После Нового года жизнь стала поспокойнее. Раненых из портала привозили в меньшем количестве, чем раньше, бригады работали штатно, времени вполне хватало и на отдых, и на сон. Ну, относительно, конечно, но все же сделалось полегче, особенно если сравнивать с работой последних месяцев. Даже погода, и та улучшилась – декабрь выдался на редкость темным, холодным и снежным, а январь пришел солнечный и ясный, хоть и морозный. Порой начинало казаться, что и в воздухе, и в прибрежном лесу, и вообще во всем, что окружало сейчас госпиталь, чувствуется приближение нескорой пока что весны…

По хорошей погоде стали чаще тренироваться на крыше – ради этого Илья даже сделал на беговой дорожке «теплый коридор». Такой коридор обычно вешали только от верхнего шлюза до корабля во время транспортировки раненых, но сейчас Илья расщедрился, и любители пробежаться получили шикарную возможность тренироваться не в защите, а в обычной одежде. Ит и Скрипач от этих тренировок получали истинное удовольствие, Кир, правда, ворчал, что места маловато, не особо разбежишься, но тоже был доволен, а Фэбу, признаться, было все равно, есть коридор или нет, он и так бы бегал в любом случае. Вне зависимости от окружающих условий и погоды. На тренировки начали вытаскивать даже «лентяев» – Фэб сходил к Олле и Заразе и прочитал им длинную пространную лекцию, суть которой сводилась к следующему: себя нужно держать в форме, а если этого не делать, можно превратиться в желе, которое, как известно, не обладает такими положительными и привлекательными чертами, как собранность и подтянутость. Оба гермо побурчали, но тренироваться начали – и за неделю втянулись так, что не оторвать. Люди тоже приходили на крышу, но бегали отдельно от рауф. Во-первых, рауф быстрее, во-вторых, Кир задает такой темп, что и рауф еле выдерживают. Бегали по очереди – сначала «стадо лосей», рауф, потом «вареный лук», то есть люди.

– Добрые все какие, – ворчал нелюдимый реаниматолог Василий, которого Дослав и Поль тоже затащили на беговую дорожку. – Да не хочу я бегать! Отвяжитесь от меня!..

Он был очень странный человек, его даже в коридорах в перерывах редко видели. Либо он сидел у себя в комнате и что-то писал на визуале, либо был на рабочем месте. Не общался почти ни с кем, при попытке разговорить его тут же находил повод сбежать.

…В процессе тренировок выяснилось, что Василий Балов, оказывается, пишет сюжеты для серийных постановок. И не общался он ни с кем не потому, что плохо относился к людям и не людям, а потому что не хотел отвлекаться от того нескончаемого сюжета, который прогонял в голове. Постановки эти шли по какому-то заштатному каналу вещания в его родном мире, он, уезжая работать врачом, оставил, по его словам, «блок на три года» и сейчас делал новый блок, еще на три года вперед – со всеми диалогами, реалиями, приключениями, рождениями, новыми и старыми персонажами… Это было для него даже не хобби, а отдушиной, может быть – попыткой эскапизма, как знать, но писать он любил, а признаваться в этом стеснялся. Потому что в его понимании быть врачом – это была правильная и серьезная работа, а писать сценарии это так, баловство, для души.

– Тебе хоть платят за это? – поинтересовался как-то Кир.

– Мало совсем, – пожал плечами Вася. – Да там канал крошечный. На полмиллиона людей. Так, для любителей.

– А что за история? – Киру было интересно.

– Ну… история семьи. Она такая… как бы сказать-то, Кир. Там сюжета общего, считай, и нет почти. Ну, есть одно дело, которое эта семья хочет провернуть, но она его никогда не провернет, потому что если она это сделает, то сериал сразу кончится.

– А какое дело?

– Понимаешь, это ведь комедия, – признался Вася. – В общем, там есть отец семейства, который считает, что все беды в мире – от червяков. И если уничтожить всех червяков, то люди будут счастливыми. Он чокнутый, но это весело, – Василий смущенно усмехнулся. – Этот папа там демонстрации устраивает, сторонников ищет, пытается бить землю током, ну и все такое прочее. Не в каждой серии, а так… иногда. Ну и семья… понятное дело, что тоже слегка с приветом, но если без привета, то не смешно. А если не смешно, то смотреть не будут.

– Хоть показал бы, что ли, – попросил Кир.

– Ну, может, потом как-нибудь. У меня были какие-то сцены из позапрошлого сезона.

– Ит у нас вон тоже пишет всякие приколы, – сдал друга Кир. – Ты у него попроси, может, даст. «Насмешники» называется. То есть писал, сейчас не пишет, некогда. Но это не постановка, это просто текстуха в чистом виде… и тоже сильно на любителя.

– Кто во что горазд, – пожал плечами Василий. – Ладно, давай попробую пробежаться. Сто лет этого не делал.

Четырнадцатого января днем «Вереск» после сирены ждал раненых. Стояли сейчас «полными четверками» в четырех шлюзах – снова «сфинксы» не пустили госпиталь на сбор, снова Ваттон осадил Илью, заявив, что его команда справится сама, причем гораздо лучше, чем «ваши стажеры». Илья попробовал возразить, сказав, что его стажирующиеся должны иметь постоянную практику по первичной диагностике и бывать в поле чаще, чем раз в две недели, набегами. Желательно вообще выводить их в поле на постоянной основе, и он, Илья, будет добиваться у руководства разрешения. Ну, добивайтесь, парировал Ваттон – но не в этот раз. Сегодня, уж простите, все уже расписано от и до, причем расписание пришло сверху. Ну, сверху так сверху – Илья решил не обострять ситуацию. После визита «Рэя» Ваттон был на него зол, и небезосновательно, поэтому Илья не стал спорить и спустил все на тормозах. Ну, не будет сегодня «Вереска» в поле. Значит, в следующий раз сходим. Большое дело, тоже мне.

