III. VII

Преподаватель уголовного права откинулся на спинку высокого стула, закинул ногу на ногу, и начал отмечать на мониторе результаты семинара. Второкурсники, прекратив даже перешептываться, следили за движениями его руки, пытаясь угадать — напротив какой фамилии какая ставится оценка.

— Ну-с… Неплохо, неплохо. Лучше, чем в прошлый раз, — Валентин Александрович почесал уже полуседой висок. — Итак, господа юристы: Авканов — семь, Адаренко — пять…

Один за другим, по мере перечисления студенты вздыхали — кто с облегчением, кто горестно. Вторых было раза в два больше: мало того, что преподаватель требовательный, так и сама дисциплина — одна из самых сложных по объему изучаемого.

— Левтанов — двенадцать…

Самые завистливые зло покосились на счастливчика. Остальные никак не отреагировали — привыкли, второй год уже всё-таки. Сам же Левтанов довольно улыбнулся. Так, чтобы заметили не все, а только те, кто присматривался бы. Работать на ненужных людей — неблагодарное занятие.

— Эчвадзе — девять. Ну, — преподаватель посмотрел на наручные часы, — Всё, перерыв. Домашнее задание дам на следующей паре.

Группа высыпала в коридор, а затем, дождавшись, пока "старый хрыч" скроется в лифте, начала бурно делиться впечатлениями по поводу прошедшего семинара.

— Вовк? — к Левтанову, приводящему около зеркала в порядок вечно растрепывающуюся прическу, подошел его друг-сокурсник.

— Коль, я же просил…

— Хорошо, хорошо, извини. Владимир!

— Во! Я слушаю вас, Николай! — Левтанов, закончив с зеркалом, с улыбкой повернулся к собеседнику.

— Владимир, как вы смотрите на то, чтобы спуститься в кафе?

— Отличная мысль, Николай, я всецело ее поддерживаю!

Ребята направились к лестнице, не став ждать лифта.

— Слушай, а ты это… реферат сделал? По уголовному? — Коля оглянулся по сторонам, отслеживая, чтобы никого из их преподавателей не оказалось поблизости.

— Что, опять? — вздохнул Левтанов.

— Мне только посмотреть! Ну, не понимаю я ее, не понимаю!

— Его.

— Его… Все равно не понимаю!

— Раздолбай ты… Ладно, завтра принесу.

Реферат, в принципе, ему был не нужен, так как он его уже сдал. А резервный файл… Ладно, черт с ним, пусть читает. Нехорошо будет, если одного из немногих людей, с кем можно нормально пообщаться, отчислят.

Самому Володе — или, как он приучал себя звать, Владимиру — учеба давалась не то что очень легко, но порядком легче, чем другим из их группы. Начиная хотя бы с того момента, что он поступил на юрфак не "потому что престижная высокооплачиваемая профессия", а по собственному выбору. Реальный же интерес к объекту изучения — уже половина дела. Особенно это стало заметно на фоне сокурсников: отличников, кроме Левтанова, в группе было всего трое, плюс человек десять хорошистов — конечно, если смотреть на тех, кто учился реально, а не проплачивая каждый второй экзамен.

Вторым немаловажным фактором, без которого, наверное, первый оказался бы бесполезным — с преподавателями просто нереально везло. На взгляд Владимира, конечно же. Если для прочих это были "стервы", "сволочи" и прочие нелестные эпитеты, то для него — честные, неподкупные люди. Честные, конечно, в меру — чтобы совершенно честные люди, да в институте? То есть хоть им и приходилось довольно часто ставить положительные оценки совершенно не заслуживающим их, но и тем, кто того заслуживал, они баллы не занижали, оценивая по должному.

А всё могло сложиться совершенно иначе…

Если не употреблять красивых эвфемизмов, то школа буквально выплюнула парня. Уже начиная со средних классов взаимная неприязнь первичного образовательного учреждения и юного Володи Левтанова не давала нормально жить ни учреждению, ни Левтанову, и когда пришло, наконец, время расстаться, оба были неимоверно рады. Однако несмотря на все пройденные в процессе мучения, Владимир вышел совершенным победителем: путем ежегодных обращений в местное представительство Министерства образования он доказал, что неудовлетворительные оценки ему ставились незаслуженно и, в конце концов получил хороший аттестат, на который в последние годы почти и не надеялся.

