Глава 20
Проснувшись в понедельник утром, я почувствовал, что мне не хочется вставать. Когда я очухался настолько, что сообразил, где нахожусь, у меня появилось ощущение, что я лег спать в разгар поста, а теперь уже Рождество.
И тут я заметил, что возле моей кровати стоит доктор Воллмер.
Я подмигнул ему.
– Хэлло, доктор. Я вижу, вы превратились в домашнего врача.
Он подмигнул мне в ответ.
– Я просто заглянул проверить, как на вас подействовало то, чем я накачал вас вчера вечером. Вроде бы…
– Что? Ах да. Великий боже.
Только тут до меня дошло, что комната залита солнечным светом.
– Который час, а?
– Без четверти двенадцать.
– Нет.
Я повернулся взглянуть на часы.
– Святые угодники!
Одним махом я спустил с кровати ноги и сел, и в ту же секунду мне показалось, что тысячи ледяных иголок вонзились мне в череп.
– Ох, черт побери!
Я поднял руки ко лбу и попробовал осторожно покачать головой.
– Доктор, это моя голова?
Воллмер рассмеялся.
– Все будет олл райт.
– Мистер Вульф спустился к себе в кабинет?
Врач кивнул.
– Да, я с ним поговорил по пути сюда.
Я с опаской встал на ноги и двинулся к ванной. Забравшись под душ, я начал энергично растираться губкой. Доктор Воллмер, подойдя к двери, сказал, что он проинструктировал Фрица в отношении моей еды. Я ответил, что не хочу никаких инструкций, а с удовольствием съем яичницу с ветчиной. Воллмер снова засмеялся и ушел. Мне было приятно слышать, как он смеется. Потому что, если бы в моей голове действительно находились ледяные иголки, он поспешил бы их извлечь оттуда вместо того, чтобы смеяться.
Я постарался как можно скорее принять надлежащий вид и спустился вниз. Внешне я, наверное, выглядел весьма прилично, но крепко цеплялся за перила.
Вульф спросил, как я себя чувствую. Я ответил, что лучше всех, и занял свое привычное место.
Он покачал головой.
– Но, Арчи, серьезно, нужно ли тебе подниматься?
– Не только нужно, но мне следовало давно это сделать. Вы же знаете, что я человек действия.
Щеки у него разгладились.
– А я, разумеется, привержен к сидячему образу жизни? Комическая перемена ролями произошла вчера, когда мы ехали домой из гостиницы миль десять – пятнадцать и ты положил голову мне на колени.
Я кивнул.
– Очень забавно. Я уже давно вам говорил, мистер Вульф, что половину жалованья я получаю за поденную работу, а вторую половину – за то, что выслушиваю ваше хвастовство.
– Так оно и есть, но сейчас нам надо заняться делом. Я сегодня разговаривал по телефону с мистером Морли и с самим окружным прокурором. Мы договорились, что я увижусь с мистером Чапином в Томбсе в два тридцать сегодня. Ты припоминаешь, что в субботу вечером я начал диктовать тебе текст признания Поля Чапина. Тогда нас прервало известие от Фреда Даркина. Если ты отыщешь эту страничку, мы сможем продолжить. Мне надо иметь этот текст к двум часам.
Таким образом, получилось, что я не только не получил яичницы с ветчиной, о которой думал с вожделением, но даже не успел к ленчу с Вульфом и Хиббардом. К этому времени пустота в моем желудке переродилась в абсолютный вакуум, или как еще можно назвать нечто большее, чем пустота? Так что я попросил Фрица сварить мне пару яиц, принести молока, кофе, сыру и свежего хлеба прямо в кабинет на мой стол.
Я понимал, что документ, который предстояло подписать Полю Чапину, должен был быть отпечатан по всем правилам искусства. Моя же непутевая голова почему-то совершенно перестала обращать внимание на такие вещи, как орфография и пунктуация. Поэтому я печатал очень внимательно и медленно.
