Книга: Лучшее место на Земле
Назад: 06
Дальше: 08

07

Москва, НИИ БВФЖ
Теория Роберты Ольшанской

 

Большое межведомственное совещание назначили на шесть вечера, потому что оно обещало стать событием необычным и не рядовым, а днем многие сотрудники были слишком заняты, чтобы терять несколько рабочих часов на болтовню, да и крысы лабораторные тоже не могли ждать, пока люди нагово-рятся.
Объявления висели, почитай, на каждом углу уже с неделю. Но самым интересным было, несомненно, то, что инициаторами сего события, всколыхнувшего стоялое болото Котельнической высотки, оказались те самые гости, о которых уже полгода ходили по всем местным институтам самые разнообразные слухи. И что они работали шоферами. И что у одного из них опухоль мозга. И что они ограбили сберкассу где-то под Тулой и на эти деньги подарили Васильичу «Ватерфорд». И что они уже успели крупно поцапаться с Минздравом и Ространсом. И что один из них, по слухам, хотел купить «БЛЗ», но ему не продали. И что они записались в три самые крупные библиотеки в городе и в день прочитывают по тому, а то и по два. И что они снимают комнату у бабы Леры и у них до утра горит свет, и к чему бы это?.. Поговаривали даже, что, судя по активности, это не гости вовсе, а какие-то засланные черти.
Чего только не говорили.
Ну, на то и люди, чтобы говорить.
Без разговоров, ясное дело, нигде не обходится.
…К пяти часам начал подтягиваться народ из «больших». Прибыл на закрытом катере замминистра Минздрава, чуть позже причалила выкрашенная в желтый цвет лодка главы управления Ространса, следом почти одновременно прибыли представители еще нескольких ведомств – Топливной энергетики, Министерства иностранных дел, военной промышленности.
Допуск, к вящей радости рядовых сотрудников, оказался свободным, и народу в самую большую аудиторию высотки набилось под завязку. Первые ряды, как водится, занимало руководство и приглашенные гости, а дальше начиналась каша из всех подряд – от мелкого начальства, типа завлабов, до мэнээсов и лаборантов.
Взгляды всех были устремлены на кафедру, рядом с которой кто-то установил длинный стол, которому тут быть не полагалось. Стол интриговал. На нем явно что-то стояло, причем в довольно большом количестве, но разглядеть это что-то не представлялось возможным – стол пока что укрывал значительных размеров кусок брезента защитного цвета. Зал потихонечку гудел, народ переговаривался, перешептывался. Первые ряды, однако, хранили достойное молчание. Как выяснилось впоследствии, не зря.
Наконец появились и сами виновники предстоящего действа. Сначала на сцену рядом с кафедрой поднялся Федор Васильевич Томанов, всем хорошо известный, потом – его помощник Данил, о котором, как водится, тоже поговаривали разное и не всегда необоснованное, затем вышел никому не знакомый молодой парень, стыдливо и робко улыбающийся, а затем – и главные виновники, тоже всем известные Ит и Скрипач. Выглядели они непривычно и более чем достойно – белые рубашки, черные отутюженные брюки, и у одного, и у другого – аккуратно причесанные волосы (в высотке все уже привыкли, что если видишь в коридоре растрепанное пугало – это точно будет один из них).
С галерки раздался громкий голос, принадлежащий кому-то из грузчиков:
– Здорово, мужики! А ну, задайте им перцу всем!..
– Тихо! – строго приказал Федор Васильевич, поднимая руку. Зал стал постепенно замолкать, ровный гул голосов перешел в шорох, шепот, а потом и вовсе прекратился. – Так, товарищи. Позвольте мне открыть первое межведомственное заседание, посвященное на этот раз проблемам безопасности организации международного транспортного сообщения.
Вот это был сюрприз. По крайней мере, для той части аудитории, которая о теме была не осведомлена. Ожидали, пожалуй, чего угодно, но только не этого.
– Как вам всем известно, с транспортным сообщением у нас существует ряд проблем, – продолжил Федор Васильевич. В зале захихикали, кто-то громким шепотом произнес: «Так оно у нас вообще само по себе – одна большая проблема». – И наши уважаемые гости, в силу обстоятельств досконально изучившие этот вопрос, подготовили за прошедшие два месяца ряд докладов, для каждого ведомства. Конечно, сегодня они их все зачитывать не будут, это заняло бы слишком много времени, но в общих чертах вы с тематикой этих докладов ознакомитесь. Ит, Скрипач, прошу вас…
Он сошел с кафедры, коротко улыбнулся Даниле и сел за стол президиума. Ит и Скрипач одновременно встали.
– Пожалуй, начну я. – Ит выпрямился и обвел аудиторию внимательным цепким взглядом. – С вашего позволения, я опущу предисловие, а также причины, по которым мы, оказавшись здесь, попали водителями в караван к уважаемому Николаю Григорьевичу, вон он сидит, во втором ряду. Начать я хочу с эпизода, который произошел, когда наш караван четыре месяца назад подвергся нападению при переходе по трассе Нью-Йорк – Москва. Всем вам из газет отлично известно, что граждане государства Санди Маунтан систематически нападают на проходящие мимо их территории колонны…
Гул голосов в зале – да, мол, известно, а как же.
– Так вот. Наша колонна исключением не стала. «Санди» напали на нас ночью, завязалась драка, в результате которой нападение мы все-таки отбили, но один из наших водителей был убит, а второй – получил серьезные ранения. Настолько серьезные, что транспортировать его было нельзя больше суток. Ваня, подойди сюда, пожалуйста.
Застенчивый молодой человек неловко встал и вышел к кафедре.
– Сними рубашку, – приказал Ит.
Ваня расстегнул пуговицы, стащил кое-как рубашку, постоял неподвижно, потом повернулся спиной – зал сдавленно ахнул.
– Ну да, для тех, кто не осведомлен, могу объяснить – выходное отверстие от пули всегда выглядит страшнее, чем входное. Одевайся, Вань, спасибо… Так вот. Если без лишних подробностей – мы со Скрипачом остались с Иваном, оказали ему помощь, как сумели, а потом на скутере восемнадцать часов догоняли колонну.
Слова, слова, слова… Посадить бы вас, дорогие товарищи, за руль на восемнадцать часов, и по дамбе, где ни намека на тень, по солнышку – часиков десять… по сорокаградусной жаре, и с человеком в полубессознательном состоянии – за спиной… а ночью было еще веселее – фару, единственную фару с этого скутера – на лоб тому, кто ее туда прикрутил!.. Были бы мы оба не гермо, а люди, уехали бы в море. С гарантией. Потому что луна в ущербе и не видно ни хрена. То есть совсем ни хрена. Абсолютно.
– Собственно, сейчас речь не об этом, а о том, с помощью чего мы эту помощь Ивану оказывали, – продолжил Ит. – Скрипач, прошу.
Скрипач приветственно улыбнулся залу и выудил из-под брезента небольшую клеенчатую коробочку с красным крестом на крышке. Поднял вверх, продемонстрировал собравшимся и поставил на стол президиума.
– Начнем, – сказал он. – Итак. «Аптечка автомобильная». Комплектация одобрена Минздравом еще десять лет назад. Ну что, заглянем внутрь?
