ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Погоня

— Быстрее, Уотсон! Нельзя терять ни минуты!

Такими словами утром в пятницу, 10 апреля, прервал мой глубокий сон Шерлок Холмс.

— Быстрее, приятель! — повторил он. — Это моя неповоротливость во всём виновата! Одевайтесь! Едем на вокзал Ватерлоо!

Всё ещё сонный после наших ночных блужданий, я поспешно оделся, так как Холмс уже нанял экипаж, который ждал нас прямо под дверью. Только когда мы уселись в него, я осмелился спросить, что случилось.

Нетерпеливо барабаня длинными пальцами по подлокотнику, Холмс рассказал о событиях, произошедших утром. Он снова побывал в «Лэнгэме», чтобы справиться о Бьюкенене. Сенатор до сих пор не вернулся, и его перепуганная жена понятия не имела, где он, зато Холмс встретил съезжавших из отеля полковника Астора и его жену, которых мы видели с Бьюкененом два дня назад. Оказалось, сегодня Асторы уезжали в Америку. Холмс представился и, едва дослушав дифирамбы в свою честь, выяснил, что прошлой ночью они видели Бьюкенена. Сенатор, зная о том, что его друзья собирались в театр «Друри-Лейн», сумел в тумане добраться туда. Поймав их в антракте, Бьюкенен, находившийся в крайнем возбуждении (по словам Астора, он выглядел так, будто увидел привидение), заявил о намерении как можно скорее уехать из страны.

— Могу его понять, — вставил я.

Астор, продолжал Холмс, сообщил Бьюкенену, что сегодня они с супругой отплывают обратно, и предположил, что, хотя все билеты на пароход наверняка распроданы, для бывшего сенатора что-нибудь придумают.

— Короче говоря, Уотсон, если мы не успеем в Саутгемптон к полудню — а до него осталось чуть больше двух часов, — мистер Бьюкенен будет уже на пути в Америку. Я сам вернулся только затем, чтобы захватить свой револьвер.

— Но почему бы сначала не телеграфировать полиции, чтобы его задержали? — спросил я.

— На каком основании, дружище? Из-за того, что он принял всерьёз моё перевоплощение в Дэвида Грэма Филлипса? Считайте это типичной реакцией театрального критика. Встречался на концерте с Голдсборо? Полиция просто посмеётся над нами, и будет права. Нет, мой друг, если мы не вытянем из сенатора окончательное признание, боюсь, он вернётся в Америку, где ни у кого нет особого желания расследовать дело, закрытое полицией Нью-Йорка.

Мы приехали на вокзал Ватерлоо без нескольких минут десять. Холмс поспешно купил два билета первого класса до Саутгемптона, но кассир предупредил его, что поезд, возможно, уже ушёл. Мы бросились на дебаркадер и, благодаря солнечному свету, просачивавшемуся через стеклянную крышу, сразу отыскали взглядом платформу 12, от которой отправлялся поезд, доставлявший пассажиров к пароходам компании «Уайт стар». К сожалению, нам надо было пройти ещё полвокзала, чтобы добраться до него. А хуже всего было то, что в этот самый момент мы увидели, как далеко впереди поднимают зелёный флажок и дают отходный свисток. И прежде чем мы сдвинулись с места (хотя, видит Бог, мы так и так не успели бы на этот поезд), вагоны тронулись, с каждой секундой набирая темп. Мы смотрели на необычайно длинную вереницу переполненных вагонов первого класса с синей обивкой, украшенной золотой тесьмой, но Бьюкенена так и не заметили.

— Что ж, Холмс… — уныло начал я, но, к моему изумлению, его не было рядом.

Он уже бежал по ступенькам, ведущим к двери, через которую мы только что вошли.

Когда я нагнал его за вокзалом, он успел протиснуться в толпе, проложил себе путь между припаркованными у поребрика экипажами и автомобилями и поймал такси — чёрный «рено», уже заведённый и стоявший на проезжей части.

