Наступил вечер следующего дня. Все утро скрывавшиеся в тени северные склоны Уотершипского холма ненадолго осветились лучами заходящего солнца, а потом опустились сумерки. Отвесная скала, шириною не больше шестисот футов, поднималась от узкой полоски деревьев вертикально вверх на три тысячи футов и завершалась пологим склоном. Сильный и мягкий свет обволакивал золотом траву, кусты тиса, утесника и низкорослый терновник. Казалось, свет, ленивый, спокойный, льется с вершины склона. А внизу, в траве и в кустах — в этом густом лесу, исхоженном жучками, пауками и охотницами до них — землеройками, — свет плясал, будто ветер, и от этого все двигалось и вертелось. Красные лучи бежали от травинки к травинке, вспыхивали на мгновение на членистых крылышках, тянулись от тоненьких ног длиннющими тенями, высвечивая на каждом клочке голой земли мириады пылинок. В потеплевшем к вечеру воздухе жужжали, пищали, гудели, скрипели, звенели насекомые. А еще громче — во всяком случае никак не тише — звучали голоса вьюрков, коноплянок и зеленушек. Над холмом в благоухающем воздухе вились и щебетали жаворонки. Отсюда открывался вид на замершие долины, на синюю даль, где над крышами взлетали дымки и вспыхивали на мгновение отблески стекол. Еще дальше, внизу, лежали зеленые пшеничные поля, ровные пастбища, на которых паслись лошади, а за ними темнела полоска зеленого леса. Вечер взбудоражил и его заросли, но с такой высоты они казались неподвижными, а голоса терялись в пустынных далях.

Орех и его спутники отдыхали у подножия травянистого склона в низких зарослях бересклета. За весь предыдущий день они одолели мили три, не меньше. Удача не оставляла их — никто не погиб и не потерялся. Кролики переправились через два ручья, не испугались страшных лесов западного Эккинсуэлла. Отдыхали на соломе в одиноком амбаре Старвилла, где их разбудили напавшие крысы. По команде Шишака Серебряный и Алтейка прикрывали отход до тех пор, пока из амбара не выбрались все до единого, и отряд снова пустился в путь. После схватки у Алтейки была ранена передняя лапа, а укус крысы всегда грозит серьезными неприятностями. Обогнув озерцо, где большая серая кряква медленно выплыла из осоки и заполоскала клювом в воде, кролики остановились и сидели, пока она не взлетела. Почти полмили пришлось им бежать по открытому пастбищу, где негде было укрыться, где каждую минуту мог напасть на их след хищник, но все обошлось. Летний воздух прорезал неестественный стрекот маленького самолета, он летел прямо над кроликами, но Пятик твердо сказал, что это не элиль. А теперь вся компания лежала в зарослях бересклета и устало водила носами, принюхиваясь к незнакомой, голой земле.

После бегства из городка-ловушки приятели стали хитрей, осторожней, смелее, понимали друг друга с лету и действовали сообща. Они оценили друг друга по достоинству, сблизились и начали больше доверять друг другу. Теперь они знали, что только от этого — и ни от чего больше — зависит жизнь каждого, и дорожили каждым. Когда Шишак угодил в петлю, все, подобно Черничке, несмотря на старания Ореха, содрогнулись, решив, будто все пропало. И не будь Ореха, Чернички, Алтейки и Плошки, Шишак бы и в самом деле погиб. Он бы погиб, не будь сам так вынослив, — кто еще смог бы выдержать страшное испытание? Больше никто не сомневался ни в силе Шишака, ни в интуиции Пятика, ни в сообразительности Чернички, ни в праве Ореха командовать. Во время крысиной атаки Алтейка и Серебряный, не прекословя послушались Шишака и встали там, где велел он. А остальные, едва заслышав приказ Ореха быстро выбираться из амбара, выполнили его немедленно, не требуя объяснений. Когда же Орех крикнул, что придется бежать по открытому пастбищу, кинулись вперед, только дождавшись Алтейку и Серебряного и выслав Одуванчика на разведку. Позже, увидав самолет, все без исключения поверили Пятику и не испугались железного крестика в небе.

Плохо приходилось Земляничке. Он грустил, медленней соображал и совершенно извелся, стыдясь своей прежней роли. По характеру мягкий, Земляничка даже себе боялся признаться, насколько привык к праздности и хорошей пище. Но он не жаловался, и друзья понимали, что их новый товарищ из кожи вон вылезет, чтобы не отстать. А в лесу, где один он только и умел ориентироваться, оказалось, что и Земляничка тоже может пригодиться.

— Знаешь, не нужно его прогонять — он привыкнет, — сказал возле озера Орех Шишаку.

— Учить его и учить, — откликнулся Шишак, — тоже мне… щеголь. — По его понятиям, Земляничка был чересчур манерный.

— Запомни, Шишак, я не хочу, чтобы ты его запугивал. От этого толку мало.