– Заглянем! – выкрикнул молодой женский голос с галерки.
– Отлично. Приступаем. Вата стерильная, одна упаковка. Бинт стерильный, две упаковки. К слову, на Ваньку мы извели десяток, и все равно не хватило, пришлось обе майки туда же… Бинт не стерильный – две упаковки. Ладно, сойдет… Так, это еще бинты, просто разных размеров, и это в принципе нормально. Жгут, пластырь, йод, зеленка, перекись водорода и прочая ерунда, годная лишь на то, чтобы вылечить пару-тройку царапин или помочь расчувствовавшейся дамочке средних лет. А вот дальше начинается самое интересное. Это, дорогие товарищи, лекарства, которые положено возить с собой. Причем вот эта аптечка – не рядовая, это та, что у караванного. У водителей аптечки попроще, там таблетки, и чаще всего просроченные. То есть она, аптечка эта, одна такая на всю колонну, а в колонне – от шести до десяти машин, как вам известно. Оглашаю…
– Ну?!
– Но-шпа, десять ампул. – Скрипач вытащил картонную упаковку. – Хорошая вещь, согласен. Анальгин, десять ампул. Тоже сойдет, но при введении, кто не знает, штука болезненная, и очень. Димедрол, десять ампул. Универсальная вакцина, десять шприц-тюбиков. Нашатырь, десять ампул. Шприцы, три штуки. Спирт медицинский, спирт камфарный, мазь глазная, мазь «Лазурь».
Скрипач замолчал.
– А дальше? – спросил кто-то.
– А это все, – невозмутимо ответил Скрипач. – И вот теперь я хочу от людей компетентных услышать ответ на вопрос, который сейчас задам. Как при пулевом ранении надо использовать смазку для пид…асов?
Несколько секунд зал молчал, а потом захохотал так, что затряслись стекла, а хрусталики на большой люстре, висящей в зале, зазвенели. Со дня постройки этот зал не слышал такого смеха. Скрипач невозмутимо ждал, когда смех стихнет, а затем продолжил:
– Даже человеку неискушенному видно, что в этой, с позволения сказать, аптечке, отсутствуют антибиотики, начисто. Что там нет препаратов для помощи при кровопотере. Что там нет ничего, что могло бы облегчить страдания человека при болевом шоке – анальгин в данном случае просто смешон. Что там нет намека на нормальные сердечные лекарства – нет ни камфары, ни производных…
– А теперь уже серьезно и по делу. – Ит вышел из-за кафедры и встал рядом со Скрипачом. – Ивана спасло лишь то, что, когда мы уходили, Федор Васильевич дал нам с собой кое-какие препараты. Вернее, он дал их мне – у меня есть определенные проблемы со здоровьем. Мне эти лекарства не пригодились, а Ване – спасли жизнь. Потому что, если бы в моем рюкзаке не лежали сульфокамфакаин атропин и адреналин, и не имей мы со Скрипачом представления, как правильно со всем этим обращаться, Ваня так и остался бы там, на дамбе. Мертвым.
В зале повисла тишина.
– Вопрос очень серьезный. – Ит окинул взглядом первые ряды, глаза его нехорошо сузились. – Вы понимаете, что из-за этой чудовищной и преступной безалаберности гибнут люди? Ваши люди, граждане вашего государства. Поднимите статистику по случаям смертей среди водителей… хотя можете этого не делать, в отчете для Минздрава все есть. Караванные к подобным ситуациям не подготовлены – умеющий делать внутривенные уколы Николай редкое исключение, остальные не умеют и этого. О реанимации у большинства караванных и их помощников – представления весьма туманные, некоторые утопленников до сих пор на простынях откачивают. Лекарств нет, подготовка нулевая, а результат?.. Когда мы первые сутки сидели с Ваней на дамбе, мимо нас прошла колонна из Франции, и они очень помогли нам. Остановили караван и дали вот это…
Скрипач выудил из-под брезента три пустых пластиковых мешка с трубками.
– Одноразовые капельницы, – пояснил он. – Внутри, судя по надписям, были раствор хлорида натрия и раствор глюкозы. Дорогие товарищи из Минздрава, – нежно сказал он, но нежность эта была в тот момент нежностью гремучей змеи. – Вам не стыдно? Вот вы сидите тут, мы стоим перед вами, Ваня, который выжил волей случая, сидит перед вами, и я спрашиваю – вам не стыдно?! И за Россию не стыдно? – Голос его зазвенел, как сталь. – Какого рожна вы делаете то, что делаете?! Почему, вашу мать, универсальную вакцину можно запихивать в одноразовые шприцы-тюбики, а адреналин – нельзя?! Почему нельзя напечатать брошюрки с алгоритмами действий в экстренных случаях и поместить в каждую аптечку? Подробных алгоритмов, с дозировками, ответами, подсказками? Почему нельзя оторвать жопу от стула и провести хороший инструктаж с теми же старшими караванными?
– Колонна идет в Штаты почти месяц. – Ит побарабанил по столу пальцами. – Вы понимаете, что происходит в результате? Вы теряете не только людей, вы теряете еще и деньги. Причем немалые. Каждый погибший водитель, каждая потерянная машина – это убытки. Данные по потере средств – в докладе для Минфина. И предварительный расчет по всем изменениям – тоже. Так вот, дорогие товарищи из Минздрава. Минфин проект одобрил. Средства у вас будут – и на обновление аптечек, и на брошюры, и на ликбез для шоферов и старших караванных. Вопросы есть?
– Зачем вы это делаете? – спросил грузный пожилой человек с первого ряда. – Какая вам самим от этого польза?
Ит улыбнулся.
– Нам людей жалко, – ответил он невозмутимо. – А вам нет?
Ответом ему было молчание.
Ит и Скрипач переглянулись.
– Продолжим? – спросил Скрипач. – Или перерыв?
– Продолжим, – ответил Ит. – Если сделать перерыв, может сбежать Ространс, а мне бы этого не хотелось.
Зал снова засмеялся.
– Хорошо, продолжаем. – Скрипач снова подошел к столу, покрытому брезентом, и вытащил из-под него следующий предмет, при виде которого стихший было зал захохотал снова. Скрипач держал в руках столешницу – обычную столешницу, на которой чья-то нетвердая рука вывела масляной краской «Кафе Колокольчик».
– «Кафе Колокольчик», – прочел Скрипач специально для галерки, откуда доносились крики, что им не видно, чего там написано. – А теперь внимание! Фокус! Та-дам!!!
Он перевернул крышку другой стороной, и зал смог прочесть обрывок надписи, сделанной желтой краской: «….енность…транс…..гор… сквы».
– Даю перевод. Изначально эта надпись звучала как «Собственность Ространса терминала города Москвы». Знаете, чем была эта хреновина в молодости?
Скрипач обвел взглядом притихший зал.