— Приятель, — говорил Холмс шофёру, когда я, отдуваясь, подоспел к нему, — доставишь в Саутгемптон до полудня — я в долгу не останусь.

— Да ну! — засопел шофёр и вытер толстый красный нос рукавом. — Серьёзно, папаша?

На нём был тёмный Ольстер, длинное свободное пальто из грубошёрстного сукна с поясом. Воротник он поднял и, несмотря на довольно тёплое утро, шею обмотал красным шарфом в шотландскую клетку. Он явно мёрз.

Холмс бросил на место рядом с ним несколько монет крупного достоинства, и водила обнажил в жадной ухмылке беззубый рот. И всё же он как будто колебался.

— Я… я не уверен… — начал он.

— Не уверен? — повторил Холмс. — Не уверен? Ну так решайся побыстрее, приятель! У нас нет времени торговаться!

Я вспомнил, как резво срывался с места жёлтый «паккард» с Роллинзом за рулём. Наконец, ещё раз вытерев рукавом под носом, шофёр решительно сказал:

— Забирайтесь!

Однако вопреки ожиданиям мы нескоро набрали скорость — этому помешало плотное движение по Ватерлоо-роуд, на подъезде к вокзалу. И только когда закоптелые лондонские строения сменились более свободной сельской застройкой, Холмс наконец расслабленно откинулся на спинку сиденья. Внешне он выглядел спокойным, и только барабанная дробь, которую его пальцы выбивали по чёрной кожаной подушке, лежавшей между нами, свидетельствовала о внутреннем беспокойстве. В течение четверти часа мы оба молчали.

Чтобы нарушить молчание, я заметил:

— Кажется, поезд сегодня был просто битком набит. И столько вагонов первого класса!

— Новый пароход, Уотсон, — лаконично ответил Холмс. — И куча богатых американцев, которые хотят войти в историю.

— Но откуда нам знать, что Бьюкенен вообще отправится в Америку? — спросил я, пытаясь отвлечь его от беспокойных мыслей о том, над чем он всё равно был не властен. — Многие пароходы, плывущие в Америку, заходят в близлежащие порты, Перед тем как пересечь Атлантику. Мой останавливался в Шербуре.

— Превосходно, Уотсон! — заметил Холмс, как будто просветлев. — Ваша осведомлённость не перестаёт меня удивлять. Корабль Бьюкенена и в самом деле заходит в Шербур, а затем в Куинстаун, но я уверен, нам нечего опасаться этих остановок. В Америке у него слишком многое поставлено на карту: во-первых, связи с Херстом, во-вторых, семья жены, а значит, его состояние — это в-третьих. Кроме того, помните: если обнаружится, что убийство Филлипса замалчивалось, поднимется скандал, в который окажутся вовлечены очень многие, вплоть до бывшего главы исполнительной власти. А Рузвельт в этом году как раз планирует вернуть себе пост президента.

— Он толковал при нас с Бевериджем о создании какой-то третьей партии.

— Видите, Уотсон. Вот почему мистер Бьюкенен возвращается домой — он надеется, что будет там в безопасности. Думаю, мы тоже можем в этом не сомневаться.

Продвинуться так далеко, чтобы в конце концов упустить преступника, казалось несправедливым. И всё же я понимал, что у нас есть шанс, несмотря на всю мою неприязнь к автомобилям. Трудно признать, но с помощью этого «рено», прообраза научных достижений двадцатого века, мы могли догнать нашу добычу — недальновидного злодея, надеявшегося скрыться от нас на старомодном пароходе (или же я просто пытался убедить себя в этом). Так или иначе, едва знакомые кирпичные строения возвестили о приближении Уокинга, я почувствовал себя бодрее: впереди уже был Бейсингстоук и начало долгого спуска к морю.

