Глава 7
Приблизительно через четыре часа после этого мистер и миссис Фауджер находились в нашем кабинете, ожидая, когда в шесть часов Ниро Вулф спустится из оранжереи. Она сидела в красном кожаном кресле, а он в одном из желтых перед письменным столом Вулфа. К моему величайшему удивлению, на физиономии Поля Фауджера сохранилось два следа от недавнего сражения с Кирком: небольшой синяк под левым глазом и слегка распухший нос. Я не предполагал, что Кирк проявит столько силы, но, конечно, с голыми кулаками большой силы не требуется.
Не произошло ничего такого, что изменило бы мое отношение или мнение. Когда я возвратился в кабинет, расправившись с сохраняемыми в тепле почками с овощным гарниром, Вулф разрешил мне доложить о состоявшемся разговоре и матче на кулаках в квартире Бэнса. Он сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, показывая, что вдумчиво слушает, но даже не хмыкнул, когда я описал роль Стеббинса, хота обычно он чувствует себя глубоко уязвленным, если его клиента забирает полиция. Когда я закончил, то не удержался и присовокупил, как это удачно, что он уверен в невиновности клиента, иначе бы новые данные о машинке могли бы его смутить.
Вулф открыл глаза:
– Я не говорил, что уверен в его невиновности. Я сказал, что весьма неправдоподобно, что он убил свою жену, и мое мнение до сих пор не изменилось. Любой человек мог в течение нескольких минут воспользоваться в его отсутствие машинкой.
– Конечно. А когда его жена рассказала ему, что разрешила кому-то что-то напечатать на этой машинке, он пришел в такую ярость, что на следующий же день поспешил от нее отделаться. Она могла бы это подтвердить, но она мертва. Грубо сделано. Или если он поменял машинку совершенно случайно, это простое совпадение, тогда положение еще более трудное. Судьи и присяжные ненавидят совпадения, и я слышал, что вы сами не принадлежите к их горячим поклонникам.
– Только когда совпадение стоит у меня на пути, а не тогда, когда оно служит моим целям.
Он выпрямился и потянулся за книгой:
– Не могла миссис Фауджер заставить своего мужа приехать сюда к шести часам?
– Я не просил ее. Сомневаюсь. Они не из общительных, а он – не та лошадка, на которую я бы поставил.
– Возможно…
Он подумал и покачал головой:
– Нет, все равно я должен его видеть… Попроси ее, чтобы она убедила его. Или же сам сообщи ему, что он оговорил моего клиента в присутствии свидетелей, так что он должен подписаться под извинением и отказаться от своих слов, либо на него будет подано в суд за диффамацию личности. Я жду его в шесть часов.
Он открыл свою книгу.
Отрезано. Я и не ждал, что он откроет свои карты, потому что он так же упрям, как и настойчив, но уж мог бы он хотя бы чуточку приоткрыть завесу.
Пока я разыскивал номер телефона Фауджера и набирал его, я фактически думал, не сделать ли то, чего не делал никогда и думал, что никогда не сделаю: отступить, извиниться и попросить его бога ради объяснить в благодарность давнишнему партнеру за преданность и трудолюбие, какого черта он задумал, что у него в голове. Но, конечно, я не стал унижаться. Положив на место трубку после того, как не получил ответа на свои звонки, я вдруг вот о чем подумал: а не спросить ли Вулфа, не хочет ли он, чтобы я позвонил Паркеру. Поскольку его клиент запрятан за решетку как основной свидетель и, возможно, будет обвинен в убийстве, с его стороны было бы не только естественным, но даже необходимым прибегнуть к услугам Паркера. Но я взглянул на лицо Вулфа, когда он так уютно сидел в своем огромном кресле, уткнувшись в книгу, и отказался от этой мысли. Ведь он просто ответит «нет» и продолжит читать.
