Инфекционное отделение, в котором находился Тринадцатый, было хорошо отдалено и изолировано от основного, но для рауф с их замечательным слухом расстояние в двадцать пять метров значительным не являлось.

Сейчас Ит стоял рядом с кювезом и прислушивался к тому, что творилось в дальней части коридора. А творилось там такое, что хотелось заткнуть уши ватой, чтобы этого не слышать.

В больнице они пробыли уже больше недели, и, по словам Жени и Фэба, Тринадцатый начал потихонечку выбираться. С аппарата его пока что снимать не планировали, но он стал приходить в себя, общие показатели постепенно улучшались, да и выглядел он теперь вполне пристойно. Вскоре, правда, выяснилось странное обстоятельство – спокойно себя Тринадцатый чувствовал только в присутствии Ита, ну в самом крайнем случае – Скрипача. Даже с Фэбом он начинал нервничать, несмотря на то что держали его пока что на седативных препаратах. В результате Ит, Скрипач, Брид и Фэб просто переехали к нему. Ит и Скрипач в этом, кстати, ничего криминального не видели, для них такое было не в первый раз.

Фэб за прошедшую неделю очень изменился – Скрипач потом потихоньку сказал, что Фэба, кажется, «включили». От его всегдашней робости и нерешительности не осталось и следа, он начал вести себя уверенно, властно, словно обстоятельства, в которые они попали, вывели его на какой-то новый уровень… или же заставили вспомнить о том, кем он, Фэб, был в далеком прошлом.

Ри и Кир приезжали два раза в день, утром и вечером – они бы приезжали чаще, но Фэб не позволял. Когда картина стала улучшаться, он признался Иту, что не хотел «нагнетать», Ри и так страшно нервничает, и не следует его лишний раз травмировать.

Сейчас был день, самое рабочее время, и в коридоре – орали.

Боже, как там орали…

Ит знал эту историю, которая началась позапрошлой ночью, и хоть слушать не хотел, все равно поневоле прислушивался.

Кошмар.

…В отделении этажом ниже позапрошлой ночью родился ребенок с анэнцефалией. Это уже было само по себе событие из ряда вон выходящее, но то, что началось дальше, даже для повидавшего многое Ита стало откровением.

Несчастную девочку, практически полностью лишенную головного мозга, перевели в детскую реанимацию, к Евгении. То, что дело – полный швах, было ясно с первой минуты, такие дети не выживают никогда, но, разумеется, врачи стали делать все что положено.

Одной анэнцефалией дело в данном случае, конечно, не ограничивалось – пороков развития у ребенка оказалось столько, что ни о какой жизни не могло быть и речи. Врачи тем не менее шли до конца, хотя видели всю бесперспективность своих действий.

К сожалению, спасти младенца, лишенного мозга, невозможно – и теперь девочка угасала. Ведущий врач больницы прочла дело и тут же подписала отказ от проведения дальнейших мероприятий.

Сейчас в коридоре мать анэнцефала и Евгения «обсуждали ситуацию».

– Веселова, не надо мне играть тут спектакли. – Голос Жени не предвещал ничего хорошего. – Вы видели заключение. Мы ничего не можем больше сделать. Простите.

– Чего вы ничего не можете сделать?! Мне что, еще рожать?! Вы мне эту полечите! Хорошая же девочка, да как вы смеете… маленькую такую… отключать… – Женщина заплакала, но, видимо, у Жени был большой опыт в таких делах.

– На жалость вы можете не давить. Вы сами добровольно отказались от ультразвукового обследования и родили в результате ребенка с аномалией, несовместимой с жизнью.

– Так вредно обследование для ребеночка! И для мамы вредно!

– Веселова, хватит! – В голосе Жени послышалось негодование. – Признайте тот факт, что вы пролетели мимо трехкомнатной квартиры, и перестаньте ломать комедию! Вам жалко ребенка? Вам?! Да вы только через наш роддом двоих родили, не считая первого, и я что, по-вашему, не видела детей, которых отец приводил?! Они грязнее грязи, нечесаные, забитые! Что вы сейчас давите на жалость, для кого это все?!

– Полечите мне девочку мою! Что вы ее убиваете?!

– Я никого не убиваю!

– Нет, убиваете. – Женщина снова захныкала. – Убиваете вы девочку мою… Я на вас напишу! Напишу, так и знайте!..

– Пишите куда хотите.

– Сговорились, твари, чтобы девочку мою убить!

– Сударыня, послушайте, – вдруг раздался голос Фэба. Видимо, он сидел рядом и до поры молчал, но тут решил вмешаться. – Вы сейчас ошибаетесь. Понимаете ли, в чем дело… Уважаемой Евгении как раз, наоборот, очень жалко вашу девочку. И вас жалко.

– Этой-то суке?!

– Ну зачем вы так. – Фэб усмехнулся. – Девочка ваша ничего, кроме боли, испытывать не может. Дышать сама она вообще никогда не сможет. А если за нее будет дышать машина, она продержится… ну, неделю. А потом все равно умрет. И вы что, хотите мучить ее эту неделю? Ее невозможно вылечить. Вы хоть понимаете, что с ней?

– С головкой там что-то не то.

– С головкой… Сударыня, головки-то у нее и нет. – Фэб вздохнул. – Есть нижняя челюсть, нос и глаза. А головки нет.

– А что ж у нее вместо головки? – испуганно спросила женщина.

– Мешочек из кожи с жиром внутри, маленький такой, – пояснил Фэб. Женщина охнула. – Пойдемте, вы сами посмотрите. Надо же убедиться, правда?

– А куда же головка делась?

– Так не было. – Фэб говорил медленно, степенно.

– Почему это получилось? Радиация, что ли? Или овощи плохие?

– Вполне может быть, что и радиация. Или овощи. Или, может быть, вы чего-то испугались на раннем сроке беременности… Евгения, вы проводите ее, покажите, что и как, – попросил он. – Как мне кажется, вы просто друг друга не поняли.

– Спасибо, Фэб. – Судя по тону, Женя уже взяла себя в руки. – Вы очень правильно все объяснили. Веселова, вы разобрались хоть немножко? Теперь понятнее стало?

– Ага. Она, выходит, и не человек, что ли?

– Ну почему… человек, просто изначально больной настолько, что жить не может. – Женя тут же поняла, как правильно действовать. – Ни вы, ни она, ни мы ни в чем не виноваты. Давайте я вас провожу…

Фэб пришел минут через пять. Сел на стул возле окна, устало вздохнул. Ит, как раз закончивший протирать Тринадцатому лицо, участливо спросил:

– Ну и чем все кончилось?

