовится к бою. Ни о чем другом он не думает. Ему не важно, насколько безнадежна эта затея. Слушая возню наверху, он думает только о том, как подороже продать свою жизнь. А как быть всем остальным? Если занять их делом, может быть, и отступит этот заполнивший «Улей» безмолвный страх.

— Ты прав, Шишак, — сказал он. — Приготовимся к небольшому приему. Ты не хочешь сам всем об этом сказать?

Шишак принялся объяснять Падубу и Серебряному, что он задумал, а Орех отправил в северную галерею Плющика слушать и докладывать, как наверху продвигается работа. Ему было все равно, где именно обрушится кровля, но нужно хотя бы сделать вид, что он ничего не упускает.

— Слушай, Шишак, обвалить здесь стены, чтобы закрыть проход, невозможно, — сказал Падуб. — Ты же знаешь, на этом конце именно они и держат кровлю.

— Знаю, — ответил Шишак. — Но мы начнем рыть в спальнях. Сделаем их побольше, раз уж придется всем забраться туда, а землей засыплем проходы между колоннами. Получится гладкая стена.

После возвращения из Эфрафы никто с Шишаком не спорил. А сейчас, почувствовав его спокойствие, каждый попытался скрыть свой собственный страх и принялся за работу, подрывая стенки и пол спален, а землю выталкивая в проходы до тех пор, пока земляная колоннада не превратилась в ровную стену. Едва все сделали передышку, как прибежал Плющик и доложил, что работы над северной галереей остановились. Орех побежал за ним, и несколько минут оба напряженно прислушивались. Наверху было тихо. Орех метнулся к Алтейке, который сторожил единственный открытый выход — «Кехааров ход», как они его называли.

— Ты понимаешь, что произошло? — сказал он. — Они сообразили, что здесь сплошные корни, и бросили. Теперь на другой стороне работа у них пойдет быстрее.

— Я тоже так думаю, Орех-рах, — отозвался Алтейка. Помолчав, он добавил: — Помнишь крыс в амбаре? Неплохо мы с ними повеселились, правда? Но боюсь, с эфрафцами нам справиться не удастся. После всего, что мы сделали, это очень обидно.

— Справимся. — Орех постарался придать голосу твердость. Но он знал: стоит ему здесь задержаться, и Алтейка поймет, о чем он думает. А думал Орех о том, где окажется завтра к «на-Фриту» этот самый Алтейка, этот скромный и прямодушный парень. А сам Орех — куда заведут его псе его же собственные хитроумные планы? Неужели же они прошли через вересковую пустошь, через проволочные силки, через страшную грозу и речные плесы только для того, чтобы погибнуть от когтей Генерала Дурмана? Они не заслужили такой смерти. После всех их дружных и славных дел — это несправедливый конец. Но как остановить Генерала? Как спасти городок? Орех понимал — никак. Разве что на самих эфрафцев вдруг извне обрушится сокрушительный удар, но на это рассчитывать не приходится. И Орех отвернулся от Алтейки.

«Царап, царап»: это царапанье доносилось сверху, не прекращаясь. Орех пересек в темноте пещеру и наткнулся на скрючившегося подле свежей насыпи кролика. Орех остановился, принюхался. Это был Пятик.

— Разве ты не работаешь? — спросил Орех.

— Нет, — ответил Пятик. — Я слушаю.

— Слушаешь, как копают?

— Нет. Другое. Я пытаюсь услышать то, чего никто не слышит. Но у меня плохо получается. Оно близко. Глубоко. Листопад. Глубоко. Я ухожу, Орех, ухожу. — Голос его стал тихим и словно сонным. — Я падаю. Но там холодно. Холодно.

В темной пещере было жарко. Орех склонился над Пятиком и коснулся носом его взмокшего тельца.

— Холодно, — пробормотал Пятик. — Как… как… как холодно!

Наступило молчание.

— Пятик, — позвал Орех. — Пятик? Ты слышишь меня?

Неожиданно Пятик страшно закричал. Закричал так, что все в «Улье» от ужаса припали к земле; закричал так, как не может кричать ни один кролик на свете. Голос его стал низкий и какой-то ненастоящий. Кролики, работавшие на дальнем конце пещеры, в страхе прижались друг к другу. Одна из крольчих заплакала.

— Грязные маленькие паршивцы! — выл Пятик. — Как… как вы посмели! Как… как! Пр-рочь, пр-р-рочь!

Сквозь груду свеженасыпанной земли, дрожа и задыхаясь, пробился Шишак.

— Ради Фрита, заставь его замолчать! — выпалил он. — Он сведет всех с ума!

И Орех, содрогнувшись, вцепился в Пятика:

— Проснись! Пятик, проснись! Но Пятик лежал в забытьи.

Орех вспомнил качающиеся на ветру зеленые ветки. Ветки качаются вверх и вниз, гибкие, хлесткие. За ними что-то такое, что трудно рассмотреть. Что это? «Вода, — понял Орех, — и страх». Потом вдруг на мгновение он ясно увидел раннее утро, берег реки и несколько кроликов, чутко прислушивающихся к собачьему лаю и бряканью цепи.

— На твоем месте я не стал бы дожидаться «на-Фрита». Я бы не ждал ни минуты. Да ты просто обязан идти. По лесу бегает большой отвязавшийся пес.

Дунул ветер, с деревьев посыпались миллионы листьев. Река исчезла. Орех сидел в «Улье» рядом с Шишаком и неподвижным тельцем Пятака. Царапанье стало теперь отчетливее и ближе.

— Шишак, старина, — сказал он, — делай то, что я говорю. Пойди приведи к Кехаарову входу Черничку и Одуванчика. Быстрее.

Алтейка все еще сидел на своем посту. Он не двинулся с места, даже услышав крик Пятика, только сердечко заколотилось и дыхание стало чаще. Вчетвером, с Черничкой, Одуванчиком и Шишаком, они сгрудились вокруг Ореха.

— Я кое-что придумал, — сказал Орех. — Если дело выгорит, мы покончим с Дурманом раз и навсегда. Объяснять — времени нет. Дорога каждая секунда. Ты, Черничка, и ты, Одуванчик, пойдете со мной. Побежим сначала прямо. Потом на север, к подножию, и в поле. Не останавливайтесь ни в коем случае. Вы бегаете быстрее. Подождете меня возле дерева.

— Но, Орех… — начал было Черничка.

— Как только мы уйдем, — Орех повернулся к Шишаку, — ты закроешь и этот выход и уведешь всех в укрытие. Если ворвутся эфрафцы, продержитесь сколько сумеете. Ни в коем случае не сдавайтесь. Эль-Ахрайрах подсказал мне, что делать.

— Но куда ты, Орех? — спросил Шишак.

— На ферму, — ответил Орех. — Я должен перегрызть еще одну веревку. А теперь вы оба, за мной. И не забудьте: не останавливаться. Если встретите эфрафцев — не драться, бежать, пока не доберетесь до подножия.

И с этими словами он бросился к выходу, а Черничка и Одуванчик помчались за ним.