Действительно, вскоре мы стали спускаться вниз, и пейзаж за окном замелькал ещё быстрее. Заметив в отдалении приземистую башню Винчестерского собора, Холмс сверился с карманными часами, на цепочке которых болтался золотой соверен, подаренный ему Ирен Адлер за то, что он был свидетелем на её венчании.

— Одиннадцать пятнадцать, Уотсон. Время ещё есть.

Но когда въехали в город, «рено» стал снижать скорость, и мы с Холмсом обменялись тревожными взглядами.

— Бензин! — прогнусавил шофёр.

— Что? — недоверчиво переспросил Холмс и гневно ударил кулаком по сиденью.

— Бензин, папаша. Без него не поедем. Я пытался вас предупредить, но вы так спешили.

И он опять утёр нос рукавом.

Драгоценные минуты были потрачены на то, чтобы найти заправочную станцию. Холмс больше не выказывал раздражения, но никогда прежде я не видывал его в такой ярости. Он просто сидел. Но когда мы вернулись на дорогу, он снова взглянул на часы и прошипел сквозь зубы:

— Теперь уже вряд ли, Уотсон.

Мы неслись под гору мимо запряжённых лошадьми телег, и возницам приходилось прижиматься к обочине, чтобы животные не понесли, испугавшись рёва мотора. Когда наконец мы заметили вдали Итчен, Холмс сполз на краешек сиденья. Завидя предместья Саутгемптона, он опять посмотрел на часы. Было только одиннадцать сорок пять, но мы ясно услышали резкий вой сирен, оповещающих о близком отплытии судна.

Мы уже различали впереди, за невысокими строениями, четыре пароходных трубы, но ещё ближе увидели огромное скопление автомобилей и экипажей, преграждавших нам путь. «Рено» вынужден был остановиться.

Холмс бросил на сиденье рядом с водителем деньги и распахнул дверцу автомобиля. Внутрь тут же ворвался радостный рёв толпы.

— Жди здесь! — скомандовал Холмс шофёру, а мне крикнул: — Скорее, Уотсон!

Однако повторный вой сирен дал нам понять, что мы опоздали.

Даже если гигантский корабль ещё не начал отчаливать, тесная людская масса, запрудившая док «Уайт стар», всё равно не позволила бы нам добраться до якорной стоянки 44 и громадного парохода, чей тёмный нос маячил где-то высоко над нами. Сотни, нет, тысячи людей пришли посмотреть на отплытие. Они сгрудились на дорогах и заполонили палубы ближайших кораблей. Всё, что мы с Холмсом смогли сделать посреди беспрерывного гула мельтешащей толпы, это стоять и смотреть, превратившись из вершителей правосудия в простых зевак.

Мы разглядели, как в добавление к болтавшемуся на грот-мачте флагу пароходства (красному раздвоенному вымпелу со знаменитой белой звездой в центре) и французскому триколору на фок-мачте (следующим портом захода был Шербур) на рее взвился флаг отплытия. Нам не составило бы труда подсчитать количество спасательных шлюпок, нависавших на шлюпбалках над верхней прогулочной палубой, которая занимала две трети огромной длины судна.

— Могу только добавить, — раздражённо заметил Холмс, — что по окончании этого недельного вояжа в Нью-Йорке Бьюкенена будет ждать телеграмма с требованием задержать его, подписанная Хопкинсом, старшим инспектором Департамента уголовного розыска лондонской полиции. Мы сообщим ему о втором пулевом отверстии в доме ван ден Акера, первом издании книги Фирека, подброшенном на место преступления, а также о заметке из «Вашингтон пост», касающейся памятной встречи Бьюкенена и Голдсборо, и будем надеяться, что это значительно осложнит сенатору жизнь, покуда не откроются новые доказательства преступных связей Бьюкенена с Алтамонтом.

— Надеюсь, вы правы, Холмс, — сказал я. — Но Хопкинса будет нелегко убедить послать такую телеграмму.

— Мне нужно только немного времени, чтобы привести факты в порядок.