– Отключили, – пожал плечами Фэб. – Чем оно еще могло кончиться? Эта мама недалеко ушла по развитию от этого несчастного ребенка, – признал он очевидное. – Я спросил у Жени, много ли тут вот таких, как эта Веселова. Она сказала – почти все. Не все, но очень и очень многие.

– Почему?

– Тот самый ровный фон. – Брид укрыл Тринадцатого одеялом и сел по-турецки рядом с ним. – Женя, кстати, из фона выделяется. И сильно. Но знак – очень странный. Он условно-положительный. Кое-что я уже начинаю понимать.

Дверь в бокс открылась, и вошла условно-положительная Женя. Огляделась – Фэб тут же встал, уступая ей единственный стул, – села, опустила голову на руки.

– Не расстраивайтесь, – попросил Фэб. – Все ведь закончилось.

– Да как же, – проговорила Женя мрачно. – Не она первая, не она последняя. Видеть их всех не могу! Ни этих самок человека, ни выродков, которых они плодят! Ненавижу…

– Зачем тогда вы тут работаете? – резонно поинтересовался Фэб. Он знал ответ, но не хотел, чтобы Женя про это догадалась. Ит тут же это понял и решил поддержать игру. Скъ’хара знает, во что задумал играть…

– Заставили. – Она горько усмехнулась. – Еще два года, и получу право на первого… и на другую работу.

– То есть? – Ит посмотрел на нее недоуменно. – Не совсем понял. Вы же детский врач.

– Как бы не так. – Она выпрямилась. – К вашему сведению, Ит, я анестезиолог-реаниматолог. Взрослый. И я никогда не хотела работать с детьми, потому что, простите за подробность, детей до семи лет я людьми не считаю. Это не человек, это эмбрион! – Она треснула себя ладонью по коленке. – Да, мне позволили получить первое образование. И тут же заставили переквалифицироваться на детей.

– Почему?

– Потому что я отказалась рожать в восемнадцать. Потому что не хотела таскать говно, а хотела учиться. Потому что у нас если ты личность, то тебя вздрючат на первом столбе просто за то, что ты не хочешь быть самкой человека, а хочешь быть человеком!

– Успокойтесь, Женя, – примирительно попросил Фэб. – Не расстраивайтесь так. Вам действительно нужно менять род деятельности. Знаете, мне почему-то кажется, что вам лучше всего подошла бы экстренная медицина. Возможно – даже военная.

Она усмехнулась, как показалось Иту – с благодарностью.

– Не в этой жизни, – покачала головой. Рысьи глаза теперь были просто печальны, без недавнего гнева. – Не позволят.

– Не будем зарекаться, – уклончиво заметил Фэб. – Вы еще очень и очень молоды. Жизнь вещь переменчивая.

– Хочется вам верить, да оснований нет, к сожалению. – Она встала. – Так, а давайте-ка глянем, что тут у нас…

И Фэб, и Ит видели – с Тринадцатым ей работать нравится. Нравится настолько, что она даже в нерабочие смены заходила проверять, как дела. Для нее эта работа, эта новая, неожиданная задача, оказались как глоток свежего воздуха – словно она соревновалась сама с собой, вытаскивая пациента и получая от этого явное удовольствие. Она словно играла в сложную и интересную игру – и сейчас явно одерживала победу.

Да и к Фэбу, как успели заметить Ит и Скрипач, она почти сразу начала относиться… как к учителю. К старшему, которого можно и нужно слушать. Ит видел: ей все-таки слишком мало лет, ей хочется на кого-то ориентироваться, ощущать поддержку, а до появления Фэба такой поддержки у нее и близко не было.

«Идиотизм какой-то, – думал он, глядя, как Фэб и Женя что-то оживленно обсуждают. – Талантливая девка, с головой, с руками, и – вот так». Женя, как они выяснили, работала ни много ни мало старшим врачом отделения (таких врачей там было двое), остальные были моложе, двое – вообще что-то вроде ординаторов. Справлялись они отлично, смертей в отделении практически не было, случай с анэнцефалией, конечно, в счет не шел, работали на совесть, себя не жалели, но… им явно не хватало основы, внутренней уверенности, чего-то неуловимого. Чего – ни Ит, ни Скрипач понять так и не сумели. Фэб – понял. Понял и предпочел пока что молчать.

– Фэб, а ты бы стал ее учить? – полюбопытствовал Ит невзначай. Дело было вечером, с Тринадцатым остались Брид и Скрипач, а они вдвоем выбрались на улицу, посидеть на лавочке и подышать воздухом. Лавочка эта стояла в заднем дворике больницы, молодые мамы туда не ходили, им не разрешалось, поэтому дворик был на удивление тихий и зеленый. Живая изгородь из низких хвойников, пара клумб (на них, правда, только-только начали пробиваться первые росточки), невысокие деревья – пока что без листвы.

Фэбу, Скрипачу, Иту и себе Ри выбил разрешение там бывать.

Только он один знал, сколько это стоило.

Впрочем, как и то, во сколько обошлось пребывание Тринадцатого в этой больнице… Скандал, конечно, получился грандиозный, но Ри сумел урегулировать ситуацию – тем более что удалось доказать то, что только тут Тринадцатому можно адекватно помочь. Хотя бы из-за его размеров.

– Думаю, да. – Фэб посмотрел на Ита. Спокойно и с каким-то затаенным интересом. – А почему ты спросил?

– Мне она кажется очень жестокой, – объяснил Ит свои сомнения. – Ну разве можно так называть детей и так к ним относиться? Знаешь, у меня в голове не укладывается, как можно малыша до семи лет обозвать эмбрионом и вообще говорить подобные гадости.

– Ммм… – Фэб задумался. – Родной, скажи мне – Берта плохо относится к детям?

– Нет, конечно, – удивился Ит.

– Но своих она не хочет.

– Ну да. – Ит все еще не понимал. – Есть такая категория людей… – Он не договорил, осекся. – Ты хочешь сказать…

– Ит, пойми, эта девушка – жертва системы. В других обстоятельствах она относилась бы к детям так же, как Берта: ровно, спокойно, доброжелательно. Даже с радостью. И уж, конечно, никогда в жизни не произнесла бы ни при ком того, что она сейчас произносит. А теперь посмотри на то, что ее окружает и от чего она, таким образом, защищается. Факторы вычленить сумеешь?

Ит прищурился.