Ит в этот день попал как раз в команду Ильи – тот постоянно менял стажеров, чтобы смотреть их «поближе». Позавчера с ним работал Генка, вчера – Руслан, а сегодня подошла очередь Ита. Сам Ит этому обстоятельству был только рад. Илья не просто так стал главным врачом, школа, по которой он работал, была высочайшего класса – и даже стоя с ним в одной команде, можно было многому научиться.

– Ит, если снова будет официал, отключи броню рукой, – попросил Илья. – Прости, что прошу, знаю, что ты себе запястье жжешь систематически, но две минуты времени в плюс – это ж много.

– Да нет вопросов, Илюш, – заверил Ит. – Ничего с рукой не будет. Фэба попрошу, за сутки затянет.

– Любите вы эти энергетические игры, – проворчал Илья. – Спасу нет.

– Ерунда, – махнул рукой Ит. – Ничего плохого.

– Ну, не знаю.

– Вон они, – сообщил Саша, вглядываясь в заснеженную гладь озера. – Что-то быстро как чешут, посмотрите…

– Высокий индекс, наверно, – пожал плечами Илья. – Так, по зонам встали.

Он и Саиш подошли к входу в шлюз, Саша с Итом встали слева и справа от них, и чуть сзади, чтобы принять капсулу вторыми. «Стрела» на полном ходу подлетела к шлюзу, лихо затормозила, капсула развернулась на держателе и скользнула в шлюз; Илья с Саишем тут же ее подхватили.

– 1/11, – пробормотал Саиш. – Человек. Официал, что ли?

– Похоже, – откликнулся Илья. Крышка капсулы полетела на пол. – Точно. Ит, давай. Твой выход.

Этот фокус умели делать только Ит и Скрипач, больше ни у кого не получалось. Вынуть большой палец из сустава, максимально сузив этим кисть (для агента – элементарный прием, освобождение из наручников, практикуется для первого-второго уровня), и, чуть раздвинув клином броню в области шеи, добраться рукой до управляющего блока, который находится над солнечным сплетением. Дальше – секундное дело, броня отключается и рассыпается на мелкие кусочки. Снаружи до блока не доберешься никак, он защищен на совесть, выдерживает прямое попадание из лучевого станнера (травма у «пападанцев», как называл их Илья, всегда получается нехилая, потому что такой выстрел броня компенсировать не может), но бывшие агенты справлялись с задачей запросто. К сожалению, броня на чужую руку успевала среагировать и хорошенько прижечь кожу на запястье, поэтому Ит и Скрипач после приема раненых часто ходили в напульсниках, залечивая обожженные руки.

– Есть, – через двадцать секунд произнес Ит. Броня стала распадаться, и он отступил туда, куда положено – в оранжевую зону, на расстояние «шаг назад».

– Угу… Саиш, поехали.

У человека, лежащего в капсуле, оказалась оторвана правая нога, а в животе была прожжена аккуратная дыра; создавалось ощущение, что к нему, лежащему без сознания, подошел некто и в упор выстрелил из какой-то дряни типа лучевика дальнего боя. Судя по общей оценке – шансы есть, главное вовремя успеть начать компенсаторную терапию и локализовать обе раны.

Капсулу завезли в операционную, ее борта пошли вниз, освобождая поле. Саша выдвинул первый набор инструментов и встал позади Ильи: он сегодня ассистировал Илье, а Ит – Саишу.

– Маркер один, я начал, – Илье досталась рана на животе, Саишу – то, что осталось от ноги. Если бы ран было больше, старшие хирурги начали бы с приоритетных травм, а младшим бы приказали заниматься частичной иммобилизацией не приоритетных и подключением. Сейчас было только две крупных травмы, а срочное подключение не требовалось, потому что система жизнеобеспечения этого официала, его защита, до сих пор продолжала работать.

– Маркер два, – откликнулся Саиш. – Ит, «комбайн».

– Вывожу.

Значит, Саиш сейчас закроет повреждение, сформирует операционное поле и будет подключать раненого к системе. Оперировать начнет позже, уже подключенного. Не любит Саиш защиты, и обоснованно. Лишняя минута на защите – лишний день к восстановлению после травмы.

Ит сделал шаг назад, привычно протянул руку за спину, чтобы вывести основной реанимационный блок, который называли «комбайном»… и вдруг понял, что рука не слушается. От прикосновения к привычной гладкой ручке «комбайна» пальцам внезапно стало больно, неимоверно больно, словно руку окунули в кипяток.

– Илья, у меня что-то с рукой, – растерянно сказал он.

И в этот момент он увидел, что Илья, пошатываясь, отходит от стола, отталкивая в сторону Сашу; что Саиш резко выпрямляется, роняя инструмент; почувствовал, что перед глазами все плывет и что по всем нервам, а уже не только по руке, резануло дикой болью.

– Гибернейт! – заорал Илья. – Все назад! Связь!!! «Сфинкс», у нас заражение! Пришлите людей!.. «Вереск», всем лечь на пол, не двигаться! Позиции – сжечь! Госпиталь, позиции сжечь!!!

Операционный стол, на котором лежал еще живой раненый, вдруг пошел вниз, и оттуда, снизу, полыхнуло огнем – это было последним связным воспоминанием.

Воспоминания дальше были болью. Непрерывной, непрекращающейся. Иногда проскакивали какие-то связные моменты, но их сохранилось ничтожно мало, исчезающе мало. Время стало красным, алым, багряным, пурпурным, минуты и секунду превращались в часы и сутки, пульсирующие алыми сгустками, и этому не было ни конца, ни края.

…Чье-то лицо под маской биозащиты – сверху. Голос без тени эмоций произносит:

– Не больно. Соградо, глаза на руку. Не больно!

– Я… не гипнабелен… – отвечать настолько трудно, что невозможно понять, удалось что-то произнести или нет.

Удалось, оказывается.

– Сочувствую, – в голосе «сфинкса», впрочем, никакого сочувствия не слышно. – В таком случае терпите.

…Больно, больно, больно, больно, больно, больно. Непонятно, сколько времени больно, но, видимо, долго. Наверное, несколько дней. Или недель…

Смутно – движение, куда-то везут. Кто-то куда-то меня везет…

– 1/12, Соградо, «Вереск», вирус, этиология неизвестна, молниеносная форма.