Конечно, мое настроение сразу бы улучшилось, если бы я мог что-то взять в руку и швырнуть в него, но подумал кому в конечном итоге от этого было бы хуже, ему или мне, и воздержался. Поднявшись из-за стола, я ушел к себе в комнату, постоял у окна, пытаясь отыскать ту зацепку, которую я не заметил, при условии, что она была одна. Вся беда была в том, что у меня было дурное настроение. Ты можешь работать, когда злишься, можешь есть и спать, а вот ясно думать не можешь.
Затем я увидел Вулфа уже без двух минут шесть, когда подъемник доставил его вниз из оранжереи, и он вошел в кабинет. Звонок о клевете возымел действие. На пятый раз, когда я звонил Фауджерам, в самом начале пятого, мне ответил Поль, и я выложил ему это. По телефону его писк больше походил на тот, который велел мне сжечь галстук, но, конечно, этого и следовало ожидать. Голос по телефону, если только ты его как следует не знаешь, звучит странно… Поль сказал, что приедет. А через час позвонила Рита. Она была слишком возбуждена, чтобы быть практичной. Она хотела знать, не звонил ли нам Кирк, не предприняли ли мы что-то, а если да, то что именно, и не нужно ли Кирку нанять адвоката. Продолжая злиться, я ей сказал, что за клиента отвечает Вулф, а не она, что Кирку, разумеется, потребуется адвокат, если и когда ему предъявят обвинение, и что мы к шести часам ожидаем ее мужа… Когда она сказала, что ей это известно и что она тоже приедет, я заметил, что она могла бы посидеть спокойно дома. Я грублю людям только тогда, когда грублю самому себе или же когда они сами на это напрашиваются. Должен сознаться, что она не напрашивалась на грубость, просто я сорвал на ней свое дурное настроение.
А вот Вулфу нагрубить ничего не стоит… Войдя в кабинет, он обогнул красное кожаное кресло, пробираясь к своему столу, кивнул Рите, уселся, посмотрел прищуренными глазами на ее супруга и отрывисто бросил:
– Вы Поль Фауджер?
Очень трудно так же гавкнуть в ответ, коли у тебя писклявый голос, но Фауджер приложил массу стараний, чтобы у него получилось не менее впечатляюще:
– Вы Ниро Вулф?
– Да. Это вы убили эту женщину?
Я сразу понял, когда впустил их в дом, что Фауджер продумал свое поведение. Легко увидеть, когда человек действует по «подстрочнику». Неожиданный вопрос несколько озадачил его, ответ получился бледным.
– Вы прекрасно знаете, что нет. И знаете, кто это сделал, или должны знать.
– Возможно, не знаю. А вы?
Фауджер посмотрел на жену, на меня и снова на Вулфа:
– Вам бы хотелось это услышать в присутствии свидетелей. Да? Олл-райт, я не в силах что-либо доказать, да и потом это не моя работа, а полицейских. Но я не собираюсь ничего подписывать. Я уже говорил Бэнсу, что мне не следовало бы этого говорить, жене повторил то же самое. Спросите у нее.
Он повернулся ко мне:
– Только вы один еще слышали меня. Поэтому я заявляю, что поскольку ничего не доказано, мне не следовало распускать свой язык.
Снова Вулфу:
– Вот и все. А теперь попробуйте меня привлечь к судебной ответственности за диффамацию личности!
– Фи!
Вулф взмахнул рукой, отбрасывая такую возможность:
– Я никогда и не собирался вас привлекать, мне просто надо было вызвать вас сюда. Я хотел вам кое-что сказать и спросить кое о чем. Во-первых, вы болтун. Возможно, вы можете знать, что мистер Кирк не убивал жены, но вы никоим образом не можете знать, что он ее убил. Вот и получается, что либо вы осел, либо убийца, если не то и другое одновременно.
Он повернул голову:
– Арчи, двадцатидолларовую бумажку.
Я подошел к сейфу, достал требуемую купюру и вручил Вулфу, но он покачал головой:
– Отдай деньги миссис Фауджер.
И Полю:
– Ваша жена будет судьей нашего пари… Ставлю двадцать против одного, что мистер Кирк не убивал своей жены.
