Глава восемнадцатая
Дом на Динери-Мьюз оказался величественным четырехэтажным строением, возведенным около столетия назад, но хорошо сохранившимся. Когда в девятом часу утра мы поднялись по ступеням парадного входа, я заметил, что Майкрофт Холмс ничего хорошего от нашего визита не ожидает.
На наш стук открыл усталый дворецкий, изо всех сил старавшийся скрыть замешательство под маской выспреннего достоинства.
– Боюсь, сэр Камерон никого не принимает, господа. Пойду взгляну, есть ли у него ваши карточки.
– О нет, мы явились вовсе не со светским визитом, – приветливо пояснил Холмс. – Мы здесь по поводу совершенного на него покушения. Чтобы дело продвинулось, нам нужны дополнительные подробности. Попросите сэра Камерона спуститься к мистеру Холмсу из Адмиралтейства и мистеру Гатри. Мы не возражаем, если он выйдет к нам неодетым, так ему и скажите.
Не сумев выставить непрошеных гостей за дверь, дворецкий, которому больше ничего не оставалось делать, забрал у нас пальто и перчатки и нехотя пустил внутрь.
– Я сообщу сэру Камерону, что вы здесь, – сухо проговорил он.
– Весьма любезно с вашей стороны, – ответил Холмс и кивком указал на три сундука, стоявших около двери гостиной. – Я вижу, сэр Камерон привез собой кое-что из вещей.
– Да. Они прибыли вчера вечером из Шотландии, – ответил дворецкий, на этот раз гораздо обходительней, чем можно было от него ожидать.
– Уверен, сэр Камерон очень рад, – заметил Холмс. – Если вы скажете, в какой из комнат разожжен камин, мы с мистером Гатри подождем сэра Камерона там. Передайте, что мы всецело в его распоряжении.
Озадаченный дворецкий проводил нас в малую гостиную, дверь которой выходила в главный коридор. Это была уютная комната в восточной части дома; если бы не дождь, ливший из низких туч, в ней было бы очень светло. В камине горел огонь, для нашего удобства зажгли одну из газовых ламп.
– Во всяком случае, в такое время сэр Камерон, должно быть, еще трезв, – сказал я, пытаясь отыскать в этом пренеприятном деле хоть что-то хорошее.
– Скорее всего, страдает от похмелья, – отозвался Холмс, усаживаясь на канапе в стиле королевы Анны. – И тогда, может статься, он в ужасном настроении.
– А он бывает когда-нибудь в другом? – спросил я. – Пьяный или трезвый, этот человек – настоящий…
– Грубиян. Да, я знаю. Мы оба прекрасно это знаем. Впрочем сегодня, думаю, это сыграет нам на руку. – Он тонко усмехнулся. – Мы сможем многого добиться. Сэра Камерона надо лишь немного подтолкнуть, чтобы он перешел на наши позиции.
– Жаль, что вы не позволили мне взять с собой портфель. Без него я чувствую себя голым. – Я сел за небольшой письменный стол, стоявший у окна, и посмотрел на улицу. – Дождь зарядил еще сильнее.
– По крайней мере, он мешает злоумышленникам, охотящимся за сэром Камероном и нами. Прицелиться в такой ливень почти невозможно. – Холмс потирал руки, стараясь немного согреться, так как наши пальто и перчатки остались в передней. – Надеюсь, сэр Камерон прикажет принести дров, чтобы разжечь огонь посильнее. В этих старых домах – и в моей квартире на Пэлл-Мэлл тоже – нет угольных топок. В любом случае я предпочитаю дровяные камины. От них лучше пахнет.
– Не спорю, – сказал я. – Но дровяное отопление стоит дороже.
– Гатри, вы прижимисты, как настоящий шотландец, – заметил он и попытался рассмеяться, однако смех вышел натужным и скоро стих.
Мы провели в молчании минут десять, ожидая, когда придет сэр Камерон. Наконец он явился. Было видно, что хозяин дома только что встал и, по-видимому, спал не один, поскольку под темно-зеленым бархатным халатом в вырезе пижамной куртки виднелся алый след губ.