Это я – 1/12?

Боже мой…

Издали, со стороны, непонятно кто:

– Пилот, не подходить к коридору! Назад!

– Ребята… Господи, ребята, что случилось?!

Ри. Это же Ри. Значит, за нами пришел «Ветер». Нас не забрали «сфинксы», и за нами пришел «Ветер». Почему?..

– Торк, сколько вам идти до «Альтеи»?

– Час… может, полчаса. Зависит от прохода.

– Тогда удачи. Может, кого-то и довезете. Из кабины не выходить, после рейса – корабль на полную деактивацию, самому – на проверку.

Что?!

Больно. Больно, больно, больно… мамочки, как же больно, я иду по огню, я весь в огне и во мне, внутри, тоже огонь, он жжет меня, помогите, мне больно, уберите этот огонь, пожалуйста, пожалуйста… за что это, что я сделал, за что мне так больно, мне в жизни не было так больно, настолько, что я не могу справиться с болью, впервые в жизни не могу справиться, боже, я виноват в чем-то, не может быть, чтобы это просто так все было, ни за что, простите меня, если я виноват, но только прекратите это, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не надо, умоляю вас, не надо, огонь, везде огонь, снаружи, внутри, остановите это, убейте меня, только остановите…

Сколько времени продолжалась эта пытка, Ит не знал. Но, видимо, долго, очень долго. Он не терял сознания (лучше бы потерял), и кусками и фрагментами видел и чувствовал, что происходит вокруг.

…Кажется, удалось дожить до «Альтеи» – яркий свет, толпа народа, все в защитках, на реанимационном блоке энергетический кожух, это понятно, потому что они не знают, что с нами…

…Сбоку – некто неразличимый произносит «ушел», а это значит, что кто-то рядом умер, но невозможно понять, кто, и от этого особенно страшно, но даже страх сжигает эта огненная боль, и по-настоящему испугаться он не успел, не сумел…

…Следующая картинка – операционная. Большая, не чета нашим крошечным, кажется, это стол, но зачем, я не ранен, что они делают?.. Сбоку справа – блестящий бок «комбайна», не полевого, а стационарного, здоровенного, как… непонятно, как что, но здоровенного, и очень скоро становится легче дышать – но боль от этого делается только сильнее.

– …штамм выделен. Идентичен у всех.

– Значит, одна клональная линия…

– Срок жизни вируса ультракороткий, меньше минуты. По сути дела, они чисты, вирус гибнет сам. Они уже не опасны. Проверим, конечно. Интересная разработка…

– …можно его, наконец, подключить и обезболить уже? Да, этот из тех, которые не реагируют на внушение…

– …все равно придется вскрывать, потому что проще вычистить, чем выводить на терапии. Но, прости, я это делать не буду, пока он чувствует… вызовите старшего для подтверждения изменения статуса…

Что вы говорите такое?.. Вирус гибнет сам? А почему мне тогда так больно?.. Страшно жарко и страшно больно, вы лжете, отпустите меня, убейте меня, о боже, пожалуйста, не могу…

– Да, конечно. Все, искин «Альтеи» подтвердил, что опасности больше нет. Искины кластерной дали такое же заключение. Да, какой-то боевой новый штамм, а я почем знаю? Нам не докладывают, им вон тоже не доложили… Кто боится, останьтесь в биологической, разумеется. Но вы сами видите, что я – уже без? Ну и все, работайте.

Пожалуйста… боже мой, пожалуйста… если бы это был настоящий огонь, а не этот, я бы уже умер и не ощущал ничего…

И вдруг…

…господи…

– 1/9… 1/10… 1/11… да что такое, черт возьми?!

– Обалдел, видимо, немного. Так, Соградо, дышать не забываем, – голос над головой деловитый и собранный. – Все? Прошло? Не больно?

– Да…

– Ну вот и отлично. Ловга, подожди, остановись. Показатели почитай нам. Вслух. Давайте несколько минут подышим спокойно, да?

Женский голос сбоку… ну, понятно, в оранжевой зоне… и, видимо, совсем молодая…

– 1/9… 1/8… 1/8… 1/7… 1/8… 1/7… 1/6…

– Хорошо, хорошо. Соградо, вы меня понимаете?

– Да…

– Вируса больше нет, но нам нужно будет вычистить все, что получилось в результате. Крупные очаги придется оперировать. Вам повезло, у вас поражены мягкие ткани на правой руке, участок кишечника и верхняя доля правого легкого. Работы на два часа в общей сложности.

– Что с моей… семьей?.. – отсутствие боли и возможность разговаривать – страшные вещи.

– У меня нет этой информации, – врач виновато разводит руками. – Надеюсь, с семьей тоже все будет хорошо. Так, сейчас отработаем, разбудим, понаблюдаем и будете отдыхать. Ловга, начали.

Дальше было какое-то пустое время, рыхлое, словно вата, и не заполненное ничем, кроме слабости и сонливости. Ит помнил, что его будили, помнил все ту же операционную, каких-то людей, чьи-то разговоры поодаль, слишком яркий свет, но все это скрадывалось отрешенностью и единственным желанием – закрыть глаза и побыть в тишине. Вскоре, впрочем, это желание исполнилось. Из операционной его, как он понял, подняли наверх – вместе с реанимационным блоком. Значит, все, уже точно все.

Голова не соображала совершенно, и какое-то время, видимо, достаточно длительное, он словно плавал между явью и пустым тягучим сном. Рядом постоянно были люди, и это раздражало, хотелось, чтобы никого не было. Чуть позже захотелось пить, и это желание тут же оказалось выполнено – сбоку слева вышел загубник с гелем; а это значит, что пить разрешено и что система как минимум пятого уровня, раз реагирует на мысленные команды. Уже неплохо.

