Глава третья
– Я не понимаю, каким образом рабы попадают в Англию. Существуют определенные порядки. Таможенные чиновники суровы к нарушителям закона.
Холмс закончил завтракать и сидел развалившись на маленьком диванчике у окна в совершенно несвойственной для него позе.
– Я слыхал, они берут взятки, – осторожно произнес мистер Керем.
– Взятки? Вздор! – возразил Холмс. – Припрятать горсть драгоценных камней или выдать золото за латунь, чтобы сэкономить на пошлине, – это одно дело. Однако речь идет о живых людях. Они двигаются. Они разговаривают. Им нужны еда и ночлег.
– Все это легко устроить, – отмахнулся мистер Керем.
– Но вы не можете обвинять таможню в том, что она проглядела столь вопиющие нарушения! – воскликнул Холмс.
Слушая патрона, я начал спрашивать себя, зачем ему понадобилось поднимать меня с постели ночью. Этот неприятный разговор вполне мог подождать до утра. Затем я вспомнил о курьере, лежавшем в чулане, и понял, что все не так-то просто. Явной связи между двумя событиями сегодняшней ночи не было, однако работа с Майкрофтом Холмсом научила меня искать подвох за любым совпадением. Несчастье, случившееся с юным курьером, доказывало, что за всеми этими происшествиями кроется нечто весьма серьезное. Я заставил себя внимательно прислушаться к речам Халиля Керема, надеясь рано или поздно выяснить, что́ связывает его с курьером, какой бы призрачной ни была эта связь.
– Итак, я решил найти брата, – рассказывал мистер Керем, завершая свое повествование. – Я взял билет на пароход до Лондона и прибыл сюда, чтобы выяснить, что он пропал.
Холмс нахмурился.
– Вы должны были о чем-то таком догадываться, – заметил он, подаваясь к собеседнику и тем самым словно показывая, что сочувствует турку; так оно и обстояло в действительности, хотя демонстрировать это было отнюдь не в обычае Холмса.
– Я ищу брата, – с чувством произнес мистер Керем, – и не могу отступать перед трудностями и разочарованиями.
– Ну конечно, – подхватил Холмс.
У входной двери зазвенел колокольчик.
– Вероятно, Тьерс еще не вернулся, – сказал патрон и взглянул на меня: – Гатри, будьте добры…
Я отодвинул тарелку с остатками завтрака и встал:
– Разумеется.
– Прошу прощения, мистер Керем, я отвлекся. У меня в Адмиралтействе есть одно дело, которое требует безотлагательного внимания.
Он жестом поторопил меня, так как колокольчик зазвенел опять.
Я вышел из кабинета и двинулся по коридору, надеясь, что это вернулся доктор Уотсон. Но, открыв дверь, я понял, что ошибся. На крыльце в полном вечернем облачении, со сверкающим немецким орденом на алой орденской ленте стоял Эдмунд Саттон. Мне оставалось лишь распахнуть перед ним дверь и сказать:
– Доброе утро, сэр.
Он вошел и на очень хорошем немецком произнес:
– Доброе утро, любезный. Мистер Холмс дома?
Я на том же языке ответил:
– У него посетитель. Желаете обождать в гостиной? – Я указал на дверь гостиной, словно Саттон не знал, где она, и спросил: – Как о вас доложить?
Мне было любопытно, каким именем он назовется. Я кивком указал на козетку рядом с камином, в котором еще горело несколько угольков, храбро сражавшихся с утренним холодом.
– Скажите, что пришел граф фон Мутигхайт, – ответил он без тени улыбки. – Я бы выпил бренди, если можно.
Я заставил себя удержаться от шуток и ответил совсем как Тьерс:
– Конечно, сэр.
Я вышел и, перед тем как отправиться за бренди, заглянул в кабинет, чтобы сообщить Холмсу:
– К вам граф фон Мутигхайт, сэр. Он попросил бренди.
– Тогда обязательно налейте ему, – забеспокоился Холмс, будто какой-нибудь мелкий чиновник, а не человек, близкий к британским правящим кругам.