– Пожалуй, – кивнул он. – Это в некотором роде культ, как мне кажется. Культ деторождения. В мировой сети тут и там восхваляют женщину-мать, говорят, что главное предназначение женщины это дети, семья. Для детных существуют какие-то программы, льготы…

– А теперь вспомни покалеченную Ветку, которую скоро заставят платить налог за то, что она инвалид и детей иметь не может, – подсказал Фэб. – Это не просто культ деторождения. Это возведение на пьедестал особи вида по факту наличия у этой особи репродуктивной системы. Это абсурдно звучит, но это так. Здесь не ценится ничего: ни достижения, ни ум, ни доброта, ни талант. Они не нужны. Единственное, что в почете – это способность рожать. И… вот такие Жени смотрят на это все и понимают, что им, мягко говоря, ничего не светит. Мало того, их еще и унижают, заставляя заниматься тем, чем они заниматься не хотят. Их «воспитывают», стремясь сделать такими, как угодно…

– Угодно кому? – Ит развел руками. – Они сидят друг у друга на головах, в этом пластиковом городе нечем дышать, тут негде жить! В Америке, если я правильно понял Ри и Кира, то же самое, если не хуже! Мир перенаселен, технически он не справляется с задачами, и эта политика постоянного роста населения уже просто абсурдна!

– Не только в Америке, – поправил Фэб. – Кир мне тут доложился – Азия в точно таком же положении. То есть Восток в данном случае не отстает, напротив, еще и опережает. Японцы так и вообще превзошли все и вся – она намывают донный грунт и сумели увеличить площадь Курильских островов… А это тебе не кажется абсурдом?

– Мне тут все кажется абсурдом. От того, что случилось с Тринадцатым, до этого бреда с детьми, – признался Ит. – Ах да. У нас еще и корабль сперли, но мне, честно говоря, было как-то недосуг… пусть этим Ри занимается.

– Он занимается, – кивнул Фэб. – Пока что ясно одно – что ничего не ясно.

– Совсем хорошо, – скривился Ит. – Слушай… ты не обратил внимания на одну маленькую странность? Тринадцатый начинает истерить, если я ухожу больше чем на час. Брид тоже. Причем почему-то именно я.

– Обратил. – Фэб нахмурился. – От Брида сейчас добиться чего-то нереально, в мысли эмпату не влезешь, сам понимаешь, поэтому я и не пытаюсь. Пробовал «прочитать» Тринадцатого, но с ним вообще глухо, его держат на седативных, он не соображает почти. Эмоции кое-как читаются, и все.

– Н-да… – Ит кашлянул. – А Володя с Олегом, однако, записные вруны. «Что-то не так», – скривился он. – Кстати, я тут прочел, что стариков высылают после шестидесяти… Онипрею помнишь?

– Еще бы. – Фэб осуждающе покачал головой. – Один в один. Разве что кладбищ тут просто нет, как класса. Семейные альбомы они хранят. Пластиковые. Так, ладно. Идем назад, а то, как я чувствую, наш психопат опять скоро истерику закатить может.

Тринадцатый и впрямь начинал волноваться, если Ит куда-то уходил больше чем на полчаса. Хуже всего было то, что у него начинало от этих волнений скакать давление, он, по словам Жени, начинал «бороться с аппаратом», и чаще всего его истерики заканчивались дополнительной дозой седативного – от чего явно не в восторге был Фэб, который справедливо считал, что местные седативные – вещь совершенно неполезная.

В результате Ит, разумеется, устал до крайности и начал раздражаться по поводу и без. На Тринадцатого он, конечно, злиться не мог – еще не хватало! – зато остальным от него доставалось по полной программе.

– Не понимаю, – жаловался он Скрипачу на исходе второй недели пребывания в больнице. – Почему он в меня вцепился, а?.. Почему не в тебя, не в Фэба, не в Ри, наконец?! С какой радости именно я?

– Меня больше удивляет Брид, – заметил в ответ Скрипач. – С ним-то ничего нет, но он ведет себя точно так же, как Тринадцатый, да еще и ругается последними словами, когда ты уходишь. Словно… словно это что-то само собой разумеющееся.

– Что именно?

– Что ты должен находиться с ними рядом.

– Угу. – Ит мрачно кивнул. – Ничего не понимаю. Маразм.

Впрочем, маразма со временем становилось все больше и больше.

Для начала – Ри с траурным лицом сообщил, что «Ветра» нет в пределах системы. То есть, по сути, корабль, который стоил огромных денег и в который была вложена чертова уйма времени и усилий… просто кто-то угнал. Как – не мог объяснить никто.

Факт, однако, оставался фактом: «Ветра» в системе больше не было.

Дальше – Скрипачу удалось пообщаться с Бертой и рассказать ей реальную ситуацию. Он и рассказал: и про несчастный случай с Мотыльком, и про кражу корабля, и про общую ситуацию в мире. Во время первого разговора Берта не сказала ничего, через несколько дней вышла на связь с рыжим самостоятельно и сообщила следующее: все разговоры с Джессикой она берет под контроль, с Окиста ее не выпустит, но долго играть в эти игры не получится, потому что Джессика отнюдь не дура, а обманывать эмпата – занятие неблагодарное. Рыжий в ответ предложил рассказать Джессике правду, но слегка приуменьшить масштабы трагедии – не говорить про то, что Тринадцатый едва богу душу не отдал, а сказать, например, что его просто треснули, но оправился он быстро и сам.

– Родная, умоляю, ну соври что-нибудь! – просил он жену. – Ему еще как минимум неделю на аппарате лежать, ребра еще не срослись, а после того, как с аппарата снимут, ему еще лечиться и лечиться!..

– Сколько? – тяжело вздохнула Берта.

– Фэб сказал, что до того, чтобы он в адекватном виде мог показаться Джесс, должно пройти месяца два. А лучше три, – сообщил Скрипач. Берта беззвучно выругалась. – Малыш, ну не надо, а? Никто же не виноват, что так получилось.

– Я кого-то обвиняла в чем-то? – прищурилась она. – Рыжий, я… я постараюсь. Давай так – как только его с аппарата снимут, надо будет, чтобы они оба вышли на связь с Джесс по трансиверу.

– Нереально, – тут же ответил Скрипач. – Бертик, вообще нереально! Тут трансивер только стационарный и только через транспортников. Карантин же, ты чего?! Гибких каналов тут в заводе нет. А везти его сюда через весь город… проще и дешевле на месте придушить. Я серьезно.

Скрипач сейчас сидел в переговорной, небольшом помещении на территории Таможни, а Берта ради этого разговора улетела в Саприи. Из дома она говорить не рискнула. Сейчас Скрипач видел за ее спиной знакомый пейзаж: высокие горы и тревожный багряный закат. Видимо, говорит из кафе на одном из последних этажей. Что ж, правильно. Так надежнее.