Родители — отец-инженер и мать, преподаватель права в ВУМе, были искренне рады успеху сына. А радоваться стоило: хоть денег в семье водилось не особо много, но большие профессиональные связи, а теперь и качественный аттестат давали возможность поступить в любой московский институт. И вот здесь юноше пришлось крепко задуматься.

С одной стороны, в Вышке он знал практически всех и его знали практически все. Но при этом последние уже лет десять как набор специальностей там был… ну, очень специфичен. И ни на одну из них Володю не тянуло. С другой стороны, была куча менее престижных институтов, где интересные специальности были и связи куда было не так трудно подключить. А с третьей стороны, он и сам не смог бы со стопроцентной точностью сказать, на какую бы профессию ему больше хотелось. И это была проблема побольше двух предыдущих.

Проведя последние годы в непрекращавшемся конфликте с большей частью учителей, Левтанов мало-помалу стал обращать свой интерес в сторону психологии. Скачав из сети несколько учебников, он усвоил некоторое количество весьма полезных основных принципов, и вскорости сумел убедиться в их полезности — после чего данный раздел науки заинтересовал будущего абитуриента еще сильнее. При этом Владимир имел очень неплохие способности к математике и вполне мог бы поступить на какую-нибудь доходную специальность Экономического факультета, требующую данных знаний. И хотя его самого эта область привлекала не слишком сильно, родители надеялись, что выбор падет на именно на финансовую должность. К счастью, юноше бесконечно повезло с семьей.

Левтанов Николай Игоревич, отец Володи, потерял своих родителей в семнадцать лет — самолет, на котором они возвращались из отпуска, рухнул где-то в океане. Потерявший от горя всякое желание жить, молодой Николай тем не менее выполнил желание покойного отца и пошел учиться на инженера. Устроился на подработку — и в первый же день познакомился со своей будущей женой Юлей, дочерью богатого бизнесмена, сбежавшей из дома: родитель желал, чтобы дочь пошла по его стопам и даже слушать не желал о ее возможной преподавательской карьере. Молодые люди заинтересовались друг другом — сперва просто по-дружески. Через два года поженились, а через год после окончания обучения у них родился сын. К сожалению, после Володи других детей молодая преподавательница иметь не могла. Вся родительская любовь обрушилась на мальчика. Юлия Левтанова, насмотревшаяся на большинство своих студентов, более всего боялась, что сын собьется с пути, превратится в морального урода, которого не интересует ничего, кроме зарабатывания денег.

Владимир же, едва получив аттестат, загорелся новой идеей. Получив опыт общения с госструктурами в процессе выбивания нормальных оценок, он в какой-то момент поймал себя на мысли, что ему нравится копаться в законах, подыскивая те, которые могли бы послужить "на благо торжества справедливости", подбирать юридические аргументы и тут же — контраргументы, какими ответят его воображаемые оппоненты, и так пока не найдется какой-то полузабытый, но не отмененный закон, который гиблое, казалось, дело сумеет привести к справедливому и заслуженному разрешению. Воодушевившись этими мыслями, Левтанов твердо решил поступать на юридический факультет ВУМа.

А вот родители неожиданно оказались против этой затеи. Причем так жестко, что кто-нибудь другой мог бы только тяжело вздохнуть и смириться. Кто-нибудь, но только не Владимир.

— Видел я, какие мальчишки идут на юристов! — заявил отец на семейном совете по поводу выбора будущей профессии единственного сына. — И видел, какими они становятся. Я не позволю, чтобы мой сын превратился в продажную мразь! Чего бы мне этого ни стоило — не позволю!

— Я согласна с отцом, Володя, — поддержала супруга Юлия. — Он-то лишь поверхностно судить может, а я чуть ли не каждый день на работе наблюдаю, как это происходит. Сначала — постепенно, незаметно и не скажешь, что что-то меняется. А потом, после второй-третьей практики возвращаются — все, уже крутые: своя машина, а то и флаер, деньгами швыряются направо-налево, а откуда у студента с практики такие деньги? Взятки берут, просто воруют, а кто-то и шантажом не брезгует.

