Часть четвертая
Заключенный
Нам хватило всего нескольких минут, чтобы по извилистой деревенской дороге подъехать к пункту назначения. Мы оказались у довольно странного трехэтажного здания: оно стояло поодаль от остальных и было значительно выше. На верхнем этаже на окнах виднелись решетки.
– Что-то новенькое, – отметил Холмс, оглядывая здание.
– Так и есть, сэр, – отозвался Тенли. – Местный полицейский участок; его построили примерно год назад. Сэр Клайв Оуэнбай, выходец из Йорка, вложил в него деньги. Он даже вел переговоры насчет того, чтобы снабдить местные правоохранительные органы всеми удобствами. Полагаю, он довольно близко знаком с вашим братом Майкрофтом.
Мы вошли внутрь и сняли промокшую верхнюю одежду. Из офиса сбоку показался невысокий коренастый мужчина в безупречной униформе. Он представился нам, и, надо сказать, меня нисколько не удивило, что это и был констебль Ворт.
– Рад познакомиться с вами, господа, – поприветствовал он нас, пожимая нам руки. – Жаль только, что нас свело такое неприятное дело.
– Вам удалось еще что-нибудь узнать с тех пор, как мы беседовали в последний раз? – спросил Тенли, перебивая его.
– Нет, сэр. Заключенный больше не делал никаких заявлений.
– Я имел в виду не только его. Например, жителей лагеря Вилкиса.
– Нет, сэр. Больше там не бывал.
Инспектор указал на нас:
– Господа проследуют к мистеру Холмсу. Передайте мне ключ от камеры.
На лице Ворта отразилось удивление.
– Но я несу ответственность за порядок в камерах, сэр…
– Ключи, констебль, – повторил Тенли, протягивая руку.
Ворт неохотно вручил Тенли ключи, положив их ему в ладонь, а тот тут же передал их Холмсу.
– На самом верху лестницы, сэр, – пояснил он. – А мы с констеблем пока обсудим сегодняшний визит мистера Морланда.
– Но, сэр, – попытался воспротивиться Ворт, – заключенный… У этих джентльменов нет полномочий на вход в камеру. Сэр, это же члены семьи…
Тенли махнул рукой:
– Им можно доверять, и я готов за них ручаться. Мистер Шерлок Холмс и доктор Уотсон сослужили правительству нашей страны достойную службу. А молодой Зайгер собирается следовать по стопам дяди.
И без того высокий и худой Зайгер вытянулся по стойке смирно, широко распахнув глаза. Холмс поймал мой взгляд и слегка улыбнулся. Затем мы одновременно отвернулись от стражей порядка и проследовали к лестнице.
Ворт остался стоять в слабом свете вестибюля. Думаю, чувствовал он себя крайне неудобно. Мы миновали один лестничный пролет и очутились на втором этаже, где располагалось множество закрытых помещений, в которые можно было попасть только с небольшой площадки у лестницы. Наш путь освещала лишь небольшая газовая лампа. Мы повернули к следующему пролету, прошли последнюю площадку и наконец достигли верхнего этажа. Я добрался туда первым и теперь стоял в одиночестве, ожидая друзей, переводящих дух.
Холмс подошел к закрытой двери и повернул ручку. Впереди показался короткий коридор, по обеим сторонам которого располагались камеры за металлическими дверьми с решетками. Помещение освещала всего одна лампа, свешивающаяся с потолка посередине коридора. Зайгер переступил порог и остановился у первой камеры слева. Забрав у Холмса ключи, он открыл дверь.
В дальней части камеры, которая тонула в полумраке, сидел мужчина. Увидев нас, он зашевелился, встал и подошел к свету. Он был чуть выше шести футов и явно походил на братьев, но сходство с сыном Вильямом было поразительным.
Улыбнувшись, он протянул руки к моему другу. Лицо узника озарилось теплотой и добродушием. Несмотря на мрачное помещение и дождь, все еще стучавший по крыше, я и сам улыбнулся.