– Пари принято! – заявил Фауджер, достал бумажник, вытащил из него деньги и протянул их мне.
– Держите у себя, Гудвин. Моя жена могла бы их потратить. Полагаю, если суд его осудит, вопрос будет решен? Должен ли я буду дожидаться решения апелляционного суда и прочей чертовщины?
Рита явно не слушала его. Возможно, она давно усвоила искусство слушать его, не слыша. Она во все глаза смотрела на Вулфа:
– Вы ведь не шутите, нет? Вы действительно верите в это?
– Я надеюсь выиграть это пари, мадам!
Глаза его оставались прикованными к Полю Фауджеру:
– Что касается вас, сэр, давайте посмотрим, насколько вы уверены. Я бы хотел задать вам несколько вопросов, которые намекнут вам, на чем основаны мои ожидания… Но, конечно, я не стану вас удерживать, если вы предпочтете немедленно уйти.
Фауджер рассмеялся. Было бы правильнее сказать, что он захихикал, но уж как-то не хочется говорить такое про мужчину в расцвете сил. Так что он «рассмеялся»:
– Черт побери, разве я не заключил с вами пари? Валяйте, задавайте вопросы. Впрочем, вы уже спросили, не убил ли я ее. На это я ответил.
Вулф кивнул:
– Но вы не просто зритель, вы находитесь не среди публики, а на сцене. Известно ли вам про конверт, который пришел вчера утром по почте мистеру Гудвину, и о его содержимом?
– Да, знаю. От Бэнса и моей жены.
– Тогда вам понятно, внимание сосредоточено на вас четверых, и мое внимание, и полиции. У всех вас имелась возможность, любого из вас миссис Кирк могла к себе впустить днем в понедельник, а у мистера Кирка имелся собственный ключ. Орудие убийства, бутылка водки, находилась под рукой. Что в отношении мотива? Давайте подумаем об этом. Именно мотив я и хочу с сами обсудить. Вы хорошо знакомы с этими тремя людьми и их взаимоотношениями между собой и с миссис Кирк, Ваши изобретательные шаги по аннулированию обвинения в клевете показывают, что у вас находчивый и живой ум. Предлагаю вам потренировать его. Начнем с вас. Если вы убили миссис Кирк, каков был ваш мотив?
Фауджер произнес слово, которое не принято употреблять в приличном обществе, в особенности же в присутствии дам, а поскольку мои записки может прочитать какая-нибудь леди, я его упускаю.
После него Фауджер нашел необходимым пропищать:
– Я не убивал!
– Знаю. Хорошо, если желаете, я сформулирую свой вопрос иначе: если бы вы убили миссис Кирк, каков бы был ваш мотив? Вы остались здесь выслушать мои вопросы, потому что вам любопытно. Я тоже человек любопытный. Каков бы был ваш мотив? Не сомневаюсь, что какой-нибудь да у вас нашелся бы. Вам не надо стесняться присутствия вашей супруги, именно она информировала меня о вашей близости с миссис Кирк. Когда я высказал предположение, что ее убили вы, она сказала – нет, вы пустышка. Это верно?
Фауджер посмотрел на Риту:
– Это что-то новое, моя маленькая. Пустышка. Тебе следовало мне это сказать. Оригинальное определение…
К Вулфу:
– Конечно, у меня мог бы иметься мотив для того, чтобы ее убить. Я могу назвать четырех мужчин, которое могли бы это сделать, а с Кирком пять.
– И каков был бы ваш мотив?
– Все зависит от того, когда. Два месяца назад это было бы, скажем так, ради своего здоровья.
– А в понедельник? Это не пустая болтовня, мистер Фауджер. В понедельник?
– Для меня как раз болтовня… В понедельник мотив был бы иным. Вновь ради собственного здоровья, но в противоположном смысле. Вы меня понимаете? В прямо противоположном. Нужны разъяснения?
– Нет, благодарю вас. С вами достаточно. Если бы ее убила ваша жена, каков бы был ее мотив?
– Вот это мысль!