– Сию минуту, – ответил я и хотел уже выйти, но Холмс задержал меня:
– Скажите графу, что я увижусь с ним через двадцать минут. – Он глянул на мистера Керема: – Нам ведь хватит двадцати минут, не так ли?
– Безусловно, – нехотя проговорил мистер Керем. – Я признателен вам за то, что вообще меня выслушали.
– О, не стоит благодарности, – скромно возразил Холмс. – Вы же знаете, я состою на государственной службе. Принимать жалобы – моя обязанность.
Не слушая этих льстивых излияний, я отправился за выпивкой для Саттона. Заглянув в кухню, я плеснул чуточку самого лучшего бренди в низкий бокал, поставил его на поднос и отнес в гостиную.
– Мистер Холмс просил передать, что освободится через двадцать минут, – известил я по-английски.
– Прекрасно, – с сильным немецким акцентом ответил Саттон, беря бокал с бренди.
Я заметил, что его плащ переброшен через спинку высокого стула, стоявшего в углу. Он, должно быть, очень замерз, однако, судя по всему, чувствовал себя непринужденно. Если бы за нами кто-то следил, у соглядатая не зародилось бы ни малейших подозрений.
– Можете идти.
Я слегка поклонился и вышел, думая, что, случись все это год назад, я нашел бы его поведение оскорбительным и непременно потребовал бы извинений. Однако нынче я высоко оценивал его игру и не сердился на Саттона: мне было ясно, что роли, которые он исполняет, отличаются от его театральных ролей только тем, что здесь он обходится без режиссера и сценария.
Я вернулся в кабинет и опять увидел, что Холмс изо всех сил прикидывается, будто очень хочет услужить, но мало чем может помочь. Я вошел, снова взял свой портфель, достал блокнот и начал писать.
– Я мало что могу, мистер Керем, – говорил Холмс. – Разумеется, когда мы завершим расследование, я велю поделиться полученными сведениями с турецкими властями, но до тех пор, боюсь, я ничем не сумею быть вам полезен. – Он развел руками в знак своей беспомощности.
Я с трудом сдержал смех.
– Будьте здоровы, мой мальчик, – сказал Холмс, словно я чихнул.
– Благодарю вас, сэр, – пробормотал я, чувствуя, что допустил оплошность. Саттон был бы весьма разочарован.
– К сожалению, меня ждет граф, – продолжал Холмс. – Простите за причиненные неудобства, однако у меня давно была назначена встреча с ним.
– Нет-нет. Не извиняйтесь. Я все понимаю, – сказал мистер Керем. – Я благодарен вам за то, что уделили мне время. – Он ненадолго умолк. – Как вы считаете, моего брата еще можно найти?
– Пока рано об этом судить, мистер Керем, – качая головой, ответил Холмс. – Однако надо попытаться сделать все возможное.
– Аллах велик, – проговорил мистер Керем.
– Сделайте пометку, Гатри: изучить факты, изложенные мистером Керемом, и как можно быстрее. Если они верны и в Англию действительно ввозят рабов, правительство ее величества этого не потерпит.
Он говорил это явно в расчете на собеседника, тем не менее я старательно сделал пометку, в то же время внимательно наблюдая за Халилем Керемом.
– Что ж, на большее я не мог и надеяться, – уныло пробормотал мистер Керем. – Полагаю, мне следует довольствоваться вашими заверениями.
– Постараюсь сделать все от меня зависящее, – сказал Холмс, и по его тону я понял, что он говорит искренне.
– Спасибо вам за это, – ответил мистер Керем, надевая ботинки, – и за вашу доброту. Надо же было так натереть себе ноги. – Он нервно засмеялся и, застегнув ботинки, встал. – И за завтрак спасибо. Я не думал, что так голоден.
– Накормить голодного – богоугодное дело, – с притворным благочестием заметил Холмс, но мистер Керем этого не заметил, так как совершенно серьезно ответил:
– Так учит и наша, и ваша вера.
Майкрофт Холмс встал.