– Люди, ау! Это антивандальный щит с «БЛЗ», – пояснил Скрипач. – Таких, с позволения сказать, столов мы с Итом в городе обнаружили больше тысячи. С помощью, конечно, сами мы бы до второго пришествия ходили по городу и роняли под столы сигареты. Так вот. Параллельно с работой по комплектации аптечек мы провели маленькое расследование, в результате которого обнаружили героя, давшего городу эти замечательные столы. Хорошие столы, крепкие. Устойчивые. Надежные. К сожалению, героя мы вам показать не сможем, но все вы, если захотите, прочтете о нем в завтрашнем выпуске «Российской Правды» – суд состоялся вчера, приговор вынесен. Кому интересно, этот герой – заместитель руководителя организации. Прошлого, замечу. А теперь вопрос к Ространсу – новые щиты будут или как? Вот эта вот замечательная дырка у меня на руке, – Скрипач закатал рукав левой и продемонстрировал залу длинный неаккуратный рубец, – получена потому, что в кабину полез какой-то восточный красавец с длинным ножиком. Что греха таить, подставился я специально, дырка эта мне была нужна исключительно для демонстрации… но если бы на моем месте сидел простой человек, ему бы запросто перерезали горло.
– А с красавцем что стало? – выкрикнули из средних рядов.
– Красавца я снял из пистолета, – сообщил Ит. – Еще вопросы есть?
Зал загалдел, зашумел. Пользуясь возникшей передышкой, Федор Васильевич украдкой налил в стакан воды и протянул Иту. Тот кивнул, отпил глоток, поставил стакан на край стола и продолжил:
– Я повторю – уважаемые представители Ространса, вы обеспечите колонны щитами или нет? Деньги у вас на это найдутся, не прибедняйтесь.
– Обеспечим, – послышался голос из первого ряда. Зал тут же стих, как по мановению волшебной палочки. – Ваш доклад уже прочитан и одобрен, и я не понимаю, для чего нужно было устраивать это унизительное представление?
– Для того чтобы вам впредь неповадно было, – зло сказал Скрипач. – Вы хороший человек, Павел Геннадьевич, но вы сумели нас разозлить и практически заставили своим бездействием выполнять работу за вас. То, что сделали мы, должны были сделать вы. Да, да, вы! И если нам придется совместно работать дальше, знайте – мы вас уважаем, но это не значит, что мы дадим в подобной ситуации слабину. Речь идет о жизни людей. Об их безопасности.
– Зря я тогда вас в колонну направил, – проворчал Павел Геннадьевич в ответ. – Если бы я знал, во что это выльется в результате…
– А во что это вылилось? – с интересом спросил Ит. – В то, что Иван остался в живых? В то, что мы, сходив в четыре рейса, решили ряд проблем, до которых у вас руки годами не доходили? Или в то, что сейчас вам в лицо сказана не совсем приятная правда?
– Ладно, сдаюсь. – Павел Геннадьевич усмехнулся. – Уели, признаю. Но я все равно не понимаю, для чего вы это делаете? Вам-то какой резон?
– Могу объяснить. – Ит обошел стол, встал перед ним. – Как вам известно, мы – гости. Мы попали сюда случайно, и так оказалось, что ваш мир нам небезразличен. В частности – небезразлична Россия. По роду своей деятельности мы оба являемся мобильными агентами так называемой Официальной Службы, и работа для нас является неотъемлемой частью жизни. Как только обстоятельства изменились, мы начали работать. Сначала смотрели, наблюдали и только сейчас стали осторожно и очень избирательно действовать.
– Но почему? – крикнул кто-то.
– Это дело принципа, и это дело чести, – просто ответил Ит. – Принцип очень простой – «не проходи мимо». Если в твоих силах изменить хоть что-то к лучшему – не проходи мимо. С честью тоже все понятно, думаю. Жить надо так, чтобы не было за это стыдно. Сейчас мы начинаем работу, чтобы найти дорогу домой. После того как уйдем мы, сюда обязательно придут…
– Кто придет? – требовательно спросил из зала женский голос.
– Много кто, – усмехнулся Ит. – Но до этого пока что далеко. Придут, не сомневайтесь. И, я думаю, помогут – ситуация, которую мы наблюдаем в вашем мире, является так называемой нестандартной. Причем по такому количеству параметров, что ни мой напарник, ни я даже не предполагали, что подобное может существовать.
– А что нам это даст? – Ит обратил внимание, что спрашивает одна и та же женщина, сидящая в середине зала, почти по центру. Он присмотрелся. Невысокая, полная, некрасивая, но в то же время что-то в ней было – и в глазах, и в какой-то скрытой яростности, с которой она задавала вопросы. – Для чего сюда нужно кому-то приходить?
– Что даст? – переспросил он. – Даст многое. От лекарств, способных вылечить рак и полиомиелит, до… до проблемы с гостями. Или вы хотите сказать, что этой проблемы не существует?
Женщина не ответила, села на свое место и впилась в Ита внимательным взглядом.
– Сильна, – шепнул Скрипач. – Этакая Эдри в человеческом варианте…
– Потом, – столь же тихо ответил Ит. И добавил, уже в голос: – Товарищ… простите, как вас зовут?
– Меня зовут Роберта Михайловна, – ответила женщина.
– Очень приятно, – кивнул Ит. – Так вот, Роберта Михайловна, я так понимаю, что вас настораживает возможность того, что в дела вашего мира кто-то вмешается. Я прав?
– Да, вы правы. – Женщина снова встала. – Мне совсем не улыбается перспектива осознавать, что сначала наша страна, а потом и весь мир будет плясать под дудку вашей Официальной Службы.
– Товарищ Ольшанская, прекратите! – рявкнул со своего места Федор Васильевич. – Что вы себе позволяете?!
– Все нормально, – остановил его Ит. – Роберта Михайловна, вам не о чем волноваться. Деятельность Официальной Службы строго регламентирована, и вы можете не сомневаться в том, что никто не собирается посягать ни на свободу мира, ни на свободу России в частности. Скорее всего вам будет недостаточно моего честного слова, но я готов предоставить вам любые гарантии, в том числе – дать полный свод законов, в соответствии с которыми мы действуем.
– Дайте, – произнесла женщина.
– Хорошо. Как вас найти?
– У Томанова спросите, – неприязненно ответила она. – Он в курсе.
– Спасибо. Что ж, продолжим? Или перерыв? – Скрипач посмотрел в зал.
– Рыжий, перерыв давай, курить охота, сил нет! – закричали с галерки.
– Ну, перерыв так перерыв, – пожал плечами Скрипач. – Только давайте-ка я сразу поясню, о чем будет вторая часть. Она, увы, более скучная. Речь пойдет об экономии топлива на длинных маршрутах и о присадках к этому самому топливу. Также есть ряд вопросов по оружию, которое используется в колоннах. И – у нас есть новые сведения по гостям. Так что вторая часть будет интересна представителям Военной промышленности, Ространса, Минздрава и БВФЖ. По крайней мере, на этом этапе. Кому не охота слушать мутотень, которую мы тут собираемся развести, может нас покинуть – возражать не будем. Ага?
– Ага! – заорали с галерки. – Ребята, молодцы!.. Спасибо! И за Ваньку тоже спасибо!..
Рыжий помахал галерке рукой, Ит усмехнулся.