Затем я позвонил в гараж, чтобы к нашему дому доставили «седан» для Вульфа. Но мне ответили, что у них уже имеются указания самого мистера Вульфа, которые предусматривают и шофера. Я подумал, не следует ли мне по этому поводу обидеться, но потом решил, что нет.
Вульф справился с ленчем очень быстро. Он явился в контору без четверти два, когда я едва-едва закончил печатать и укладывал три экземпляра признания в коричневую папку. Вульф забрал ее у меня, велел взять блокнот и записать все, что мне делать в его отсутствие. Он объяснил, что попросил прислать шофера из гаража. Кроме того, он упомянул, что, учитывая возможность прихода разных посетителей, он попросил Хиббарда не выходить из комнаты до самого обеда.
Пришел Фриц – предупредить, что машина ожидает у подъезда. Вульф сказал, что будет готов через несколько минут.
Я в который раз поразился невероятному самомнению и выдержке Вульфа. Оказывается, многое уже было подготовлено для приема членов Лиги перепуганных мужчин в нашем бюро в девять часов вечера. И это до того, как Вульф повидался с Чапином! Разумеется, я не знал, что ему могла рассказать Дора, кроме пары мелочей, включенных в текст признания, но ведь подпись под этим документом должна была поставить вовсе не Дора, а ее хромоногий супруг с белесыми глазами. А заставить его это сделать было нешуточным дельцем, так что я не переставал радоваться тому, что Вульф не вздумал поручить его мне.
Вообще, энергия, проявляемая в этот день Вульфом, была поистине сногсшибательной.
Мало того что он за два дня дважды согласился покинуть стены своего жилища, что само по себе было рекордом. Он еще собственноручно звонил в Бостон, Филадельфию и Вашингтон членам Лиги и шести – восьми персонам в Нью-Йорке. И это уже после того, как мы вернулись домой в воскресенье вечером! Он даже звонил из своей спальни сегодня утром.
Мне поручалось известить о встрече остальных и обеспечить максимальный «сбор клиентов».
Уже перед самым уходом Вульф дал мне еще одно сверхсрочное задание: он велел немедленно съездить к миссис Бартон. Он продиктовал мне два вопроса, которые я должен был задать ей, а потом уточнить у горничной.
Фриц стоял в дверях, держа наготове пальто Вульфа.
А тот придумал еще кое-что.
– И я почти позабыл, что наши гости захотят что-нибудь выпить. Фриц, посмотри, что нам требуется. Арчи, отправляйся без задержки, ты должен возвратиться к трем…
Я ушел. Пройдя через весь гараж к своему «родстеру», я с удовольствием вдохнул пропахший бензином воздух. Мне казалось, что он вытравливает из меня все недуги. Я сел за руль и поехал.
Все же Вульф меня здорово беспокоил. Я считал, что он спешит, опережая естественный ход событий. Это было в духе Вульфа: не дожидаться того момента, когда признание Чапина будет у него кармане. Упование на везучесть, на счастливый случай было характерно для него. Возможно, это составляло важную часть его успеха. Было много вещей, на знание которых я никогда не претендовал, но я не мог не думать, чем закончится сегодняшний вечер, если Поль Чапин заупрямится.
Вульф предупредил, что оба вопроса, которые я должен был задать миссис Бартон, имеют огромное значение. Первый был прост: звонил ли доктор Бартон Полю Чапину между шестью пятьюдесятью и семью часами с просьбой прийти к нему?
Второй вопрос был более сложным: в субботу вечером пара серых перчаток лежала на краю стола в холле Бартонов. Были ли перчатки убраны кем-нибудь из домочадцев до семи двадцати?
Мне повезло. Все были дома.
Экономка попросила меня подождать в гостиной. Потом пришла миссис Бартон. Одета она была в серое платье. Этот цвет ей явно не шел, но ее умение держаться было потрясающим.
Для ответа на первый вопрос ей понадобилось всего несколько секунд. Нет, она знает, что доктор Бартон никому не звонил после шести тридцати в субботу вечером.
