Книга: Братство Майкрофта Холмса
Назад: ГЛАВА 7
Дальше: ГЛАВА 9

ГЛАВА 8

Я испытывал чрезвычайно странное ощущение: будто плаваю, причём не в горячей мыльной воде, как бы парю в воздухе. В ванной комнате стоял какой-то резкий горьковатый запах: собираясь влезть в воду, я подумал, что его источает ароматическая соль. Теперь же до меня стало доходить, что этот аромат не столь безобиден. Голова казалась огромной, как воздушный шар, и такой же лёгкой, а зрению мешало ещё что-то, кроме клубов пара, поднимавшихся к потолку. Всё, что попадало в поле моего зрения, было окружено радужными кольцами. Очевидно, при каких-то иных условиях я счёл бы это зрелище приятным, но только не теперь. В глубине моего сознания родилась паника, она росла вместе с ощущением беспомощности, словно я пытался звать на помощь сквозь подушку, которой меня стараются задушить. Но всё моё тело было исполнено непреодолимой слабости, вытеснившей все желания и даже самую возможность двигаться: казалось, мой мозг существует совершенно независимо от тела. Голова лежала на краю ванны, и лишь то, что вытянутые ноги упирались в противоположный край, мешало мне соскользнуть в воду с головой с риском захлебнуться.
Но на этот счёт мне, похоже, можно было не опасаться. В комнате послышались тяжёлые шаги, а затем я почувствовал, как сильные руки взяли меня за плечи и подтянули повыше, так что моя голова и шея оказались над водой.
— Вам пора просыпаться, — сказал мужской голос с ярко выраженным немецким акцентом. — Пришло время немного поболтать, дружище.
Я попытался сфокусировать зрение своего единственного открытого глаза. Тщетно; мне удалось рассмотреть лишь несколько цветовых пятен, полускрытых клубами пара. Положение, в котором я оказался, представлялось кошмарным, поскольку я был не в состоянии собраться с силами, чтобы оказать хоть какое-нибудь сопротивление.
— Вы гонец от мистера Викерса, не так ли? — спросил обладатель немецкого акцента.
Мой язык казался распухшим и неповоротливым, как комок ваты, и мне пришлось напрячься, чтобы произнести:
— Да.
— И вы по его поручению направляетесь в Германию, не так ли? — Он говорил медленно, тщательно выговаривая слова. Если бы не это, я оказался бы не в состоянии понять его, так как в моих ушах раздавался непрерывный гул, напоминавший морской прибой.
— Да, — ответил я после паузы, показавшейся мне бесконечной. Я не хотел отвечать этому мерзавцу, напротив, желал бросить ему вызов, но, увы, я находился под действием распылённого в воздухе наркотика и не мог владеть своим телом. Сквозь полудрёму, от которой я всё ещё не смог избавиться, я удивился, почему на допрашивающего меня немца не действует наркотик, которым я был усыплён.
— Вам нужно сделать что-нибудь ещё, не так ли? — с фальшивым добродушием в голосе задал он следующий вопрос.
В этом вопросе скрывался какой-то подтекст, вызвавший у меня тревогу, но в моих мыслях была такая неразбериха, что я не смог уловить её причину.
— Да.
Тут немец отбросил все попытки подделываться под добродушие.
— Что?! — вскричал он, будто подгонял упрямую лошадь.
— Какой-то шотландец, — пробормотал я, пытаясь преодолеть испуг. — Я должен что-то скрыть от этого человека, — вспомнилось мне. — Мне нужно найти его.
— Да, — нетерпеливо сказал немец. — Именно это вы должны сделать для Викерса в Германии, не так ли?
— Да. — Я был доволен тем, что могу отвечать правду, так как внезапно почувствовал, что неудовольствие загадочного немца может оказаться очень опасным для меня.
— Вы должны сделать в Германии что-нибудь ещё? — резко спросил тот.
С непонятной мне самому, но отчётливой тревогой я услышал собственный голос. Тем же безмятежно-дремотным тоном он произнёс: «Да».