– Если вы хотите получать новости о расследовании, которое будет вести Адмиралтейство, вам лучше обращаться непосредственно туда. Я только дам ход делу, – сообщил он.
– Благодарю вас. Я понял. А теперь отпускаю вас к вашему немецкому посетителю.
– Вы очень любезны, – в учтивой и вместе с тем загадочной манере ответил Холмс и незаметно подал мне знак.
Я встал, чтобы проводить турка к выходу.
– Вы можете остановить кэб на углу, – посоветовал я, отворяя парадную дверь.
Мистер Керем вытянул шею, пытаясь заглянуть в гостиную, и в этот миг я понял, как мудро поступил Саттон, продолжая играть роль немца. Держись он по-свойски, мистер Керем вполне мог бы усомниться в истории, которую ему поведали несколько минут назад. Наконец турок отказался от попыток получше рассмотреть Саттона.
– На углу, вы сказали?
– Да. Вы избавите себя от лишнего беспокойства, если не станете много ходить, с вашим-то волдырем, – ответил я, ощутив тревогу, потому что вспомнил курьера, раненного на заднем крыльце.
– Ваша правда, – признал Халиль Керем и надел шляпу.
В первых лучах восходящего солнца его фигура отбрасывала длинную тень.
Закрыв за ним дверь, я почувствовал безотчетное облегчение.
Из кабинета вышел Майкрофт Холмс. На его властном лице ясно читалось раздражение. От робкого государственного служащего не осталось и следа. Он прислонился к дверному косяку и спросил:
– Как полагаете, к чему все это?
– Вы имеете в виду желание турка привлечь к своей проблеме внимание правительства? – сказал я, понимая, что патрону нужен вовсе не такой ответ.
– Не глупите, мой мальчик. Все не так просто, как кажется. Этот человек подбирался именно ко мне. Не к правительству. Не к Адмиралтейству. Ко мне. Он что-то задумал. – Холмс уставился на карту в рамке, украшавшую стену напротив двери. – Запутанное дело.
– Запутанное, что бы там ни было на самом деле, – согласился я, не в силах отделаться от неприятного осадка, оставшегося после знакомства с Халилем Керемом. – Вы тоже вели себя несколько… лицемерно.
– Лицемерно? В каком смысле? – с невинным видом поинтересовался Холмс.
– Ну разве что хвостом не виляли, – резковато ответил я.
Холмс улыбнулся:
– Знаете, Гатри, когда кто-нибудь настойчиво пытается манипулировать мною, как это делал мистер Керем, мне всегда хочется сорвать его планы.
Я кивнул:
– Да. И все же я не могу удержаться от предположения, что вы чего-то недоговариваете. У вас возникли некие подозрения, и вы насторожились.
– Как вы проницательны! – усмехнулся Холмс, выпрямляясь. – Что там курьер?
– Я давно к нему не заглядывал, – признался я и вздохнул: – В последний раз он мне совсем не понравился. Болтал какую-то чепуху – утверждал, будто перед выстрелом слышал, как кто-то произнес: «Это другой Холмс»… – Я запнулся, а затем изложил свою версию: – Мне подумалось, что речь о вашем брате. Если курьер на самом деле это слышал.
– Действительно, странная фраза. Однако, быть может, она не имеет отношения к его несчастью, – заметил Холмс, выходя в коридор. – Очевидно, явился Саттон?
– Важный, как Габсбург, – ответил я, улыбнувшись собственному сравнению. – Мистер Керем мельком его рассмотрел. Похоже, сей блестящий господин произвел на турка большое впечатление.
– Граф фон Мутигхайт? – произнес Холмс, входя вслед за мной в гостиную и подавая гостю руку. – Доброе утро, Саттон. Или мне следует называть вас графом? – Он окинул актера беглым взглядом. – Очень мило.
– Если учесть, что это импровизация, превосходно! – ответил Саттон, не выходя из образа графа. – Я совершенно растерялся, увидев петуха, знаете ли, – добавил он уже в своей обычной добродушной манере. – Что-нибудь случилось?