Пить и спать. И никакой боли, вообще никаких неприятных (да и приятных) ощущений. Ощущений, по сути, действительно практически нет – потому что подключена система. Если сильно скосить глаза, то видно, что правая рука вся в бинтах-накладках, похожих на тончайшие белые пластыри. Наверное, это потому, что вскрывал броню рукой… Справа, на плече, тоже накладка, вот только почему она там оказалась, Ит вспомнить не мог.

Равно как и то, сколько прошло времени.

Следующее пробуждение получилось более осмысленным. Хотя слабость и апатия никуда не делись, голова соображала уже получше, а тело стало чувствовать – система оказалась отключена, реанимационного блока больше не было. Рядом с высоко поднятой кроватью, на которой он лежал, стояла какая-то девушка, высокая, тонкокостная, с узким сосредоточенным лицом, и напряженно разглядывала накладку на его правой руке. Потом подхватила накладку биощупом, сняла и тут же уронила на ее место новую.

– Ловга, неровно, – произнес мужской голос откуда-то сбоку. – Можно хотя бы для коллег постараться? Тебя бы устроила рука в шрамах, скажи мне?

– Рофаил, я не нарочно. Просто динамика немножко не такая, и у меня не получается выбрать правильно…

– Динамика в соответствии с расой. Это не совсем рауф и не совсем человек, поэтому динамика не может не отличаться. Но все равно, я тебя прошу, будь повнимательнее. Нельзя работать абы как, это просто непорядочно.

– Сейчас поправлю.

Говорили они на всеобщем, который невидимый мужчина знал явно лучше девушки. С рукой понятно, решили сделать пластику и восстанавливают кожу. Что ж, спасибо. Мелочь, а приятно.

Заодно этот невидимый, который явно старший врач, натаскивает стажерку – вот эту самую Ловгу, которая с биощупом наперевес. Ничего, я не против. Пусть тренируется, жалко что ли?

Ладно, это неважно. Важно другое.

– Я наполовину рауф и наполовину человек, – произнес он вслух. Голос звучал хрипло и слабо. – Скажите, что с моей семьей? Пожалуйста…

– Добрый день, – врач, отчитывавший Ловгу, обошел кровать, выдвинул стул и сел рядом. Он оказался крупным мужчиной, из «рыб», со светлой окладистой бородой и серо-зелеными глазами. Биозащиты на нем не было, одежда обычная – для госпитального корабля Санкт-Рены, конечно. Светло-бирюзовая куртка с огромным количеством то ли карманов, то ли дополнительных навесок и так называемый «барк», широкие вверху и сильно зауженные внизу штаны, распространенная у «рыб» одежда. – С вашей семьей все в порядке. Мы предвидели, что вы будете волноваться, и поместили вас в один блок. Ловга, убери барьеры. Посмотрите и убедитесь.

Полупрозрачная стенка, окружающая его кровать, растаяла, головная часть кровати пошла вверх, и Ит обнаружил, что лежит он в приличных размеров комнате, по всей видимости, в одной из реанимационных. На небольшом расстоянии от его кровати стояли еще три, одна – с подключенным блоком, две другие – без. Он присмотрелся. Фэб все еще на системе, а вот Киру и Скрипачу повезло больше – несмотря на то, что и руки, и плечи у них тоже были в послеоперационных накладках, они оба просто спали… слава тебе, Господи.

Кажется, обошлось. Действительно, обошлось.

– Все очень неплохо, – оптимистично сообщил врач. – Вам повезло. Хуже пришлось тем, кто стоял в красных зонах, младшие врачи пострадали меньше. У вас…

– Я еще в корабле слышал, что кто-то ушел. – Кровать, разумеется, тоже умела подчиняться мысленным приказам, а Ит уже понял, что сидеть ему сейчас трудно, лучше лежать. – Кто?

– Один из стажеров и один старший, – неохотно сообщил врач.

– Вы же сказали, что стажерам повезло…

– Ну, он был не совсем стажером. Кандидат, Александр Юрьев. И… Виталий Семашов, старший хирург. Если я правильно понял, они стояли в одной бригаде.

Ит прикрыл глаза.

– В разных, – прошептал он. – Вы ошибаетесь, они стояли в разных бригадах… Саша стоял с нами…

Да, Фэб, очень безопасная профессия. Безопаснее некуда. Нет, дело не в безопасности, конечно, а в том, что мы порой хотим выдавать желаемое за действительное и называем черное белым только лишь потому, что нам так легче. Кажется, что легче…

– Отдыхайте, – посоветовал врач. – Все уже позади.

– Простите, как вас зовут? – поинтересовался Ит. Элементарная вежливость, разумеется, надо же как-то обращаться. И надо же что-то спросить, чтобы не висело это молчание.

– Рофаил Кушен, – улыбнулся тот. – Да, коллега, не позавидуешь вам. Не повезло. Но ничего, мы все исправим.

– Спасибо, – Ит улыбнулся. – Сколько мы уже здесь?

– Четверо суток. Еще дней шесть-семь, и будете полностью здоровы.

Когда Ит проснулся в следующий раз, врачей в комнате не было. Теоретически следовало бы спать дальше, но он чувствовал, что волнуется: несмотря на то, что все свои вроде бы тут и с ними все нормально.

– Пойди и проверь, – приказал Ит себе. – Толку от этого будет явно больше.

Слезть с кровати получилось с третьей попытки, слабость до сих пор была ужасная. После того, как слез и встал на ноги, больше минуты стоял рядом с кроватью, вцепившись в нее двумя руками, и отдыхал: тяжело. Так, сейчас. Ноги в руки, и пошел.

«Требуется помощь? – спросил голос в голове. – Вызвать врача?»

Так, понятно. Кажется, здесь и впрямь есть искин. Скорее всего, не на постоянной основе, временно – Барды попросили кого-то из искинов поработать тут для быстрейшей координации госпиталя. Что ж, хорошее решение, искины товарищи очень полезные… но помощь сейчас не нужна, так что благодарю, конечно, но мы сами как-нибудь.

– Нет, спасибо, – пробормотал Ит вслух.

Искин его ответом не удостоил.