— Но я ведь не стану таким! — тщетно пытался уверить родителей Володя.

— Нет, нет и нет!

На следующий день после произошедшего скандала как раз должны были начать работу приемные комиссии в высших учебных заведениях. Отец на работу уехал рано — видимо, чтобы не встречаться с сыном. А мать за завтраком предупредила:

— Пойдешь поступать на юрфак — не обижайся. Если понадобится, я подключу всех знакомых, чтобы не пропустили тебя даже на платный.

— Угу, — равнодушно отозвался тот.

Вернувшись в комнату и посмотрев по сети сайты интересовавших его институтов, будущий абитуриент взял все деньги, которые у него были на тот момент, необходимые документы, наскоро собрал сумку и одновременно с матерью вышел из квартиры.

Юлия в душе уже жалела о случившемся, но поделать ничего не могла: она считала, что лучше один раз пережить подобную ссору, чем потом наблюдать, как единственный сын теряет все человеческое.

— Ты надолго? — рассеянно спросила она, закрывая входную дверь.

— По результатам, — спокойно ответил Володя, закидывая сумку на плечо.

— Ну ладно… Я сегодня чуть задержусь.

— Хорошо.

Вечером родители нашли на столе в гостиной письмо, в котором сын сообщал, что ближайшее время поживет у друга. Письмо было выдержано в холодном тоне, и Левтановы чуть было не поругались уже между собой — правильно ли они поступили. К счастью, второй ссоры в семье удалось избежать — сошлись на том, что парень уже взрослый и сам может во всем разобраться, так что ничего страшного не случится — поживет несколько дней без родителей, а потом соскучится, и вернется обратно.

Но Володя не вернулся ни через несколько дней, ни через несколько недель, ни даже через месяц. Раз в два-три дня он исправно присылал электронные письма: "Жив, здоров, все в порядке. Не волнуйтесь, не ищите — через некоторое время приеду".

Только через полтора месяца изнервничавшимся несмотря ни на какие сообщения Левтановым пришло еще одно письмо, на этот раз — обычной почтой. С видом Эрмитажа на переднем плане. В нем студент первого курса юридического факультета Высшего института Петербурга Владимир Левтанов сообщал свой новый номер мобила и адрес общежития. Также была приложена распечатка списка поступивших на бесплатное отделение. Левтанов стоял на седьмом месте из десяти.

Устроившись поудобнее на продавленном диване и поставив ноутбук на колени, Владимир судорожно набирал текст, то и дело косясь на индикатор батареи и мысленно костеря на все лады Саньку Васкелина, своего соседа по комнате — пока Левтанов сидел в информатории, готовясь к завтрашнему зачету, тот приволок в комнату свою очередную подружку, а заниматься под аккомпанемент не очень-то скрываемых стонов, вздохов и ритмичных поскрипываний старой кровати Володя не мог. Вот и приходилось сидеть в коридоре общежития, проклиная собственную забывчивость — это же надо было, просидеть в информе полдня и не зарядить аккумулятор ноута, ведь видел, что осталось чуть больше двух процентов! — неуемного Саньку, который и дня без потрахушек прожить не мог, и деканат вкупе с завхозом общежития, который вот уже лет пять тянул с проведением в коридоры сверхпроводящих кабелей для установки точек беспроводного подключения к электросети. Теперь приходилось дописывать эссе по психологическому портрету преступлений первой половины двадцать первого века на завтрашнюю первую пару практически на последние крохи энергии.

На экран поверх открытого документа всплыло системное сообщение

"Немедленно зарядите аккумулятор!".

Досадливо поморщившись, Владимир коснулся сенсорной панели — сообщение исчезло. И тут же появилось другое:

"Немедленно сохраните все открытые документы! Через одну минуту произойдет выключение системы. Отсчет: 59 секунд… 58… 57…"

Несколько команд — все сохраненные файлы закрываются, оставляя на мониторе только мигающие цифры обратного отсчета.

— Ну что за… невезение, — сдержал Левтанов рвущиеся с губ ругательства.