– Всегда пожалуйста! – крикнул он в ответ. – Ленин, мы к вам потом заскочим, попозже! Ты рефлектор вроде обещал…
– Принес, под кроватью моей стоит! – проорал сверху тот. – Если меня не застанешь, сам забери!..
Ит кивнул, повернулся к столу, взял стакан и залпом допил воду. Народ потихоньку выходил из зала, оживленно переговариваясь.
– А я думал, вы после доклада ко мне зайдете, – удивился Федор Васильевич.
– Зайдем, – кивнул Скрипач. – Только сначала заберем рефлектор. Ит задрал уже своей простудой, у нас дубак в комнате просто адский, она ж летняя…
* * *
После доклада, который затянулся в результате чуть ли не до десяти вечера, их отловил Федор Васильевич и буквально силой затащил в свой кабинет. Время было позднее, время было зимнее, на улице шел проливной дождь, и оба в конце концов все-таки соблазнились горячим чаем с бутербродами.
Пока шли, выяснилось, что Ит, оказывается, уже несколько дней носится по городу с температурой под тридцать восемь и бронхитом. Федор Васильевич обругал его последними словами, но Ит в ответ только махнул рукой – дел оказалось невпроворот, сейчас, после выступления, предстояло еще где-то с месяц заниматься инструктажем и проверкой производства, а потом…
– Так. В ближайшую неделю вы будете заниматься своим здоровьем, – отрезал Федор Васильевич. Говорил он строго, в голосе его звучало явственное раздражение. – Что у вас за комната такая?
– Нормальная комната, – ответил Ит. – Маленькая, рядом с каналом номер шесть. На первом этаже. Просто в ней сейчас холодно, вот и все.
– Гм. – Федор Васильевич задумался. – Давайте поступим следующим образом. Сегодня переночуете у меня, ну, в кабинете, на диване, а завтра подыщу вам какое-нибудь жилье. После того, что вы рассказали о гостях… Думается, дальше нам предстоит работать вместе, поэтому я хотел бы иметь возможность видеть вас постоянно, да и…
– И за Итом надо приглядывать, согласен, – продолжил Скрипач его мысль. – Знаете, что он сделал? Почему заболел? Молчи, урод!.. Он свитер подарил. И несколько дней подряд таскался под дождем в рубашке и тонкой куртке. А мне ничего не сказал.
– Да, подарил, – огрызнулся Ит. – Потому что там этот свитер нужнее…
Он закашлялся и виновато посмотрел на Скрипача.
– Дохай, дохай, – покивал тот. – Альтруист фигов. Взял бы ремень и выдрал бы тебя! Пряжкой по спине!.. Чтобы потом думал, прежде чем свои вещи черт-те кому отдавать.
Федор Васильевич осуждающе покачал головой.
– Давайте по чаю, и ложитесь, – приказал он. – Но доклад ваш… Да, вы всех порвали. И как только успели за два месяца все это провернуть? Уму непостижимо.
– Да ничего особенного, – ответил Ит. – Побегать, конечно, пришлось. И почитать. Но знаете, когда мозги чем-то заняты, жить легче. Некогда заостряться на том… на чем иногда лучше не заостряться.
– Может быть, вы отчасти и правы, но с бронхитом шутить не стоит, особенно после того, что с вами было. – Федор Васильевич включил электрический чайник, вытащил из ящика хлеб и сыр и взялся за изготовление бутербродов.
– Как ваша жена поживает? – поинтересовался Скрипач.
– Замечательно, благодарю… – рассеянно ответил Федор Васильевич. – Ругает меня порой за то, что задерживаюсь, но это, думаю, в порядке вещей. Я и сам волнуюсь, когда она куда-то пропадает.
Жена Федора Васильевича, Галина, работала в другом районе города, на Пресне. Она руководила большой научной библиотекой и тоже иногда непозволительно задерживалась – непозволительно с точки зрения мужа, конечно. Эти задержки, собственно, являлись единственным источником конфликтов в семье. В другое время супруги практически не ссорились.
– Я совсем забыл. Привез для нее три книги, надо бы передать. – Скрипач, не дожидаясь приглашения, подцепил один из бутербродов и откусил изрядный кусок. – Моамжет бы… за…тра?
– Не говори с набитым ртом, – упрекнул его Ит. – Завтра, конечно, не сегодня же. Если сегодня, то час пробегаем.
– А ты вообще сиди! – проворчал Скрипач. – Федор Васильевич, так что за жилье-то? О чем вы говорили?
– Освободилась одна из аспирантских квартир, – пояснил тот. – Маленькая, конечно, но зато в ней, во-первых, не холодно, во-вторых, есть свой санузел, совмещенный, правда, и, в-третьих, она отлично расположена – в западном крыле. Для вас было бы идеально… но я не уверен, что вам ее удастся получить.
– Здесь? – обрадованно переспросил Ит. Тоже взял бутерброд, положил на краешек стола. – Да, это и впрямь было бы хорошо.
– Так и я про что говорю, – покачал головой Федор Васильевич. – В этом же крыле, шестой этаж…
Он не договорил, осекся, с опаской посмотрел на Ита. Тот ответил недоуменным взглядом.
– Что с вами? – спросил Федор Васильевич.
– А что со мной? – недоуменно спросил Ит.
– У вас губы синие. Дайте руку, – приказал Федор Васильевич. – Так… ногти тоже. Слушайте, а вы уверены, что это бронхит?
– Понятия не имею, – ответил Ит честно. Взял бутерброд, откусил.
– Вот что. С бегами пока что заканчиваем. Сейчас попьем чаю и съездим в Боткинскую, у меня там друг работает, нас примут. Только я позвоню сначала, а то не в его смену ночью лучше туда не соваться.
– Сегодня? – с тоской спросил Ит. Скрипач посмотрел на него с упреком, Федор Васильевич – с недоумением. – Зачем?..
– Затем, что ты – идиот, – емко ответил Скрипач. – Я тебе что говорил? А ты мне что ответил?!
– Что само пройдет. Оно и пройдет. – Ит откусил еще кусок от бутерброда. – И нечего разводить панику. Вообще-то я обещал Ольшанской, что подойду к ней завтра. Не ставьте меня в неловкое положение, пожалуйста.
– Ну и вот как с ним вообще можно нормально разговаривать? – Скрипач с тоской посмотрел на Федора Васильевича.
– Не знаю, – честно сказал тот. – Но вам явно не позавидуешь.
– Это точно. Весь день носится как угорелый, вечером сидит, читает, а ночью спать не дает – то у него приступ, то полночи кашляет так, что заснуть невозможно, – пожаловался Скрипач. – Ит, ну перестань! Не смешно уже это все, понимаешь?!
– Хорошо! – раздраженно ответил Ит. – Чай допить дадите?
– Дадим.
– Ну хоть это, слава тебе, Господи… – пробормотал он. – Из-за ерунды…
– Ит, это не ерунда. – Федор Васильевич укоризненно покачал головой. – Эта «ерунда», как вы выразились, запросто может оказаться воспалением легких. Судя по тому, что описывает Скрипач, это оно и есть.
– В больнице я не останусь, – голосом, не допускающим возражений, предупредил Ит. – Если нужно лечиться, буду лечиться. Но не там.