– Что, чума вас возьми, вы здесь забыли в такую рань, Холмс? – прорычал он, с силой захлопнув за собой дверь.
– Я прилагаю все усилия, чтобы защитить вас, сэр Камерон, – с серьезным выражением лица проговорил Холмс.
– Да неужели?! – Макмиллан тяжелой поступью прошел по затканному цветами ковру, яростно топча нежные бутоны. – Мне не по вкусу, когда какой-то чинуша, который так ничего для меня и не сделал, спозаранок вытаскивает меня из постели.
Макмиллан сложил руки на груди и воззрился на Холмса. На меня он, как обычно, не обратил ни малейшего внимания, и, пользуясь этим, я без стеснения изучал его: от меня не укрылись ни мешки у него под глазами, ни землистый цвет кожи, ни одрябший подбородок, ни первые седые нити в рыжих волосах.
– Простите за беспокойство, сэр Камерон, – умиротворяюще промолвил Холмс, – однако мы вынуждены просить вас опять поразмыслить над вопросом о свите леди Макмиллан.
– О ее родичах? А, у вас бзик насчет этого, верно? – Он покачал головой. – Только и думаете об этих ее дядюшках.
– Вам бы тоже не мешало, – заметил Холмс. – Неужто вы забыли про закон о собственности замужних женщин? Вы знаете, что, пока леди Макмиллан находится на Британских островах, она имеет право потребовать свою долю вашей совместной собственности. При поддержке так называемых дядюшек она сможет предъявить права на доход со свадебных даров, и ни один суд мира не откажет ей в этом. Если же она приедет без «дядюшек», ее шансы выиграть какую бы то ни было тяжбу существенно уменьшатся. – Он замолчал, давая сэру Камерону возможность оценить предполагаемые убытки, которые тот может понести из-за притязаний супруги.
– Она этого не сделает, – проревел шотландец.
– Она, может, и не сделает, – согласился Холмс, – но «дядюшки», будьте уверены, не упустят такой возможности.
Сэр Камерон не на шутку взбесился:
– Вы говорите, что моя жена может потребовать назад свои свадебные подарки? – Он прошелся по комнате. – Она получила наследство. Неужели ей нужны и мои деньги?
– Вот именно, – подхватил Холмс. – Теперь вы видите, что за всем этим стоят ее «дядюшки». – Он помедлил, словно желая смягчить удар. – Вы сами поставили себя в затруднительное положение, согласившись встретиться с нею в Лондоне, где вы остаетесь обладателем титула, но лишаетесь некоторых преимуществ.
– О чем это вы толкуете? – Макмиллан совершенно вышел из себя, лицо его побагровело.
– Я толкую о том, что в Шотландии вы обладали бы куда бо́льшими полномочиями, чем здесь, в Англии. Я полагаю, то был хитрый ход – условиться о свидании в Лондоне. Здесь у ее «дядюшек» развязаны руки.
Я видел, как сэр Камерон взвешивает в уме все обстоятельства и алчность берет в нем верх.
– Какая разница – здесь или в Шотландии? – рявкнул он. – Я повсюду остаюсь рыцарем и дворянином.
– Разумеется, – с напускным сочувствием ответил Холмс. – Кроме того, вы прославленный герой. Публика восхищается вами. Эта блестящая репутация принесла вам всемирную известность, но есть много людей, которые только ищут случая, чтобы дискредитировать тех, кто снискал любовь британского народа. Невыносимо думать, что вас могут сделать мишенью для вульгарных шуток, а все потому, что «родственники» вашей жены попытаются оттяпать то, что по праву принадлежит ей, и происходить это будет здесь, под прицелом прессы и салонных остряков. – Он помолчал, а затем добавил: – Я вовсе не хочу лишить вас того, что по праву принадлежит вам, но боюсь, когда газетчики пронюхают об этой истории, они примутся обсуждать ее на все лады, взяв самый скандальный тон, и любые усилия замять шумиху приведут лишь к обратному.