— И что же?! — Судя по голосу, человек постепенно приходил в ярость, и страх, владевший мной, несмотря на окутывавшие тело и сознание дремотные облака, стал сильнее.
«Молчи, молчи!» — приказал я себе, но вновь услышал, как мой голос произнёс:
— Попытаться разбогатеть.
То, что я не сказал о своём истинном задании, принесло мне облегчение, и я попытался, насколько это было возможно в моём положении, приложить все силы для того, чтобы это чувство не отразилось на лице.
Неведомый инквизитор окунул меня с головой в воду и держал так до тех пор, пока мне не показалось, что мои лёгкие вот-вот взорвутся. Повязка, похоже, начала сползать с лица, и я никак не мог её поправить. Казалось бы, такая мелочь, но в эти минуты для меня не могло быть ничего важнее. Мне ещё никогда не приходилось терять ориентировку в замкнутом пространстве, тем более в тесной комнатушке. Я, похоже, был не в состоянии определить, где верх, где низ, то есть где воздух, а где вода. И в довершение всех бед у меня было так мало сил, что я мог лишь слабо дёргаться. Всё сопротивление свелось к тому, что мне удалось обрызгать мучителя водой. Но его действия, как ни странно, пошли мне на пользу: сознание почти полностью очистилось от дурмана, и я вновь получил возможность управлять собой. Тут я почувствовал, что меня схватили за волосы и вытащили на воздух.
— Каким образом вы собираетесь разбогатеть? — спросил немец. Он бросил один-единственный мимолётный взгляд на татуировку, украшавшую моё запястье, и сразу же отвёл глаза. Жаль, что столько воды разлилось.
— Завещание. Отцовское завещание, — пробормотал я и приступил к многократно отрепетированной истории. — Он оставил деньги под опекой. А они мои, по всём законам мои. — Я сделал мысленное усилие, чтобы не показать, что больше не нахожусь под действием дурмана, прежде чем он снова примется топить меня. Это оказалось труднее, чем я ожидал. Мне хотелось выскочить из ванны и задушить этого чёртова немца. — Мне нужны деньги, чтобы платить адвокатам и судьям, будь они прокляты.
— Ах. Вот. Как, — раздельно произнёс он, выпустил меня, шагнул к двери и с грохотом захлопнул её за собой.
Как только он вышел, меня охватила дрожь: только сейчас паника запустила в меня свои ледяные когти. До этого момента я держался неплохо, учитывая безвыходное положение, в котором оказался, но в эту минуту осознал, насколько близок был к смерти. Утонуть в ванне захудалой гостиницы — что может быть постыднее. Может быть, Викерс прислал этого немца, чтобы тот помог мне свести счёты с жизнью? Может быть, Майкрофт Холмс ошибся, считая, что Викерс должен был узнать татуировку? А может быть, Викерс каким-то образом узнал, что я не тот, за кого выдаю себя? Я зябко съёжился в горячей воде и стиснул зубы, чтобы они не стучали. Усыпляющее действие наркотика — а в том, что меня усыпили наркотиком, не могло быть сомнений, — кончилось. Мгновенно голова разболелась так, что недавние страдания, порождённые морской болезнью, показались мне приятным отдыхом. Грудь казалась заложенной, как при сильной простуде. Всё, что мне удалось сделать, это принять такое положение, в котором я мог бы выбраться из ванны, когда окажусь в силах подняться на ноги. Я подумал о блокноте с ключом к шифру, который держал в руке и вовремя уронил на дно чана, прикрыв своим телом. Конечно, он размок и стал непригоден к использованию. Я проклял свою неосторожность. Голова разболелась ещё сильнее, будто в ней разорвалась бомба.
