8
В четверть девятого мы вновь сидели в кабинете, а Фриц убирал кофейные приборы; я еще этого не знал, но шла подготовка к одному из самых грандиозных представлений, которые когда-либо разыгрывались в нашем старом особнячке красного кирпича. Выпроводив Баллу, я отправился на кухню и рассказал Вульфу про звонок Сола. Конечно, Вульф получил бы большее наслаждение от лукового супа и мяса с овощами по-кентуккийски, если бы я подождал хотя бы до кофе. Но меня интересовал вопрос: что перевешивает у этого чревоугодника – аппетит или пищеварение. Оказалось, что испортить ему аппетит можно только чудом.
Впрочем, пищеварению тоже немного досталось. Вульф выпил кофе больше обычного, опустошив весь кофейник, и теперь, поскольку я был рядом – а обычно по вторникам я провожу вечера вне дома, – Вульф решил продолжить беседу, начатую за ужином. Речь шла о Вьетнаме, хотя он не слишком интересовался Вьетнамом. Во всяком случае в те минуты. Он готовился к встрече с женщиной, что само по себе уже портило ему настроение, но эта женщина к тому же пела в ночном клубе, что было выше его сил. Вечер обещал быть чудовищным. Когда в дверь позвонили, Вульф злобно зыркнул на меня, хотя виноват был не я, а Сол, о чем я не преминул напомнить Вульфу, отправляясь открывать.
Даже через одностороннее стекло ею можно было залюбоваться. Она возвышалась над Солом на пару дюймов, и если шубка была из настоящего соболя, то на нее пошло не меньше сотни соболиных шкурок. Войдя, она сверкнула ослепительной улыбкой, которой я тут же удостоился вторично, повернувшись после того, как повесил шубку. Сол с трудом сдерживал ухмылку, предвкушая удовольствие. Редкостный негодяй. Взяв меня за руку, она нежно промурлыкала грудным голосом:
– Где он, Арчи?
После чего, не выпуская моей руки, устремилась прямехонько в кабинет. Там она освободила мою руку, протанцевала до середины комнаты, повернулась лицом к Вульфу, отбросила сумочку на пол и пропела:
Вперед, толстяк, вперед!
Смелей, толстяк, смелей.
Бери меня, толстяк,
Смелей же, не робей.
Любезный толстячок,
Люби меня, люби.
Я жду тебя, малыш,
Приди ко мне, приди.
Люби меня, любии-и-и-и-и-и…
Смелей!
Потом протянула к Вульфу две длинные, изящные, оголенные руки и изрекла:
– Теперь орхидеи. Показывайте!
Признаться, зрелище было впечатляющее. Похоже, правда, Вульф тоже не собирался сдаваться, показывая, что и он не лыком шит. Он хмуро пялился на нее, причем на лице его было точно такое же выражение, которое я не раз видел, когда он никак не мог угадать нужное слово в кроссворде.
Вульф перенес хмурый взгляд на меня и рыкнул:
– Это ты подстроил?
– Нет, – звонко ответила она. – Со мной никто никогда ничего не подстраивает. Это ни к чему. Где орхидеи, толстяк? Смелей!
– Мисс Джексон, – произнес Вульф.
– Только не здесь, – отрезала она. – Я Джулия Джекет.
– Только не здесь, – жестко сказал Вульф. – Возможно, что много лет назад, при других обстоятельствах, я бы воздал должное этому спектаклю, но только не здесь и…
– Это не спектакль, парень, это я.
– Не верю. Создание, которое ворвалось сюда в прогнусавило сии скверные вирши, не способно есть, или спать, или читать, или мечтать… или любить. Вы способны любить?
– Ха! Это я-то!!
Вульф кивнул.
– Вот видите? Минуту назад вы бы сказали: «Это я-то, парень!» Вы прогрессируете на глазах. Что касается вашего желания посмотреть на орхидеи, его легко исполнить. Либо мистер Пензер, либо мистер Гудвин могут препроводить вас в оранжерею в удобное время, может быть, завтра. Сейчас у нас другие дела и совсем мало времени. Вы хотите, чтобы убийцу Изабель Керр изобличили и наказали?
– О да, еще как. Еще как, парень!
Вульф скорчил гримасу.
– Это уже атавизм. Я тоже хочу, чтобы убийца получил по заслугам, поскольку, только изобличив его, я могу освободить из-под стражи арестованного Орри Кэтера. Мисс Керр, должно быть, рассказывала вам о нем.
Джулия Джекет уставилась на Вульфа с высоты своих пяти футов и двух дюймов.
– Вы что, больны? – спросила она.