Первым делом Ит, конечно, добрался до кровати Скрипача. Ох, рыжий, ну мы и влипли в этот раз! Скрипач был бледным, как мел, и выглядел ужасно – Ит понял, что и сам сейчас, скорее всего, выглядит не лучше. Послеоперационные накладки у Скрипача оказались на левой руке (вскрывал броню левой?..) и почему-то на правом бедре. Странно. К столу прислонился? Видимо, да.

– Рыжий, – позвал он. – Спишь?

– Пытаюсь, – Скрипач открыл глаза и страдальческим взглядом воззрился на Ита. – Когда же эта одурь закончится?..

– Какая одурь? – не понял Ит.

– Сонная. Постоянно спать хочу, – пожаловался Скрипач. – И все время снится какое-то дерьмо. Засыпаю, просыпаюсь…

– Может, врача позвать? – Иту снова пришлось ухватиться руками за край кровати, потому что ноги держали неважно.

– Да звал уже. Толку нуль. Не хочется на систему обратно ложиться, а химия на меня не действует, – Скрипач вздохнул. – Почему-то…

– Фигово, – констатировал Ит. – Слушай, я пойду Кира с Фэбом проверю.

– Ага, иди, – кивнул Скрипач. – Кир вроде был ничего.

…Кир и впрямь оказался «ничего», но разбудить его у Ита не получилось. Судя по накладкам, Киру досталось меньше всех. И стоял он в оранжевой зоне, и рост высокий, и «шаг» у него был больше, и броню он не снимал ни с кого. Накладок только две штуки, симметрично, на правой и на левой руках – брался за капсулу, когда переносили, по всей видимости.

А вот Фэбу досталось по полной программе. Когда Ит добрел до него и увидел все вблизи, ему на секунду стало дурно. Шея, обе руки, весь правый бок… Фэб все еще был на системе, но, хвала всевышнему, не на общей, а на локальной – она отслеживает и корректирует, это уже не реанимация, так, поддержка.

– Скъ`хара, – беспомощно позвал Ит. – Ты как?..

На ответ он не особенно рассчитывал, но Фэб открыл глаза и попытался улыбнуться.

– Ничего, – прошептал Фэб. – Справлюсь… Зачем ты встал?

– Волновался, – Ит покачал головой. – Фэб, у вас тоже был официал, да?

– Да. А что?..

– Ничего. Скъ`хара, можно я у тебя тут отдохну? Обратно не дойду. – Ноги действительно не держали. – Не рассчитал, кажется…

– Залезть сумеешь? – Фэб кое-как подвинулся к краю кровати. Получилось не очень, Ит видел, что двигаться ему тяжело.

– Сейчас, кровать пониже опущу…

…Получасом позже к ним пришел Скрипач, и пришлось немножко подвинуться, идти обратно у рыжего тоже не было сил. И спать нормально у него не получалось, потому что, по его словам, стоило закрыть глаза, тут же начинали сниться кошмары. Какие-то волки в ошейниках, какие-то кошки, которых волки хотели съесть, и надо было держать за ошейник, чтобы не съели, а кошки не нравились, но почему-то есть их волками было нельзя… совершенная муть, но Скрипач рассказывал об этой мути с настолько несчастным лицом, что прогнать его спать на свое место оказалось задачей невозможной. Улегшись рядом с Итом, рыжий тут же уткнулся носом ему в плечо… и заснул сном праведника, судя по общей расслабленности – без всяких кошмаров.

– Фэб, тебе там места хватает? – шепотом спросил Ит, пытаясь устроиться поудобнее. Получалось не очень.

– Нормально, – тоже шепотом ответил Фэб. – Спи.

– Угу…

…Минут через сорок пришел Кир. Он, проснувшись, обнаружил, что оба средних почему-то оказались у Фэба, и решил проверить, в чем дело. Убедившись, что все вроде бы в порядке, он понял, что обратно к себе ему идти не хочется, да еще ко всему начала кружиться голова. Проснувшийся Скрипач разбудил остальных и попросил «подвинуться еще совсем чуть-чуть». Несмотря на подвижку, места Киру досталось слишком мало, и минут через десять он грохнулся на пол, хорошо, что кровать Ит додумался опустить максимально низко, насколько возможно. Кир забрался обратно, пробормотал «жопа перевешивает, мать ее» и тут же отключился.

– Ит, сделай что-нибудь со светом, – попросил Фэб.

– Уже пытался, не получается, – ответил Ит. – Чертова кровать, чего она такая узкая?

– Она не узкая, она метр, – Фэб закрыл глаза. – Ладно, давай спать.

– Рофаил, очень хорошо, что вы вернулись, – Ловга и Мара стояли в коридоре напротив входа в терапевтический блок. – Мы не знаем, что делать.

– Чего такое? – врач с интересом посмотрел на стажерок. – Рассказывайте.

– Мы лучше покажем. Вот эти рауф, которые не рауф, вон чего творят, – Мара переключила канал слежения на Рофаила и отступила на шаг. – Смотрите сами.

Посмотрев с минуту, врач начал смеяться. Сначала тихо, потом громче.

– Что тут смешного? – возмутилась Ловга. – Знаете, мы уже четыре раза заходили и разводили их обратно, согласно плану. А они берут и возвращаются на двенадцатое место, причем вот этот вот еще и падает с кровати. И мы…

– Вы дуры, – ласково ответил Рофаил. Щелкнул Мару по носу. – И зачем вы их возвращали?

– Потому что так положено по правилам, – отчеканила Мара. Она была такая же высокая, как Ловга, но отнюдь не худая – и очень симпатичная. Черные кудрявые волосы, черные глаза, кожа дивного персикового оттенка, красивая статная фигура. – И потом, двенадцатый номер до сих пор подключен, они же мешают!

– Ох… Так. Поясняю для одаренных. Это семья. Рауф. То, что они так себя ведут, для них вполне естественно, – объяснил старший врач.

– Это непристойно, – Ловга даже покраснела.

– Что тут непристойного? – искренне удивился Рофаил. – Они одеты.

