Ри сидел неподвижно, уставившись в пустоту остановившимся бессмысленным взглядом. В пустоте этой не было ничего, но осознать это ничего оказалось труднее, чем даже события прошедших шести часов.

Позади него стояли две капсулы с телами.

И самым страшным было то, что ответом на вопросы, на все вопросы, на которые они не могли найти до сих пор, были как раз эти две капсулы.

Вот только от этого делалось невообразимо плохо в душе.

Больно, страшно, отвратительно.

Но если другого выхода действительно нет?

Плохо, когда мир выворачивают наизнанку. Но гораздо хуже, когда наизнанку предстоит вывернуть свою собственную душу.

…Скрипач позвонил с дороги и звенящим от напряжения голосом приказал выйти к подъезду, а с собой взять или покрывало с кровати, или одеяло, что угодно. Или просто тряпку. Зачем? Замотать голову. На вопрос «что случилось» он отвечать категорически отказался. Позже Ри понял почему.

Ита они втащили в квартиру вдвоём, стараясь, по возможности, не запачкать пол в коридоре. У него из носа шла кровь, да так, что Ри испугался, увидев это, не меньше, чем Скрипач. Ит был в полном сознании, но говорить не мог, только озирался по сторонам, и вид имел какой-то полубезумный – это больше всего и напугало Скрипача.

Час останавливали кровь. Потом Ит кое-как собрался с силами и попросил обезболивающее.

– Да что произошло?! – орать в доме с тонкими стенами они не могли, поэтому Скрипач орал шёпотом. – Говори, давай!

– Не могу… голова… – Ит лежал на диванчике в кухне, прижимая к переносице полотенце, в которое они завернули собранный на подоконнике снег. – Сколько времени?

– Семь вечера.

– Заправь машину… – Каждое слово давалось ему с огромным трудом.

– Зачем? – Скрипач в отчаянии оглянулся, ища поддержки у Ри.

– Надо… через три часа выехать…

– Куда выехать?!

Ит не ответил.

Часов в восемь он кое-как собрался, да и таблетки, видимо, начали действовать. Он рассказал им, что видел, – всё. И про голоса, и про картины непонятно откуда, и про двоих чудиков в ванне.

Разумеется, Ри воспринял этот рассказ скептически.

Скрипач, впрочем, тоже.

– Больше смахивает на какой-то бред, – Ри задумался. – И потом, они ведь не сказали, зачем надо туда ехать?

– Нет, – согласился Ит. – Но… может быть, они хотят, чтобы вы с ними тоже встретились?

– Вот спасибо, – саркастически усмехнулся Скрипач. – Чтобы мы такие красивые стали, как ты? Ай, молодцы. Нет, ты, конечно, что-то этакое видел, но мне кажется, что ехать туда не нужно.

– Мне тоже так кажется, – согласился Ри.

– А что, от нас убудет, если мы съездим? – спросил Ит. – Ребята, пожалуйста. Я вас очень прошу…

– …уважьте волю умирающего, – поддакнул Скрипач. – Всего-то дел, смотаться за город, на машине, ночью, в пургу. Фигня вопрос!

– Рыжий, это действительно важно! Ну хоть раз в жизни меня послушайтесь!!!

– А кого мы последние годы слушаемся, вообще не переставая? – Ри, облокотившись о кухонный стол, вертел в руках пирожок. – Не тебя ли?

Ит сник. Положил полотенце на стол, сел, опустив тяжёлую голову на руки; плечи его поникли, спина сгорбилась.

– Может быть, я и ошибаюсь, – произнёс он беззвучно. – Может, ты сейчас прав. Да, вы меня послушались. Ничего хорошего из этого не вышло, ведь так? Ри, не возражай, и ты, Рыжий, тоже… я хочу хотя бы попробовать исправить. И они, эти двое…

– Они тебя чуть не убили, – жёстко возразил Скрипач. – Они же сами сказали, что ещё минута разговора, и ты бы…

– Сдох, – мрачно подтвердил Ит. – Вернее, покинул бы физическое тело.

– Хрен редьки не слаще. И ты предлагаешь слушаться их? – Скрипач выпрямился, осуждающе посмотрел на Ита.

– Я предлагаю посмотреть на то, о чём они говорили, – Ит поднял голову. Взгляд его стал умоляющим, несчастным. – Ну давайте попробуем, пожалуйста! Скорее всего, там вообще ничего не будет, потому что эти существа… доверия не заслуживают. Но…

– Знаешь, мы попробуем, но только с одной целью. Чтобы ты от нас отстал, – резюмировал Скрипач. – А сейчас я позвоню Павлу и скажу, что ты подвернул ногу. Пусть хоть оборётся, но завтра мы однозначно сидим дома. Причём все.

Стемнело ещё в шесть, и Скрипач, который сел за руль, ругался в результате на все корки – его вполне можно было понять. Мало того, что больше часа снова простояли в пробке. Мало того, что пришлось заезжать на заправку и стоять там получасовую очередь. Так ещё и правое переднее колесо начало спускать, и они провозились минут двадцать, ставя запаску.

– С тобой свяжешься – чокнешься, – ворчал он. – Учти, это в последний раз. Слышал?! Я тебя спрашиваю, слышал?!

– Слышал, слышал, – безучастно отозвался Ит. – Хорошо. Последний так последний.

За городом машин почти не было, и они в результате добрались до места на полчаса раньше. Движок Скрипач глушить не стал, чтобы печка получше грела, и они сидели в кабине, поглядывая на мутную мглу за окнами.

– Спать хочется, – пожаловался Ри. – Что-то мне сегодня весь день хочется спать. На погоду, что ли?

– Наверное, – Скрипач зевнул. – Так, может, поспим? Полчаса же есть?