Шишак хоть и неохотно, но согласился. Он теперь стал терпимей к другим. После случившегося он ослаб и быстро уставал. Потому-то в амбаре ему никак не удавалось заснуть, и, заслышав шорох, он вскочил и немедленно поднял тревогу. Шишак не оставил Серебряного и Алтейку один на один с крысами, но смирился с тем, что самых сильных врагов должен оставить им. Впервые в жизни ему пришлось вспомнить о скромности и благоразумии.

Когда солнце, опустившись ниже, коснулось гряды туч на горизонте, Орех вышел из-под ветвей бересклета и внимательно посмотрел вниз. Потом повернулся и взглянул на муравейники, которые поднимались то тут, то там по всему ровному верхнему склону. Вслед за Орехом выбрались из-под веток Пятик и Желудь и принялись грызть эспарцет. Вкус был незнакомый, но кролики сразу поняли, что трава эта съедобная, и у них полегчало на сердце. Орех оглянулся на друзей и тоже попробовал крупные, в розовых фуксиновых прожилках, зубчатые цветы.

— Пятик, — сказал он, — скажи, я правильно, тебя понял? Ты хочешь во что бы то ни стало влезть на эту гору? Так?

— Да, Орех.

— По это же, наверное, ужасно высоко. Вершину даже не видно. Что если там пусто и холодно?

— Не на земле же мы будем лежать. Почва в этих местах легкая, и мы, как только найдем подходящее место, быстро выроем себе норы.

Орех снова задумался.

— Задержаться страшно, Все мы очень устали. Но я точно знаю, сидеть на месте опасно. Надо уходить. Местности мы не знаем, нор нет. Но, по-моему, и речи не может быть о том, чтобы подниматься сегодня. Вдруг там мы окажемся еще в большей опасности.

— Тогда нужно рыть норы? — сказал Желудь. — Здесь ведь все кругом видно не хуже, чем на той вересковой пустоши, по которой мы шли, а деревья нам не защита.

— Завтра тоже ничего не изменится, — сказал Пятик.

— Я не спорю с тобой, Пятик, — ответил Желудь. — Но давайте рыть. Без нор всегда страшно.

— Прежде чем поднимутся все, — сказал Орех, — нужно кому-то посмотреть, что там такое. Я пойду сам. Я помчусь изо всех сил, а вам внизу остается только надеяться на лучшее. Во всяком случае, у вас будет время отдохнуть и подкрепиться.

— Один ты не пойдешь, — твердо сказал Пятик.

Несмотря на усталость, идти пожелали все, и Орех сдался, выбрав себе Дубка и Одуванчика, потому что вид у них был пободрей, чем у остальных. Троица двинулась вверх по холму медленно, перебегая от куста к кусту, от кочки к кочке, все время останавливаясь, принюхиваясь, вглядываясь в огромную травянистую гладь, протянувшуюся в обе стороны насколько хватало глаз.

Кролики — если вдруг им пришлось оставить знакомые, вдоль и поперек изученные места и родные норы — живут в непрестанном страхе. Напряжение может достигнуть такого предела, что оцепеневший кролик будет не в состоянии двинуться (пользуясь языком самих кроликов, тогда он впадает в «торн»). Орех и его компания не отдыхали почти два дня. И с тех пор, как они покинули Сэндлдордское поселение, они не знали ни минуты покоя. Беглецы нервничали, шарахались от собственной тени и, когда представлялась возможность передохнуть, в изнеможении валились под первый попавшийся кустик. От Алтейки и Шишака за милю разило кровью, и об этом помнили все. Но сейчас Ореха, Одуванчика и Дубка больше всего беспокоило открытое незнакомое пространство склона, где невозможно увидеть, что впереди. Они поднимались вверх не по траве, а сквозь траву — красную от закатного солнца, словно объятую пламенем, — сквозь треск разбуженных насекомых. Они обходили стороной муравейники и заросли ворсянки. Они и понятия не имели, сколько осталось бежать до вершины. Едва разведчики одолевали какой-нибудь небольшой подъем, как тотчас за ним открывался новый. Орех подумал, что в этих местах наверняка водятся хорьки или белые совы. Он представил себе, как в сумерках над травяными просторами летит сова, вглядываясь в темноту своими каменными глазками, всегда готовая сделать небольшой крюк и погнаться за любой тенью. Элили поджидают свою добычу, а сова — она ищет ее и подлетает бесшумно.

Пока кролики двигались вверх, подул южный ветер, и лучи заходящего солнца окрасили небо красным до самого зенита. Орех, как и всякий дикий зверек, не привык разглядывать небо. Единственное, на что он временами обращал внимание, — это на линию горизонта, где обычно темнели деревья или ограда. Теперь же, поднимаясь по склону, Орех вдруг увидел безмолвно ползущие из-за вершины красноватые облака. Орех заволновался — это движение было иным, совсем не похожим на движение деревьев, травы или кроликов. Гигантская масса проплывала ровно, беззвучно и все время в одном и том же направлении. Это был какой-то совсем другой мир.