– Нет. Я зол, но я не болен. Если вы считаете, что ее убил мистер Кэтер, то вы ошибаетесь, и я собираюсь это доказать, найдя настоящего убийцу. Вы не убивали?
Сол и я стояли между ней и дверью. Джулия повернулась к нам и отчеканила:
– Ах ты, крыса!
– Не виновен, – ответил Сол. – Вы сразу сказали, что полагаете, что ее убил Орри. Вы также сказали…
– Вы пообещали, что Ниро Вульф попросит меня помочь уличить его.
– Нет. Я сказал, что Ниро Вульфу нужна ваша помощь. Вы же ясно дали понять, что мне ничего не скажете.
Она круто развернулась, словно ища, чем в нас запустить, потом прогарцевала к моему столу, уселась на мое место и уставилась на Вульфа. Не знаю, хватило бы у нас сил стащить ее оттуда, но я счел за лучшее сесть в красное кожаное кресло, а Сол разместился в одном из желтых.
– Значит, вы рассчитываете спасти его шкуру, потому что он на вас работает, – произнесла она. – Чушь собачья! Как вы это сделаете? Скажите мне.
Вульф замотал головой.
– Не могу. Я и сам не знаю. Вы, кажется, убеждены в вине мистера Кэтера и наверняка изложили свое мнение полиции, но там, похоже, еще не пришли к какому-то заключению. Во всяком случае мистер Кэтер задержан только как важный свидетель. Может быть, вы поделитесь со мной своей убежденностью? Почему вы так уверены, что убийца – мистер Кэтер?
– Черт возьми, ведь я ее предупреждала, – в сердцах проговорила Джулия.
– Предупреждали, что мистер Кэтер убьет ее?
– Нет, предупреждала, что от него можно ожидать всего, чего угодно. Вы, надеюсь, знаете, что он собирался жениться на другой женщине?
– Да.
– Так что понимаете, что они натворили? Такое случается, когда у кого-то крыша едет. Балбесы, им бы жить да радоваться. Тот, кто оплачивал ее счета – она никогда не говорила мне, как его зовут, – всегда мог прийти к ней в любую минуту, когда ему хотелось разнообразия, – это раз. У нее было свое гнездышко и был мужчина, который о ней заботился, – это два. Наконец у вашего Кэтера была женщина, которая ждала его и в любую секунду готова была за бесплатно лечь с ним в постель, – это три. Я и говорю – жить бы да радоваться. Нет, она вбила себе в голову, что должна выйти замуж, а он вбил себе в голову, что должен жениться та стюардессе. Это вы тоже знаете?
– Да.
– Будь у Изабель хоть капля мозгов, она бы оставила его в покое. Но ума не хватило им всем. Я предупреждала Изабель, чтобы она с ним порвала, что у него уже совсем котелок не варит и что он способен на все. Она и слушать меня не хотела. И вот, пожалуйста, – она на него надавила, и он ее пришил. Когда люди перестают соображать, надо от них бежать. Но он ее убил и теперь пусть расплачивается.
– Вы все это рассказали полиции?
– Еще бы.
– А вдруг он не убивал?
– Вздор!
Вульф пристально посмотрел на нее. Поскольку он привык видеть на этом месте меня, ему пришлось чуть-чуть изменить наклон головы.
– Вы играете в азартные игры? – спросил он. – Любите заключать пари?
– Дурацкий вопрос. Кто не любит?
– Прекрасно. Сол, сколько вы готовы поставить на то, что Орри Кэтер не убивал Изабель Керр?
– Десять против одного, – ни секунды не колеблясь, выпалил Сол. И тут же полез в карман, достал бумажник и извлек из него несколько купюр. – Пожалуйста – сто против десяти.
– Возможно, мисс Джексон пришла без денег. Ты можешь…
– Я всегда при деньгах.
Она полезла в сумочку, которую подобрала и положила на мой стол после того, как закончила петь.
– Но кто установит виновность?
– Окружной прокурор, – ответил Сол. – Сто к десяти, что Орри даже не предстанет перед судом. Вы согласны, если деньги останутся у Арчи Гудвина?
– Нет. Пусть они будут у Ниро Вульфа.
Она встала и передала купюру Вульфу, Сол тоже отдал ему свои бумажки. Вульф пересчитал деньги и убрал их в ящик стола. Джулия вернулась к моему креслу, положила сумочку на мой стол и обратилась к Вульфу:
– Теперь скажите, почему я только что проиграла свои десять зеленых?
Он помотал головой.
– Это подождет. Я только хотел показать вам, что мы руководствуемся логическими умозаключениями, а не привязанностями. Вы пристрастны к мистеру Кэтеру?
– Что значит «пристрастна»?
– Предубеждение. Умысел. Личная неприязнь.
– Нет, конечно. Я ко всем отношусь нормально.