– Есть, – подтвердил Ит. Ему спать не хотелось совершенно, наоборот, в голове была какая-то стеклянная ясность, а мир выглядел ярче, гораздо ярче, чем он привык видеть. – Вы поспите, а я покараулю.

– Карауль, – милостиво разрешил Скрипач, натягивая капюшон куртки на голову. Он откинул сиденье, лег на бок, сунул под щёку ладонь. – Если что, разбудишь. А если ничего, то через час разбуди, и домой поедем.

Ри кое-как устроился на заднем сиденье: места там для него было маловато, и хуже всего дело обстояло с ногами – при его росте, почти метр девяносто, устроить ноги в тесном пространстве кабины было сложновато. Но он всё равно кое-как улёгся и через пять минут тоже спал.

Ит сидел неподвижно, глядя на своё отражение в стекле.

«Ничего не понимаю, – думал он. – Может быть, действительно зря? А что тогда не зря? Господи, придётся мне снова у тебя просить… наверное… только что-то я боюсь просить… после Фишки… боюсь и не хочу».

Он чувствовал себя, как щепка в водовороте, и, кажется, постепенно переставал понимать смысл всего, что происходило с ними.

Сначала щепка была частью дерева, большого, красивого, старого. Потом из дерева сделали, к примеру, шкаф – и щепка долго была частью этого шкафа. Частью некоего целого, к которому десятилетиями принадлежала.

А потом…

Потом пришёл кто-то, взял топор и разрубил этот шкаф на мелкие кусочки. На эти самые щепки.

Ну и смысл?

Да, вполне можно посокрушаться – и про могучее дерево, и про добротный старый шкаф. Например, про тот, что остался в высотке на Котельнической, дома. Красивый старый шкаф, с инкрустацией на дверках, полированный, дивного медового оттенка, пахнущий духами и лавандой; а на дверке-то было большое, с фаской, зеркало, и когда на праздники Берта доставала из шкафа какое-нибудь платье, она всегда вешала плечики с этим платьем на дверку, и от платья разливался во все стороны запах, от которого у него внутри словно бы становилось теплее… Её запах – запах родного тела; запах мыла, лаванды, духов, праздника…

А теперь очнись, старый идиот, одёрнул он себя.

Всё.

Этого всего больше нет. Берта, слава создателю, на Окисте, и у неё есть реальный шанс выжить. Не просто выжить, а полностью поправиться. Что станется с вами троими, ещё большой вопрос. И совсем уж непонятно, что будет с тобой самим. Потому что… да потому что ты, согласись, теряешь нить происходящего. Тебя несёт – ты плывешь. Ты ни за что не отвечаешь, правильно сказали тогда Мотыльки. У тебя нет вариантов, как не может щепка самостоятельно выбраться из водоворота. Только если случится чудо и кто-то вытащит. Впрочем, если мыслить так, как сейчас, – уже вытащили.

Точнее – перебросили из одного водоворота в другой.

Как же хорошо быть тупым и вообще ни про что не думать!

Как хорошо иногда просто плыть по течению и радоваться всякой фигне – новой куртке, пирожкам с капустой, повышению зарплаты, просто хорошей погоде!..

Насколько легче жить на свете идиотам, которые вообще не умеют задумываться дальше чем про завтрашний день и которые огорчаются раз десять за всю жизнь, да и то, огорчение это проходит столь же быстро, как и приходит.

Чем щепка в водовороте отличается от идиота?

Он беззвучно засмеялся и покрутил пальцем у виска.

А от сумасшедшего она чем отличается?..

За окном был снег, густой, плотный, стекло уже почти засыпало. Машина, наверное, со стороны выглядит как маленький сугроб… или не такой уж и маленький. Он включил «дворники» – на стекле образовались две полукруглые промоины, в которых ничего не было видно.

Видимо, они всё-таки зря поехали. Без пяти полночь, а ничего нет. Видимо, и не будет…

Если я ни за что не отвечаю, то для чего мне тогда оставлена эта способность – мыслить? Да, не отвечаю. Но ведь это не значит, что я не существую вовсе, это значит всего лишь, что я попал в безвыходные обстоятельства, которые…

…которые сам же и создал, надо сказать.

В темноте перед ветровым стеклом машины что-то мелькнуло. Ит дёрнулся, вгляделся. Да, определённо, там что-то только что пролетело, причём не над дорогой, а в поле, по крайней мере, с той стороны, в которой было поле.

Он толкнул Скрипача в бок.

– Чего тебе? – недовольно спросил тот.

– Там что-то есть.

– Что есть? – проворчал Ри с заднего сиденья.

– Рыжий, включи фары, – попросил Ит. – И разверни машину.

– Что ты видел?

– Не знаю я, что! Темное что-то. И довольно большое.

– И?..

– Ри, я не знаю! – взорвался Ит. – Рыжий, ты машину развернёшь сегодня или нет?!

Скрипач неохотно снял «ЗИЛ» с ручника и принялся осторожно маневрировать. Больше всего он боялся, что «Люся» улетит с дороги в кювет. Тогда – пиши, пропало, без трактора не вытащить.

– Блин, – севшим голосом произнёс Ри, когда свет фар вдруг мазнул по предмету, который находился в поле. – Вы это тоже видите?..

Таких катеров Сэфес они не встречали ни разу. Никогда. Обычно катера тёмно-серые, от шести до восемнадцати метров длиной, высотой метра три и выглядят весьма мирно.

Катер, который висел над землёй невдалеке от машины, был длиной метров сорок, не меньше, и высотой – почти пять, как определил на взгляд Ри. Угольно-чёрный, он выглядел сейчас как провал в пустоту в завихрениях снега, подсвеченного фарами, и производил впечатление, с одной стороны, зловещее, а с другой – настолько тяжёлое и гнетущее, что от него хотелось бежать сломя голову куда подальше.