— Надеюсь, вы правы, — повторил я, наблюдая за тем, как наша добыча ускользает из пределов Англии.

В тот же миг радостный гул толпы заглушил многоголосый хор свистков.

— Буксиры компании «Ред фаннел лайн», — заметил Холмс, указав на небольшие судёнышки, провожавшие огромное судно вниз по реке Тест . — Как будто даже боги против нас, а, Уотсон?

Я понял, что он имел в виду, прочитав названия буксиров: возглавляли процессию «Нептун» и «Вулкан», за ними следовали «Аякс», «Гектор» и «Геркулес».

И в этот самый момент началось столпотворение. Раздалось несколько быстрых резких хлопков, и толпа прихлынула к причальному ограждению.

— Уотсон! — закричал Холмс. — Смотрите, у того корабля лопнули тросы! Его несёт прямо на пароход Бьюкенена! Может, ещё не всё потеряно.

Небольшой пароход «Нью-Йорк», пришвартованный поблизости, на якорной стоянке 38, действительно сорвался с тросов. Водные массы, перемещённые гораздо более крупным отчаливавшим судном, сначала заставили «Нью-Йорк» подняться на волне, а затем порвали тросы другого лайнера, пришвартованного рядом. Взметнув свои мощные тросы в небо, «Нью-Йорк» стал стремительно приближаться к судну Бьюкенена.

Зрители напирали, в молчаливой тревоге следя за происходящим. Моё сердце тоже забилось сильнее, потому что столкновение двух судов казалось неотвратимым. Я боялся, что вот-вот повторится история «Виктории» и «Кампердауна».

— Видит Бог, я не желаю зла невинным людям, — сказал Холмс, — но если случится даже самое незначительное столкновение, кораблям придётся вернуться в порт для осмотра повреждений.

Однако буксир «Вулкан» за считаные мгновения зацепил корму «Нью-Йорка» толстыми канатами и стал медленно оттягивать пароход назад. Гигантское судно оказало ему содействие, тяжеловесно застопорив ход. С помощью остальных буксиров «Нью-Йорк» оттащили, он обогнул док и благополучно вошёл в гавань реки Итчен.

Хотя столкновения чудом удалось избежать (между судами оставалось буквально несколько дюймов), Холмс потряс в воздухе кулаком.

— Проклятье! — воскликнул он. — Только слепой случай помог предотвратить аварию, Уотсон. Но для чего — не могу понять.

Корабль Бьюкенена вновь двинулся вперёд, на этот раз на среднем ходу он прошёл по Саутгемптонскому эстуарию, оставляя по одну сторону доки и госпиталь, а по другую — взморье и готовясь завернуть в S-образный канал, ведущий в море.

После беспорядочного, почти сорвавшегося отплытия, посреди воя буксирных гудков и четырёх пароходных сирен, мы с Холмсом могли лишь стоять и смотреть на этот грациозно возвышавшийся над поверхностью воды колоссальный океанский лайнер — настоящий плавучий город, по длине превосходивший нью-йоркский небоскрёб Зингера. Чувствуя себя настоящими карликами, мы безмолвно наблюдали, как четыре горделивых пароходных трубы исчезли вдали.

Теперь, десять лет спустя, мне уже не верится, что тогда, в безумии подступающей беды, я сожалел об отсутствии писателя, подобного Дэвиду Грэму Филлипсу, который сумел бы описать надвигавшуюся катастрофу, как он описал столкновение «Виктории» и «Капмердауна». Но поскольку два корабля на наших глазах счастливо разминулись, я лишь предположил, что остаток путешествия Бьюкенена пройдёт без происшествий и потому его подробности останутся неизвестны. Неизвестны! Мы с Холмсом не умели предсказывать будущее, мы просто молча стояли на переполненной пристани и наблюдали за тем, как пароход «Титаник» уходит в своё первое и последнее плавание, о котором теперь знает весь мир.