– Если он не убивал мисс Керр, вы готовы потерять эти десять долларов?
– Конечно. Пари есть пари.
– Значит, если мисс Керр убил кто-то другой, вы согласны, чтобы наказание понес он, а не мистер Кэтер?
– Разумеется.
– Что ж, прекрасно. Вы были близкими подругами с мисс Керр. За исключением имени человека, оплачивающего ее счета, у нее не было от вас тайн. Каким она была человеком? Это вовсе не праздный вопрос; я должен это знать. Что она была за женщина?
– Она была просто душка. Я в ней души не чаяла, пока она не втюрилась в этого фанфарона. А до этого она всегда знала правила игры и соблюдала их. При этом никогда не теряла достоинства. Она влюблялась и дарила любовь, но никогда не сохла по кому-либо. Я и сама лучше была бы совсем бессердечной, чем сохла по кому-нибудь. В этом и крылась одна из причин нашей близости с ней – мы обе прекрасно знали цену мужчинам и знали, чего от них ждать, пока… пока на горизонте не возник этот бабуин Кэтер.
– Вы с ним знакомы?
– Нет. Никогда его в глаза не видела и не испытываю этого желания и сейчас.
Вульф взглянул на часы.
– Вам нужно вернуться в десять минут десятого?
– Нет, в пять минут десятого. Я должна еще переодеться.
– Тогда времени совсем мало. Давайте предположим, что у нас уже имеются доказательства невиновности мистера Катера. Тогда кто мог убить мисс Керр? Кого бы вы заподозрили?
– Это элементарно. Лобстера, конечно.
– Кого? Лобстера?
– Извините. Того, кто содержал ее.
– Вы ведь даже не знаете его имени.
– И что из того? Он отстегивал примерно двадцать кусков в год. Может, она его доила? Или он известный мошенник, или щипач? Засек их с Кэтером и пришил ее. Ежу ясно. Прикидываете?
– Что ж, я подумаю над этим. Но давайте пойдем дальше. Отметем «лобстера». Кто тогда? У вас были общие друзья с мисс Керр?
– Да. Вежливости ради можно их назвать и друзьями.
– Допустим, ее убил один из них. Кто именно?
Она произнесла вслух слово, которое должна была бы произнести про себя.
– В каком смысле? – осведомился Вульф.
– В том смысле, что я их знаю как облупленных. Без причины никого не убивают, а если и есть причина, то нужно еще иметь характер. Они не годятся.
– Ни один?
– Нет.
– Можете ли вы назвать мистеру Гудвину или мистеру Пензеру хотя бы одного из этих людей, пока вам показывают орхидеи?
– Я не буду смотреть на орхидеи. Мне пора идти.
– Может быть, завтра утром?
– Тогда придется принести цветы ко мне в постель. Завалят меня орхидеями с головы до ног. Было бы классно. Жаль, что не выйдет. По утрам в постели от меня толку мало.
– Тогда днем. Вы когда-нибудь встречались с доктором Гаммом?
– С Тедди? – Она фыркнула. – Еще бы. Врач он, может, и неплохой, но мужик никудышный. Вбил себе в голову, что может соблазнить Изабель. Это он-то!
– Не вышло?
– Нет, конечно.
– Вы когда-нибудь видели сестру мисс Керр? Миссис Флеминг?
Она кивнула.
– Эту гусыню? Да, тут вы попали в точку. И я не смеюсь. Я честно думаю, что она спала и видела Изабель в гробу. Да, если это не Кэтер, и не лобстер, то точно она.
Джулия посмотрела на настенные часы.
– Ой, мне пора.
Она вскочила с моего кресла.
– Пойдем со мной. Почему нет? Я вас усажу за столик у самой сцены. Распишу вас на все сто. Возвещу этим козлам, что сам Ниро Вульф почтил нас своим присутствием и сейчас со всеми раскланяется. Вы можете поклониться сидя, если хотите, а они влезут на стулья, чтобы лучше вас разглядеть. Я просто лопну от гордости. Смелей, толстячок! Пиво за мой счет.
Вульф запрокинул голову назад и прищурился.
– Я отклоняю ваше приглашение, мисс Джексон, – произнес он, – но желаю вам удачи. У меня возникло впечатление, что мы с вами сходным образом оцениваем некоторых собратьев по разуму.
Он встал. Это случается с ним крайне редко, поскольку обычно, когда кто-то приходит или уходит, он продолжает сидеть вне зависимости от того, кто перед ним – мужчина или женщина. И даже повторил:
– Желаю удачи, мадам.
– Славный толстячок, – пропела она. Потом повернулась ко мне.
– Приходите вы, Арчи. Этот Пензер – настоящая крыса.