Второй ответ занял больше времени. Миссис Курц в тот вечер не было дома. Дочь Бартонов, уезжавшая до шести тридцати, тоже вышла из игры, но я все же попросил миссис Бартон пригласить ее в гостиную, чтобы удостовериться. Она заявила без колебания, что не оставляла в приемной никаких перчаток и не видела там чужих. Послали за Розой.
Роза пришла. Миссис Бартон спросила у нее, не убирала ли она пару серых перчаток со стола в приемной между шестью тридцатью и семью двадцатью вечера в субботу.
Роза посмотрела не на меня, а на миссис Бартон. После довольно долгого колебания она сказала:
– Нет, мадам. Я не убирала перчаток, но миссис Чапин…
Она замолчала.
Я спросил:
– Значит, вы там видели какие-то перчатки?
– Да, сэр.
– Когда?
– Когда я впустила в квартиру миссис Чапин.
– Миссис Чапин взяла их себе?
– Нет, сэр. Я их потому и заметила, что она их подняла. Она подняла их и положила опять на прежнее место.
– Вы позднее не приходили за ними?
– Нет, сэр.
Этим все разрешилось. Я поблагодарил миссис Бартон и откланялся. Мне очень хотелось ей сказать, что ранее чем через сутки у нас будут для нее совершенно определенные новости, которые, возможно, помогут ей справиться с горем. Но потом подумал, что Вульф и без того достаточно нахвастался нашими успехами, так что лучше попридержать язык.
Я вернулся назад уже в четвертом часу и принялся названивать по телефону. На мою долю оставалось восемь имен, до которых не смог дозвониться Вульф ни накануне вечером, ни утром. Он проинструктировал меня, какой придерживаться линии: предупредить, что мы готовы отправить счет за выполненное задание всем нашим клиентам, подписавшим меморандум. Но, прежде чем сделать это, мы хотели бы все им лично объяснить и добиться их одобрения.
Это тоже наглядно демонстрировало необычайную выдержку Вульфа. Ведь наши клиенты прекрасно знали, что Чапина забрала полиция за убийство Бартона, а мы к этому приложили столько же сил, сколько прилагают к делу народного образования каменные львы перед публичной библиотекой. Но я одобрительно относился к подобной линии поведения, поскольку нашей целью было собрать их всех к нам в кабинет.
Я довольно успешно разделался со своим заданием, поймав в течение часа пятерых членов Лиги. Без четверти четыре зазвонил телефон.
Я ответил. Это был Вульф.
Стоило мне услышать его голос, как я подумал про себя: «Кажется, мы здорово опростоволосились с этим сборищем наших клиентов». Но я неправильно интерпретировал обеспокоенные нотки в его голосе.
Он сказал:
– Арчи, что ты выяснил у миссис Бартон?
– Оба ответа отрицательны. Бартон никуда не звонил, перчаток никто никуда не убирал.
– Но, возможно, горничная их все же видела?
– Ох, вам и это тоже известно? Видела. Видела, как миссис Чапин взяла их со стола, повертела и положила обратно.
– Отлично. Я звоню, потому что обещал сделать одну вещь, и хочу сделать это без промедления. Возьми шкатулку мистера Чапина, осторожно заверни ее, отвези к ним домой и вручи миссис Чапин. Полагаю, что к твоему возвращению я уже буду дома.
– О’кей. Новости есть?
– Ничего особенного.
– Я ничего особенного и не жду. Ответьте-ка мне на весьма простой вопрос: вам удалось получить подпись под признанием?
– Да.
– Оно действительно подписано?
– Да. Я забыл тебе сказать. Прежде чем заворачивать шкатулку мистера Чапина, вынь из нее пару кожаных перчаток и оставь у себя. Отвези шкатулку немедленно.
– О’кей.
Я положил трубку.