Шерринфорд Холмс обнял младшего брата и рассмеялся. Я бросил взгляд на Зайгера и Вильяма и заметил, что и они повеселели. Тут же мне стало понятно, что Шерринфорд – хороший человек и что он не имеет никакого отношения к убийству. От него словно веяло доброжелательностью. Казалось, будто кому-то удалось объединить черты Шерлока Холмса и Санта-Клауса.
Шерринфорд что-то прошептал сыщику, но я не уловил, что именно. Затем он крепко обнял сыновей и повернулся ко мне. Я с опаской предположил, что этот громила и меня заключит в объятия, но он ограничился рукопожатием и представлением.
– Сожалею, что нам не удалось встретиться раньше! – воскликнул он. – Но это такая же моя вина, как и моего брата. Держу пари, он даже не рассказывал вам о том, что в Йоркшире у него есть родственники, верно? – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – Шерлок всегда поступает по-своему. Впрочем, и я в Лондоне его не навещал. Ни разу за все эти годы. А это, доктор, совершенно непростительно. – Шерринфорд отступил назад, взглянул на младшего брата и в шутку насупился: – Как я понимаю, Шерлок, доктора Уотсона ранили в Афганистане незадолго до вашего знакомства? – Холмс кивнул, и Шерринфорд продолжил: – И, насколько я вижу, он хромает. Так объясни мне, ради бога, почему ты отвел ему комнату наверху? Быть может, стоило предоставить ветерану войны спальню на первом этаже у гостиной, куда гораздо легче добраться, а самому согласиться на спальню на втором?
Он отошел подальше, жестом приглашая нас войти в камеру. Надо сказать, что с учетом того времени, когда моего друга считали погибшим, я знал его уже более пятнадцати лет. Я много раз виделся с его братом Майкрофтом с момента нашего знакомства осенью 1888 года. К этому времени мне уже следовало привыкнуть к дедуктивным способностям этой семейки. По крайней мере, если я и не мог разобраться в их логике, нужно было хотя бы держать рот на замке. Но я не сумел сдержаться.
– Как вы узнали, что моя спальня наверху, а комната вашего брата на первом этаже? – удивился я.
Шерринфорд усмехнулся и попросил младшего сына пояснить его заключение.
Зайгер выступил вперед, сцепив руки перед собой, словно собирался рассказать таблицу умножения.
– Все дело в дыхании доктора Уотсона? – уточнил он.
Шерринфорд кивнул:
– Совершенно верно. Продолжай.
Холмс прошел в камеру и прислонился к стене. Шерринфорд указал на койку, предлагая мне присесть. Я покачал головой, и он сам устроился на колченогой кровати.
Зайгер сделал глубокий вдох:
– Доктор Уотсон добрался до верхнего этажа первым, а мы с дядей Шерлоком и Вильямом подошли чуть позже. Ты, конечно, уже поджидал нас и прислушивался к шагам. Доктора Уотсона ты опознал первым. По хромоте ты понял, что это именно он. К тому же ты заметил, что он совсем не запыхался. А потом уже ты услышал остальных: мы на мгновение остановились перевести дыхание.
О том, что доктор Уотсон служил на фронте, тебе уже известно из его рассказа «Этюд в багровых тонах» и других публикаций. Ты заметил его хромоту, а также обнаружил, что спустя шестнадцать лет он довольно комфортно себя чувствует и даже может взобраться по ступенькам быстрее остальных.
Ровное дыхание доктора позволило предположить, что он регулярно поднимается по лестнице, а дядя Шерлок – нет. Безусловно, они оба поднимаются из передней в гостиную, но поскольку дядя Шерлок не бегает по лестнице постоянно, его спальня, по всей видимости, располагается на том же этаже, что и гостиная, а вот спальня доктора – этажом выше.
– Совершенно верно, – согласился Шерринфорд. – Ну а что касается тебя, Зайгер, то у нас дома просто не так уж много ступенек, так что ты тоже, как и твой знаменитый дядя, выбился из сил.