– Верю, – она покачала головой. – Ладно. Давай так: как только он оправится настолько, чтобы пообщаться, – пусть пообщаются. Хорошо? И… рыжий, мне как-то не по себе от этого всего. Имей в виду: если что-то почувствую, приеду.

– Ты пока что сиди лучше дома, – взмолился Скрипач. – Вот только тебя тут не хватало!..

– Ведь не хватает, – хитро улыбнулась она. – И еще как не хватает.

– Права, – согласился Скрипач. – На самом деле действительно не хватает, но пока… правда, лучше не надо.

– Выходите на связь почаще, – попросила она. – Деньги нужны? Перевести?

– Нет, не надо. – Скрипач усмехнулся. – Ри у нас гений предусмотрительный, денег много.

– Ну как знаешь…

Ит первым обратил внимание на то, что Фэб почему-то мрачнеет все больше и больше, несмотря на то, что с Тринадцатым все обстояло весьма неплохо. Причина, как они со Скрипачом поняли двумя днями позже, заключалась не в Мотыльке. Просто Фэб первым начал понимать кое-какие новые вещи – видимо, потому, что чаще других общался с Женей.

…Вечер выдался теплый, светлый, и Брид, пусть и с неохотой, но отпустил Скрипача, Ита и Фэба на полчасика во двор – подышать воздухом и немножко отдохнуть. Тринадцатый спал, в последние дни ему стало гораздо лучше, и сейчас присутствие просто не требовалось.

– Ладно, идите, – ворчал он недовольно, усаживаясь рядом с Тринадцатым и подтаскивая к себе поближе «лист». – Почитаю пока…

«Лист» ему Скрипач купил самый маленький, какой сумел достать, модель была устаревшая, но это было единственное, что Брид мог с грехом пополам использовать, не прибегая к посторонней помощи. Рации, купленные до всех событий, пока что валялись без дела – Женя категорически запретила их даже включать рядом с реанимационным комбайном.

Вышли во дворик, сели – Скрипач и Ит тут же закурили, несмотря на неодобрительный вздох Фэба. Фэб встал, отошел в сторонку – дым его раздражал. Поэтому Фэб сейчас стоял у невысоких кустов и смотрел куда-то вглубь больничной территории… Словно что-то прикидывал про себя, подумалось Иту. Как позже выяснилось, подумалось совершенно правильно.

– Слушайте, – Фэб повернулся к ним. – Я сегодня снова говорил с Женей… Она рассказала довольно интересную вещь. Очень нехорошую вещь. Дело в том, что тут иногда случается то, что в мировой сети обозначено как СВДС.

– Что это такое? – рассеянно спросил Скрипач.

– Синдром внезапной детской смертности, – пояснил Фэб.

– Тьфу на тебя! – обозлился Ит. – Умеешь ты оптимизма добавить, блин!.. Фэб, не надо про такие вещи, а?

– К сожалению, надо. – Фэб снова отвернулся.

– На что ты там смотришь? – спросил Скрипач с подозрением.

– Понимаешь ли… вчера в больницу поступила девочка. С травмами, несовместимыми с жизнью.

– Спасибо, – сардонически усмехнулся Ит.

– Пожалуйста, – невозмутимо ответил Фэб. – Так вот. Смотрю я сейчас на морг, из которого…

Ит швырнул недокуренную сигарету в кусты и резко встал.

– Так, я пошел, – зло сказал он. – С меня, извини, Тринадцатого хватит. Причем очень надолго.

– Сядь и дослушай. – Фэб снова повернулся к ним. – Сядь, я сказал! Все гораздо серьезнее, чем мы думали вначале.

Ит неохотно сел.

– Ну? – неприязненно спросил он.

– Так вот. У девочки сломана шея и сломана спина. В карте, которая будет отображаться в сети, как тут и положено, поставили диагноз СВДС.

– Почему? – недоуменно спросил Скрипач.

– Потому что тут так принято.

– Может быть, она откуда-то упала? – Скрипач пожал плечами. – Полезла куда-нибудь и свалилась…

– Ах да. Забыл сказать. – Фэб невесело усмехнулся. – Девочке было три месяца.

– Родители? – тут же спросил Ит. – Ее убили родители?

– Нет, – покачал головой Фэб. – Родителей обвинили, конечно. Обоих. Но родителей я успел посмотреть вчера. Они действительно ни при чем. Мать вошла в комнату ночью… и увидела мертвую дочь. То есть она не поняла, что дочь мертва, они завернули ее в одеяло и кинулись в больницу… они живут в доме неподалеку, вон он стоит, этот дом. – Фэб махнул рукой куда-то в сторону. – Вот тот, высокий, серый. Они даже не вызывали машину, в этом не было смысла.

Ит потрясенно молчал, Скрипач тоже.

– Они сами принесли ребенка в больницу, – продолжил Фэб. – Женя сказала, что они якобы не могли поверить… в то, что случилось. Так вот, дальше. В том отделении работает приятельница Жени, и вот что рассказала эта приятельница. Существует городская легенда о том, что в городе есть кто-то, кто убивает детей.

– Зачем? – тут же спросил Скрипач.

– Хороший вопрос, – кивнул Фэб. – В яблочко. Никто не знает зачем… но я сейчас начинаю кое-что предполагать.

– И кто это такой? – прищурился Ит.

– Никто не знает, – пожал плечами Фэб. – Но… есть некоторое сходство с тем, с чем столкнулись мы. Да, забыл сказать: врачи в эту, по их словам, галиматью не верят. Они практики, они циники, они считают, что виноваты всегда родители. А сама галиматья звучит примерно следующим образом. Во-первых, убийства всегда происходят в закрытых помещениях – никто и никогда не видел вскрытых посторонними дверей или окон…

– Так. – Ит выпрямился.

– Во-вторых, никто и никогда не чувствовал присутствия нападавшего – ни звуков, ни запахов, ничего материального…

– Так.

– В-третьих, травмы всегда примерно одинаковые – это переломанный позвоночник. Или шея.

– Так…

– И в-четвертых, – Фэб сделал паузу, – нападавшего все почему-то всегда называют…

– Черный человек, – тут же сказал Ит. Фэб кивнул. – О нем говорила Ветка. Слушай, действительно частично сходится с тем, с чем столкнулись мы. Ты прав.

– Именно что частично, – согласился Фэб. – Ребята, у меня будет к вам просьба. Давайте поиграем в Официальную.

– Каким образом? – повернулся к нему Скрипач.

– Сегодня ночью вскроете систему этой больницы и попробуете сделать статистику по этим случаям.

– А мировая сеть… – начал Скрипач, но Фэб его тут же прервал:

– Мировая сеть бесполезна, потому что там про всех написано одно и то же – СВДС. Надо смотреть данные по местным источникам. Потому что тут они вносят в базу реальные причины смерти… а не фальшивые, для отчета перед мировым сообществом.