– Прошедшей ночью на заднем крыльце стреляли в адмиралтейского курьера, – устало объяснил Холмс.
– Боже милосердный! – воскликнул Саттон, совсем позабыв о роли, которую только что исполнял. – Он сильно пострадал?
– Боюсь, что да. Тьерс отправился за Уотсоном, – ответил Холмс, выглядывая в окно и наблюдая за утренним оживлением, царившим на Пэлл-Мэлл. – Не нравится мне все это. Братство вновь пытается проникнуть в Британию.
– У вас есть доказательства? – спросил Саттон. Он был встревожен и в то же время заинтригован.
– Полагаю, да, – сказал Холмс и оглянулся, услыхав стук входной двери у черного хода. – Прошу меня простить.
Он развернулся и направился в кухню.
Мы с Саттоном волей-неволей последовали за ним.
На кухне нас встретил Тьерс.
– Доктор Уотсон вернулся, – без лишних слов сообщил он. – Он сейчас у курьера.
– Хорошо, – ответил Холмс. – Вы побывали в Адмиралтействе?
– Нет. Я хочу принести им последние новости о раненом, – объяснил Тьерс.
Он подошел к раковине и налил в чайник воды.
– Я должен выпить чаю. А вы желаете, господа?
Холмс кивнул. Я обрадовался, так как ощутил, что меня начинает клонить ко сну.
– Что сказал Уотсон? – спросил Холмс.
– Просто предупредил, чтобы его не беспокоили, пока он возится с парнем.
Тьерс поворошил угли в топке и подбросил туда дров.
– Он скоро закончит.
Саттон стал снимать со своего вечернего костюма орден и орденскую ленту.
– Думаю, мне надо переодеться во что-то более скромное, – заметил он и взглянул на Холмса. – Отпу́стите меня минут на двадцать?
– Идите. И вы, Гатри. Возьмите у Тьерса станок и побрейтесь. Вам следует задуматься над покупкой второго прибора, чтобы держать его здесь, как вы уже сделали со сменной одеждой. Видок у вас тот еще. – Холмс улыбнулся, давая понять, что пошутил.
– Вы правы, – сказал я, потирая свой щетинистый подбородок, – а я уж и забыл.
– Вы знаете, где лежит моя бритва, сэр, – сказал Тьерс, явно чем-то озабоченный.
Я почувствовал, что ему надо что-то сказать Холмсу, но он не хочет говорить при всех. Не будь я таким сонным, сразу бы это приметил.
– Да, знаю. Спасибо, Тьерс.
Я вышел из кухни. Саттон последовал за мной.
Мы оба направились в гардеробную Холмса, соединявшую спальню с ванной комнатой. По пути Саттон скинул пальто и стал расстегивать запонки на сорочке. Искусство быстро переодеваться составляло один из замечательных навыков его профессии.
– Он встревожен, – заметил Саттон, оказавшись в гардеробной.
Я выдвинул ящик комода, в котором Тьерс хранил свои туалетные принадлежности. Здесь лежали три бритвы. Я выбрал одну, с роговой рукояткой, и ответил:
– Да, верно.
– И не хочет, чтобы мы тревожились, – приглушенным голосом говорил Саттон, продолжая разоблачаться.
Я отправился в ванную, оставив дверь открытой, чтобы не прерывать разговор.
– Ясное дело, – сказал я, доставая чашку, кисточку и начиная взбивать пену.
– Это из-за Братства или есть что-то еще? – спросил Саттон.
– Не знаю, – ответил я, сердясь на себя за то, что мне нечего больше сказать.
– Значит, что-то еще, – заключил Саттон.
Раздался стук ботинка, упавшего на пол, за ним последовал второй.
– Думаю, вы правы, – заметил я, намыливая лицо и глядя на себя в зеркало.