Макмиллан откашлялся:
– А что там насчет покушения на меня? Может, с ним как-то связаны…
– «Дядюшки» вашей супруги? Точно сказать не могу, но вам лучше всего было бы вернуться в Шотландию. По крайней мере, пока мы не сумеем установить, замешаны ли эти господа в недавнем происшествии. Последнее не займет много времени. Таким образом, все преимущества окажутся на вашей стороне. Да и барон фон Шаттенберг не сможет вами помыкать. – Холмс изобразил на лице сочувствие. – Я знаю, отступление вам ненавистно, но если вы согласитесь уехать из Лондона недельки на две, за это время Адмиралтейство сумеет установить, сыграли ли «дядюшки» леди Макмиллан какую-либо роль в покушении на вас, а если да – то какую именно.
Такой оборот дел отнюдь не устраивал сэра Камерона.
– Я не собираюсь убираться из этого дома, поджав хвост. Сюда только-только доставили мои вещи.
– Нет, конечно нет, – торопливо подхватил Холмс. – Но если вы уедете всего на две недели, ваша прислуга сможет поддерживать тут порядок, до тех пор пока не приедет ваша жена, причем одна, без своих «дядюшек».
Шотландец заметался по комнате, как зверь по клетке.
– Мне это не по вкусу, – отрубил он наконец. – Я не такой глупец, чтобы бояться каких-то крючкотворов. Нет, мне это не по вкусу.
– Что именно вам не по вкусу, сэр Камерон? – спросил Холмс. Он был сама предупредительность.
– Мне не по вкусу, что на меня наседает шайка хищных немцев. Они должны понимать, что моей добротой злоупотреблять нельзя, – резко ответил Макмиллан. – Но я вижу, что вы рассуждаете мудро, Холмс. Я не из тех, кто рискует понапрасну.
Мне вспомнились вздорность и трусость, некогда проявленные сэром Камероном, и я в душе согласился с его последними словами.
– Вы ухватили суть дела, – одобрительно произнес Холмс. – Вам, безусловно, захочется поразмыслить над тем, что мы тут обсуждали, поэтому позвольте нам откланяться. – Он подошел к сэру Камерону, всем своим видом выражая озабоченность. – Крайне важно, чтобы вы телеграфировали о своих намерениях в Голландию и сообщили жене, которая находится там со своими «дядюшками», что в течение двух следующих недель вы не сможете с ней увидеться. Сошлитесь на дела или приведите любые другие причины, которые не вызовут у ее «родственников» подозрений. Если вы предложите оплатить ее пребывание в Амстердаме, она, без сомнения, согласится остаться там, покуда вы не изъявите готовность принять ее.
– Без дядюшек, – сказал Макмиллан.
– Естественно, – подтвердил Холмс. – Вы должны будете условиться на сей счет, однако я сомневаюсь, что эти люди захотят ждать целых две недели. Если бы вы были в Лондоне, они могли бы приехать, невзирая ни на что. Но раз вы будете в Шотландии, они не приедут.
– У них нет охоты соваться в логово зверя, – самодовольно заявил сэр Камерон. – Их можно понять.
– Вы совершенно правы, – льстиво вставил Холмс.
– Можно посоветовать им не пускаться в плавание, пока бушует ненастье. В такую погоду никто не решится без крайней необходимости пересечь Ла-Манш, – изрек шотландец, словно погода была его верным союзником.
– Вполне вероятно, – ответил Холмс, с изумительным самообладанием скрыв растущее раздражение. – Однако разумнее всего будет сообщить леди Макмиллан, что вы уедете в Шотландию на…
– …На две недели. Прекрасно. Я использую это время, чтобы проконсультироваться со своим адвокатом. Если леди Макмиллан вступила в права наследства – а дело обстоит именно так, – с ее стороны весьма недостойно требовать своей доли совместного имущества. Вот что случается, когда женщин наделяют имущественными правами. Они дают волю своей природной жадности, и все мы, женатые мужчины, страдаем от этого. – Он принялся теребить пояс своего халата. – Возможно, все так, как вы говорите, и дядюшки действительно играют на ее корыстолюбии, но я-то ее знаю. Она расчетлива, как любая немка. Неудивительно, что она мечтает наложить лапу на мое состояние и земли.