– Ладно, ладно, хорошо! Не там, так не там, но давайте хотя бы съездим, – попросил Федор Васильевич. – Вы что мне говорили про «Ватерфорд»? Вот и прокатимся, как я обещал.
* * *
Пневмония (а это оказалась все-таки она) неожиданно сыграла на руку – квартиру отдали без разговоров и возражений. Федор Васильевич сумел уговорить комиссию дать это жилье именно «гостям». Упомянул и доклад, и новую информацию, и то, что они собираются работать для БВФЖ, а потом присовокупил к своим словам большую стопку Итовых эпикризов и маленький белый конверт, что и решило дело окончательно.
Ит, которого в больнице продержали трое суток, невзирая на все его возражения и заверения, приехав обратно в высотку, был встречен сияющим Скрипачом, который тут же потащил его на новое место жительства. Того, похоже, восхищало буквально все: от исправного лифта до личного мусоропровода и высоких потолков.
– Это что-то с чем-то! – с восторгом говорил он, когда они поднимались наверх. – Просто как по заказу. И даже с мебелью, ты не поверишь.
– Почему не поверю? Поверю. – Ит с веселым удивлением смотрел на Скрипача. – Рыжий, что-то ты разошелся не на шутку, как я погляжу.
– Помнишь, мы с тобой в караване мечтали, что снимем комнату?
– Но мы же снимали…
– Ну да, но это еще лучше! Вот сейчас загоню тебя туда, ты будешь дома сидеть, лечиться, варить кашу, а я…
– Я не умею, – отмахнулся Ит.
– Умеешь, не ври. Ты ее варил, и не раз.
– Так это было дома, для ребенка. Мне почему-то кажется, что ты не будешь есть то, чем я кормил Фэба, когда ему было три года, – засмеялся Ит. – Понимаешь, как только он стал постарше и понял, что взрослые не всегда правы, он эту дрянь есть тут же перестал. Поэтому лучше я просто зайду в кулинарию на первом этаже и…
– Приехали. – Двери лифта открылись, и они оказались в коридоре, застланном потертой ковровой дорожкой. – Сумеешь угадать, какая наша?
– Нет, – признался Ит. – Мне накололи антибиотиков и какой-то пакости, поэтому можно я сегодня не буду играть в угадайку?
– Ладно, – смилостивился Скрипач. – Пошли. Сейчас все увидишь.
* * *
Квартира действительно оказалась что надо. Маленькая комната, всего-то девять метров, в которой стояли две кровати (настоящие матрасы, пружинные, на конском волосе и без единой полоски), узкий шкаф в углу и письменный стол, соседствовала с крошечной кухней, площади в которой было едва ли четыре метра. Стол там не помещался, зато имелась двухконфорочная газовая плита с неработающей духовкой, две табуретки и настенный шкаф, в котором обнаружились три сиротливые тарелки, явно украденные из столовой, три стакана и одна-единственная кастрюля с подгоревшим донышком. Скрипач объяснил, что стол совершенно не нужен – его с лихвой заменяет широченный подоконник.
Главным, конечно, являлось не это. Во-первых, в комнате было тепло – действительно тепло. Тепло настолько, что Иту тут же захотелось спать. Во-вторых, вид из окна открывался изумительный – Яуза, крыши, церковные купола. И, в-третьих, в квартире оказалось тихо. Так тихо, что было слышно, как лениво капает вода из плохо прикрытого крана на кухне.
Ит сел на кровать, медленно стащил с себя куртку и свитер, одолженный Скрипачом. Со вкусом потянулся, зевнул.
– Действительно здорово, – одобрил он. – И опять мы перед Васильичем в долгу, рыжий.
– Думаю, он это из-за катера, – отозвался тот. – Чаю хочешь?
– Сделай.
Скрипач ушел на кухню, а когда вернулся, обнаружил, что Ит уже спит крепким сном на неразобранной кровати. Он поставил чашки на стол и подсел к Иту. Привычно погладил по волосам, сунул под голову вторую подушку и тихонько прилег рядом. Обнял одной рукой, прижался лбом к плечу.
– Ты чего? – сонно произнес Ит.
– Соскучился, – шепотом ответил Скрипач. – Три дня всего, а я уже соскучился. Все никак не поверю, что обошлось…
Ит вздохнул, слабо шевельнулся.
– Я тоже скучал, – сказал он. – Спать нормально не мог…
– Вот и спи, я тут побуду, никуда не денусь. Жалко, что штор нет, светло очень.
– У спекулянтов достанем, потом… Рыжий, извини, вырубаюсь. Вечером медсестра явится, уколы делать… Дай я хоть пару часов посплю перед ее приходом?..
– Спи, конечно. – Скрипач снова погладил его по голове. – А все-таки мы молодцы. Много успели…
Заснувший Ит его уже не слышал. Скрипач еще немного полежал, привычно ощущая под своей ладонью биение сердца, без которого жизнь была не жизнью, а прозябанием, потом встал, укрыл Ита одеялом с другой кровати и пошел на кухню. Сел на подоконник и стал бездумно смотреть на город внизу. Мелькнула мысль – надо бы сходить в столовую или в кулинарию, чтобы разжиться чем-нибудь к ужину, но идея оставить Ита одного, пусть и ненадолго, ему не понравилась. Попросить кого-то? Это опять придется выходить… Скрипач задумался. Вот маразматик старый!.. Столько проблем решить за это время умудрился, а с простейшей дилеммой справиться не получается.
В дверь деликатно постучали. Скрипач легко спрыгнул с подоконника и пошел открывать – ему совершенно не хотелось, чтобы стук разбудил Ита.
За дверью, в полутемном коридоре, стояла женщина, которую Скрипач признал с ходу, – это оказалась их давешняя знакомая, которая задавала на докладе каверзные вопросы: Роберта Михайловна Ольшанская.
– Можно? – довольно громко спросила она, явно намереваясь войти. – Насколько я понимаю, мы теперь с вами соседствуем, и я хотела бы…
– Тшшш! – Скрипач нахмурился и прижал палец к губам. – Простите, но нельзя. И не шумите вы так, разбудите.
– Что это за странная мода – спать в три часа дня? – удивилась Роберта Михайловна.
– Это не мода, а пневмония, – рассердился Скрипач. – Человек полчаса назад из больницы приехал! У вас совесть есть?
Роберта Михайловна отступила назад, в коридор.
– Простите, не знала, – тихо ответила она. – Совесть у меня есть, не сомневайтесь. Некоторые считают, что ее даже излишне много…
– Вы тоже простите, что я… несколько резко, но поймите меня правильно. – Скрипач вышел в коридор и притворил дверь. – Вы что-то хотели?
– Да. Понимаете ли, до вас тут жила семья с ребенком, и они завели обычай шуметь чуть не до трех ночи. Радио орет, ребенок визжит, эти двое недоумков ругаются. – Она поморщилась. – Я хотела заранее попросить вас не шуметь, потому что работать в такой обстановке совершенно невозможно.
– За это можете не волноваться, – успокаивающе ответил Скрипач. – Мы тихие. Или работаем, или спим. Ит, правда, может иногда ночью выдать приступ, но они купируются достаточно легко, минут за десять, и пока что никому не мешали.