Жирному дьяволу удалось это сделать. Я не имел понятия, каким орудием его снабдила Дора Чапин. В любом случае – я был потрясен. Лично мне казалось, что этот калека был самым крепким орешком, с которым мне когда-либо приходилось иметь дело. Если не считать одного торговца из Нью-Рошели, который привык топить новорожденных котят у себя в ванной. А однажды по ошибке сунул под воду голову своей сварливой супруги…
Мне бы хотелось посмотреть, как Вульф расправлялся с этим непомерно заносчивым писакой!
Поскольку Вульф велел везти шкатулку незамедлительно, я решил, что три последних клиента могут подождать. Я извлек пару сереньких изящных перчаток, завернул шкатулку в папиросную бумагу и даже перевязал ее шнурочком. Перчатки я запер в мой стол.
Я оставил машину против дома 203. Перейдя улицу, я, согласно продуманной мной технике доставки пакета, подошел к лифтеру и сказал:
– Доставьте эту посылку на пятый этаж миссис Чапин, потом спускайтесь назад – и получите четвертак.
Он живенько поднялся наверх и спустился вниз. Я дал ему четвертак.
Итак, я исполнил приказание Вульфа, доставил шкатулку миссис Чапин без всякого риска быть приглашенным на чай. И это мне стоило всего лишь двадцать пять центов.
Вульф действительно вернулся до моего возвращения домой. Поскольку было больше четырех часов, он, несомненно, должен был находиться наверху в своей проклятущей оранжерее, так что, прежде чем отправиться в бюро, я все же рискнул пойти к нему наверх. Вульф находился в тропической комнате. Он проходил вдоль рядов растений в поисках тлей, и по выражению его лица было ясно, что он отыскал несколько штук. Я стоял на пороге, ничего не говоря. Он в скором времени повернулся и посмотрел на меня такими глазами, как будто я сам был тлей или был ими сплошь усеян. Начинать какой-либо разговор было бесполезно. Я поспешил вниз к телефону.
Мне удалось дозвониться только двоим из оставшейся тройки. Роланда Эрскина мне было не отыскать. Но и без того у нас был солидный кворум. Из Бостона пришла телеграмма, извещавшая, что Коллард и Джейс приедут. Из Нью-Хейвена ожидался мистер Моллисон.
Вульф в шесть часов не спустился, как обычно, из теплицы прямиком в кабинет. Очевидно, он заходил к себе в комнату, потому что, когда он вошел в кабинет, под мышкой у него была пачка книг. Я заметил, что все это сочинения Поля Чапина. Он положил их себе на стол, уселся в кресло и позвонил Фрицу, требуя пиво.
Я сообщил ему, что миссис Чапин получила шкатулку, и прочитал ему стенограмму моего дневного разговора с миссис Бартон. Он дал мне кое-какие указания относительно вечера, которые я записал, потому что Вульф любил, чтобы все было зафиксировано. Потом, видя, что время приближается к обеду, я вежливо заметил, что давно пришло время ознакомить меня с загадкой пары серых перчаток на столе в приемной доктора Бартона. К моему величайшему изумлению, Вульф со мной согласился.
Он сказал:
– Это был вклад, внесенный миссис Чапин. Она сообщила еще и другие сведения, но ничто не может сравниться с этим фактом. Она приехала к Бартонам, как тебе известно, в шесть тридцать. Дверь ей отворила горничная Роза. Когда миссис Чапин проходила через приемную, она заметила на столе пару перчаток, остановилась и взяла их в руки. Она говорит, что намеревалась отнести их миссис Бартон, но перчатки показались ей более тяжелыми, чем те, которые носит миссис Бартон. Так или иначе, она оставила их на прежнем месте. А когда она проходила назад через приемную уже одна, она подумала, что стоит еще раз взглянуть на перчатки и решить, принадлежат они миссис Бартон или нет. Перчаток не было. Она даже их поискала. Нет, их нигде не было.
– Понятно. И это доказывает, что Бартона ухлопала не она.