– А вдруг я хожу по лестницам где-то еще? – не унимался я. – Почему вы предположили, что это обязательно должно быть связано с подъемом в спальню? Быть может, я натренировался по месту своей врачебной практики или в больнице?
– Из переписки с Шерлоком мне известно, что вы продали практику и снова делите апартаменты с моим братом, – пояснил Шерринфорд. – Поэтому вполне логично, что единственным местом, где вы можете совершенствоваться в преодолении ступенек, остается ваш дом. – Он взглянул на младшего брата: – Вот только ты, Шерлок, так и не ответил на мой вопрос. Почему ты заставил доктора Уотсона взять спальню на верхнем этаже, когда он только-только был освобожден от военной службы по инвалидности?
Казалось, что Холмс чувствует себя неловко и даже ощущает за собой вину.
– Когда я нашел комнаты на Бейкер-стрит, то понял, что не могу их себе позволить. Упомянув в разговоре с приятелем Стэмфордом, что я ищу жильца, я даже не предполагал, что из этого что-нибудь выйдет. Я и не надеялся заполучить эти комнаты. Конечно, когда Стэмфорд познакомил меня с Уотсоном, я тут же понял, что он был ранен в Афганистане, но, честно говоря, мне и в голову не пришло предложить ему спальню на первом этаже.
Думаю, моему поступку можно найти определенное логическое обоснование: раз уж я отыскал квартиру, значит, именно мне и достанется более удобная спальня. А если быть до конца честным, то я и не предполагал, что Уотсон задержится. – Холмс улыбнулся мне: – Я полагал, что мой растущий успех на профессиональном поприще, который в итоге позволит мне снимать квартиру самостоятельно, а также мои сомнительные достоинства как соседа вскоре подтолкнут вас к поискам жилья получше. И должен признать, дорогой Уотсон, до сих пор мне, эгоисту, и в голову не приходило, что вам, должно быть, неудобно взбираться по лестнице. – Он торжественно поднял руку: – Наверное, спрашивать уже поздно, но, быть может, вы хотите обменяться комнатами?
Мы все рассмеялись.
– Ну конечно нет, – ответил я. – Для меня эти подъемы и спуски стали чудесной терапией. К тому же в ту пору я был настолько ленив, что необходимость подниматься в свою комнату каждый раз, как вам требовалась гостиная для приема клиентов, была единственным физическим упражнением, которое я вообще выполнял.
Шерринфорд кивнул.
– Прекрасная аргументация, Зайгер, – похвалил он сына.
Паренек удивился:
– Но ведь я просто пояснил, что тебе удалось установить!
Шерринфорд отмахнулся от него и повернулся к Холмсу:
– Не стану думать, почему ты здесь оказался. Должно быть, с тобой связалась Роберта.
– На самом деле она связалась с Майкрофтом, который заручился поддержкой инспектора Тенли, а уже потом – моей и Уотсона.
Шерринфорд произнес:
– Итак, что ты хочешь узнать?
– Ты просто начни с самого начала, а я буду при необходимости задавать вопросы.
– Что ж, – начал Шерринфорд, потирая руки и поудобнее устраиваясь на койке, – утром пару недель назад на ферму прибыло несколько фургонов. Один из них подъехал ближе к дому, и из него выпрыгнул какой-то мужчина. Я сам был в сарае и вышел навстречу.
Конечно, это и был Вилкис. Он представился сам и представил дочь, сидевшую в фургоне. Сказал, что все они собираются на лето на север, а потом уточнил, можно ли на недельку остановиться на наших землях. А поскольку они выглядели довольно прилично, я дал свое согласие и отправил их на южные поля: условия там благоприятные, растут тенистые деревья, а рядом течет ручей.
Вечером, когда они уже разбили лагерь, я отправился посмотреть, хорошо ли они устроились. Вилкис пригласил меня в свою большую, просторную палатку – несомненно, излишки военного имущества. Всего они поставили около десятка шатров, и у каждого развели костер. Ниже по ручью оградили веревками выгон для скота.