И всё же это был именно катер Контролирующих Мадженты – все они столько лет проработали бок о бок с Контролем, что ошибиться не могли.

Хотя бы потому, что Сеть обманывать не умела.

– Это как? – растерянно произнёс Скрипач.

Ит подумал, что ему, наверное, надо бы возгордиться от ощущения собственной правоты, только вот гордости не было, а была лишь глухая тёмная тоска.

– Не знаю. Но они не соврали… эти… в ванне.

– Пошли, посмотрим? – первым предложил Ри.

– Не хочется, – Скрипача передёрнуло. – Но надо. Ит?

– А что – «Ит»?.. Глуши мотор. Фары только оставь, а то не найдём, куда потом обратно.

Снега было по пояс, он мгновенно набился везде, где только можно, – в ботинки, в рукава. До катера оказалось метров пятьдесят, и свет фар «ЗИЛа» тонул в метели, был едва виден. Так, еле различимое светлое пятнышко в пурге.

Дойдя до катера первым, Ри остановился и, секунду поколебавшись, положил руку на его бок, отдавая приказ открыть вход. На особый успех он не рассчитывал, но тому, что поверхность тут же потекла вниз, не удивился.

…Тот катер, который отобрала Официальная и после передала Контролю, тоже его слушался. Точнее, слушался их троих. А вот простые люди могли сколь угодно долго пробовать катеру что-то приказать. Безрезультатно. Видимо, потому что приказывающие к Контролю отношения не имели…

– Давайте сюда! – крикнул Ри. Снег глушил голос. – Я открыл!..

– Лучше бы ты этого не делал, – проворчал Скрипач.

Втроём они поднялись по образовавшемуся пологому пандусу и вошли внутрь катера.

– О, боже… – беззвучно проговорил Ит. – Я так и знал.

Первое тело лежало метрах в трёх от них, скорчившись, неловко подвернув под себя руки. Второе оказалось подальше, лежало оно на спине – и самое плохое, что лицо было видно. Растрескавшаяся серо-бурая кожа, открытый в беззвучном вопле рот, голубоватые острые зубы, провалившиеся глазницы…

– Что это за раса? – первым пришёл в себя Ри. – Кто это такие?

– Не знаю, но мы о таких даже не слышали, – потрясённо ответил Ит.

Гигантские, больше трёх метров ростом трупы имели по четыре руки; черепа у них оказались продолговатыми, вытянутыми, а кожа при жизни, по всей видимости, была или зеленоватой, или серой. Понять что-то ещё не представлялось возможным – да, тела не разложились, но они были мумифицированы, ссохлись…

Оба погибших Сэфес (если это вообще были Сэфес, а не что-то иное), по всей видимости, были мертвы уже очень давно, но Ри, Ит и Скрипач поняли, что смерть застигла их, по всей видимости, во время поспешного бегства. Перед тем трупом, что лежал дальше, висела выгнутая светящаяся пластина, усыпанная незнакомыми символами, а перед вторым, на полу, валялось что-то, отдалённо напоминающее распавшуюся на фрагменты головоломку.

– Вот у ребят невезуха получилась, да? – сказал веселый голос. – Как не повезло им, зато как повезло вам.

– Комманна, обрети серьёзность, приличествующую моменту, – попросил второй голос. – Ибо все обосрались три раза от страха и впали в уныние, а ты всё веселишься.

– А чего мне грустить? – отозвался первый голос. – Моя грусть никого не вернёт, да и надо ли возвращать?

– Ой, надоело, хватит, – попросил второй голос. – Ну всё, поиграли. Так, Ри?

– Я слушаю, – Ри напрягся, поднял голову.

– В общем, это всё вам.

– Что нам?

– Ну хорошо, тебе. Это тебе. На всё про всё у тебя неделя. Умерли они, конечно, давно, но их Встречающие до сих пор живы и будут очень рады, если ты доставишь им экипаж в целости и… так, ладно. Твоя мысль правильная, о целости и сохранности речи нет.

– В общем, всё просто, – вмешался другой голос. – Отвозишь экипаж домой, и – оп-ляля, получаешь деньги на воссоздание, которым бредишь. Дошло?

– Вы мне что, предлагаете торговать мёртвыми Сэфес?! – возмутился Ри.

– Получить вознаграждение, – поправил голос. – Впрочем, без разницы. Не знаю. Ну да, можно сказать, что и торговать. А почему нет? Мир, в котором всё зиждется на деньгах, омерзительная штука… но на это приятно закрывать глаза, когда речь идёт не о тебе, а о чём-то ещё, верно?

– Если не хочешь, можешь отказаться, – сообщил другой голос равнодушно. – Подумай сам. Им уже всё равно. Их Встречающие, очень старые, давно потеряли надежду. Тебе не придётся просить у них деньги, они дадут сами – потому что тоже слишком хорошо знают мир, который зиждется на деньгах. Впрочем, если не хочешь, не надо. Мы вернём катер обратно, и пусть болтается в подпространстве до скончания веков. Там, где сейчас эти Сэфес, деньги им точно не понадобятся. Могилы, впрочем, тоже. Могилы нужны только тем, кто остался в живых…

Это был удар не просто ниже пояса – Ри вдруг понял, о чём с ним говорят.

А если бы…

Если бы вот так же было с Джесс?!

Если бы кто-то другой стоял рядом с её телом и решал, этично это или нет – вернуть ему тело, и этично ли будет, если он, Ри, даст этому кому-то денег за услугу…

Да я бы не только деньги, я бы всё отдал, даже если бы не просили, даже если бы отказывались, отворачивались и говорили, что не надо! Не взяли бы так, отдал бы иначе – да, именно потому, что я живу в мире, который зиждется на деньгах, и я привык к тому, что благодарность должна быть материальной. А если бы не взял тот, я бы пошёл и всё равно отдал бы – инвалидам, детям, не знаю кому…

Потому что в нашем мире всё – вот так.