Когда я вновь пришёл в себя, вода уже совсем остыла, а ванная была погружена во мрак. Голова гудела, словно неподалёку непрерывно били в большой гонг, а суставы не гнулись и скрипели, как несмазанные ворота. Я, дрожа от холода, с трудом вылез на пол, завернулся в полотенце и попытался согреться, размахивая руками и усиленно растираясь. Хотя мне было всё так же холодно, как утопленнику, плавающему в Северном море, но сознание всё больше прояснялось, и мне уже не казалось, что я при любом движении могу упасть в обморок от слабости. Напялив халат, я потянулся за костюмом и без удивления обнаружил, что его тщательно обыскали, а мой нож пропал.
К своей великой досаде, я знал, что мне следует жаловаться, иначе может последовать ещё один допрос, и, вероятно, ещё менее приятный, чем тот, который устроил мне немец, сидевший на краю ванны. Поэтому я завернулся в халат и поплёлся вниз по лестнице, громко призывая хозяина. По моему тону любой должен был понять, что со мной никакие штуки не пройдут.
На мои крики из какой-то двери, наверно из собственных комнат, выбежал хозяин. Я, в образе дурно воспитанного и готового к решительным действиям мистера Джеффриса, стоял в холле, уперев руки в боки.
— Куда вы обращаетесь, когда в вашей гостинице оскорбляют, а может быть, и грабят людей, путешествующих по поручению своих хозяев? — грубо спросил я.
— Мистер Джеффрис, — ответил хозяин, — умоляю вас, говорите потише… — Мрачное выражение лица делало его похожим на насторожённую собаку, которая не может решить, завилять ли ей хвостом или зарычать на прохожего.
Я немедленно закричал в полный голос:
— Ах, так вы не хотите, чтобы другие постояльцы знали, что с ними может случиться в вашем заведении, вот что! Вы хотите, чтобы на них нападали так же, как на меня? — Я решительно шагнул вперёд. Сказать по правде, моя голова болела так, словно череп грызла стая мышей, а лента, закрывавшая глаз, жгла голову так, словно была сделана из раскалённого докрасна металла. — А почему бы мне не предупредить несчастных о порядках, которые вы завели в своём притоне?
— Мистер Джеффрис… — пытался протестовать хозяин.
— Да, — воинственно продолжал я. — Я должен предостеречь их, это моя обязанность. Вы не согласны со мной?
Действие моих язвительных насмешек оказалось куда сильнее, чем я предполагал. Хозяин в страхе съёжился.
— Может быть, будет лучше, если вы сначала расскажете мне, что произошло? Я вижу, что вы расстроены.
— Вы называете это «расстроен», — ядовито воскликнул я. — И вы чертовски правы. Любой, у кого в черепушке осталась хоть капля мозгов, расстроился бы. — Мне очень хотелось лечь и закрыть глаза и лоб прохладным компрессом, но я не мог позволить себе отвлечься. — Так вот, раз уж вы так хотите знать: только я успел лечь в ванну, как какой-то здоровенный мерзавец, животное, ворвался ко мне и принялся топить меня.
— Топить вас? Но почему? — опешил хозяин.
— Хорошо вам спрашивать, — огрызнулся я, пытаясь сдержать тошноту, нахлынувшую на меня, когда я слишком резко качнул головой. — Он хотел выудить из меня сведения, не остановился перед насилием. Думаю, что он подсыпал мне в воду какого-то дурману, иначе с чего бы у меня так раскалывалась голова. Мой хозяин будет очень недоволен вашей работой, — добавил я и посмотрел, какой будет реакция на эту угрозу.
— Par bleu, кому же такое может прийти в голову? — Но его глаза бегали, и я проникся уверенностью, что он знает ответ на этот вопрос, хотя вряд ли сознаётся в этом. Он боялся, но не меня. Из этого следовало, что человек, напавший на меня, или не был агентом Викерса, или же хозяин не очень боялся, что я пожалуюсь своему лондонскому патрону. Но кто же тогда этот немец и почему он хотел утопить меня?
— Вам стоит получше заботиться о других своих постояльцах. Вдруг эта скотина попытается взяться за кого-нибудь ещё? Вот так-то. Мистер Викерс будет очень недоволен.