– Господи, товарищи дорогие, да вы что? – удивилась Ольшанская. – Может быть, ему с таким здоровьем лучше в больнице полежать?..
– Да все у него нормально со здоровьем, – отмахнулся Скрипач. – За исключением неоперабельной рамолиционной кисты в голове, которая вызывает ларингоспазмы, и пневмонии, которую он подхватил с неделю назад. Вы просто попали в неудачный момент…
Ольшанская несколько секунд смотрела на него неподвижно, а потом начала беззвучно хохотать, зажимая себе рот ладонью.
– Ой… – простонала Роберта Михайловна сквозь смех. – Ой, не могу… Неудачный момент… по-моему, мне повезло с соседями… Будут себе тихонечко лежать в гробу и уж точно не побеспокоят… Слушайте, – сказала она, отсмеявшись. – Что вы не будете шуметь, я уже поняла. Может быть, я чем-то могу помочь, пока он болеет? Те же уколы я делаю ничуть не хуже приходящих медсестер и, если потребуется…
– Роберта Михайловна, вы окажете неоценимую услугу, если сейчас спуститесь в кулинарию и купите что-нибудь поесть, – попросил Скрипач. – Я не хочу оставлять его одного, хотя бы в первый день, а у нас из еды, кроме чая… ну, можно, конечно, погрызть пустую тарелку, хотя я совершенно не уверен, что это называется едой. Деньги я дам.
– А что купить?
– Да что угодно. Хлеба, печенья какого-нибудь. Что будет. – Скрипач скрылся за дверью и через полминуты вышел с кошельком. Достал несколько измятых пятирублевок, протянул Ольшанской.
– Зачем так много? – с подозрением спросила та.
– Простите, опять перепутал с лирами, – признался Скрипач. – Уже не в первый раз.
– Сдачу принесу. – Роберта Михайловна выудила из кучи мятых бумажек пятерку. – Значит, у вас еды совсем нет? Никакой?
– Совсем, – признался Скрипач. – Ит был в больнице, а я мотался по делам.
– Ладно. Не закрывайте дверь, чтобы снова не стучать, – приказала Ольшанская. – Скоро вернусь.
Пришла она действительно быстро, прижимая к бокам объемистые бумажные пакеты. Вместе со Скрипачом прошла на кухню, сунула ему в руку горсть серебряных и медных монеток и принялась выкладывать на подоконник продукты.
– Где холодильник? – поинтересовалась она.
– А он должен быть? – удивился Скрипач.
– Должен. Сходите к коменданту и принесите. – Ольшанская перешла на командный тон. – У него их три штуки стоят. Маленькие, настольные, со встроенной морозилкой. У меня такой на подоконнике живет. Если Валера заартачится – дайте рубль. Снова будет артачиться – пригрозите Федором Васильевичем. Идите, идите.
– Куда?..
– Последняя дверь по нашему коридору, которая в торце.
* * *
Ит проснулся от запаха – пахло чем-то очень вкусным, явно домашним – и поэтому совершенно непривычным. Он сел на кровати, огляделся. В комнате стоял полумрак, но из коридорчика, ведущего в кухню, пробивался слабый свет и слышались приглушенные голоса – Скрипача и… Ит удивился – второй голос был женским. На столе, рядом с нетронутой чашкой чая, обнаружилась тарелка с использованными ампулами и клочок ваты, от которого совсем слабо пахло спиртом.
«Ну, я даю, – растерянно подумал Ит. – Кажется, проспал уколы. Может, Васильич прав? Действительно стоит немного сбавить темп и отдохнуть?»
Он встал, набросил на кровать сползшее одеяло и пошел на кухню.
Скрипач и Роберта Михайловна сидели на табуретках, а подоконник, являющийся одновременно столом, был уставлен всякими вкусными вещами, о существовании которых Ит уже почти позабыл. Может, кому-то стоящие на подоконнике яства показались бы прозаическими и недостойными внимания, но Иту, после нескольких месяцев в караване и перекусов в столовых во время забегов по городу еда показалась просто потрясающей. Блинчики, банка с вареньем, суп и целая сковородка жареной картошки.
– Добрый вечер, – произнес он. – Не помешал?
– О, проснулся, – обрадовался Скрипач. – Бери стул и давай к нам. Роберта Михайловна тут, по ее словам, немного похозяйничала.
– Простите, что я не зашел к вам после доклада. Эти разбойники обманом запихнули меня в больницу и…
– Ит, я уже в курсе, – перебила его Ольшанская. – Не нужно извиняться. Во время доклада мы с вами, по всей видимости, друг друга просто недопоняли…
– Скорее всего это получилось потому, что я плохо объяснил. – Ит все еще стоял возле двери и с интересом смотрел на гостью. – Знаете, вы очень похожи на одну нашу знакомую…
– На Эдри, я уже рассказал, – подтвердил Скрипач. – Только Эдри, сильно подозреваю, в жизни бы не додумалась до того, до чего додумалась Роберта Михайловна…
– Ит, берите стул и садитесь есть, – велела Ольшанская. Он кивнул, сходил в комнату за стулом и вскоре получил большую тарелку картошки, щедро сдобренной сливочным маслом, и три теплых блинчика.
– Судя по всему, нам предстоит в ближайшем обозримом будущем работать в одной области, – вещал Скрипач, сидя верхом на табуретке. – По крайней мере, в данный момент корреляция прослеживается, и мне кажется, что в этом всем действительно есть смысл.
– Скрипач, поймите, я – теоретик. И нас таких всего лишь трое. – Ольшанская налила себе чаю, зачерпнула ложечкой варенья. – По словам… некоторых компетентных людей, нас держат в институте исключительно из милости. Я, конечно, человек сильный, – снова тот острый и беспощадный взгляд, который запомнился Иту еще по докладу, – но при этом не железный. Не знаю, сколько я еще выдержу, прежде чем сдамся, уйду отсюда и наймусь мыть полы в ближайшем гастрономе.
– Объясните, пожалуйста, о чем вы говорите, – попросил Ит.
– Спать надо меньше, – усмехнулся Скрипач. – Роберта Михайловна, вы можете в общих чертах рассказать ему то, что рассказали мне? Только очень вас прошу, сделайте это сами – мне бы хотелось, чтобы он услышал это именно от вас.
– Хорошо, – пожала плечами Ольшанская. – Уже почти двенадцать лет я занимаюсь поиском закономерности в расположении площадок, на которые прибывают так называемые гости, – начала она. – Закономерностей физических, математических и логических. По моему убеждению, эти площадки образуют некую систему, своеобразную сеть, в которой каждая площадка является одним из углов гекса…
Ит перестал жевать. Поднял на Ольшанскую удивленный взгляд, с трудом проглотил кусок картошки и потребовал:
– Продолжайте!
– Продолжаю. Гексы имеют разный размер и находятся под разными углами относительно наклона земной оси и магнитных полюсов Земли. Они расположены не по поверхности планеты, а пронизывают ее всю, насквозь. Точки выхода – лишь видимая область. Подозреваю, что и там, под нами… иногда могут появляться гости. Хотя это недоказуемо. Равно как и то, что, зная координаты трех точек гекса, можно вычислить остальные.