Вилкис попросил дочь приготовить чай. Она ничего не ответила и молча принялась за дело, но мне показалось, что мой приход ее раздосадовал. Пока она заваривала чай, я расспрашивал Вилкиса о его людях. Выяснилось, что они принадлежат к какой-то ветви друидизма, причудливо смешанной с христианством, египетским пантеизмом и германской мифологией. Лет в двадцать Вилкис готовился стать богословом англиканской церкви, но затем у него появились собственные убеждения. Десять – пятнадцать лет назад он опубликовал несколько трактатов, посвященных этой теории, и основал свою церковь, у которой даже появилось несколько последователей. В какой-то момент он был вынужден покинуть церковное здание и вместе с верными прихожанами начал бродяжничать. С тех пор они, словно цыгане, путешествуют по сельской местности с севера на юг и обратно.
Я навещал его каждые два-три дня, расспрашивая о его убеждениях. Ко второй неделе мне уже казалось, что я превратился в студента богословского факультета. Меня только волновало, когда же он уедет, поскольку они и не думали собираться в дорогу. Впрочем, я не спрашивал его об этом напрямую, а Вилкис никогда ничего не рассказывал по собственной инициативе.
В тот вечер, когда произошло убийство, я снова его навестил. Но могу точно сказать, что мы совершенно не злились друг на друга. Более того, мы даже почти не разговаривали: просто сидели перед шатром у огня и молчали. Софии я нигде не видел, хотя вполне допускаю, что она находилась в палатке. А что касается ее заявлений относительно якобы услышанного, то она глубоко ошибается. Вероятно, она стала свидетельницей отцовского спора с кем-то другим, кто пришел позже. И я понятия не имею, что означает словосочетание «истинный путь», приписанное мне.
– Ты общался с кем-нибудь из его последователей? Не важно где: в лагере или вне его, – уточнил Холмс.
– Нет, – ответил ему брат. – Насколько я знаю, никто из них не отваживался покидать лагерь и во время моих визитов все сидели по палаткам. Да и София со мной никогда не разговаривала. Она лишь холодно смотрела на меня и затем отводила взгляд либо указывала на палатку, где мы с ее отцом могли побеседовать.
Холмс несколько минут молчал, а затем спросил:
– А что ты можешь рассказать об Огастесе Морланде?
Шерринфорд прочистил горло и взглянул на Зайгера:
– Ты рассказывал Шерлоку о своих подозрениях относительно Морланда?
– Он сегодня явился к нам домой, – ответил Зайгер. – Заявил, что констебль Ворт рассказал ему о твоем аресте, и теперь он, дескать, хочет предложить свою помощь. – Затем мальчик смущенно уточнил: – А откуда ты знаешь, что у меня есть какие-то подозрения?
Шерринфорд махнул рукой:
– Сынок, отцам известно все. – Он снова повернулся к брату: – За последние несколько месяцев я раз пять встречался с Морландом. Он пытается скупить все земли в округе, включая и наш участок. – И Шерринфорд принялся излагать нам события, которые чуть раньше описала Роберта: – Он будто пытается организовать огромное поместье, территория которого протянется отсюда до самого моря. И кажется, у него есть для этого достаточные средства. А если ему не удастся заполучить наши земли, то он попросту скупит соседние и добьется своего.
Холмс отошел от стены:
– А ты беседовал с адвокатом?
– Пока нет, – ответил Шерринфорд. – Мы с Тенли сегодня уже это обсуждали и решили, что пока нет такой необходимости. Я готов подождать, пока продвигается расследование. Если настоящий убийца решит, что его план сработал, это придаст ему уверенности и спокойствия. – Шерринфорд поднялся: – Что еще ты хочешь узнать?
– Думаю, на сегодня вполне достаточно, – ответил Шерлок. – Чем мы можем тебе помочь? Может, что-нибудь принести?
– Да нет, у меня все в порядке, – отозвался Шерринфорд. – Несмотря на всю свою претенциозность, Ворт неплохой малый. Уверен, что ты меня вызволишь отсюда уже через пару дней.