Может быть, где-то есть место, где не так.

Но мы про него пока не знаем.

И сами создать не в состоянии… потому что для этого надо научиться мыслить иначе. Мы ещё не умеем.

Но всё равно, на душе отвратительно. До тошноты. Конечно, когда понимаешь такое – начинает тошнить.

От себя.

– Я согласен, – проговорил он медленно.

– О`кей, – протянул голос. – Значица, так. У тебя на всё про всё семь дней. Будешь отсутствовать тут дольше, будут неприятности.

– Что это за раса? – спросил до этого момента молчавший Скрипач.

– Какая тебе разница? – удивился голос.

– Просто интересно.

– По аналогии, собственно, практически ваша, – хмыкнул голос.

– Какая из двух?

– Это… ну, это такие люди, – пояснил голос. – Можешь называть их атлантами. Собственно, почему бы и нет, самоназвание значения не имеет.

– Когда они погибли? – тихо спросил Ит.

– А ты догадливый, – одобрил голос. – То, что вы назвали Реакцией Блэки, затронуло не только ваш конус. Не только вашу часть Круга. Она затронула всех. Их в том числе.

– Их много? – Ри напрягся.

– О, да, – заверил голос. – Очень много. В своей части Сферы их ничуть не меньше, чем людей. Красивая раса, но…

– Как я попаду туда? Катер способен на такие перемещения? – Ри всмотрелся в пластину. – С управлением я не знаком. Адаптация для людей вообще возможна? Или… просто не нужна?

– Я ж тебе говорил, что он умница, – обрадовался первый голос. – А ты сомневался. Да, возможна. Ваши Круги пересекаются, просто почти никто не проходит плоскости – в этом нет необходимости.

– Почему? – Ри нахмурился.

– Сам поймёшь. Ты же умный, – удовлетворённо заметил голос. – Вот что. Сейчас капсулируйте тела, потом вы двое – вон отсюда, а ты, Ри, – на старт.

– Но где я возьму материалы для воссоздания? – Ри внезапно понял, что вопросов у него всё равно больше, чем ответов. – А деньги?.. Их возможно перевести в наши энергоединицы или нет? А…

– Рот закрой, птичка залетит. На все вопросы есть ответы. Не стесняйся спрашивать – только не у нас, а у других. Мы всё равно не сумеем ответить на все, как ты понимаешь.

– Почему?

– А мы не знаем.

На то, чтобы договориться друг с другом, ушло полчаса. Павлу решили предложить версию про сломанную машину, которую Ри предстоит чинить.

– Ладно, это ерунда. Будем врать, что в голову придёт, авось получится. И потом, всего неделя, – Скрипач ободряюще улыбнулся. – Прорвёмся.

– Хотелось бы, – Ри до сих пор чувствовал себя обескураженным. – Ребята, если всё получится, что делать с…

– С материалами? Смотайся на Окист, пусть запускают блоки, – твёрдо сказал Ит. – Берта проследит.

– Ей будет не до того, – возразил Ри. – У неё через полгода вся эта ерунда с ногой.

– Значит, найми кого-нибудь. Марка того же самого, ему всё равно делать нечего, и он более чем в теме, – предложил Скрипач. – Заплати.

– Чем платить-то?

– Ри, посчитай, сколько нужно будет, и разберись сам, – попросил Ит. – Пожалуйста. Я знаю, тебе трудно самостоятельно принимать решения, но ты постарайся, ладно?

Ри покачал головой.

– Это раньше мне было трудно, – возразил он. – Сейчас всё потихоньку исправляется.

– Я заметил, – Ит был очень серьёзен. – Но если выбрали тебя, значит, тому была причина. Я верю, что ты справишься.

– И я тоже, – вставил Скрипач. Хлопнул Ри по плечу, улыбнулся. – Давай пирожки тебе на дорогу отдам, хочешь? Кинь мне от катера мостик до машины, чтобы через снег не лезть.

А вот за это большое спасибо, подумалось Ри. Потому что я в жизни не смог бы есть то, что синтезирует мне катер… в котором триста с лишним лет пролежали два трупа.

Очень хотелось посидеть и подумать, но размышлять было некогда – слишком много всего предстояло, слишком сложная была задача, да ещё и не одна. Сначала он вывел машину на орбиту, потом увёл к Луне, постепенно осваиваясь с управлением. Техника этой неведомой расы отличалась от техники Бардов или псевдотехники Сэфес. Катер явно строили кинестетики, но кинестетики какого-то особого, ни на что не похожего толка. В ответ на просьбу передать управление катер выдвинул из пола некое подобие ложемента четырёхметровой длины, на которое нужно было лечь и которое, как только он лёг, окутало непрозрачное поле. Через минуту до Ри дошло, что управление осуществляется волновыми импульсами, которые катер отлично «слышит», – это было даже проще, чем в том катере, который он водил. И тут же он понял, что с таким управлением нужно быть предельно осторожным, потому что машина реагировала на всё, что считала сознательной командой.

Через минуту Ри взмок, как после марафона. Управлять этим катером было примерно то же самое, что управлять гоночным велосипедом, умея кататься только на трёхколесном. Концентрация требовалась уже не предельная, а запредельная. Ри порадовался, что пространство тут совсем не освоено – увидь кто его манипуляции с катером, он сильно бы удивился.

Разобравшись с управлением, Ри вызвал координатную сетку и тут же понял – а ведь этот Контроль мыслил несколько иначе, чем тот, что был знаком ему. Да, сиуры были сиурами, да, всё вроде бы соответствовало привычным представлениям, но… он вдруг обнаружил, что проходить между точками тут можно не только по принципу узлов или противофаз, но и по принципу, который Ри про себя тут же окрестил «схлопывание». Принцип заключался в наложении идентичных структур.