– Только в штаны! И потом, спать с кем-то в одной кровати, это же… это же отвратительно! – Ловга осуждающе покачала головой. – Так не положено!

– Это у вас не положено, а у них вполне себе положено, – пожал плечами Рофаил. – По субкультурам незачет. Теперь объясняю, что успел увидеть я и что вы обе упустили. Смотрим твою запись, Мара, еще раз. Вот этот старший врач, который на двенадцатом месте, это – скъ`хара вот этого гермо, который с черными волосами. Вот этот мужчина, который у вас три раза падал, это скъ`хара вон того гермо, который рыжий. Обратите внимание: мужики, несмотря на то, что самочувствие у них не очень, пытаются заботиться о средних даже сейчас. Кладут в центр и так далее. Так… Искин! Полное досье госпиталя «Вереск», внешняя локация, пожалуйста. Смотрим дальше. Как они жили в госпитале… Мара, они спали точно так же, как пытаются лечь сейчас, ты видишь? Гермо в центре, мужчины по краям. Вот их комната, вот так они и спали… угу… Теперь о приличиях. Ловга, последние данные по ним открой, – он ткнул пальцем в визуал, увеличивая нужный сегмент. – Вот, что и требовалось доказать. Тут по гормонам дисбаланс у всех четверых, а из этого следует какой вывод, девочка?

– Рофаил, простите, – Ловга опустила глаза. – Я не думала…

– А зря. Эта семья на самом деле очень плотно работала в госпитале, друг к другу они не прикасались больше полутора лет. Видимо, было просто некогда, да и условия не позволяли. Но вместе им находиться привычно и поэтому комфортно. Для рауф, кстати, это вполне нормальное поведение – внутри семей они контактны, особенно если семья дружная и существует долго… тут, по всей видимости, именно такой случай. Так. Сейчас идем исправлять ваши огрехи, а через декаду сдаете мне следующие субкультуры: нэгаши, четвертую стадию, Индиго, биотехи-когни, Маджента, рауф от третьей стадии, луури от пятой стадии, обе градации, ну и, пожалуй, смешанных людей, тоже четверку. В единице и двойке вы запутаетесь, там смещение, а тройка вам пока что не нужна. Все ясно?

Обе девушки синхронно кивнули.

– Не надо на меня обижаться за это дополнительное задание, – Рофаил нахмурился. – Девочки, не надо. Это мой промах, нужно было обратить ваше внимание на этот аспект раньше. Но я, честно говоря, не думал, что вы настолько недогадливы. Запомните простую вещь: нужно быть более гибкими в суждениях.

– А если бы они… ну… – Ловга покраснела. – Ну, понимаете…

– Это не к рауф, – покачал головой врач. – И уж тем более не к рауф, которые в таком состоянии. На это способны некоторые луури и нэгаши от двойки и ниже. Практически у всех остальных рас нормы общей морали столь же жесткие, как наши, и, разумеется, просвещенные разумные в девяносто девяти процентах случаев соблюдают их неукоснительно.

– Но это мог оказаться тот один процент, который исключение? – с вызовом спросила Мара.

– Нет, не мог, если бы кое-кто читал анализы почаще, – хмыкнул Рофаил. – Тебе система пишет что? И что ты думаешь – в обход системы?

– Систему можно обмануть, – возразила девушка.

– Можно, – согласился Рофаил. – Но не тогда, когда на тебе живого места нет. Пойдемте, разберемся с нашими рауф.

– Опять идти? – обреченно поинтересовался Кир, когда Мара, Ловга и Рофаил подошли к ним. – Ладно. Хорошо. Только встану…

– Никуда идти не нужно, – Рофаил придержал Кира за плечо. – Прошу прощения, стажирующие просто не знали… некоторых моментов. Это мое упущение. Сейчас мы все исправим. Мара, десятое место подведи сюда, пожалуйста. Угу, спасибо. Ложитесь поудобнее, отдыхайте. Что я могу для вас сделать?

Ит кое-как сел. Скрипач с Киром переползли на соседнюю кровать, стоящую сейчас вплотную к двенадцатой, и стало гораздо свободнее.

– Простите, что мы так… – виновато сказал Ит. – Просто, понимаете… я очень волнуюсь за Фэба, рыжему снятся какие-то волки с кошками, а Кир не привык спать один. Мы как-то на автомате… то есть не специально. Правда…

– Мара, ты услышала то, что хотела услышать? – Рофаил повернулся к стажерке. Та кивнула. – Извинись.

– Простите, – девушка подошла поближе.

– Не нужно, – Ит вздохнул. – Мы же рауф. Привыкли… к подобному. Вы не первая и не последняя. Вашей вины в этом нет.

Мара стояла рядом, прикусив губу, и молчала.

– Так, – Рофаил счел, что воспитательная часть беседы окончена. – Давайте лучше определимся, что вам требуется, чтобы лучше отдохнуть.

– Нас все устраивает, – тут же ответил Ит. – Свет только мешает, и если можно сделать его поменьше, было бы неплохо.

– Запросто. Еще что-то? – Рофаил обошел кровать, вывел визуал. – Хорошо, просто замечательно. Совершенно нет необходимости дальше оставаться на системе. Эн-Къера, давайте теперь уже самостоятельно. Отключаю?

– Спасибо, – кивнул Фэб. – Рофаил, можно попросить вас о паре мелочей? Одеяла, подушки, но не цилиндры, а такие же, как были у нас в госпитале, и, если возможно, снизьте температуру до двадцати двух. Слишком тепло, мы обычно делаем ниже.

– Разумеется, можно. Отдыхайте. Следующий обход будет через четыре часа, и это время вас никто не будет тревожить.

Двое суток все они преимущественно спали – ни на что другое не было сил. На третьи сутки самочувствие стало уже более или менее сносным, на четвертые Рофаил разрешил снять повязки и сказал, что им уже можно выходить погулять, если есть желание. Ваши коллеги лежат в соседних палатах, и, если хотите пообщаться, то далеко идти не нужно. Фэб поинтересовался, можно ли им говорить с искином, если возникнут какие-то вопросы, – врач ответил, что можно, но искин присутствует тут лишь частично, основная часть его сознания по-прежнему находится на кластерной станции Бардов, которая базируется неподалеку, и, скорее всего, искин просто не сможет общаться с ними полноценно. Максимум, он ответит на какой-то технический вопрос, но не более того.