Меня изумила эта мелочность, невероятная даже для такого человека, как сэр Камерон. Я и подумать не мог, что он лелеет столь ничтожные чувства. Меня подмывало спросить, так ли он в себе уверен, но это, вероятно, не подлежало сомнению, а потому он мог обидеться. Я обменялся с патроном понимающим взглядом и продолжал слушать их разговор.
– Такое вполне возможно, – ответил Холмс, – а значит, вам следует быть готовым к этому. – Он колебался, словно не знал, стоит ли продолжать.
– Да. – Макмиллан положил свою лапищу на плечо Холмсу. – Сегодня вы вели себя как друг, Холмс. Не думайте, я не забуду, что вы сумели своевременно предостеречь меня и выступили на защиту моих интересов.
– Благодарю вас, сэр Камерон, – промолвил Холмс с застенчивостью, отнюдь ему не свойственной.
– Вы хороший человек, – добавил хозяин дома и сменил тему: – Я немного выжду, а днем уведомлю прислугу, что получил известия с севера и должен немедленно вернуться в Шотландию. Слуги останутся здесь, чтобы подготовить дом к моему возвращению, а я завтра поутру поездом уеду на север. Как вы находите такой план?
– План хорош, но позаботьтесь о том, чтобы написать леди Макмиллан, – напомнил Холмс. – Если желаете, я сам могу посетить барона фон Шаттенберга и сообщить ему о новых обстоятельствах. Таким образом, вы будете избавлены еще от одной заботы.
– Отлично, Холмс, – обрадовался сэр Камерон. – А вы неплохо соображаете, когда хотите.
Я видел, что эта высокомерная похвала одновременно и позабавила, и разозлила Холмса.
– Приятно слышать, – проговорил он.
– Я не из тех болванов, – заявил Макмиллан, – которые думают только о себе и не способны оценить других.
– Вы очень добры, – ответил Холмс, прикрыв глаза.
Я понял, что он еле сдерживается, чтобы не расхохотаться.
– Да, – самовлюбленно поддакнул шотландец. Он кивком указал на дверь и с грубоватой учтивостью сказал: – Что ж, не смею вас больше задерживать. У вас, несомненно, имеются и другие дела, кроме как заботиться обо мне. Вы хорошо постарались ради меня, и я этого не забуду.
– Вы очень добры, сэр Камерон, – повторил Холмс.
– Вы это заслужили, – проговорил наглец, своим рыцарством обязанный решимости и бесстрашию Майкрофта Холмса, которые сэр Камерон беззастенчиво приписал себе.
– Какая проницательность! – воскликнул Холмс, увлекая меня за собой к выходу. – У нас с Гатри и впрямь много дел этим утром. А вы займетесь своими планами. – У двери он помедлил: – На вашем месте я бы не стал сегодня выходить из дому. Возможно, убийца ищет вас, ведь полиция его еще не схватила.
– А что вы хотите от полицейских? Свора бездельников, даже этот фат Прайс. – Макмиллан подавил зевок. – Бич вас проводит.
– Спасибо, что уделили нам время, сэр Камерон, – сказал Холмс, открывая дверь и выталкивая меня за порог.
– Не за что, – раздался великодушный ответ, и дверь захлопнулась.
– Ни слова Гатри, пока мы не выйдем на улицу, – прошептал Холмс, а затем кивнул подошедшему дворецкому: – Мы уходим.
– Я провожу вас, сэр, если не возражаете, – произнес дворецкий таким тоном, словно подозревал, что Холмс может что-нибудь стащить.