Ри поражённо замер.

Вот это да!

Дорога, на которую он планировал убить дня четыре, при использовании этого принципа займёт… меньше суток. Два идентичных сиура Сеть во время прохода может видеть, как один. Она их просто складывает, как два листа прозрачной бумаги, на которых одинаковая картинка, а после разнимает, и… Дальше – смена узла, потом… Да, ещё пара таких же проходов, и он уже в другой галактике.

Ри лежал на ложементе, тупо глядя в эту схему, и ощущал, что на глаза помимо воли наворачиваются слёзы.

Мир, к которому он привык, который заключался в бдении у могилы да поездках с туристами по городу, вдруг раздвинулся до каких-то неимоверных размеров, словно перед ним, Ри, подняли занавес, а до того он стоял, уткнувшись лицом в пыльную ткань, и даже думать не смел, что кроме этой ткани что-то вообще существует.

– Я иду, Джесс, – прошептал он. – Где бы ты ни была, я иду. Потерпи. Я скоро.

Они возвращались домой в гробовом молчании, лишь около дома, когда ставили машину, Скрипач попросил посильнее хлопнуть дверкой, потому что от мороза её заедает.

Прошли в квартиру. Ит поставил греться воду, а Рыжий, не раздеваясь, прошёл в комнату и ничком лёг на диван. Минут через десять Ит позвал – иди, мол, вскипел чайник, но Скрипач ничего не ответил. Тогда Ит налил в чашки чаю и пошёл с этими чашками в комнату. Поставил на стол, сел рядом со Скрипачом и погладил по плечу.

– Ну ладно тебе, – попросил он. – Ну…

– Как? – Скрипач сел, запустил руки в волосы. – Ит, как?! Как это возможно всё вообще?

– Что именно?

– Ит, так не бывает! Понимаешь!.. Не бывает, чтобы бесплатно, просто так, кто-то взял и сдал чёрт-те кому катер Сэфес, да ещё с погибшим экипажем на борту!.. Не бывает, и ты это знаешь не хуже меня!!!

– Не бывает, – согласился Ит. – Но ведь есть.

– Ит, кто они такие, эти ублюдки в ванне?

– Они сказали, что они Сихес, – Ит пожал плечами.

– И ты в это поверил? – сардонически усмехнулся Скрипач. – Очнись. Это сказка, которую рассказывают одни Сэфес другим, чтобы умирать страшно не было. Потому что ты сам великолепно знаешь, что их не существует.

– Ну тогда Бога тоже не существует, – справедливо возразил Ит. – Его тоже никто не видел. Если это не Сихес, то кто это тогда? Кто вообще способен пригнать сюда такой катер?

– Ой, не знаю, – протянул Скрипач. – Но во что-то мы влезли. По уши. Бедная Берта!.. Если после этого мероприятия ей будет что хоронить…

– Перестань! – рявкнул Ит. – Прекрати это всё! Будет, не бойся. И это были действительно Сихес. Или какие-нибудь чокнутые старые Сэфес. Такое тебе в голову не приходило?

– Родной, учителя так не выглядят, – возразил Скрипач. – Они просто старенькие обычно. И почти полностью потерявшие связь с физическим телом. Которое таскают за собой по привычке, забывая кормить, класть спать, и…

– А почему я так себя чувствую? – прищурился Ит.

– Как? – нахмурился Скрипач.

– Я… – Ит осёкся. Он не мог объяснить, как.

Пространство вокруг словно бы слабенько отливало золотом, а предметы, все предметы стали… полупрозрачными? Словно для него переставали существовать стены как таковые. Любые стены. Например, он видел, как кипит вода в чайнике; видел через стену дома едущую машину и неподвижные кусты заметённой снегом сирени; видел сквозь мутную стенку шкафа стопки белья и одеяла; видел, как проходит провод в толще бетона; видел, как под полом квартиры в подвале возятся мыши…

– Не знаю, – ответил он. – Может, утром пройдёт.

– Что именно пройдёт? – с подозрением поинтересовался Скрипач.

– Не знаю… – потерянно повторил Ит.

Скорее всего, он чувствовал себя так же, как пару часов назад почувствовал себя Ри: словно перед ним подняли занавес, и за ним оказалась вовсе не кирпичная кладка, как он ожидал, а гигантское пространство – леса, поля, реки, горы, море…

– Да что с тобой? – с отчаянием в голосе спросил Скрипач.

– Всё в порядке, – Ит нашёл силы улыбнуться, и это, против ожидания, получилось неожиданно легко. – Давай пить чай и спать. А завтра поедем работать. Не бойся, справимся.

– Справился один такой.

– Мы – справимся. Теперь главное, чтобы справился Ри.

Едва увидев конечную точку своего маршрута, Ри понял, что ни о какой высадке не может быть и речи. Хотя бы потому, что сила тяжести на этой планете оказалась в восемь раз больше, чем способно было перенести его тело. Он вывел катер на орбиту, послал вызов – на всеобщем, стандартное приветствие, ноту – и стал ждать ответа. Внизу, под ним, плыл чужой мир, совершенно чужой. Мир, в который никогда не попадёт существо, которое называет себя человеком. Просто потому, что этот мир и это существо – несовместимы.

С помощью катера можно было посмотреть, что там, внизу, и он принялся смотреть: что-то невообразимое, совершенно алогичное и незнакомое. Но потом он увидел среди панорамы неведомого мира нечто, заставившее его сердце биться сильнее. Там, среди высоких гор, среди морей, в которых плескалась вовсе не вода; там, мимо чужих городов, выстроенных по каким-то неизвестным принципам, не соотносящимся с известной ему логикой, шла… ярко-изумрудная линия полосы Транспортной Сети. Ри приблизил изображение – да, это была именно полоса, мало того, если увеличить картинку, то можно разглядеть, как по этой полосе движется огромный, размером с двадцатиэтажный дом, механизм – такое он видел впервые и пребывал в уверенности, что транспортники такие машины не используют… ну да, поправил он себя. Они их и не используют – с нами. А вот с другими – запросто.