Под глазами обозначились круги, казавшиеся разными из-за того, что левый глаз у меня голубой, а правый – зеленый. Мимолетом я заметил, что на висках появилась проседь – так, несколько белых волосков, и все же… В мае мне стукнуло тридцать четыре; у матушки в моем возрасте было куда больше седины. Это меня отнюдь не утешило: я знал, что многое еще должен совершить, и не нуждался в лишних напоминаниях о грядущей смерти – с этим отлично справлялись выстрелы и наемные убийцы.
– Кто такой этот турок? – немного погодя спросил Саттон.
Я ответил не сразу, так как аккуратно сбривал щетину под носом.
– Он утверждает, что его брата похитили, увезли в Англию и продали в бордель, – объяснил я, ополаскивая бритву и приступая к участку возле уголка рта.
– Звучит не слишком правдоподобно, – заметил Саттон.
– Да уж, – согласился я, когда смог наконец свободно говорить.
– Вы ему верите?
– В общем да… То есть я верю, что его брат пропал и что его могли похитить с дурными намерениями, – сказал я, запрокинув голову и выбривая шею.
– А что думает Холмс?
Саттон дожидался моего ответа, над которым я раздумывал, пока брился.
– Он не сказал. Но лебезил перед мистером Керемом – вы бы им гордились. И, я уверен, у него были серьезные на то основания. После ухода Керема он объяснил, в чем дело.
– Что за роль? – спросил Саттон, заглядывая в ванную в брюках гольф и свитере, будто только что приехал из деревни и скоро собирался уезжать обратно.
Я успел привыкнуть к его постоянным перевоплощениям, поэтому лишь мельком посмотрел на него перед тем, как закончить бриться.
– Вы бы решили, что он целыми днями сидит в конторе и занимается исключительно бумажной работой.
– Что ж, – усмехнулся Саттон, – он хочет, чтобы все так думали. Потому меня и нанял.
– Да, и создал видимость монотонного, упорядоченного существования, – подхватил я. – Но сегодня этого ему было мало. Он выглядел вялым, даже боязливым, неспособным на активные действия.
– И вы считаете, что он делал это нарочно? – спросил Саттон, протягивая мне полотенце.
Я вытер лицо и шею.
– Да. Считаю. Вам бы тоже так показалось, если бы вы его видели.
Я бросил полотенце в корзину и застегнул воротничок, затем стал завязывать галстук.
– Интересно, к чему бы это, – задумчиво произнес Саттон.
Я не успел ответить: в дверь, ведущую из ванной комнаты в коридор, постучал Тьерс.
– Господа, мистер Холмс просит вас пожаловать в малую гостиную.
Мы редко заходили в это помещение, выдержанное в строгом стиле и выходившее окнами на улицу; мне подумалось, что Холмс ожидает посетителя. Я взял пиджак и, надевая его на ходу, вышел в коридор. Саттон последовал за мной.
– Как вы думаете, кого мы ждем? – вслух полюбопытствовал Саттон. – Мне не говорили, что кто-то придет.
– Мне тоже.
Я смутно подозревал, что это окажется какая-то августейшая особа, однако, войдя в гостиную, увидел сидящего на диване сановитого пожилого мужчину. Это был не доктор Джон Уотсон, которого все мы хорошо знали, но, судя по всему, представитель той же профессии. При нашем появлении гость не встал – лишь окинул нас быстрым, внимательным взглядом.
– Господа, – произнес Холмс, будто только сейчас нас заметил, – прошу знакомиться: сэр Мармион Хэйзелтин. Он пришел осведомить нас о сути своих исследований.
Имя сэра Мармиона было немного знакомо мне по рассказам Холмса. В знак приветствия я кивнул.
– Давно восхищаюсь вашей работой, сэр Мармион, – проговорил я, надеясь, что не сказал ничего лишнего.
– Вы очень любезны, – кратко ответил именитый медик и перевел взгляд на Холмса: – У вас необычной формы череп, мистер Холмс, если позволите заметить. – Он говорил без улыбки, однако черты его лица несколько смягчились, словно это было единственное проявление чувств, которое он допускал.