– А как вычислить то, что точки взаимосвязаны? – спросил Ит.
– Во-первых, по частотному ответу. Большинство известных точек реагирует на определенную частоту, это факт давно установленный и проверенный. Согласно моей теории, точки, принадлежащие одному гексу, будут отвечать идентично. Например, площадка в Домодедове реагирует на 15 герц. Если она – часть гекса, то должны существовать еще пять точек, отвечающих на 15 герц, причем точно так же, как она. Дальше. По моим опять же выкладкам, точки не статичны, они имеют так называемую пульсацию.
– То есть?
– Точки, принадлежащие одному гексу, будут пульсировать по-разному, но в их пульсации должна присутствовать закономерность, – объяснила Ольшанская. – А гости, если я правильно ухватила суть этого процесса, появляются именно в момент пульса…
– Что вы имеете в виду под пульсом? – Ит уже знал ответ, но ему сейчас было необходимо услышать ответ от этой некрасивой женщины, сидящей перед ними с чашкой чая в руке.
– Инфразвуковые колебания, конечно же, – ответила та.
– Сдаюсь. – Ит поставил тарелку на подоконник. – Вот это да.
– Что вы этим хотите сказать? – растерялась Ольшанская.
– Что вы абсолютно правы. – Ит покачал головой. – И что ваши начальники – идиоты и придурки. Роберта Михайловна, то, что вы описываете, – это по сути дела Сеть, с которой работает Контроль. Это ментально-энергетическое построение, действительно очень сложно устроенная система, в которой, если разобраться, живет большая часть разумных существ во Вселенной. Только в вашем случае эта сеть не глобальная, а локальная, она словно бы спрессована до размеров одной планеты. В настоящей Сети расстояния между вершинами гексов исчисляются сотнями и тысячами световых лет, а сами гексы в большей степени логические построения, нежели чем физические. У нас они называются сиурами. Но все остальное – верно. Оно не просто имеет право на существование, оно… оно так и должно быть.
– Мне никто не даст это проверить. – Ольшанская опустила голову, Ит заметил, что она тут же утратила к разговору интерес. – Это чистой воды теория, ничего больше.
– Почему? – Скрипач удивленно уставился на нее.
– Да потому, что для проверки нужно посетить сотни, если не тысячи, площадок прибытия, а кто даст на это деньги, и кому вообще нужны эти исследования? Вы представляете себе… например, у меня на данный момент рассчитаны три теоретических гекса. Знаете, где находятся точки самого изученного из них? Первая – под Стокгольмом, вторая – рядом с Казанью, третья – неподалеку от Ашхабада, четвертая – в Саудовской Аравии, рядом с Мединой, пятая – в Ливии, а шестая, последняя, – во Франции. Вы представляете себе, сколько средств потребуется для проверки хотя бы одного этого гекса? А их десятки тысяч. Кто оплатит нашей группе переезды с места на место, откуда возьмется оборудование, как…
Она осеклась, сбилась. Подняла глаза и с вызовом, но в то же время немного виновато, посмотрела на Ита.
– Например, точка во Франции, – сказала она совсем тихо. – Два раза в год научное мировое сообщество закатывает там конференции. Все красиво, все замечательно, профессура с женами в бархате, академические мелкие дрязги и три недели докладов, в которых ничего нового. Переливают из пустого в порожнее. Федор Васильевич, да простит он мне эти слова, два раза в год туда, считай, отдыхать ездит. Но меня туда кто пустит? Кому я нужна?..
Ит вдруг с удивлением понял, что, во-первых, она гораздо моложе, чем ему на первый взгляд показалось, а во-вторых, что она действительно держится из последних сил. Он вгляделся внимательно и ощутил, как в душе волной поднимается сочувствие к этой странной упрямой женщине. Темно-русые коротко стриженные волосы, пронизанные ранней сединой, высокий лоб, вздернутый нос, маленькие серые глаза, тонкие, сейчас сжатые в нитку, губы…
– Роберта Михайловна, простите за нескромный вопрос, – осторожно начал он. – Сколько вам лет?
– Тридцать шесть. – Она подняла голову и с вызовом посмотрела на Ита. – И мне до сих пор не дали защитить кандидатскую. И не дадут. И докторскую не дадут, если до этого дойдет, конечно. Накидают черных шаров, и вся недолга.
Ит коротко взглянул на Скрипача. Тот кивнул.
– Первый закон Линца, – в пространство произнес Ит.
– Что? – недоуменно спросила Ольшанская.
– Случайностей не бывает, – объяснил Ит. – Роберта Михайловна, мы… мы поможем вам, насколько это будет возможно.
– Каким образом?
– Подумаем. – Скрипач поднял глаза к потолку. – Для начала нам нужно будет ознакомиться с тем, что вы делали и делаете. И еще… Скажите, есть, к примеру, реестр площадок, с которых кто-нибудь снимал частотные колебания? Карта, схемы, список, что угодно?
– Поскольку теория спорная, официального реестра нет. Тот же «шельмах»… вы знаете, что такое «шельмах»?
– Видели, – кивнул Скрипач. – Если я правильно понимаю, это низкочастотный генератор.
– Верно. Так вот, о том же «шельмахе» до сих пор спорят – правомерно ли его использование и можно ли считать его показания справедливыми. Моя группа, между прочим, дорабатывала этот прибор. – Ольшанская хмыкнула. – Георгий Шельмах, его создатель, допустил несколько промашек, и мы…
– Подождите, а гости?.. – Ит уже совершенно забыл и про тарелку с картошкой и про то, что ему вообще-то раньше хотелось спать.
– Вот по гостям карта есть. И реестр есть. Но это дебри. Дикие глухие дебри, в которых сам черт ногу сломит, – предупредила Ольшанская.
– Разберемся, – уверенно произнес Скрипач. – Обязательно разберемся. И нас, Роберта Михайловна, они послушают. Еще как послушают. А заодно послушают вас, обещаю.
Ольшанская печально усмехнулась.
– Не торопитесь с такими заявлениями, – попросила она. – Вы не знаете, с кем имеете дело…
– Это вы пока не знаете, с кем имеете дело, – парировал Скрипач. – Ит, ешь давай! Небось уже остыло все.
– Дайте разогрею. – Ольшанская встала. – Мужчины – совершенно беспомощные существа. Папа, когда был жив, мог, по-моему, питаться одним хлебом, если прямо ему под нос кто-нибудь не ставил суп.
Она забрала у Ита тарелку, переложила картошку обратно на сковородку и зажгла газ.
* * *
Выздоравливал Ит, против собственных ожиданий, медленно, почти всю зиму – видимо, все-таки сказывалась и прошлая травма, и кома, и приступы, вызванные опухолью. Лечиться пришлось в общей сложности почти полтора месяца, но времени он не терял. Раз нельзя заниматься тем, что требует физической активности, можно делать что-то другое – например, читать. И он читал – все, что могло иметь отношение к делу. Работы Ольшанской и ее группы вызвали у него восхищение и одновременно – горест-ное недоумение. Почему, ради всего святого, в этом идиотском мире не прислушиваются к тому, что говорит Роберта и подобные ей люди? Перерыв гору научных изданий, всяческих академических вестников и прочего, он обнаружил, что есть еще несколько ученых, тоже молодых, как и Ольшанская, и тоже работавших в похожих направлениях, – но все равно теория Роберты была ближе всех к истине. Ит видел – женщина действительно сумела вычислить закономерность, по которой выстраивались местные аналоги сиуров. Да, она не увидела множества других вещей, которые для Ита и Скрипача были явлениями само собой разумеющимися (например, связки между гексами или углы поворотов гексов относительно друг друга, а также корреляцию их размеров), но она сумела уловить и понять главное – суть явления.