– Да, я тоже так думаю, – согласился сыщик. – Я уже начал понимать, за какую ниточку тянуть в этом клубке.
Шерринфорд сделал шаг вперед, и Холмс пожал ему руку. Затем Шерринфорд пожал руку мне и крепко обнял сыновей, попросив их:
– Передайте привет маме.
– Обязательно, – тихо отозвался Зайгер.
Мы вышли из камеры, и мальчик с мрачным видом закрыл дверь. Внизу он передал ключи стоявшему на пороге Тенли. Ворт сидел за столом в своем офисе, пристыженный и смущенный. Я кивнул ему, и вся наша компания вышла на улицу. Тенли вернул Ворту ключи и практически сразу последовал за нами.
Забравшись в экипаж, Тенли спросил:
– Ну, господа, что дальше?
– Мне нужно отправить парочку телеграмм, а потом, вероятно, следует вернуться на ферму, – предположил Холмс.
Неутомимый Гриффин развернул лошадь, и уже через пару минут мы подъехали к почте. Холмс спрыгнул и направился внутрь. Мы с Зайгером, Вильямом и Тенли остались в двуколке, радуясь тому, что дождь прекратился. Впрочем, по-прежнему дул холодный промозглый ветер.
Уже через минуту мой друг вернулся. Как только он забрался в экипаж, мы отправились в поместье Холмсов. Незадолго до прибытия Тенли спросил:
– А что вы запланировали на завтрашний день, мистер Холмс?
– Если вы с Гриффином сможете подъехать сюда к девяти утра, то мы, пожалуй, допросим мисс Софию.
– Прекрасно, – ответил Тенли.
Мы вылезли из пролетки, помахав ему рукой.
– Увидимся утром, – сказал он на прощание.
Пока они разворачивались и выезжали, дверь открылась, и мокрый двор озарился светом. Мы вошли в дом. Оказалось, что Роберта устроила целый пир. Зайгер передал матери слова отца, и все дружно принялись за еду.
Долгие годы я считал Холмса одиноким человеком, полностью погруженным в расследования и собственные размышления. Но тем вечером мне открылась его иная сторона – я увидел человека, которого по-настоящему ценят и почитают родные. А поскольку я был другом Холмса, то и сам ощутил на себе это расположение. Вечер прошел довольно сдержанно – в основном это было вызвано отсутствием Шерринфорда и ужасными событиями, которые привели к его аресту. Впрочем, несмотря на это, все были настроены оптимистично и полагали, что водворение главы семьи в тюремную камеру – временное неудобство, и не более того. Теплую атмосферу дома ничто не могло сокрушить.
Когда позднее мы поднимались по лестнице в свои комнаты, я сказал Холмсу:
– Рад, что мне выпала честь познакомиться с вашей семьей. Прекрасные люди.
– Так и есть, – ответил он. – А мне следовало бы ценить их больше. Быть может, имеет смысл почаще навещать их.
– Ну конечно, Холмс, – искренне согласился я.
Мы подошли к моей комнате.
– Спокойной ночи, старина.
Мой друг прошел дальше по коридору. Оглянувшись через плечо, он сказал:
– И вам, Уотсон, спокойной ночи.
Часть пятая
Лагерь
Утром мы проснулись довольно рано. Роберта уже успела приготовить плотный завтрак, за который я принялся с большим энтузиазмом. Меня нисколько не удивило, что Холмс лишь едва притронулся к еде, – кажется, он вполне удовольствовался несколькими чашками крепкого черного кофе. Вильям не отставал от меня, а вот Зайгер ел еще меньше, чем дядя. Он выглядел усталым и вел себя довольно беспокойно, постоянно поглядывая на Холмса.
Когда все наелись, Вильям отодвинул стул от стола и поднялся. Затем он пожелал нам удачи, пояснив, что хотел бы нас сопровождать, но кому-то нужно вернуться к делам на ферме. Помахав нам рукой, он вышел. Между тем беспокойство Зайгера все нарастало, и наконец он выпалил:
– Дядя, можно переговорить с вами и доктором Уотсоном? Снаружи, – добавил он, покосившись на мать.