– Спасибо, – поблагодарил Фэб. – Собственно, большего нам и не нужно.

– Зайдите к вашему старшему врачу, – посоветовал Рофаил. – Хотя бы покажитесь. Он очень переживает за команду и до сих пор винит себя в гибели двоих ваших коллег. Если я правильно понял, у вас с ним достаточно доверительные отношения. Может быть, вы сумеете убедить его в том, что на самом деле никакой вины за ним нет.

– Я постараюсь, – пообещал Фэб. – Вины за ним действительно нет. Но будь я на его месте, я бы винил себя точно так же. Думаю, вы бы тоже не стали исключением из этого правила.

– Боюсь, что да, – кивнул Рофаил. – После вашего общего случая я своих ставлю на любые работы только в полной защите.

Ит, слушавший разговор, подошел к ним и сел рядом с Фэбом.

– Мне кажется, что в этом нет необходимости, – произнес он медленно.

– Почему? – повернулся к нему Рофаил.

– Мне надо кое-что проверить, и тогда я дам ответ. Но биологическая защита вашим стажерам и коллегам не нужна. Я почти уверен.

– Ит, о чем ты? – нахмурился Фэб.

– Ммм… боевые действия в порталах скоро будут прекращены практически полностью, – Ит задумался. – Не все, но… в общем, я сначала должен убедиться, а потом поговорим.

– Хорошо, – кивнул Рофаил. – Может быть, вечером?

– Если получится проверить, то можно и вечером, – пожал плечами Ит. – Хотя вечер на «Альтее», как я понял, понятие относительное.

– Это точно, – хмыкнул Рофаил. – Ну, ладно. До скорой встречи.

Собрались у Ильи в палате часа через полтора – когда они пришли, Илья сообщил, что молодцы, вовремя, он сейчас вызывает всех, кто в состоянии ходить, потому что… потому что так нужно, есть сообщение для всего «Вереска».

Илья выглядел неважно. За последние дни этот сильный, крупный человек сгорбился и даже вроде бы постарел – и не травма, полученная им самим, была тому причиной. Он корил себя, он винил себя в том, что произошло, и простить себе он не мог – Фэб после получаса разговора лишь горестно качал головой и с Ильей спорить не стал. Через это нужно пройти, это нужно осознать, и это случившееся останется с Ильей уже навсегда. Он сильный, и он обязательно справится, но сейчас снять камень с его души дело невозможное. Ни для кого.

Когда основная часть врачей «Вереска» кое-как сползлась в палату Ильи и расселась кто где, он встал со своей кровати, поднял руку, призывая к молчанию, а затем произнес:

– Мужики, это все-таки война. Всякое бывает. Сейчас… я должен вас проинформировать. Первое – мы свободны на месяц, по Земле-n. Да, нам дают месяц на восстановление, это почти до конца февраля. Лечимся. Второе – по всей видимости, будет смена дислоцирования госпиталя…

– Название оставляем? – поинтересовался Дослав. У него до сих пор были повязки на обеих руках, а левая еще и не действовала нормально, по всей видимости, были повреждены нервные окончания.

– Оставляем, – кивнул Илья. – Так… я должен буду отвезти родным Виталия и Александра… то, что от них… Меру вины мне определят семьи, потому что вина, разумеется, целиком и полностью лежит на мне как на руководителе.

– Илья, подожди, – Ит вдруг встал и вышел на середину палаты. – И вообще, все подождите. Да, и про вину в частности. Мужики, ответьте мне на один вопрос…

– Ит, ну ты влез, блин, куда не звали и когда не просили! – рассердился Зараза. – Сам подожди, чего тебе неймется? Потерпеть не мог?

– Нет, не мог, – покачал головой Ит. – Это принципиально важно. Итак, вопрос. «Сфинксы» орали или нет?

– Чего? – растерянно спросил Руби.

– Объясняю. «Сфинксы» всегда, когда везут раненых, орут статус. Это так?

Врачи с полминуты недоуменно переглядывались, потом одобрительно загудели – да, мол, так и есть, святая правда.

– «Сфинксы» позеры, и для них озвучивать статусы клиентов – это способ повыеживаться перед нами и дать понять, что они все в белом, а мы дерьмо, – жестко продолжил Ит. – Так вот. В этот раз – они не кричали. К нашему шлюзу подошла «стрела», «Сфинкс» сгрузил капсулу, и «стрела» ушла. Тут же. У кого было то же самое?

– Вот теперь я понимаю, от кого Фэйт понабрался манер, – шепнул Илья Фэбу. – Ты был прав. Прости. Беру свои слова обратно.

– У всех было то же самое, – ответил Дослав. – Ит, к чему ты это говоришь?

– Сейчас объясню, к чему. Это диверсия. Они знали, что нам везут, и… видимо, у них была какая-то цель. Илья, не вини себя. Ты действительно не виноват, потому что подобного ты предусмотреть не мог. Да и никто не мог.

После его слов врачи заговорили все разом, перебивая друг друга; Дослав и Руби вывели визуалы, начали тыкать во что-то пальцами, обычно тихий Олле влез между ними и тоже принялся что-то объяснять, Генка с Русланом недоуменно переглядывались, еще не понимая; Саиш тоже вывел визуал, к нему пересели Василий и Поль; Кир и Скрипач с ужасом смотрели на Ита, который до сих пор невозмутимо стоял посреди палаты и спокойно ждал, когда шум стихнет.

– То есть ответ положительный, и моя версия кажется вам достойной рассмотрения, – кивнул он, когда гомон начал стихать. – Теперь дальше. Илья, в какой момент ты понял, что происходит что-то не то?

– Когда у меня ткани стали расползаться под пальцами, – сообщил Илья. – Только что была нормальная ткань, и она… поползла, словно разложилась, причем весьма основательно. Вот тогда я это и понял.