Я несколько усилил свою предыдущую угрозу в надежде, что имя всё же заставит хозяина заволноваться, и с изумлением увидел, что тот побледнел и перекрестился.
— А, вам это не нравится? — воскликнул я. — Ладно, тогда попытайтесь выяснить, кто же всё-таки напал на меня. — С этими словами я стиснул зубы, чтобы приглушить головную боль, и, двигаясь с преувеличенной осторожностью, как пьяный, направился в свой номер.
Закрыв за собой дверь, я увидел, что номер обыскивали. Моя одежда была разбросана по полу, ящики из комода вынули и тоже вывернули на пол, кровать отодвинули в сторону, матрас, сброшенный с кожаной сетки, валялся рядом. Пистолета, конечно, не было. Это не удивило меня, но всё же привело в уныние. Я решил отложить осмотр багажа наутро. Может быть, завтра боль утихнет и голова будет работать лучше. Сейчас же я просто не мог доверять себе: у меня не хватало сил, чтобы быть внимательным. Поэтому я водрузил матрас на место, положил подушку и простыни и улёгся.
Спал я очень плохо, меня преследовали кошмары, я проснулся на заре. Глаза слипались, и тошнота, вызванная наркотиком, хотя и стала слабее, но не прошла до конца. Одолевало неясное беспокойство. Я не мог понять, почему немец напал на меня. По поведению хозяина гостиницы я убедился, что это не был другой посланец Викерса: у того просто не было для этого оснований. Тогда кто же мог решиться на такой шаг, зная, что я нахожусь на службе у Викерса? Поняв, что, несмотря на слабость, снова заснуть мне не удастся, я сел в постели и принялся мысленно составлять список всех, кого встретил за прошедшие сутки. Был ли среди них кто-нибудь из противников Братства или, наоборот, кто-то стремился воспрепятствовать миссии, которую поручил мне Майкрофт Холмс? Я не решился доверить свои мысли бумаге, памятуя о том, что за мной с подозрением следит враждебная группа, если не две.
Хозяин не казался мне опасным. Скорее он был просто орудием в руках моих безжалостных противников. Вероятно, немец дожидался в гостинице моего появления; в случайную встречу совершенно не верилось. Значит, о цели моего путешествия знал кто-то кроме Викерса, и этот кто-то преследовал меня. Последнее открытие, естественно, не могло вернуть мир моей душе.
Я решил, что будет лучше собрать разбросанную одежду и навести хотя бы некоторый порядок в комнате, прежде чем горничная принесёт утренний кофе и печенье на завтрак. Когда я поднялся, всё моё тело откликнулось возмущённой болью. Самому мне показалось, что за минувшую ночь я постарел лет на сорок. Когда я принялся одеваться, все суставы хрустели, а спина и плечи совершенно не сгибались, словно в них вставили по ржавой железной свайке. Обуреваемый мрачными раздумьями, я создал отдалённое подобие порядка и подошёл к туалетному столику, чтобы побриться.
Моей бритвы не было на месте. Помимо пистолета это оказался единственный пропавший предмет в комнате, и теперь, рассматривая щетину на подбородке, я пытался понять, зачем им понадобилась бритва. Затем в голову пришла ещё одна неприятная мысль: на ней были выгравированы мои инициалы. Мои собственные, а не Августа Джеффриса. Я хмуро глядел на своё отражение в зеркале и размышлял, чем мне это может угрожать и как я могу предотвратить опасность. Размышления всё ещё требовали значительного усилия, но меня подхлёстывал страх. Поэтому, когда горничная постучала в дверь, у меня был готов вполне приемлемый план.
— Хозяин уже поднялся? — резко спросил я вошедшую с подносом молодую женщину. — Я хочу поговорить с ним.
— Он… Он завтракает, — нерешительно ответила она.
— Скажите ему, что мне нужно сказать ему пару слов. Как только доест. Я хочу уехать через час и рассчитываю успеть поговорить с ним. — Я пронзил её взглядом. — У меня украли бритву.