…Это совсем иное небо, под которым властвуют иные законы; но ведь я пришёл сюда, а это значит, что у нас с ними есть что-то общее, должно быть. Письменность, речь, какие-то понятия. Хоть что-то. И потом, один момент…

Сфера.

Ри отлично знал закон о том, что существует Круг, и этот Круг дробится на двенадцать секторов. Каждый сектор – это некая разумная раса, и все эти расы в Круге сосуществуют по ряду законов. Например, по закону совпадения физических параметров рас, расположенных в Круге друг напротив друга. Рауф и Люди. Нэгаши и Когни. Луури и Зивы. И ещё три пары – противофаза.

Но дело в том, что Круг – вовсе не один.

Их бесчисленное множество.

Если представить себе шар и сделать Круг одним из его сечений, а потом взять этот Круг и сдвинуть его, вращая по оси, хотя бы на тысячную долю градуса, это будет…

Правильно.

Это будет уже другой Круг. И расы в нём будут пусть и похожие (может быть, похожие), но тоже другие.

Весь Контроль, наш Контроль, всю свою работу основывает на том, что включает в Сеть миры только своего Круга. Таенн, доброй ему памяти, в своё время рассказывал, что, например, в одной планетной системе могут сосуществовать точки двух, а то и трёх сиуров – вот только две из них принадлежат иной части Сферы, поэтому Контроль их не трогает… потому что их трогает какой-то другой Контроль. Совсем другой.

Ещё он знал, что Контролирующим отлично известно про этот принцип, но его, скажем так, замалчивают и не обсуждают – вообще нигде. Есть миры, пригодные для обитания наших рас. А есть такие, к которым и приближаться не следует. Максимум – изучать издали.

Прецеденты столкновений с «другими» были. И ничем хорошим они чаще всего не кончались. Ри задумался. Ну да, то же «Дело Ангабара», лет этак двести пятьдесят тому как… Старый, раздутый до неимоверных размеров по территориальному принципу конгломерат Ангабар в один прекрасный день… просто исчез. Весь. Полностью. То есть как исчез. Остались на своём месте звёзды. Остались планеты. Выжженные, пустые, без атмосфер, без признаков жизни – но остались, и баланс в системе оказался поэтому не нарушен. Пропала вся разумная жизнь. И неразумная тоже. Любая. Не уцелел никто, вообще никто – и произошло это, согласно внешним данным, за временной интервал, равный одной миллионной доли секунды.

Тогда ещё слишком свежа была память о Реакции Блэки, и, конечно, на уши встали все. И Официальная, и Контроль, и чёрт-те кто ещё. Началось расследование, которое свернули через десять дней – по просьбе Контроля, который вдруг ни с того ни с сего стал требовать, чтобы дело закрыли.

Как – закрыли?!

С ума сошли?!

Восемьсот с лишним планет, триста миллиардов разумных – и закрыть?

Да, закрыть.

Но хотя бы что там произошло, скажите?!

Мы не можем объяснить. Просто закройте дело и не приближайтесь к этому сектору чем дольше, тем лучше.

Тем, собственно, дело тогда и кончилось.

Таенн за рюмкой чая объяснял, что Ангабар, судя по всему, то ли столкнулся, то ли намеренно начал вызывать на конфликт один из миров другого сектора, расположенного либо на его территории, либо поблизости. Может быть, Ангабар попросил соседей «подвинуться». Может быть, начал провоцировать конфликт. А может быть, просто подошёл, например, к какому-то газовому гиганту, чтобы полюбопытствовать, как поживает некая раса, названия которой в этой части вселенной никто и не знает.

И за это Ангабар «просеяли». Словно через частое сито, которое способно отличать живое от неживого. Неживое оставили на местах, живое… отправили куда-то дальше. Вполне возможно, что и туда, где всё даже лучше, чем здесь. Как знать, как знать.

Транспортники, Контроль… Они сводят вместе тех разумных, которые худо-бедно, но всё-таки могут договориться друг с другом. Тех разумных, для которых возможен товарообмен, возможна взаимопомощь, совместное проживание, возможна дружба, вражда, которые… которые похожи друг на друга.

Выходит дело, тут они тоже есть – и Транспортники, и Контроль? Ри задумался. Конечно, есть, не может не быть. Вот только они свои и будут чем-то отличаться от наших.

Он встал с ложемента, с грустью посмотрел на две непрозрачные капсулы в дальней части кабины. Наверное, они тоже скучали по своему фиолетовому небу, эти Сэфес… и, наверное, им тоже не хотелось умирать.

Как сказал когда-то Кержак – у любого народа, у любой расы есть три понятия, которые для всех рас всегда одинаковы. Это какие же, удивился Ри.

Бог, Любовь, Смерть, ответил старый орк. Ответил серьёзно, без тени улыбки, с какой-то затаённой грустью.

А как же цивилизации, которые бессмертны?

Бессмертные не бывают живыми, усмехнулся орк.

Жизнь априори предполагает смерть.

Не бывает жизни без смерти, как не бывает счастья без горя…

Он всё ещё смотрел неподвижным взглядом на капсулы, когда в каюте раздался ответный сигнал вызова.

Разговор как таковой был, конечно, невозможен. Но где-то через полчаса и Ри, и его собеседница (он решил, что говорит всё-таки с женщиной) сумели выработать модель общения. В ход пошли фрагменты считок и эмоциональные ряды – большая часть основных эмоций оказалась схожей.