Поль Фауджер усмехнулся:
– Это мне по душе… Мы не дотрагивались друг до дружки почти целый год, и она мечтала о том, чтобы я вернулся. Я пустышка, но во мне масса шарма. Сейчас я не проявлю его за ненадобностью, но не сомневайтесь, он у меня имеется.
Я смотрел на Риту, потому что мне уже было тошно смотреть на этого напыщенного гуся, и но выражению ее лица я был готов поспорить, что она думала о том же самом, что и я: что Поль Фауджер был один на миллион. Он и правда не имел понятия о том, как его жена относится к Мартину Кирку. Тон его, самоуверенный, самовлюбленный, говорил об этом яснее всяких слов. И я еще раз посмотрел на него. Такой болван был способен равнодушно раздробить бутылкой водки череп женщины, отправиться в ближайший бар и заказать себе там пару рюмок водки же с тоником.
Очевидно, Вулфу пришла в голову аналогичная мысль, потому что он спросил:
– Вы не можете предложить другого мотива для вашей жены?
– Нет. Разве этого недостаточно? Ревнивая жена.
– Бывали прецеденты. Полагаю, мистер Кирк не представляет трудности. Поскольку вы думаете, что он ее убил, вы должны знать почему.
– Как и вы.
– Правильно. Он не мог больше мириться с ее неверностью, не мог окончательно уйти от нее, потому что был от нее без ума, и в то же время не мог ее переделать, поэтому он воспользовался единственным выходом, так как сам хотел продолжить жить. Вы согласны?
– Разумеется. И это имеет прецеденты.
– Совершенно верно. Остается один мистер Бэнс, и, как мне кажется, он представляет трудность, но уповаю на вашу сообразительность. Если он ее убил, то почему?
Фауджер покачал головой:
– Тут потребовалось бы нечто большее, чем сообразительность. Вы можете совершенно спокойно вычеркнуть Джимми Бэнса. Ведь он все еще надеялся.
– На что надеялся?
– Получить ее. Она же давным-давно вскружила голову бедняге Джимми и держала его на поводу. А он не терял надежды.
– Мистер Кирк говорил мне, что его жена считала мистера Бэнса симпатичным старичком – это его фраза, но довольно нудным.
Фауджер усмехнулся. Сказать по правде, в первый же раз, когда я увидел его усмешку, я решил, что никогда не буду так отталкивающе усмехаться.
– Откуда Мартину знать правду? Все-таки она ему не все рассказывала. А вот мне решительно каждый пустяк, она даже хвасталась своими приключениями. Дразнить Джимми доставляло ей огромное удовольствие. Нудный старичок, будь я неладен! Когда ей бывало скучно, она поднималась наверх, якобы поиграть на пианино, а в действительности, чтобы изводить Бэнса, соблазнять его, каждый раз отказывая в близости. Конечно, тут был известный расчет. Он первый начал к ней приставать, а ведь дом-то принадлежал ему, ей здесь нравилось, вот она и играла с ним.
– Но он продолжал надеяться?
– Разумеется, ей это было нетрудно сделать. Если бы вы знали Бонни, – черт побери – она бы без труда вскружила вам голову, морочила бы вам голову, как хотела, а вы не теряли надежды. Перед Бонни не устоял бы ни один мужчина!
– Сообщили ли вы об этом полиции?
– Вы имеете в виду, о Бэнсе? Нет, с какой стати? Я даже не знаю, зачем вам-то я об этом рассказываю.
– Я вызвал вас на откровенный разговор.
Вулф откинулся назад и пару раз глубоко вздохнул.
– Я вам весьма обязан, сэр, а я не люблю быть должным. Сэкономлю наши деньги… Будем считать, что наше пари не состоялось.
– Ничего подобного! – запищал Фауджер. – Желаете смыться, не уплатив проигрыша?
– Нет, хочу показать свою признательность. Ну что же, деньги вернуть я всегда успею.