Ит кивнул.

– Хорошо, мы попробуем. Ты только мелкого успокой заранее, пожалуйста, – попросил он. – Учитывая объемы информации…

– За час-полтора справитесь, – успокоил Фэб. Скрипач хмыкнул. – Время в запасе есть, можно же не за один раз это сделать.

– Ладно, – обреченно кивнул Ит. – Спать хочется просто ужасно, – пожаловался он. – Дайте мне поспать хоть час, а? Фэб, его вообще скоро экстубируют?

– Думаю, дня через четыре, – успокоил тот. – Он молодцом. И по крови показатели хорошие, и не температурит больше, и легкие чистые – ну, для его состояния. Лечиться ему, конечно, долго придется. Репозицию ребер я уже дома сделаю, а то не совсем красиво получилось, торопился я очень. Не нравится мне эта вмятина, но сейчас лучше не трогать лишнего.

– Жалко его, конечно, сил нет. – Ит вздохнул. – Особенно по ночам, когда он пугается. Как он меня за палец держал, когда в первый раз очнулся… Черт, это действительно… – он замялся. – Знаете, мне очень хочется увидеть ту тварь, которая способна вот так ударить существо два килограмма весом. Существо, которое этой твари ничего не делало и сделать не могло. Увидеть, а потом…

Он не договорил. Махнул рукой, отвернулся. Вытащил сигарету (Фэб уже не возражал), закурил.

На улицу вышла Женя, остановилась рядом с ними. Тоже достала сигареты – Фэб, конечно, неодобрительно посмотрел на нее, но от комментариев сумел воздержаться.

– Про что болтаете? – поинтересовалась она.

– Про девочку, которую убил неизвестно кто, – сообщил Скрипач со вздохом.

– Да ладно, «неизвестно кто», – отмахнулась Женя. – Фэб, я ведь объясняла. У самок иногда сбоит программа, и они начинают херить потомство, как крысы или хомяки. У этой мамки тоже в голове что-то засбоило. Прикончила девку, теперь прикидывается святой невинностью. Думаете, она первая, что ли?

– Не думаем. – Фэб чихнул. – Но у меня все равно сохраняются сомнения относительно этого случая. Мне кажется, что девушка не виновата. Она не убивала свою дочь.

– А кто тогда? Папахен? – Женя затянулась. Фэб поморщился. – Ну, может, и он. Тоже бывает. Снесло крышу, и…

– Женя, простите, но в этот раз я готов поспорить, что родители ни при чем, – твердо сказал Фэб. Ит одобрительно кивнул. – Скажите, вы упомянули о других случаях…

– Я еще вчера вам рассказала.

– И все же я вас попрошу повторить то, о чем вы говорили, – для них двоих. – Фэб кивнул в сторону Ита и Скрипача.

– Зачем? – тут же спросила она.

– Надо, – улыбнулся Скрипач.

– Не совсем понятно, для чего это вам надо, – возразила она.

– Ну, скажем так, мы хотим понять, кто мог напасть на Тринадцатого и его избить, – мирно сказал Ит. – Если мы правильно поняли, на власти надежды мало.

Женя фыркнула.

– На власти надежды нет и быть не может, – констатировала она. – Если хотите доброго совета, ищите в институте. Мало ли там психопатов может быть?

Ит промолчал.

В институте они уже искали.

Кир и Скрипач поехали туда через сутки после того, как Тринадцатому стало немного лучше – до этого сидели вместе с Ри в приемном покое и тихо сходили с ума. Поехать-то поехали, но вернулись ни с чем.

Кабинет, как выяснил Скрипач, принадлежал давно умершей профессорше, Клавдии Мещеряковой-Калериной, и был мемориальным. По сути, в нем располагался мини-музей института, в который иногда водили на экскурсии студентов начальных курсов. Где-то раз в десять дней в кабинет заходила уборщица, всегда одна и та же. Обмахивала метелкой книги, пылесосила, протирала подоконники. Один комплект ключей висел у нее в каптерке, второй – находился в сейфе у ректора. Никаких потайных ходов, конечно, в этот кабинет не вело и вести не могло.

Поговорили с уборщицей. Ничего.

Поговорили с потным от страха ректором. Снова ничего.

Проверили кабинет – Кир, увидевший на полу высохшую лужу, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но так и не сказал, видимо, постеснялся. Скрипач, однако, позже объяснил ему, что лужа на самом деле не очень большая, повезло Мотыльку. Была бы она больше, из шока точно бы не вывели. А так – он все-таки справился…

В общем, поездка в институт не дала ровным счетом ничего, кроме разочарования. Но тем не менее то, что случилось – случилось.

– Там не было психопатов, – тихо сказал Ит. – Женя, поймите, там действительно никого не было. Мы проверяли все сами. И не один раз. Поверьте, наша практика и прежняя работа…

Он не договорил. Глянул вопросительно на Фэба, потом на Скрипача.

– Покажи, – сказал Фэб. – Ит, правда. Покажите что-нибудь. А то милая Женя вас явно считает кем-то… на подхвате.

Ит усмехнулся. Сидел он сейчас метрах в трех от Жени – поэтому для начала без контакта щелкнул ее по носу (девушка испуганно ойкнула), потом, мгновенно перейдя в ускоренный, оказался у нее за спиной, сорвал с клумбы какой-то цветок и вложил Жене в руку. И решил, что для первого раза достаточно.

Скрипач, похоже, был настроен пошутить, поэтому шнурки на тапочках у Жени оказались тут же завязаны друг с другом чуть ли не морским узлом, а еще рыжий успел вытащить из ее правого кармана пластиковую карточку-пропуск и переложить в левый карман. Видимо, чтобы сразить уже окончательно.

– Довольно, – Фэб покачал головой. – Хватит, действительно.

– Ничего себе! – Женя попыталась сделать шаг, и Фэб вовремя ее подхватил. – Это как вообще?

– Ну, мы в прошлом агенты… официальной службы, – пояснил Скрипач. – Проработали там больше двухсот лет.

– Двухсот? – Женя посмотрела на него с большим удивлением.

– Нам почти четыреста, – добавил Ит.

– Триста семьдесят пять, – уточнил Фэб.

– Шесть, – поправил Скрипач.

– Семь, – внес ясность Ит. – Кома полтора года.

– Чего? – Женя окончательно растерялась.

– Ой, неважно, – поморщился Ит. – В общем, мы немножко не те, кем можем показаться.