Ри сидел на ложементе, а напротив него сидела «виртуальная собеседница», по крайней мере, Ри решил, что это больше всего похоже на сверхкачественную связь по трансивер-каналу.

Существо, которое он видел, действительно было похоже на человека. Трёхметрового роста, с серо-голубой, словно бы бархатной кожей, фиолетовыми глазами (Ри после был готов поклясться, что глаза были какие-то очень старые, словно бы линялые – скорее всего, у этой женщины в молодости глаза были гораздо ярче). Увидев, как выглядит Ри, она тут же завела вторую пару рук за спину – зачем? Такое проявление такта?.. Но всё время, пока они «говорили», она продержала руки за спиной…

Первой удачной попыткой что-то объяснить была считка Ри: катер, висящий перед ними троими в снежной мгле. Ответный импульс от собеседницы трактовался однозначно – горе. Ри захлестнула волна чужих эмоций, да такая, что он несколько секунд не мог нормально дышать. Потом собеседница догадалась, что воздействует слишком сильно, и эмоции немного стихли. Она кинула ответную картинку: бескрайнее поле, усеянное гладкими бело-серыми валунами и посвист ветра. Ри показал степь с травой и закат. Собеседница качнула головой вправо-влево, прикрыла веки. Снова ожили эмоции, но этот ряд Ри толком расшифровать не смог, и аналогии додумал сам, как потом оказалось, верно. Камень лежит в степи, очень долго. Камень ждёт. Что бы ни происходило, камень ждёт.

Ри подумал и рискнул – бросил ответную картинку, на которой нарисовал собеседницу и рядом с ней камень. Как обозначить равенство? Он задумался, но женщина его опередила: просто свела оба изображения, наложила одно на другое. Значит, он понял верно.

Следующим шагом Ри соединил картинки – обе капсулы и женщина. Она снова прикрыла глаза, видимо, соглашаясь. Бросила ответную картинку: к катеру подходит второй, точно такой же, капсулы перемещаются в него.

Очень просто.

Впрочем, тут и не должно быть ничего сложного.

Дальше – от женщины последовал вопрос, смысл которого Ри не понял, слишком уж быстро был этот вопрос задан и нёс в себе эмоциональный ряд, который он не сумел расшифровать. Что она хочет?.. Может быть, узнать, как к нему попал этот катер?

Ри угадал. Он начал последовательно и дотошно транслировать картинки, одну за другой. Вот они на машине едут через снежную бурю. Вот они видят в свете фар катер. Вот подходят к нему, катер открывается…

Удивление? Она удивилась? Да. И начала внимательно вглядываться в него, настолько внимательно, что Ри стало немного не по себе.

…Катер открывается, они входят внутрь. Тела на полу, пластина, незнакомый текст… Ит, стоящий на коленях рядом с одним из тел, склонивший голову и про себя читающий молитву. Скрипач, с исполненным печали лицом, глядящий в глаза Ри…

Её ответ был снова горем, но – пополам с благодарностью, которую невозможно было ни с чем перепутать. Дальше, попросила она. Дальше было нетерпение, которое он ощутил.

И Ри принялся показывать дальше. Как вывели фрагменты катера и сформировали капсулы. Как подняли ложемент. Как взлетал катер, и была видна машина, стоящая внизу. И как потом он на катере проходил точки – по новой для себя схеме.

Снова – волна благодарности. А потом – опять вопрос, выглядевший для Ри несколько странно. Собеседница кинула ему картинку – он сам, сидящий на ложементе. И рядом с картинкой возник символ, совсем простой на первый взгляд. Незамкнутая окружность с точкой в месте разъёма.

Как это понимать?..

Собеседница снова кинула ему ту же самую картинку – он и окружность.

Что она от него хочет?

Он пожал плечами, и, к его огромному удивлению, она поняла этот жест. Подняла одну из рук, потёрла пальцем (а пальцев-то шесть…) низкую переносицу, опустила глаза. Задумалась. Потом кинула очередную картинку: две руки, в которых лежат два каких-то предмета, один ярко-зелёный, второй сине-чёрный. Появляется третья рука и меняет предметы местами, перекладывает из одной руки в другую. Между руками появляется символ – на этот раз простая замкнутая окружность.

Ах вот оно что… Она про обмен. Или про плату.

Ри послал эмоцию – отрицание. Нет. Потом принялся составлять из её символов свою картинку. Пустая рука, потом – другая рука с предметом, дальше предмет перемещается в пустую руку, дальше – замкнутый круг, который Ри определил как символ равенства. И добавил эмоцию – удовлетворение.

После той первой волны, после настолько острого чужого горя он понял, что скорее отрежет себе руку, чем попробует взять у этой Встречающей хоть что-то. Сейчас он хотел отдать мёртвый экипаж и побыстрее отсюда убраться – всё-таки «разговаривать» с этой собеседницей для него оказалось очень тяжело. Неимоверно тяжело. Да, они сумели кое-как «договориться», да, некоторые вещи они ощущали одинаково, но всё-таки были при этом настолько различны, что ни о каком полноценном контакте не могло быть и речи…

Она снова настойчиво кинула ему картинку – он сам и незамкнутая окружность. Вот настырная баба, а!.. Ну чего неймётся? Подводи катер, забирай, и я пошёл. Он отправил картинку с двумя катерами.

Снова – он и окружность.

Потом – вопрос.

Который Ри с огромным удивлением расшифровал как тождество – она нарисовала себя и его. И замкнутый круг между ними.

Ри задумался. Потом кивнул.

– Да, подруга, – произнёс он вслух. Горло после долго молчания тут же стало саднить. – Вот это ты права.

И невесть зачем кинул ей картинку – кладбище на Гатчине, могильный камень, улыбающееся лицо Джессики, осень, прозрачное небо.

Её ответ был подобен взрыву.