Вулф повернулся к Рите:
– Мадам, мне повезло, что вы приехали ко мне с мужем. Нас будет трое, если получится так, что возникнет необходимость оживить его память в отношении того, что он мне говорил. Иногда люди предпочитают как можно быстрей забыть сказанное. Предлагаю вам все записать и…
Я слушал только вполуха. Теперь, когда я понял, в какую мишень целится Вулф, я наверняка должен сообразить, что именно заставило его сделать такой выбор, и я тоже закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Если вы уже разыскали пропущенное, что я охотно допускаю, и считаете меня недотепой, пожалуйста, учтите то, что все четыре пункта относятся к тому времени, когда тело еще не было обнаружено. Один пункт я разгадал через полминуты, но этого было недостаточно, а к тому времени, когда я открыл глаза, Фауджер уже вышел из кабинета, а Рита что-то болтала, поднявшись с кресла. Вулф выразительно посмотрел на меня. Как он воображает, я не только хорошо разбираюсь в женской психологии, но и умею с ними обращаться, что по меньшей мере смешно.
Не стану описывать как я справился со своей задачей и выпроводил ее из дома, потому что менее чем за два часа снова проявил свою невыдержанность и грубоватость.
Когда я возвратился в кабинет, заперев за ними входную дверь, мне многое хотелось сказать, но Вулф сидел откинувшись в кресле с закрытыми глазами, у него двигались одни только губы, и я тихонько пробрался к своему столу. Когда мы бываем одни, я отрываю его от любого занятия, если мне необходимо, но «гимнастика для губ» у меня пользуется огромным уважением. Если Вулф втягивает в себя губы и тут же вытягивает их вперед, повторяя без конца эту операцию, он настолько напряженно думает, что даже если бы я его окликнул, он бы меня не услышал. Иногда гимнастика продолжается всего несколько секунд, в другой раз очень долго.
В данном случае минуты три, не меньше.
Он открыл глаза, выпрямился и проворчал:
– Нам потребуется помощь миссис Фауджер.
Я вскочил:
– Возможно, мне удастся ее догнать. Дело срочное?
– Нет. После обеда. Не вертись.
– Слушаюсь, сэр.
Я сел, но не мог удержаться, чтобы не похвастать:
– Теперь я поравнялся с вами. Решение вы основываете на двух пунктах. Правильно?
– На четырех.
– В таком случае, я пару упустил. В моем активе только его телефонный звонок и то, что он позволил мне оставить у себя галстук. Что еще?
– Только семь галстуков. Почему?
– Ох, действительно!
Я с невольным восхищением посмотрел на него:
– О'кей. И?
– Ну… взять бы для примера тебя самого. Имеются ли у тебя какие-нибудь вещички, которые составляют как бы часть твоей жизни? Всякое старье, памятные пустяки, которые ты хранишь в запертом ящике? Отдашь ли ты один из них кому попало?
– Не-ет.
Я задумался:
– У-гу, ясно… Но все четыре пункта не убедят членов жюри в том, что он убийца, и я сомневаюсь, чтобы они могли убедить Кремера или окружного прокурора хотя бы задержать голубчика.
– Нет, конечно. Нам надо хорошенько потрудиться, прежде чем мы будем готовы для беседы с мистером Кремером. То, что нам необходимо для доказательства, вообще может не существовать, а если и существует, то его, возможно, не удастся обнаружить… Наш единственный ресурс…
Раздался дверной звонок. Я поднялся, вышел в прихожую, глянул, вернулся в офис и заявил:
– Что за ерунда? Кремер.
– Нет!
– Не хотите ли досчитать до десяти?
– Нет.
Признаюсь, мне всегда бывает очень приятно отвести задвижку, приоткрыть дверь на длину цепочки и сказать через щель полицейскому инспектору, что мистер Вулф занят и просил его не беспокоить. Немудреные радости частного детектива.
Но на этот раз они мне не достались. Я был всего лишь в паре шагов от двери, когда из кабинета услышал громкий вопль. Вулф отзывал меня назад, я повернулся и пошел к хозяину. Что теперь он придумал?
– Приведи его! – поступила команда.