– Вот как! Весьма лестно слышать подобные заявления из уст прославленного эксперта, сэр Мармион, – поблагодарил Холмс, откидываясь на спинку кресла и жестом веля нам с Саттоном сесть. – Касательно нашего дела: надеюсь, ваши исследования принесли результат?
– Всему свое время, мистер Холмс, всему свое время. В настоящий момент я занимаюсь сбором данных – кстати, благодарю вас за помощь – и надеюсь до конца следующего года сформулировать определенные заключения. – Он деликатно кашлянул. – Я применял к самым тяжелым пациентам методы доктора Брейера из Вены и имею основания полагать, что в будущем с их помощью мы сумеем уменьшить тягу к преступлениям.
– Весьма достойная цель, – вполне искренне отозвался Холмс.
– Надеюсь, что в дальнейшем мы сможем окончательно искоренить преступность и душевные болезни, – объявил сэр Мармион.
– Чудесно! – ответил Холмс. – Без сомнения, столь похвальной цели невозможно достигнуть за одну ночь, но грядущим поколениям будут незнакомы те несчастные создания, которых так много теперь среди нас. – Он сцепил пальцы в замок. – Скоро наступит новый век. Двадцатое столетие! Его перспективы поражают меня.
– Меня тоже, – признал сэр Мармион. – Когда я вижу, как продвинулась наука за последние пятьдесят лет, мне хочется прожить подольше, чтобы стать свидетелем следующих пятидесяти. – Он тихонько кашлянул, чтобы продемонстрировать свое воодушевление. – Однако мы отвлеклись.
Он поднял с пола кожаный портфель и открыл его.
– Тут содержатся сведения, которые меня просили предоставить вам, мистер Холмс.
Холмс взял в руки протянутую ему картонную папку с крапчатой обложкой.
– Здесь уйма материалов, сэр Мармион.
– Увы, гораздо меньше, чем нужно. Мы мало знаем о природе человеческого разума. Работа доктора Брейера наводит меня на мысль, что предстоит сделать еще много открытий, чтобы понять, каким образом разум определяет поведение. Полагаю, из случаев, описанных на этих страницах, вас особенно заинтересует третий.
– Хорошо. Я внимательно ознакомлюсь с вашими бумагами, – пообещал Холмс.
– Я знаю, что вы сохраните все прочитанное в строжайшей тайне, – с беспокойством заметил сэр Мармион.
– Естественно. Возможно, мне придется обсудить кое-что с моими коллегами, которые здесь присутствуют, но вы можете положиться на их осмотрительность, так же как и на мою, – заверил его Холмс, кладя папку на стол перед собой. – За пределы моей квартиры это не выйдет. Даю вам слово.
– Благодарю, – промолвил сэр Мармион, неожиданно вставая. – Я ухожу – меня, как и вас, ждет работа.
Он направился к выходу, Холмс последовал за ним.
Когда они вышли, мы с Саттоном тоже поднялись.
– Значит, работает с преступниками? – невозмутимо произнес Саттон.
– И с сумасшедшими, – добавил я.
Саттон хмыкнул, покачав головой.
Из дневника Филипа Тьерса
Курьера только что забрали. Из Адмиралтейства прислали подводу; бедного парня положили в какой-то ящик, напоминавший дорожный сундук, чтобы сбить с толку соглядатаев, которые могли скрываться в переулке или на улице. Уотсон отправился с больным в лечебницу и согласился наблюдать за его состоянием. Он сказал, что курьер, возможно, и не выживет, но обещал приложить все усилия, чтобы помочь ему. Пока раненый будет выздоравливать, Адмиралтейство приставит к нему охрану.
М. Х. доволен, но не выказывает лишних восторгов. После вчерашней встречи с Е. К. В. Э. к нему приходил сэр Мармион Хэйзелтин и принес пресловутые материалы. М. Х. решил провести весь день за изучением бумаг сэра Мармиона, хотя ради этого ему придется немного отложить расследование случая работорговли, о котором сообщил турецкий господин; Е. К. В. Э. ждет, что М. Х. не откладывая возьмется за дело. А сэр Камерон должен прибыть в Лондон завтра в полдень.