Вариантов было три: либо пойти в комнату, поставить ноутбук на зарядку, быстро лечь, натянуть одеяло на уши и сделать вид, что он не слышит этих чертовых постанываний и поскрипываний, а завтра встать в шесть утра и спешно доделать эссе, либо тоже пойти в комнату, поставить ноут на зарядку и отправиться побродить полчасика по коридорам, пока чертов комп немного зарядится, а потом продолжить работу, либо… Либо встать, пойти в комнату, ногой распахнуть дверь, содрать с задолбавшей парочки одеяло и в грубой форме предложить им продолжить изображать из себя кроликов в любом другом месте. Наиболее соблазнительно выглядел третий вариант, однако у него был существенный минус в виде ста десяти килограмм Санькиных мышц. Вообще сосед у Володи был мирный человек… пока его не отрывали от увлекательного общения с прекрасным полом.

Закрыв крышку ноута, Левтанов предался сравнительному анализу положительных и отрицательных сторон первых двух вариантов. Засыпать под звуки траха или не выспаться вовсе? Поглощенный размышлениями, Владимир не заметил, как кто-то подошел.

— Привет, — застенчиво улыбнувшись, проговорил какой-то тощий первокурсник с психфака, несколько дней назад переехавший в общагу. — Можно присесть?

В первый момент будущий юрист хотел было послать дистрофика куда подальше, но почему-то передумал.

— Диван не мой, с ним все можно, — попытался он пошутить.

— Спасибо, — первокурсник уселся рядом. — Что не спишь?

В тусклом свете коридорных ламп, работающих в ночном режиме, Левтанов все же смог разглядеть неожиданного собеседника. Неровно подстриженные черные волосы чуть ниже плеч, длинный тонкий нос, матово-бледное, какое-то прозрачное лицо… До сих пор Володя не встречал нового жителя общаги. Надо же, сама легенда психфака — единственный поступивший на бесплатное место. Сам Левтанов какое-то время даже с интересом наблюдал за "битвой титанов мозга" — Ветровским и Черкановым, и даже поспорил с однокурсником на десять евро, что победит Черканов. И наблюдение это было презабавнейшим, особенно перед последним экзаменом, когда набравшие равное количество баллов соперники могли и оба проиграть — шедшая ровно за ними Велагина стабильно набирала двенадцать очков на каждом экзамене, и если бы только оба набрали меньше десяти баллов, что автоматически означало бы невозможность претендовать на бесплатное, а она получила бы призовые пять за лучший результат, то двадцать тысяч в год сэкономила бы именно она.

— Да вот эссе на завтра делал, а тут ноут сел, гад, — в подтверждение своих слов Володя кивнул на мертвый комп, на передней панели которого даже индикаторы уже погасли.

— Что же в комнату не пойдешь?

— Да так… не хочется… — признаваться в сути проблемы Левтанову не хотелось. Но Черканов неожиданно понимающе кивнул.

— Ты ведь в триста двадцатой живешь, да? Я мимо проходил когда, слышал…

— Ну так чего тогда спрашиваешь? — внезапно разозлился парень. — Если и так все знаешь!

— Я, собственно, чего подошел, — проигнорировал тот его возглас. — Если хочешь, можешь у меня подзарядить ноутбук, да и просто посидеть, задание сделать. Сосед мой на вечеринку в студенческий клуб свалил, так что никто против не будет.

— С чего такая доброта? — не двигаясь с места поинтересовался Левтанов.

Собеседник неожиданно смутился.

— Даже не знаю, как сказать… В общем, настроение просто очень хреновое, и одному в комнате сидеть как-то паршиво. Хочется, чтобы просто кто-то живой еще был. Я потому и пошел бродить по коридорам — надеялся, найдется с кем поговорить.

Как это может быть плохо от того, что никто не мешает, Володя не понял. Но все нехорошие подозрения в адрес юноши у него пропали.

— Спасибо, — смутился уже он. — Извини, просто непривычно…

— …что помощь предлагают? — понимающе улыбнулся Черканов. — Знаю. Сам такой недавно был. А потом… да, неважно. Не хочу об этом. Ну так что, пойдем?

— Пойдем, конечно! Только подожди, я к себе зайду за зарядкой к ноутбуку, да и поужинать я сегодня не успел, — сказал он, и в следующую секунду заметил, что выражение глаз собеседника стало каким-то голодным. — А мне вчера прислали из дому пожрать, так пропадает. Составишь компанию в войне против пирогов? — с улыбкой предложил он.