Звонок опять задребезжал.
– Может быть, на этот раз вы посчитаете до десяти?
– Нет. Приведи его.
Я пошел.
Мы настолько давно знакомы с инспектором Кремером, что мне достаточно одного взгляда через наше стекло, чтобы определить, вступил ли он на военную тропу или объявлено временное перемирие, так что я знал, что пока боевой топорик зарыт, еще до того, как впустил его в дом. Он даже поздоровался со мной, а такое случалось нечасто. Конечно же, шляпу свою он мне не доверил, это было бы уже слишком, но он снял ее, пока шел через прихожую. Когда он кипит, шляпа остается на голове. По тону его голоса, когда он здоровайся с Вулфом, можно было предположить, что он бы протянул руку для рукопожатия, если бы не знал, что последнее не в привычках Вулфа.
– Опять на улице жара, – сообщил Кремер, усаживаясь в красное кожаное кресло, на самый краешек, и вертя в руке шляпу. – Я просто заглянул к вам на минуточку по дороге домой. Вам хорошо, вы всегда дома, поэтому возвращаться домой вам не нужно.
Я внимательно посмотрел на Кремера. Неправдоподобно! Он шутит?
Вулф хмыкнул:
– Почему же, иногда я выхожу из дома… Не хотите ли пива?
Вполне логично. Если Кремер держался как гость, Вулф должен был вести себя как хозяин.
– Нет. Благодарю.
Приятели.
– Всего пара вопросов, и я пойду. Окружной прокурор почти что решил арестовать Мартина Кирка по обвинению в убийстве. Кирк сегодня пробыл у вас час с лишним. Вы работаете на него?
– Да.
Кремер положил шляпу на столик возле локтя.
– Не стану притворяться, будто явился сюда, чтобы преподнести вам что-то существенное, вроде рекомендации незамедлительно избавиться от убийцы. Честно говоря, мне кажется, что прокуратура слишком спешит на этот раз. У меня есть несколько оснований так думать. И факт, что вы согласились иметь Кирка своим клиентом, если не играет решающей роли, то все же одна из причин. Вы не имеете дело с мошенниками и убийцами, независимо от того, сколько бы они ни заплатили, и коли вы беретесь расследовать дело человека, подозреваемого в убийстве, значит вы считаете, что можете его обелить. Я сказал – у меня пара вопросов, вот второй. Если я вернусь в Управление вместо того, чтобы спешить к ужину домой, и попробую убедить окружного прокурора повременить, можете ли вы сообщить мне что-нибудь, чтобы подкрепить свою просьбу.
Один уголок рта Вулфа едва заметно приподнялся, его манера улыбаться.
– Новый подход, мистер Кремер. Довольно прозрачный.
– Ничего подобного. Это комплимент. Я бы не прибегнул к нему ни с каким другим частным сыщиком, кроме вас. Я не пытаюсь вас обвести вокруг пальца, а спрашиваю совершенно откровенно.
– Понятно. Едва ли это возможно…
Вулф сосредоточенно уставился прищуренными глазами на уголок своего письменного стола и потер нос. Чистое притворство. Он что-то придумал, иначе бы не стал звать меня назад из прихожей.
Представление продолжалось секунд десять, затем Вулф посмотрел в лицо Кремеру и сказал:
– Я знаю, кто убил миссис Кирк.
– Угу. Окружной прокурор тоже думает, что он знает.
– Он ошибается, у меня есть предложение. Думаю, вы уже разговаривали с мистером Бэнсом, Джеймсом Невиллом Бэнсом. Если вы пошлете своего человека к нему на квартиру в десять часов вечера сегодня, чтобы тот привез его к вам, и задержите его у себя, пока я или мистер Гудвин вам не позвоним, я дам вам достаточно материала, чтобы убедить окружного прокурора, что он не должен задерживать мистера Кирка ни под каким соусом.
Кремер вздернул подбородок:
– Бэнс? Бэнс?
– Да, сэр.
– Мой бог!