Она «говорила» очень быстро, понятия, эмоции, символы набегали друг на друга. Ри всматривался в транслируемый ею «видеоряд» и вдруг с огромным удивлением заметил, что перед ним мелькнула парочка смутно знакомых картин.

И первая, и вторая картины были из юности. Одна – огромная кластерная станция Бардов, или что-то, очень на неё похожее. Вторая – формирующийся возле потухающей звезды корабль Сэфес.

Собеседница заметила, что он узнал эти картинки, остановила ряд, подвесила картинки одну над другой, а между ними снова поместила знак тождества.

А потом добавила третью картинку. Камень с могилы Джессики, и…

…и ещё одно тождество.

Ри замер.

Что, что, что, что…

Она снова повторила три картинки. И стала сводить каждую с каждой. Картинок с Джессикой стало две, и обе они наложились на изображения станции и корабля.

Ри помедлил. Потом осторожно сделал короткий ряд.

Камень – тождество – станция – тождество – живая Джессика – незамкнутый круг.

Её ответ был краток и лаконичен настолько, насколько это вообще было в тот момент возможно.

Замкнутый круг.

Ответ верен.

После того, как Ри вывел катер во вторую точку прохода, он понял, что дальше двигаться пока что не в состоянии. «Разговор» измотал его настолько, что сил не осталось совершенно. Ри слез с ложемента, вытащил из пакета, который сунул ему Скрипач, пирожок с рисом, принялся жевать. Понял, что всухомятку есть не получается, попросил у катера стакан воды. Да, Рыжему за эти пирожки медаль дать нужно… Добрый Рыжий, хороший Рыжий, никогда не позволит ближнему своему с голодухи подохнуть. Заботливый. Все бы такие были в этой жизни, так, наверное, горя в мире было бы меньше. Доев пирожок, он прилёг на ложемент, закрыл глаза. Спать, конечно, не получится, но хоть полежать вот так, прийти в себя немного…

Совсем они отвыкли от всего, совсем. Ри вспомнил звероферму, которую когда-то видел. Звероферму и норок в клетках. Экскурсия? Кажется, да. Или по работе что-то там нужно было… служитель, который сопровождал их группу, пояснил: даже если открыть клетки, норки не убегут. Они настолько привыкли жить за решёткой, что окружающий мир для них теперь – нечто непонятное и страшное. Мало того, если попробовать вытащить зверька на волю, он будет изо всех сил цепляться за свою тюрьму. Чтобы, не дай-то бог, её не покинуть.

Почему это всё получилось, думал Ри, лёжа на ложементе и глядя в потолок каюты. Потому что мы пошли на принцип тогда? Потому что поняли, что Официальная собирается сделать большую гадость? Потому что перепугались за Терру-ноль, которую якобы (именно что якобы!) с помощью неудачного эксперимента кто-то мог уничтожить?

Ну да, отчасти это так.

А с другой стороны…

Мы почувствовали со стороны Официальной какую-то ложь, какую-то фальшь. Нас напугали не столько эксперименты, сколько факт того, что нас подставили – когда едва не убили Скрипача. Когда мы поняли, что мы – живые игрушки в чьих-то руках, что мы не владеем ситуацией.

Надо было тогда быть хитрее и умнее. Надо было выбираться с планеты и только потом увольняться… или бежать, по обстоятельствам. Надо было проявить терпение, тянуть ситуацию, изучать площадки, играть…

Но мы не умеем играть! Мы слишком честные для того, чтобы играть, до глупости порой честные. Тот же Ит… После того, как ему сняли первую метаморфозную форму, треклятого этого Пластину, которого он ненавидел… да он же как ребёнок радовался! Они тогда с Джесс приехали на Котельническую, а он только-только вернулся из больницы, от Волка. В больнице ему искромсали полтела, руки, ноги, всё в бинтах, в пластырях. А он сидел на кухне, пил чай и – светился от счастья.

– Отдаю команду, а форма не работает! Ри, представляешь! Не работает!.. Потому что работать нечему! Всё, оно всё кончилось!..

Позже Джессика сказала – он избавился от той лжи, которая его тяготила. Пусть через боль, но избавился. Причём ото лжи внутренней, которая куда как хуже, чем любая внешняя. Он был готов заплатить эту цену – за свободу.

Цена… Ри вспомнил – одна из кукол мисс Гоуби, мастера-кукольника, которая делала омерзительные, совершенно омерзительные с этической точки зрения работы. Да, всё так, они отрабатывали Онипрею, именно тогда он встретился с Джессикой (события описаны в книге И. Эльтерруса и Е.Белецкой «Стоя на краю неба»). Кукла изображала когни, стоящего на цыпочках, прогнувшегося, словно в прыжке, с крыльями за спиной, вот только крылья были сделаны из отрезанной вывернутой кожи, и перья росли из сочащихся свежей кровью ран. Как называлась эта работа?.. «Любой ценой», кажется? Концепция автора была раскрыта в описании работы: стремясь к недостижимой иногда цели, существо готово отдать за это любую цену. Например, заплатить болью и смертью за полёт. Если душе для стремления в небо не хватает крыльев, то можно изувечить тело, но создать эти крылья – и взлететь.

Мисс Гоуби, насколько помнил Ри, убил Ит… да, верно. Значит, любой ценой… Может быть, не стоило убивать эту женщину тогда – ведь она поняла что-то такое, что они поняли значительно позже. Но в тот момент они были молодыми, гордились своей работой и всегда выполняли приказы. Даже в голову не приходило ослушаться.

Такая вот свобода…

А сам Ри, он что, лучше?

Ничем не лучше. Даже хуже порой. Вот только не нужно про это, а то скоро надо двигаться дальше, а если про это думать, то он будет думать долго. Ох и долго. Сидеть, меланхолично жевать пирожки и думать.

Наверное, лучше не уметь думать.

Вообще.

Просто брать и делать.