– Честно говоря, я подумала, что вы – его помощники. – Женя кивнула на Фэба. – Уж больно ловко вы справляетесь с уходом и обработкой…

– Ну знаете… – Скрипач помрачнел. – Когда у тебя в семье беда, таким вещам быстро учишься. У нас жена болела раком пять лет. Ногу ампутировали. Да и до этого нам всем… не по одному разу прилетало, причем существенно.

– Не напоминай, – скривился Ит. – Суицидальщик хренов, русских слов у меня на тебя нет!..

– А то Кир лучше, – ухмыльнулся Скрипач. – Инвалидная команда, блин. Кого три года назад еле откачали вообще? Забыл уже?

– Засохни! – Ит разозлился. – Я тогда не подставлялся!

– А в кого Орбели стреляла?! В Пушкина, что ли?!

Женя переводила недоуменный взгляд с одного на другого.

– Весело у вас, – заметила она, когда Ит и Скрипач наконец замолчали, буравя друг друга неприязненными взглядами. – Дурдом.

– О, это вы еще остальных не видели, – заверил Фэб. – Это так… мелочи…

– А у вас хорошие руки. – Женя посмотрела на Ита. – Собственно, почти одинаково, как мне показалось. Разве что вы, – она повернулась к Скрипачу, – чуть импульсивнее, что ли. А он спокойнее. От ухода на самом деле много зависит, и… мне понравилось, как вы справляетесь.

– Спасибо, – улыбнулся нежданной похвале Ит. – Я как-то даже не задумывался особенно. Надо – значит, делаю.

– Редкое качество – уверенность, – пояснила Женя. – Обычно люди горазды закатывать истерики и что-то требовать.

– Видимо, опыт. Так, Женя, а о чем, собственно, вы рассказали вчера Фэбу и что он просил повторить для нас? – напомнил Ит.

– Да как раз эти самые легенды в разных видах. – Женя села на лавочку, положив рядом цветок. – Неохота повторять это бред, но раз уж вы просите, то слушайте.

Архив, как удалось выяснить, находился в поликлиническом корпусе – детская больница, в которой лежал сейчас Тринадцатый, была большой, и корпусов в ней имелось целых восемь. Поликлиника, расположенная рядом с въездом, на ночь, конечно, закрывалась, и для Ита и Скрипача попасть туда, разумеется, большого труда не составило. Имевшегося охранника решили не трогать: он явно принял с вечера чего-то горячительного и теперь спал крепким сном без всякой посторонней помощи. Следящая система сдалась вообще без звука, ей подвесили картинку «никого нет» и спокойно отправились внутрь на разведку.

Сначала прошлись по первому этажу. Ничего интересного, кроме регистрационных стендов и большой игровой комнаты. На втором этаже находились в большом количестве кабинеты, точнее – кабинетики, уж очень эти комнатки были маленькие. От того, что Скрипач назвал «позитивом», скоро стало рябить в глазах: стены коридоров оказались разукрашены яркими аляповатыми рисунками; в кабинетах тоже было «весело» (Ит потом долго удивлялся, как в такой обстановке можно работать), повсюду картинки, какие-то сказочные герои, машинки, цветочки…

– Идем отсюда скорее, – взмолился Ит. – У меня уже голова распухла!

Искомый архив обнаружился на одной из стационарных машин, стоящей в офисе на четвертом этаже. Офис этот, тоже очень маленький, на ночь был опечатан. Скрипач ухитрился снять печать так, чтобы потом можно было повесить ее обратно.

Вошли.

– Убого, – констатировал Скрипач. – Ну и чего тут?

Стационарная машина, стол, стул, стеллаж, заполненный пластиковыми папками с пластиковой «бумагой». Небольшой стационарный терминал (Ит немного этому удивился) и – отдельно стоящий моноблок… не подключенный к общей мировой сети.

На архив наткнулись после пяти минут поиска – позорно много. Открывая данные, Ит с грустью подумал, что они все-таки с рыжим постарели, и сильно. Раньше, когда работали, на это ушло бы времени в десять раз меньше…

– Так. – Скрипач листал бесконечные списки, чиркая пальцем по экрану. – Ага… угу… Слушай, как лучше сформулировать запрос?

– Черт его знает. – Ит задумался. – Давай для начала СВДС, может быть, там будут расшифровки.

Ит оказался прав, и вскоре они выделили весьма обширный сектор, который подходил под первичное определение.

– Угу, теперь дальше. Ну-ка давай попробуем травму…

– Подожди, – спохватился Ит. – Ты за какой временной период смотришь?

– Общий, – пожал плечами Скрипач.

– Неправильно, – возразил Ит. – Давай за сорок лет.

– А больнице есть сорок лет? – с подозрением вопросил Скрипач.

– А посмотреть в мировой сети слабо?!

…Через час они сидели молча, неподвижно глядя в экран, на ряды строчек, которых было где-то около двух тысяч в общей сложности. С условиями поиска пришлось поиграть, но это дало результат – и какой!..

– Очуметь, – констатировал Скрипач. – Ну просто очуметь… Ну ни хрена себе!..

– Отведи вниз список, – попросил Ит. – Блин… Рыжий, смотри, а ведь оно учится. Ты заметил?

– Что?..

– Это что-то, оно учится, – севшим голосом пояснил Ит. – Видишь, какой возраст подходит под этот диагноз сорок лет назад? Детям по шесть-семь лет. Идем дальше. Возраст снижается… Да, когда Ветке было полтора года, гибли дети именно этого возраста, так что она попадает в категорию… И дальше – возраст все меньше и меньше. Сейчас – это от полугода и ниже. Оно учится. Медленно, но учится.

– Тебя чего, заклинило? – угрюмо спросил Скрипач. – Что именно учится? И чему?

– Не знаю. – Ит задумался. – Оно явно убивает избирательно. И учится оно… учится отличать, как мне кажется. И действует все точнее и точнее.

– Избиение младенцев, – хмыкнул рыжий. – Царь Ирод действовал наверняка, наш товарищ от него отличается, потому что не метет всех подряд.

– Но на какие признаки он ориентируется? – размышлял вслух Ит. – Из-за чего он убивает одних и не трогает других?

– А действительно. – Скрипач повернулся к нему. – Вопросов больше, чем ответов. Во-первых, кто это. Во-вторых, зачем ему это. И…

– Подожди. – Ит встал. – Перетащи данные на «лист», выключаем и уходим. Рыжий, слишком маленькая выборка. Нужны другие больницы, в которых есть… ну, что-то подобное.

– Нужны, – согласился Скрипач. Смахнул с экрана свои «пальцы», выключил систему, предварительно сбросив настройки на те, которые были до их появления и работы. – Будем искать?