Он смотрел на меня, но видел только мужественное открытое лицо. Кремер вытянул из кармана сигару, медленно вставил в рот, прикусил губами и снова вытащил.
– Вы прекрасно знаете, что я не пойду на это. Задумали нелегально забраться в его квартиру? Именно для этого вам надо на время его оттуда удалить.
– Всего лишь ваше предположение. Могу вас заверить, что никакого незаконного вторжения или проникновения не будет. Вообще никаких незаконных действий.
– Тогда я не понимаю…
Усаживаясь поглубже в кресло, инспектор выронил сигару, они упала на пол. Он этого даже не заметил.
– Нет. Бэнс уважаемый гражданин, занимающий почетное положение в обществе. Вы должны поделиться со мной своими планами.
Вулф кивнул:
– Готов это сделать. Не сообщать вам факты, поскольку они вам уже известны, а просто кое-что разъяснить. Вам бы это не потребовалось, если бы вы не сосредоточили все внимание на мистере Кирке. Известны ли вам все подробности эпизода с галстуком?.. Как мистер Гудвин получил его по почте, телефонный звонок и визит к мистеру Бэнсу?
– Да.
– Тогда внимание. Четыре пункта. Первый – телефонный звонок. Он раздался четверть двенадцатого. Вы считаете, что звонил мистер Кирк, притворившись мистером Бэнсом. Но это неприемлемо или, во всяком случае, неправдоподобно. Как бы он осмелился? Ему же наверняка было известно, что мистер Гудвин, как только получил конверт и вскрыл его, тут же либо позвонил бы мистеру Бэнсу, либо поехал бы к нему. Нет, ему звонить и представляться Бэнсом было бы непростительной глупостью.
Кремер заупрямился:
– Вы не учитываете, в каком он был состоянии… Он просто об этом не подумал.
– Хорошо, не станем отрицать такой возможности. Второй пункт. Когда мистер Гудвин пошел повидаться с Бэнсом, он показал ему записку и конверт и разрешил взять в руки галстук для осмотра. Бэнс был в полнейшем недоумении. Вы знаете, что было сказано и сделано. Бэнс проверил галстуки в стенном шкафу и выяснил, что галстук, посланный по почте мистеру Гудвину, принадлежит ему. Но когда мистер Гудвин потребовал его ему вернуть, он отдал свою вещь без колебаний. Нелепо.
Кремер покачал головой.
– Я этого не считаю. Тело еще не было обнаружено. Он подумал, что кто-то решил над ним пошутить.
– Фу. Один из его галстуков исчезает из стенного шкафа, его персональная почтовая бумага и конверт используются для того, чтобы их отправить, частному детективу с объяснением от его имени, затем телефонный звонок, и у него это настолько не пробудило ни любопытства, ни раздражения, что он, совершенно спокойно, разрешает мистеру Гудвину забрать и галстук, и конверт, и бумагу? Глупости!
– Но именно так он поступил. А если он убил миссис Кирк, тогда почему это не глупости?
– Потому что это было составной частью хитро задуманного, но все же довольно бессмысленного плана.
Вулф взглянул на часы:
– Сейчас у меня нет времени, чтобы вдаваться в его подробности, через несколько минут будет подан обед. План был дурно замыслен и дурно осуществлен, но он не был безумным. Я назвал его «бессмысленным» в смысле неосуществимости. Третий пункт, и наиболее существенный: два исчезнувших галстука. У Бэнса их было девять, один он отдал мистеру Кирку, а у него осталось всего лишь семь. Разумеется, вы нашли объяснение этому факту в вашей теории. Какое же?
– Но это очевидно. Кирк выкрал его из стенного шкафа Бэнса. Часть его плана свалить вину на Бэнса.
Вулф кивнул.
– Именно на это и рассчитывал Бэнс… Но вдумались ли вы как следует в данное предположение, оценили ли вы его?
– Да. И мне оно не нравится. Это одна из причин, почему я явился к вам и почему я считаю, что окружной прокурор неоправданно торопится. Кто-то другой мог его похитить, чтобы подвести под монастырь Кирка. Например, Фауджер.