«О Фрит! — подумал Орех, повернувшись на минутку к полыхающему закату. — Неужто когда ты даешь жизнь кролику, ему приходится продираться сквозь все эти тучи? Фрит, если и впрямь ты разговариваешь с Пятиком, дай и мне поверить в это».

В этот момент у самой кромки склона он заметил силуэт убежавшего далеко вперед Одуванчика, который сидел прямо на муравьиной куче. Орех всполошился и кинулся догонять.

— Слезь, Одуванчик, слезь! — крикнул он. — Зачем ты туда забрался?

— Отсюда лучше видно, — ответил Одуванчик, радостный и взволнованный. — Ты только посмотри! Весь мир как на ладони!

Орех подбежал ближе. Неподалеку возвышался еще один муравейник, и, следуя примеру приятеля, он уселся на нем и осмотрелся. Теперь ему было видно, что они поднялись на почти ровную площадку. Крутой подъем здесь заканчивался, но, занятый мыслями о всевозможных элилях и опасностях, Орех сразу этого не заметил. Они были почти на самой вершине. Теперь, когда обзор не заслоняла трава, Орех видел все на много миль. На холме не было ни кустов, ни деревьев. На этом пространстве, где только трава и небо, любое движение сразу заметно. Ни человек, ни лиса, ни даже кролик не смогут подняться сюда незамеченные. Пятик не ошибался. Здесь, наверху, их никто никогда не застигнет врасплох.

Ветер ерошил шерстку, трепал траву, которая пахла чабрецом и Черноголовкой. Благодатным покоем все дышало на этих пустынных склонах. Высота, небеса и дали потрясли кроликов, и они обернулись к закату.

— О Фрит, отдыхающий па холмах! — воскликнул Одуванчик. — Должно быть, ты сотворил все это для нас!

— Сотворил-то, может, и он, но нам про холмы рассказал Пятик, — ответил Орех. — Посмотришь, как он обрадуется, когда все увидит сам! Наш Пятик-рах!

— А где Дубок? — вдруг вспомнил Одуванчик.

И хотя еще было светло, приятели нигде не нашли Дубка. Побегав туда-сюда, они взобрались на небольшую кочку. Но заметили лишь полевую мышь, которая выбралась из норки и шмыгнула в заросли спелой травы.

— Наверное, спустился вниз, — сказал Одуванчик.

— Спустился он или нет, — сказал Орех, — мы не можем искать его вечно. Нас ждут внизу, вдруг что-то случилось. Пора спускаться.

— Все-таки стыдно, что мы его потеряли, и как раз тогда, когда добрались сюда, живые и невредимые. Дубок растяпа — не надо нам было брать его на разведку. Но куда же он подевался, да так незаметно?

— Наверняка спустился вниз, — ответил Орех. — Интересно, как его встретил Шишак? Надеюсь, не поколотил. Пошли-ка обратно.

— Ты хочешь привести сюда всех сегодня же? — спросил Одуванчик.

— Не знаю, — сказал Орех. — Посмотрим. Ночевать надо там, где безопасней.

Они двинулись к спуску. Начинало смеркаться. Отыскав глазами несколько низкорослых деревьев, которые выбрали ориентиром еще по пути наверх, кролики сорвались с места. В холмах часто бывают такие чахленькие оазисы. На невысоком обрыве росли рядышком несколько кустов бузины да терновника. И яркие цветы бузины качались над белесыми грязноватыми пятнами выступавшего на поверхность мела. Подбежав поближе, приятели вдруг увидели Дубка, который сидел в зарослях чертополоха и умывался передними лапами.

— А мы тебя ищем, — сказал Орех. — Где ты был?

— Прости, Орех, — кротко отвечал Дубок. — Я заметил, что тут есть норы. И решил — вдруг они нам пригодятся.

За спиной Дубка на невысоком обрыве темнели три кроличьи норы. А под кустами над обрывом, между толстых кривых корней, Орех с Одуванчиком разглядели еще две. Ни следов, ни помета. Пусто.

— Внутрь заглядывал? — спросил Орех, нюхая воздух.

— Заглядывал, — ответил Дубок, — во все три. Мелкие, не слишком удобные, зато чистые — ни болезнью, ни смертью не пахнет. Кажется, нам они в самый раз, по крайней мере, пока.

В сумерках прямо над их головами пролетел стриж, и Орех повернулся к Одуванчику.

— «Знай! Знай!» — передразнил он стрижа. — Сходи-ка за остальными.

Вот так и вышло, что повезло самому рядовому из рядовых, именно он и нашел то, в чем беглецы нуждались больше всего. И может быть, даже спас кого-то от гибели, ибо вряд ли, ночуя в траве — все равно, под холмом или на вершине, — кролики могут рассчитывать, что все доживут до утра.