– Обрати внимание, до последнего момента мы не понимали, – кивнул Ит. – Хорошо. Дальше. Искин!

– Слушаю, – раздался лишенный выражения голос с потолка. Врачи мгновенно стихли.

– Вопрос, – Ит прикрыл глаза, формулируя. – Дано: боевой вирус одной клональной линии, срок жизни вируса ультракороткий, длительность жизни клональной линии около тысячи поколений…

– Некорректная формулировка, – тут же ответил искин. – Уточните данные.

– Боевой вирус. Срок жизни вируса – одна минута. Срок жизни клональной линии – тысяча поколений, плюс/минус сто поколений. Какова вероятность самостоятельной активации такого вируса?

– Ответ в вопросе, – невозмутимо ответил искин. – Боевой вирус. Самостоятельная активация невозможна. В неактивном состоянии остается полимерной структурой.

Ит повернулся к Илье. Тот сидел неподвижно и широко открытыми глазами смотрел на Ита.

– Нас заразили раньше. Они привезли не вирус, а спусковой крючок для этого вируса. Именно поэтому вирус запросто прошел «вошегонки»… точнее, он их не проходил, потому что он давно был в «Вереске»… ну, ты понял.

– Твою мать, – выдохнул Илья. – Искин! Подтверди модель.

– Некорректная форму…

– Ой, кончай идиотничать, – огрызнулся Илья. – Всем, у кого класс выше шестого, давно известно, как вы любите по кораблям шариться. Отвечай, хватит уже этого официоза.

– Умные все какие, – проворчал голос с потолка. – Ну да, все правильно. Он верно понял. Только, мужики, ничего вы никому не докажете. Про это они тоже подумали.

– Кто – они? – требовательно спросил Ит.

– Угадай сам, – огрызнулся голос. – Кому вы мешали, те и подумали.

– Один вопрос, искин, – Фэб привстал. – Мешал весь наш госпиталь?

– Ага. Не вы конкретно, если ты об этом, Фэб Эн-Къера. Не носители резонанса мета-порталов. Мешал именно «Вереск». Весь. Целиком. И на этом разрешите откланяться, потому что меня за беседу с вами по голове не погладят, как можете догадаться.

– Подожди, – попросил Ит.

– Ну? – недружелюбно осведомился искин.

– Не «ну». Это важно. Ведь до этого была еще одна попытка удалить нас из темпоральной капсулы, так?

– Так. Ты ведь об этом хотел спросить?

– Угадал. Шарлы. Но зачем?

– Ит Биэнн Атум Соградо, твою мать! «Зачем»!.. Определись, ты умный или тупой! – рявкнул, теряя терпение, искин. – Затем!!! Затем, чтобы вас не было в капсуле, конечно! Все, я не могу больше держать приват, «Альтея» меня сейчас просто вышвырнет из системы. И, да. Ты прав. Защититься или оспорить что-то даже не пробуйте. Вы не сумеете, а на разбирательство уйдут месяцы. Причем результат будет не в вашу пользу.

– Это я уже понял.

– Ну, раз понял, молодец. Привет кое-кому из вас могу передать, – искин понизил голос. – От одной маленькой секторальной станции, знаете ли. На которой кое-кто до сих пор скучает по вам.

– Илья, они втроем в свое время умудрялись обойти аналитический отдел из двадцати человек. Они выживали там, куда других не посылали, потому что нереально это было – там выжить. Они… они очень хорошо умеют молчать, но… ты сам все видел и сам все понял.

– Да, вот теперь я понял, – Илья говорил беззвучно. – Но… это подло. Это…

– Это нормально, – столь же беззвучно отвечал Фэб. – Спроси у ребят. Спроси, пусть расскажут сами.

– Спросить что?..

– Просто поговори с ними как-нибудь. О том, в чем они жили. Через что прошли. Что видели, что знают. Поверь, это послужит тебе потом хорошим подспорьем.

– Ладно, Фэб. Поговорю. Только в себя приду хоть немного и поговорю.

Фэб молча кивнул. Они с Ильей сидели сейчас друг напротив друга в палате Ильи, все остальные уже разошлись. Илья чувствовал себя дурно, временами ему начинало казаться, что его ударили чем-то тяжелым по голове. Вызвали Рофаила, тот сообщил, что ничего страшного, просто поднялось давление. Снизил, посоветовал Илье полчаса полежать и снова ушел – как оба поняли, в госпиталь поступали новые раненые. Получасом позже Илья сидел, согнувшись в три погибели, вцепившись себе руками в волосы, а Фэб пытался добиться от системы какого-нибудь подобия спиртного.

Он терпеть не мог спиртное. Но понимал, что если все настолько плохо, то не обойтись. Что вещи, подобные той, которая с ними всеми произошла, можно лечить двумя способами – либо тет-а-тет с тем, кто это сделал, либо – ста граммами спирта или чего-то подобного. Автора диверсии Илья, разумеется, придушил бы голыми руками, но кто именно этот автор и где он – было неизвестно.

– Илюш, ты это… ну, выпей, что ли, – попросил Фэб, когда система после долгих уговоров все-таки расщедрилась. – Поверь, так будет лучше.

– Кому? – горько спросил Илья, отбирая у него импровизированный стакан. – Им? Мне? Тебе?

– Не знаю, – Фэб отвернулся. – Может, и никому. Но у нас уныние вообще-то считается смертным грехом, так что лучше ты пей.

– У вас – это где?

– Охотно расскажу. Но после того, как ты выпьешь.

…К своим Фэб вернулся глубокой ночью – проговорили они несколько часов. Молча лег с краю на общую кровать, натянул повыше одеяло. Прикрыл глаза, но сон не шел. Слишком невеселые мысли одолевали его, и еще появилось какое-то очень нехорошее предчувствие, но к чему оно, Фэб понять не мог. Пока – не мог.

– Во что мы ввязались, – пробормотал он. – Только бы выбраться. Господи, только бы нам выбраться.