– А почему не сам Бэнс?
– Потому что человек не раскалывает череп женщине, если у него нет на то веских оснований, а у Бэнса вообще не было никаких.
Вулф хмыкнул.
– Я с этим не могу согласиться, но сначала четвертый пункт. Эти сделанные на заказ шелковые галстуки были предметом особой гордости для мистера Бэнса, выражением его самодовольства. Понимаете, он их и заказывал-то для того, чтобы таких больше ни у кого другого не было. Так сказать, частицы его собственного «я». Могу допустить, что он мог бы подарить один из них человеку близкому, любимому, но не Мартину Кирку, если только это не являлось существенным шагом для осуществления исключительно важного мероприятия. Понимаете?
– К чертовой матери! – загрохотал Кремер. – Его основания?
Уголок рта Вулфа снова приподнялся:
– Ваш новый подход заслуживает всяческих похвал, мистер Кремер. Вы знаете, что я не стал бы вешать на человека убийство, не имея на то достаточного мотива, так что я должен иметь такой для мистера Бэнса, а вам он нужен. Но сейчас вы поднимаетесь и уходите. Четырех пунктов вам будет предостаточно, чтобы выложить их перед окружным прокурором, но все-таки если таким образом будет временно отложен факт предъявления ему обвинения в убийстве, все равно подозрение с него не будет полностью снято, потому что я сильно сомневаюсь, чтобы вам удалось раздобыть достаточно улик против мистера Бэнса хотя бы для его задержания, не говоря уже о предании суду. Мне известен мотив Бэнса через третье лицо, так что не пытайтесь начинать разговоры о сокрытии вещественных доказательств. Я не располагаю ничем таким, что не было бы известно и вам. Если я что-нибудь раздобуду, охотно с вами поделюсь. Мне необходимо в точности знать, где будет мистер Бэнс сегодня вечером с десяти часов и далее, а когда мистер Гудвин сообщил, что вы находитесь у дверей, мне пришло в голову, что самым удобным было бы, если бы вы вызвали его к себе. Желаете получить письменное обязательство, подписанное нами обоими, что это не сопряжено ни с какими незаконными действиями, учитывая, что мы можем лишиться наших лицензий?
Кремер пробормотал словечко из того же раздела, которым недавно здесь щегольнул Фауджер, но, конечно, на этот раз в кабинете не было дам. За ним последовала такая фразочка:
– Полагаю, я позднее смогу послать их комиссару, чтобы он вставил их в рамочку?
Мы молчали.
Кремер распрямил обе руки на подлокотниках:
– Послушайте, Вулф. Я вас знаю. Я знаю, что вы что-то раздобыли. Согласен, что ваши четыре пункта, взятые вместе, кое о чем говорят. Верю вам на слово, что вы не пошлете Гудвина воровским путем проникать в квартиру Бэнса. Знаю я и то, что мне не удастся еще что-нибудь вытянуть из вас, даже если бы время не приближалось к вашему обеду. Да и мне тоже надо поесть. Но вы говорите, что мне надо задержать Бэнса, пока вы или Гудвин мне не позвоните, а это может означать всю ночь. А Бэнс не какой-нибудь бродяга. Нет, это не пойдет. Давайте переиграем. Скажем так: завтра от десяти часов и до шести вечера, если раньше не будет звонка Гудвина, и мы ударим по рукам.
Вулф подмигнул:
– Это уже много лучше, конечно. Я просил вас послать человека за Бэнсом.
– Да, я слышал.
– Отлично.
Вулф повернулся:
– Арчи, нам с мистером Кремером потребуется несколько минут, чтобы обговорить подробности. Предупреди Фрица. И позвони из кухни по телефону сначала миссис Фауджер, мне надо с ней повидаться сегодня вечером, затем Солу, Фреду и Орри. Они мне будут нужны либо сегодня вечером, либо завтра в восемь часов.
Я поднялся:
– Безразлично когда?
– Да.
Я отправился на кухню.