– Будем. После того как Тринадцатого домой заберем, конечно. – Ит вздохнул. – Идем обратно, а то ему вредно нервничать, да и работать надо дальше. Не хочу от Фэба получить по шее за то, что мы задержались…

– Ит, мне кажется, ты ошибаешься. – Ри сидел за столом, положив перед собой «лист», и внимательно изучал список. – Оно… оно не учится. Оно кого-то ищет. Кого-то конкретного. Давай я попробую сделать сводку данных и посмотрю, как между собой соотносятся даты рождения, например. Или еще какие-то параметры.

– Ри, а оно не слишком долго ищет кого-то конкретного? – резонно заметил Кир. – Тут данные за сорок лет. Слишком большой срок для поисков, согласись.

– Не слишком, – возразил Ри. – Бывает, ищут и дольше.

– Смотря кто и смотря кого, – пожал плечами Ит. – Нет, гений. Прости, но ты сейчас не прав. Никого оно не ищет. И не соотнесутся у тебя даты рождения, на что хочешь можем поспорить. Так, ладно. Я в душ, пожрать – и побежал.

Тринадцатого в очередной раз упросили отпустить Ита на несколько часов домой, в их временное жилье – помыться, переодеться, нормально поесть. Уговаривали долго, но все-таки получилось – Ит пообещал вернуться быстро, насколько это возможно, но быстро явно не выйдет, потому что приехал Ри и пришлось обсуждать с ним то, что они с рыжим успели найти.

– Тебе чего разогреть? – спросил вслед выходящему из комнаты Иту Кир.

– Гречку с мясом, – отозвался тот уже из ванной.

– Чай?

– Нет, не буду, сок достань какой-нибудь…

– Ит, когда Тринадцатого с аппарата снимают? – запоздало спросил Ри.

– Завтра начнем пробовать, как Женя сказала. – В ванной зашумела вода. – Мужики, дайте пять минут!

– Не дам я тебе пять минут, потом опять сбежишь и не поговорим, – проворчал Ри. Он знал, что Ит его отлично слышит, и голоса не повышал. – Что Фэб сказал про это все?

– Думает. – Иту, наоборот, приходилось говорить громко. – Сказал, что это не человек, не дух, а вообще непонятно что. Он про такое не слышал никогда.

– А точнее?

– Какая-то сущность, по всей видимости. Они пытались с Тринадцатым общаться, но тот ничего конкретного передать не смог, к тому же он очень слабый пока что. Как я понял, все произошло слишком быстро.

– Телепаты хреновы, толку от вас – как от козла молока, – Ри поморщился. – Нам вечером приезжать?

– Не надо, – вода зашумела сильнее. – Завтра, как экстубируют, попробуйте приехать. Во второй половине дня, я думаю. Фэб объяснил, что это процесс небыстрый, может несколько дней занять. Мелкий боится, но вида не подает…

– Как у него настроение? – спросил Кир.

– Да неплохо, как мне кажется. Фэб говорит, что ребра уже срослись, показатели нормальные, теперь будет терапия на восстановление.

– Это хорошо, – одобрил Ри. – Ит, а что про эти городские легенды?

– Слушай, гений, а чего бы вам самим не прокатиться куда-нибудь и не расспросить кого-нибудь? – рассерженно спросил Ит. Вода перестала шуметь, через минуту Ит вышел из ванной и, поспешно вытирая волосы полотенцем, отправился на кухню.

– Куда и кого? – Кир поставил перед ним картонную коробочку с едой. – Можешь конкретнее?

– Сейчас скажу, куда конкретнее… спасибо, скъ’хара… Детских центров тут полно, почти при каждом доме есть дневные группы. Ри, ты можешь прикинуться родителем и поговорить с мамами, которые туда…

– Ой нет. – Ри замотал головой. – Ну только не я, ну ты что!

– А что? – невозмутимо спросил Ит, запуская ложку в коробочку. – Тебе что-то не нравится?

– Пусть лучше рыжий, у него хотя бы женская метаморфоза есть, – взмолился Ри.

– Он спит и видит, как бегает по городу, пристраивая несуществующего ребенка в сад, – хмыкнул Кир. – Тебе какая разница, гений? Прикинься папашей, сделай морду колодой и вперед. А я…

– А ты что?

– А я пройдусь по районным поликлиникам и пошерстю там.

– Ты органично впишешься, – хмыкнул Ит. – В детских поликлиниках на Апрее каждый день бывают рауф твоей комплекции, скъ’хара. К ним все привыкли и совершенно не обращают внимания. И, кстати, в русском языке нет слова «пошерстю», – заметил он.

– Ну, значит, не пройдусь, – легко согласился Кир. – О, идея! Я тогда пройдусь к Ветке, заберу у нее прошлое задание, дам новое и щедро расплачусь, чтобы у нее на жратву деньги были. А заодно и поспрашиваю, может, она чего расскажет.

– Только позвони ей заранее, вдруг она в клубе сегодня, – попросил Ри. – Ладно. Ит, ты в больницу?

– Нет, на ближайшую луну, блин, – отозвался тот. – В больницу, куда я еще могу… Ой, гений, пока я ем, кинь мне в сумку те его шмотки, которые вы вчера приготовили! – спохватился он. – Он тут уже устраивал театр мимики и жестов, что ему очень хочется пижамные штаны, а мы были злые и штанов не дали.

– Поесть Бриду положить?

– Не надо, рыжий купил. Оставь, дома пригодится. – Ит отпил сока из треугольного пакетика. – Чего я еще забыл? Что-то ведь точно забыл, голова садовая… А, точно! Куртку бридовскую тоже кинь в сумку, там похолодало, а он погулять хотел. Господи, как же мы задолбались, – пожаловался он, – сил нет никаких. Его же одного вообще ни на минуту оставить нельзя. И какого черта я тогда…

– Кстати, не хотел тебе говорить, но у нас проблема. – Ри вздохнул. – В институте очухались и теперь на меня наседают с вопросами. В частности – что он делал в кабинете.

– И? – Ит выпрямился.

– Я сказал, что понятия не имею – как сможет говорить, сам скажет. Кабинет этот – действительно музей, там достаточно дорогие вещи.

– Он не трогал ничего, – тут же вставил Ит.

– Да при чем тут… В общем, имей в виду, что мы не знаем, что он там делал и как туда попал, – предупредил Ри.

– Понял. – Ит отодвинул от себя пустую коробочку, положил в нее пакетик из-под сока. – Так, я побежал.

– Ит, волосы высуши, – попросил Кир.

– По дороге высушатся сами.

– Высуши, я сказал, на улице холодно! – рявкнул Кир. – Мне потом перед Фэбом отчитываться, почему ты по холоду таскаешься с мокрой головой?