– Совершенно верно. И это указывает на личность убийцы. Если непричастность миссис Чапин к убийству потребуется подтвердить фактически, можно будет установить, что в половине восьмого ее задержал офицер транспортной полиции на углу Парк-авеню и Пятидесятой улицы за то, что она поехала на красный свет. Не говоря уже о том, что привратник и дежурный по холлу видели, когда она выходила из здания до того, как преступление было совершено.
– Угу. Полагаю, вы завоевали ее доверие, преподнеся ей несколько орхидей?
– Нет, но вообще-то я обещал их ей послать. Запиши на завтрашний день. Я завоевал ее доверие, рассказав о том, что осуждение ее мужа за убийство обошлось бы мне во много тысяч долларов. Она была уверена, как и сам Чапин, что я являюсь причиной его ареста. Он подумал, что обвинение против него подстроено не без моего участия. Поскольку Чапин меня видел, он не мог допустить, что я лично совершал все эти акробатические трюки в приемной у Бартонов. Ты знаешь, кого они подозревали? Тебя… Да, да, доктора застрелил ты, а я все это продумал. Не сомневаясь в этом, миссис Чапин вцепилась в представившийся ей удобный случай. Усыпив тебя и Питни Скотта, она обшарила твои карманы, взяла форменную куртку у Скотта, написала записку и приехала сюда. Записка была короткая и предельно ясная, я могу ее повторить на память: «Арчи Гудвин умрет через два часа, если вы не сядете в мое такси и не поедете туда, куда я вас повезу». А внизу стояла ее собственная подпись: Дора Чапин. Поразительно лаконично и убедительно, не правда ли? Приложенный к записке кожаный бумажник, который я когда-то подарил тебе, убедил меня в том, что угроза имеет под собой почву.
Он замолчал, потянувшись к стакану с пивом. Я хмыкнул и подумал, что должен что-то сказать, но единственное, что мне пришло в голову, это:
– Да, бумажник мне очень нравится. И он все еще у вас.
Вульф кивнул и продолжал:
– Когда я согласился следовать за ней, я посчитал, что скамейка в конце Центрального парка вполне подходит для нашей беседы, но эта проклятая ослица повезла меня в дребезжавшем такси далеко за пределы городской черты.
Наша поездка мне надоела. Я опустил стекла между нами и закричал ей, что, если она не остановится в течение трех минут, я обращусь за помощью к первой же проезжающей машине. Мне удалось ее убедить. Она остановилась у края шоссе под деревьями.
Вот что тебя позабавит… Она была вооружена. Кухонным ножом!.. Кстати, те порезы, которые она нам демонстрировала на прошлой неделе, были сделаны по ее собственной инициативе. Супруг отнесся к ее затее неодобрительно. В то время они всеми средствами старались убедить друзей мистера Чапина, что он опасный маньяк, жаждущий крови.
Вряд ли она предполагала, что сумеет убить меня своим ножом, поскольку столь коротенькое лезвие не способно достигнуть жизненно важных органов. Скорей всего, в ее намерения входило заставить меня «признаться во всем». Они с Чапином никак не могли разгадать, как было осуществлено то надувательство, при помощи которого он попал в капкан. Только после того, как я объяснил ей, что я потеряю, если ее супруг будет осужден, она стала более сговорчивой.
– Да. И?
Он выпил пива.
– Вот практически и все. Она под конец совершенно остыла, а мне даже показалось, что у нас с ней много общего. Например, мы оба терпеть не можем отступать от раз и навсегда заведенного порядка. Было бы поучительно понаблюдать за тем, как она орудовала у себя ножом на шее. Я полагаю, точно так же она рубит шницеля.
Потом, как ты догадываешься, я выяснил, что случилось с тобой. Эта идиотка и сама толком не знала, какой дрянью она сдобрила твой кофе, поэтому я решил, что надо как можно скорее добраться до телефона… Ах, мистер Хиббард! Полагаю, что сегодняшний день вам показался невыносимым и бесконечно долгим?
Хиббард вошел, вид у него был не совсем трезвый. На его шее все еще красовался мой галстук. За его спиной был виден Фриц, явившийся сообщить, что обед готов.