По сути дела, эти полтора месяца они только и делали, что читали и собирали информацию – всю, до которой получалось дотянуться. Скрипач мотался по городским библиотекам, притаскивая домой горы книг, а Ит читал, сидя дома или, когда погода позволяла, выбираясь во внутренний двор высотки. По вечерам иногда выходили немного прогуляться или вдвоем, или вместе с Робертой, которая вскоре превратилась для них в Берту, но все равно – только на «вы», и никаких вольностей – и обсуждали, обсуждали, обсуждали…
Ит вскоре перестал удивляться этой странной московской «зиме», с облетевшими на пару месяцев деревьями и с не менее удивительным, чем сама зима, Новым годом, на который всем аспирантским этажом сначала наряжали худосочную пыльную пальму, а потом праздновали, выставив в коридоре столы с нехитрой снедью. Это было забавно, весело и вызывало какие-то непонятные чувства – недоумение и умиление одновременно.
Изредка они заходили к Ольшанской, но Ита она из своей квартиры гнала нещадно.
«У меня очень пыльно, – предупредила она, когда они зашли в первый раз. – Очень пыльно. С пневмонией лучше ко мне не ходить».
То, что будет пыльно, они уже поняли, но когда увидели, что творится у Ольшанской дома, оторопели – такого они не ожидали. Вся квартира, точно такая же крошечная, как и у них, была от пола до потолка завалена книгами, картами, какими-то схемами, журналами… Повсюду лежали кипы бумаг, кроки, расчеты. Свободного пространства в квартире не оказалось вообще, если не считать подоконника на кухне, сиротливой табуретки да дивана, отгороженного старой шаткой китайской ширмой.
– Да, Берта, это серьезно, – со смехом сказал тогда Скрипач. – Жаль, что у нас нет столько времени. Мы бы свою квартиру точно так же уделали.
В принципе они уже двигались в нужном направлении – книг с каждым днем становилось все больше, они уже погребли под собой вторую кровать, подоконник и письменный стол. От окончательного захламления удерживало лишь то, что Ит болел и, увы, ему в подобном помещении находиться было просто нельзя.
Пневмония трепала его долго, антибиотики пришлось менять три раза, пока не подобрали те, что начали действовать. Приступы тоже стали приходить чаще – видимо, сказывалось то, что Ит из-за постоянной температуры и слабости был вынужден большую часть суток лежать. Роберта, впервые увидев, что с ним, испугалась и предложила вызвать «Скорую», Скрипач, конечно, отказался, быстро снял приступ сам, а потом, поймав Ольшанскую после заседания кафедры, объяснил ей, что, по сути дела, единственный способ по-настоящему помочь им двоим – это продолжать работу, которую она делает. Тут его не вылечат. Он хорошо держится и продержится еще какое-то время, но помочь ему возможно только дома, а без ее разработок вернуться шансов нет. Ольшанская вроде бы все поняла, но попросила на всякий случай не запирать на ночь дверь в квартиру – чтобы она, если понадобится, могла войти или позвать на помощь. Скрипач объяснил, что они и так не закрывают…
С наступлением весны, однако, все пошло на лад. Ит практически выздоровел. Кашель прошел, слабость тоже канула в небытие, приступы почти прекратились, и с каждым днем он чувствовал себя все лучше. Скрипач, посмотрев на это дело, предложил начать тренироваться, и Ит этому предложению очень обрадовался – тело стосковалось по движению, по нагрузке.
Сначала стали потихоньку бегать, постепенно наращивая темп и расстояние. Потом – нашли несколько тихих мест, в которых можно было заниматься более серьезными вещами, типа простейших спаррингов. Дальше – больше. Пару-тройку ночей в неделю они стали отводить под тренировки иного толка, уже профессиональные – и хорошо, что никто не увидел, что они творили, пренебрегая какой бы то ни было страховкой, на стене высотки, погруженной в тень. Маловероятно, что кого-то обрадовало бы зрелище падающей вдоль отвесной стены человеческой фигуры, которая в какой-то момент непостижимым образом останавливалась там, где, казалось, не было ни единого выступа, за который можно как-то зацепиться, или другой фигуры, стоящей не просто на руках, нет, на пальцах на самом краю крыши…
До формы было, конечно, еще очень далеко, но некое подобие уже присутствовало. Тот же ускоренный режим теперь не вызывал никаких проблем, те же личины снимались запросто, без напряжения, а трое суток «на щелчке» воспринимались как нечто само собой разумеющееся, а не как сверхнагрузка, после которой нужно потом сутки отлеживаться.
Сложнее всего пришлось с Федором Васильевичем. В первый месяц, самый тяжелый, когда работа только началась, а Ит разболелся не на шутку, Федор Васильевич часто высказывал недовольство всем подряд. И тем, что они сошлись с Ольшанской, и тем, что Ит, вместо того чтобы лечь в больницу, целыми днями читает, и тем, что Скрипач, вместо того чтобы поработать с его группой, до сих пор занимается проектами для Ространса и Минздрава. Однако позже все тоже утряслось и стало налаживаться. Несколько вечеров ушло на то, чтобы убедить Томанова, что проект Ольшанской – не ересь и не околонаучный бред, потом почти месяц разбирали выкладки, и в результате, к вящему удивлению Роберты, ее группа вдруг получила первую порцию финансирования, да еще и три продовольственных заказа в придачу. Скрипач подсуетился, сходил тихонечко к нужным людям – и Роберта впервые в жизни поехала в командировку вместе с группой, снимать с трех расположенных вокруг Москвы точек частотные характеристики. Откуда-то выплыло новое оборудование, которое получила группа, потом снова пришли деньги – и уже в большем количестве, чем в первый раз. Ит и Скрипач понимающе пересмеивались, глядя на ее удивление. Что греха таить, они, конечно, приложили к этому руку, а дальше все пошло само собой, уже практически без их помощи. Роберта расцвела – приосанилась, стала чаще и свободнее улыбаться и даже попробовала как-то привести в порядок свою квартирку, вот только времени для этого у нее теперь совершенно не оставалось.
Практически сразу после того, как появилось финансирование и ресурсы, у группы Ольшанской, по словам Федора Васильевича, «пошел результат». На конференцию во Францию ее, конечно, не пригласили, но Федор Васильевич привез ей с этой конференции дополнительные материалы, которые, после проверки, подтвердили еще одну часть ее выкладок.
Наступило лето. И вместе с ним предстоял новый виток работы, который, собственно, подразумевался изначально.
От теории следовало потихоньку переходить к практике.
Назад: 06
Дальше: 08