– Конечно, – ответил патрон, смиренно следуя за дворецким (сэр Камерон, кажется, называл его фамилию – Бич) к выходу. – Простите, что потревожили вас так рано, – извинился он, когда мы выходили из дома.
Сид Гастингс ждал в конце Динери-Мьюз. Увидев нас, он подъехал, что пришлось весьма кстати из-за дождя.
– Пока вы находились в доме, на улице не было ни одной живой души. Если не считать какого-то торговца.
Так как в этом не заключалось ничего примечательного, я вслух удивился, почему Гастингс счел нужным упомянуть о нем.
– Знаете, мистер Гатри, я заметил, что он нес с собою два больших свертка: один длинный и узкий, а другой, наоборот, квадратный. Мне нипочем не догадаться, что такое в них могло быть, – сказал Гастингс.
Что-то в его словах насторожило Холмса, и он спросил:
– Опишите-ка тот, длинный и узкий.
– Ну, он был дюймов тридцать в длину и десять в ширину. А другой – со сторонами дюймов восемнадцать, – объяснил Гастингс, обнаруживая праздное любопытство человека, который убивает время, разглядывая окружающих.
Услыхав это, Холмс убрал подножку и подался вперед:
– Везите нас кружным путем назад, Гастингс. Быстрее! И будьте осторожны.
Гастингс стегнул вожжами Ланса, и мы покатили узким переулком между домами.
– Что-то не так, сэр? – спросил возница, управляя лошадью.
– Надеюсь, нет. Возможно, – мрачно проговорил Холмс. – После нашей утренней беседы, не думаю, что нам потребуется еще одно… – Он запнулся и тут же воскликнул: – Вот!
Я увидел какого-то человека, одетого как торговец. Он притаился между домом сэра Камерона и большой конюшней, где держали лошадей обитатели Динери-Мьюз. В руках у него был длинноствольный венгерский охотничий револьвер. Он во что-то прицелился, но в этот момент Майкрофт Холмс на ходу выпрыгнул из кэба и кинулся на него. Я выскочил следом, готовый прийти на помощь.
Негодяй, пошатываясь, поднялся на ноги и метнулся прочь, но Холмс схватил его и повалил на мостовую.
– Гатри, – задыхаясь, проговорил патрон, – свяжите ему руки.
Никакой веревки у меня не было, и я, сняв с себя галстук, связал руки преступника у него за спиной. Мерзавец яростно вырывался, отчаянно брыкаясь и изгибаясь всем телом, но не произнес ни слова. Когда мы кое-как скрутили его, Холмс рывком поднял мнимого торговца на ноги.
– Захватите его револьвер и сверток, если он тут. Найдите второй сверток, – велел мне Холмс. – Втроем нам будет тесновато, да ничего не поделаешь. – Он подтолкнул связанного человека к кэбу Гастингса: – Забирайтесь внутрь, сэр. И не пытайтесь бежать. Вам это не удастся, если только вы не обгоните лошадь.
Плененный стрелок бросил на Холмса злобный взгляд и заскрипел зубами, однако покорно влез в экипаж. Холмс последовал за ним.
– Гатри, садитесь рядом с Гастингсом. Боюсь, вы промокнете, но что делать?
– Если у Гастингса нет возражений, то у меня и подавно, – ответил я и забрался на козлы.
Гастингс слегка подвинулся (это оказалось делом нелегким, поскольку ко́злы, маленькие и тесные, предназначались для одного человека) и вновь стегнул Ланса вожжами.
– До чего ж чудно́, – заметил он, когда мы опять выехали на Динери-Мьюз.
Я посмотрел на него:
– Что вы имеете в виду?
– Парень, что собирался пристрелить сэра Камерона – если стрелок и впрямь целил в него, – устроился в переулке, а не на улице. – Гастингс наклонился и крикнул Холмсу: – Хотите, чтоб я отвез вас в Скотленд-Ярд, а?
– Думаю, это будет лучше всего, – рассудил патрон. – Полагаю, там захотят узнать, что́ замышлял этот тип.