– Он завтра говорить сможет? – спросил Ри.

– Издеваешься, что ли? – Ит хмыкнул. – Конечно, нет. Женька вся как на иголках, она его трое суток уже готовит к тому, чтобы перевести хотя бы на маску. Говорить… эк ты хватил. Ты сейчас кулаки держи, чтобы он дышать самостоятельно нормально начал. И чтобы Женя с Фэбом не рехнулись в процессе этого всего.

– Ит, волосы, – напомнил Кир.

– Блин… хорошо! Ри, если он расскажет что-то, я тебе тут же это передам, – пообещал Ит. – Но ты пойми, они сказали, что говорить ему разрешат только после того, как он придет в относительную норму.

– Тебе бы ночью поспать, – вздохнул Ри. – И Фэбу с рыжим тоже.

– Мы спим, – вздохнул Ит. – По очереди. Иногда. Нет, я понимаю, за что мне это все, но я искренне не понимаю, за что это Фэбу и рыжему. Они-то не отпускали Тринадцатого в тот кабинет…

– Куда?! Не трогай маску, не смей! – Брид показал Тринадцатому кулак.

– Будешь хвататься руками, немедленно интубирую обратно, – пообещала Женя. – Доиграешься.

– Подожди еще минуту. – Фэб говорил вроде бы мягко, но в голосе его сейчас чувствовалась немалая сила. Какая-то очень правильная спокойная сила. – Не торопись. То, что ты хочешь сказать, ждало две с половиной недели. От минуты информация точно не изменится, я так думаю.

Тринадцатый слабо кивнул.

– Ты пока что полежи, а мы понаблюдаем, – продолжил Фэб. – Давай поиграем в «да» и «нет», хорошо? Сначала по состоянию, а потом – по тому, что ты хотел сказать. Так, поехали. Дышать тяжело?

Тринадцатый отрицательно покачал головой – нет.

– В горле першит?

Да.

– Пить хочешь?

Да.

– Грудь болит?

Нет.

– Кашлять сейчас будем?

– Не надо, – вмешалась Женя. – Дайте ему отдохнуть.

– Ладно, – согласился Фэб. – Ощущения боли в груди, дискомфорта – есть?

Нет.

– Хорошо, – одобрил Фэб. – Значит, так. Самостоятельно подышишь еще минут сорок, потом обратно на аппарат. Это как раз нормально, так и должно быть. Теперь дальше. То, что ты хочешь сказать, настолько важно?

Да. Кивок был гораздо сильнее, чем предыдущий.

– Не волнуйся. Ты запомнил, кто на тебя напал?

Да.

Впрочем, это они уже и так знали – Тринадцатый до этого знаками и мысленно пытался дать понять: я помню, я знаю…

– Ты хочешь назвать его?

Да.

– С названием подожди. Кроме названия еще что-то важное есть?

Да. Да, да, да!

– Ладно. Ну что, Женя, рискнем? – предложил Фэб.

– Можно попробовать, показатели не падают… – Она задумалась. – Но только недолго. Брид, держи маску рядом, я сейчас кислорода в смесь добавлю, чтобы ему полегче было. Ну, говори, болезный, – приказала она.

Первые несколько секунд Тринадцатый молчал, потом едва слышно позвал:

– Ит, ты здесь? Не вижу…

– Здесь, куда я денусь. – Ит, до того стоявший рядом с аппаратом и следивший за показателями, подошел к нему. – Что, мой хороший?

– Это был… он… – Тринадцатый дышал часто, лицо его исказилось от страха.

– Кто – он? – не понял Ит.

– М-м-морок… он так себя назвал…

– Назвал? – Фэб, кажется, слегка опешил. – Ты уверен?

– Да… Ит, спасибо… ты его спугнул… он… почему-то… тебя боится.

– Меня? – Сказать, что Ит удивился – это ничего не сказать.

– Ага… И еще… он боится сейфа… того, что в сейфе… он не мог… подойти к нему…

– Подожди. – Ит осторожно взял Мотылька за руку и принялся поглаживать кисть – он знал, что это самый верный способ его немного успокоить. – Как он появился в кабинете, ты помнишь?

– Никак. – Тринадцатый слабо кашлянул, скривился. – Его не было, и… он просто возник в центре комнаты… из ниоткуда…

– Давайте сворачиваться, – попросила Женя. – Фэб, если можно, побыстрее.

– Еще тридцать секунд, – попросил тот. – Милый, скажи лучше вот что – он говорил словами, мыслями… как ты понял, что его так зовут?

– Это не слова… и не мысли… это было словно вибрация… словно… – Тринадцатый задумался. – Словно это говорил весь мир… разом… Сначала возникло… это… имя… а потом он сам… и в ту же секунду он ударил… потом… он стоял… я видел даже что-то вроде ноги… ботинок черный такой… здоровенный… Фэб, а если голова… кружится… это нормально?

– Нет. – Фэб кинул взгляд на датчики, расположенные над изголовьем. – Брид, маску на место, живо. Ничего, мой хороший, мы после еще поговорим. Сейчас главное, чтобы ты поскорее поправился.

– Морок? – растерянно произнесла Женя. Тринадцатый совсем слабо кивнул и прикрыл глаза – было видно, что он очень устал. – Нелепо как-то. Да нет, наверное, просто совпадение.

– Вы о чем? – не понял Фэб.

– Это имя было подпольной кличкой Макеева во время Великого Восстания, – объяснила она. – К вам что, наведался дух покойного вождя? И полез драться ногами? Чушь какая-то. Морок, подумать только…

– А также это имя очень распространенного чернобога в мирах Сонма, – подсказал Ит. – Несуществующего, надо сказать. Единица всеми исследователями признана гипотетической. Мерк, Мярек, Могор, Мрак, Морог, Морок, Месень, Мелес… названий куча, суть одна – немотивированная сущность, в пантеонах быстро появляется и столь же быстро исчезает. Что вполне логично – демиурги такие сущности исключают из эгрегориальной сетки самостоятельно.

Фэб кивал в такт его словам – да, верно, все так и есть. С этой частью работы по Сонму он был знаком более чем хорошо, потому что помогал Иту, когда тот делал огромную выборку по основным пантеонам первичных богов белой стадии…

– В общем, все это очень странно. – Ит продолжал гладить Тринадцатого по руке. – Родной, если он меня боится, то я сделаю все, чтобы напугать его так, чтобы ему неповадно было ногами бить кого бы то ни было. Обещаю.

Фэб усмехнулся.

– Полностью согласен, – кивнул он. – Боюсь только, что сделать это будет не так просто, как хотелось бы.