— Украли? Вашу бритву? — переспросила девушка, будто не могла понять этих слов. Глаза на юном лице стали огромными. — Но… — Поставив поднос, она поспешно вышла.
Кофе был очень крепким, к нему подали жирные жёлтые сливки. Когда я добавил их в кофе, получилась неаппетитная светло-бурая смесь. С трудом сделав несколько глотков, я отставил чашку в сторону. В нормальном состоянии я, пожалуй, смог бы осилить эту неприятную жидкость, но только не этим утром, с раскалывавшейся от боли головой и не прошедшим до конца страхом, заставлявшим меня шарахаться от любой незнакомой тени.
Когда я, в конце концов, покинул комнату, хозяин слонялся по холлу около лестницы. Я приветствовал его снисходительным кивком в стиле Августа Джеффриса и неприветливо сказал:
— У этого парня не вышло убить меня. Так он убежал с моей бритвой.
— Да, мне сказали о пропаже, — осторожно ответил хозяин, — но до сих пор ничего подобного не было.
— Ну а теперь есть, хотя кража совершенно бессмысленная, — сказал я самым наглым тоном, на какой был способен. — Правда, нужно признаться, что это была чертовски хорошая бритва, новая и острая. Я купил её в лавке на Галлз-лэйн, прямо на выходе из Хай-олборна. Почти новая, на ручке монограмма. Я отдал за неё три соверена. — В моём голосе звучало огорчение от потери, но хозяин поглядывал на меня испытующе. Я понял, что он знает значительно больше, чем показывает.
— Вы сказали, с монограммой? — повторил он бесхитростно, как устрица, поглядев на меня широко раскрытыми глазами.
— Именно. Большое Г с завитушками. А это почти то же самое, что Дж, я заплатил за эту букву свои собственные деньги, и бритва моя. — Продолжая наблюдать за хозяином, я незаметно убавил агрессивности. — У меня была старая, но я выбросил её, когда нашёл такую конфетку.
— Ну что ж. Я, конечно, прикажу слугам как следует поискать её, — ответил хозяин.
Его многословие окончательно убедило меня в том, что он знает о вчерашних происшествиях гораздо больше, чем считает нужным говорить. Хозяин тем временем раскрыл регистрационную книгу.
— Ваша комната оплачена вперёд. Только распишитесь здесь и можете ехать куда хотите. — В его глазах мелькнул огонёк жадности, свойственный всем представителям этой профессии, но я не оставил ему никакой надежды на чаевые. Джеффрис не мог бы поддаться на такие дешёвые уловки.
Я дотронулся до шляпы и отправился на поиски железнодорожного вокзала. Всю дорогу я боролся с желанием оглянуться и попытаться выяснить, кто же за мной следит.

 

Из дневника Филипа Тьерса
Как М. X. и подозревал, корреспонденция из Адмиралтейства была. Её должны были доставить в то время, когда он находился в клубе. Обычно в это время в квартире находился я и принимал почту. Но на этот раз я отсутствовал и тем самым дал преступнику время начать поиски, а также возможность самому получить доставленный пакет.
М. X. убеждён, что причина дикого разгрома остаётся неясной, поскольку преступник мог прекратить свои поиски, как только почта оказалась в руках. «Он искал не что-то бывшее в квартире, а то, что доставили туда», — заявил М. X., как только ему сообщили о том, что почта была отправлена. По отчёту адмиралтейской почтовой службы он установил время налёта. Если бы я вернулся на десять минут раньше, то смог бы предотвратить несчастье, но я находился у матери. М. X. просмотрел копии посланных ему документов, как обычно, раскладывая их перед собой на столе и скользя по ним взглядом. Он схватывает содержание настолько быстро, что я не успеваю за это время прочесть заголовки документов. Он признаёт, что работает с большим напряжением. «Чем скорее мы узнаем имя преступника, тем скорее я смогу отправиться в Европу на помощь Гатри».
Назад: ГЛАВА 7
Дальше: ГЛАВА 9