– Хорошо, сэр, – ответил Гастингс.
– На улице было негде укрыться, – объяснил я, отвечая на предыдущее замечание кучера.
– Что? – переспросил он, не понимая, о чем речь.
– Вы сказали: чудно́, что он засел в переулке, – напомнил я. – На улице его бы заметили, а в переулке – нет. Если бы сэру Камерону понадобился экипаж, преступник мог в два счета застрелить его и, наделав переполоху, быстренько исчезнуть.
– Я понял вас, мистер Гатри, – сказал Гастингс. – Понял. Но что, если сэру Камерону не понадобился бы экипаж? Парень мог бы прождать целый день, и все без толку.
– Сэр Камерон вообще мог не выйти сегодня из дому, – заметил я. – Неважно, где пристроился этот человек, он в любом случае не был уверен, что ему удастся произвести выстрел.
– Вот и я так думаю, – заключил Гастингс, прокладывая путь между фургоном, который тащили два огромных бельгийских тяжеловоза, и коляской, запряженной парой резвых гнедых.
Я поразмыслил над словами Гастингса и крикнул:
– Поворачивайте назад, Гастингс! Сейчас же!
– Зачем это, мистер Гатри? – спросил Гастингс так спокойно, что я чуть не выхватил вожжи у него из рук.
– Потому что вы правы. Этот человек не убийца, а всего лишь подсадная утка. Он и должен был попасться нам в руки, чтобы мы успокоились и перестали искать тех, кто действительно хочет причинить вред сэру Камерону. – «А таких людей, – добавил я про себя, – наберется немало».
– Не думаете же вы, что кто-то собирается убить сэра Камерона? – возразил Гастингс.
– Сейчас самое подходящее время для этого. – Я наклонился к окну и быстро повторил Холмсу все, что только что говорил вознице. – Ну, сэр? Что скажете?
Холмс вздохнул:
– Он прав, Гастингс. Поворачивайте.
Тут стрелок, сидевший возле него, начал извиваться, корчиться и лягаться, насколько позволяли стесненные условия. Его глаза метали молнии, однако он по-прежнему молчал, стиснув зубы.
– Прекратите! – рявкнул Холмс, но негодяй не послушался, и тогда патрон с силой ткнул его кулаком в скулу. – В следующий раз приложу так, что потеряешь сознание, – предупредил Холмс.
До нас донеслись брань и проклятия других кучеров – Гастингс резко развернулся и вновь покатил на Динери-Мьюз. Я ухватился за крышу кэба, который бросало из стороны в сторону. Восстановив равновесие, я заметил, что впереди нас уличное движение замедлилось.
– Что там?
– Повозка перевернулась, – лаконично объяснил Гастингс.
– Сможете объехать? – спросил я, наклоняясь вперед и пробуя оценить обстановку.
– Навряд ли, – усомнился Гастингс. – Оглядитесь вокруг, мистер Гатри. Затор.
Я выругался, потом извинился за свою несдержанность и хотел было попросить у Холмса дальнейших указаний, но тут наш пленник вдруг выскочил из кэба и, как был, со связанными руками, стал неуклюже пробираться между запрудившими улицу экипажами.
Из дневника Филипа Тьерса
М. Х. должен был вернуться от сэра Камерона час назад, но его до сих пор нет. Я пока не беспокоюсь, но все-таки мне не по себе. Саттон уже проснулся; он подал мысль переодеться и отправиться на розыски М. Х. и Г. Я сказал, что это неразумно. Он как будто согласился…
Из Адмиралтейства прислали сообщение, что завтра состоится заупокойная служба по погибшему курьеру. Я хотел бы посетить ее, чтобы отдать последний долг покойному, но М. Х., вероятно, не отпустит меня утром.
Скоро надо идти к зеленщику, чтобы забрать заказанную капусту и связку лука. Если у него есть хороший картофель, тоже куплю. Затем пойду к торговцу чаем за ассамом, «леди грей» и дарджилингом. Какой груз повседневных забот обременяет нас!