— С удовольствием. Тогда я тебя жду, моя комната — триста третья.

Левтанов, подхватив ноут, поднялся на ноги и быстрым шагом направился по коридору к своей комнате. Он не видел, как хищно улыбнулся ему вслед Олег.

— Хороший юрист, тем более такой увлекающийся, как ты — это будет полезно, и даже очень, — пробормотал он себе под нос. — Пожалуй, я правильно сделал, обратив на тебя внимание.

— Знаешь, я вот всегда одного боялся.

— Чего?

— Сейчас попробую объяснить. Вот смотри: закончим мы оба институт. Так?

— Так.

— А что дальше? А ничего! Я пошел против воли родителей, ты… наверное, тоже! Мы оба совершили подвиг и поступили в ВИП на бесплатное. Мы оба отлично учимся. Мы получим свои корочки об образовании, найдем какие-то работы, каждый по специальности. Будем зарабатывать деньги, делать карьеру, потом женимся…

— Нет уж, я не женюсь!

— Я же в общем говорю! Так вот, женимся, сделаем детей, будем содержать семью, работать с утра до ночи по будням, ездить куда-нибудь отдохнуть на выходных, а потом однажды радостно сдохнем. Именно радостно! Потому что жизнь такая одинаковая постоянно. Ни за чем и ни для чего! Бесцельная! "Все мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть!".

— Ну, можно добиться чего-то большего. Создать дочерние фирмы под крылом какой-нибудь корпорации, стать большим начальником, не работать, переложив все дела на плечи менеджеров, а самому заниматься чем захочется.

— Но для чего? Для того, чтобы потом все равно сдохнуть? И чтоб никто потом не вспомнил вообще о существовании такого Владимира Левтанова?

— Славы хочешь? — усмехнулся Олег.

— Да нет, не славы. Славы как раз легко добиться. Я хочу что-нибудь такое сделать, чтобы потом не забыли! Не забыли не как дешевую эстрадную певичку, и не как злополучного Герострата, а по-настоящему!

— Ммм… Захватить мир?

— Ну, для примера пойдет. Хотя нет, сам я не хотел бы захватывать мир, это уж больно хлопотно для меня. Лень. А вот сделать что-то на благо захвата — это пожалуйста. Ну, и смотря какого захвата, конечно. Если для того, чтобы все человечество поработить — то я лучше с другой стороны, но тоже не на первой роли. Первая — она слишком хлопотная.

— А для чего еще захватывают мир, если не для порабощения? — Скептически усмехнувшись, чтобы скрыть торжествующую улыбку, спросил Черканов.

— Как зачем? Чтобы изменить! — Владимир откинулся на спинку стула, закинул руки за голову, и мечтательно уставился в потолок. — Только представь себе, сколько всего можно было бы сделать прекрасного и умного, если бы были возможности.

— Возможности из ниоткуда не берутся. Но знаешь… мне почему-то кажется, что это не совпадение, — Олег резко выпрямился и внимательно посмотрел на собеседника, в светлых глазах горел азарт. — У меня комната оказалась свободна, а тебе пришлось из своей уйти. Я вышел в этот коридор, ты согласился пойти ко мне. Разговор, опять же… с чего мы там начали?

— С несправедливости нашего ректора.

— А теперь говорим об изменении мира. И ведь ты хотел бы его изменить, не так ли?

— Блин, а я тебе о чем толкую уже сколько времени?

Олег посерьезнел.

— Понимаешь, ты не первый, с кем я говорю на такие темы. Но стоило представить все негативные стороны такой работы, как они смеялись: мы же не всерьез!

Владимир немного помолчал. Он чувствовал, что разговор перестает быть шутливым.

— Знаешь, если бы мне предложили захватывать мир, я бы…

— Подожди, — перебил Черканов, его взгляд стал серьезным. — Захватывать мир — это как-то слишком пафосно и громоздко. А вот свергнуть тайно или явно власть, и самим встать во главе страны или создать свое государство — это вполне, вполне… реально.

Взгляды юношей скрестились. Повисла тишина.

— Ты серьезно это все говоришь? — тихо спросил Левтанов.

Олег медленно кивнул.

— Хм… Мне нравится это предложение.