Роберта улыбнулась, но ничего не сказала. Поблагодарив ее за прекрасный завтрак, мы вышли во двор. У Зайгера с собой был потрепанный рюкзак, с которым он не расставался на протяжении всего завтрака.
Холмс достал часы:
– Тенли будет здесь минут через десять. В чем дело, Зайгер?
Теперь, когда все внимание дяди было обращено на племянника, мальчик вдруг потерял уверенность. За неловкими мгновениями молчания наконец последовали его слова:
– Дядя, я обнаружил кое-что важное, но, скорее всего, этим поставил под угрозу вашу деятельность.
Холмс велел ему продолжать.
– Прошлой ночью, – сообщил Зайгер, – мне никак не удавалось заснуть. Я не стану сейчас тратить ваше время и объяснять, какой логикой я руководствовался и сколько раз заходил в тупик в своих умозаключениях. Скажу лишь, что в итоге пришел к выводу, что мистер Морланд должен иметь к этому некое отношение. В общем, я прокрался к выходу, выбежал из дома и направился в сторону полей Морланда.
Холмс бросил на меня взгляд, а затем снова посмотрел на племянника. Глаза, прикрытые козырьком, засверкали.
– И что же ты обнаружил? – спросил он.
– Что и ожидал, – ответил Зайгер, открывая рюкзак. – И даже больше.
Он вытащил из рюкзака узел белой ткани с бурыми пятнами. Косясь на дом, будто беспокоясь, как бы за нами кто не наблюдал, Зайгер положил рюкзак на землю и принялся разворачивать свою находку. Оказалось, она представляла собой нечто вроде ритуального балахона, практически полностью покрытого уже засохшей кровью. Когда одеяние уже было почти развернуто, Зайгер остановился и осторожно высвободил из ткани два предмета.
Одним из них был кинжал с тонким узким лезвием длиной порядка шести дюймов. Выглядел он довольно старинным. Рукоятка была выполнена из железа, и на ней виднелась гравировка из грубовато нанесенных рун. Все лезвие было в крови. Но вот вторая находка Зайгера оказалась куда более мрачной.
Много лет назад я уже сталкивался с таким предметом, но никак не ожидал увидеть его здесь, в самом центре Йоркшира. Передо мной была Рука Славы: нечестивый амулет, которым пользовались ведьмы, практикуя черную магию. В начале восьмидесятых мы с Холмсом оказались замешаны в уничтожении группы таких любителей темных религиозных практик. Помню, даже несмотря на все ужасы войны и событий на разных материках, свидетелем которых мне случалось оказываться, я был потрясен тем, насколько может опуститься человек.
Должно быть, я раскрыл рот от изумления, потому что детектив и его племянник обернулись ко мне. Я сглотнул и спросил:
– Холмс, что это все значит?
Мой друг не ответил и потянулся за белой мантией. Забрав ее из рук Зайгера, он развернул одеяние до конца. Пробежав по нему своими длинными тонкими пальцами, он наконец нашел то, что искал. На задней части мантии, в том самом месте, куда Вилкису нанесли смертельную рану, зиял длинный рваный прорез. И эта часть одеяния сильнее всего пропиталась кровью.
– Так вот что было на Вилкисе в момент убийства, – произнес Холмс, просовывая палец в дыру. – Это что-то вроде униформы, которую надевают для выполнения ритуалов. И по какой-то причине после смерти его переодели в обычную одежду. – Он перевернул одеяние, чтобы рассмотреть чистую линию воротничка. – Пока он еще был в этой одежде, горло ему не перерез́али. Как мы и предполагали, это тоже сделали после его смерти.
Затем сыщик поднял нож, поворачивая его в утреннем сиянии солнца из стороны в сторону.
– Думаю, можно с уверенностью утверждать, что это орудие убийства, – сказал он. – Ширина лезвия соответствует отметкам на теле. – Повернувшись к Зайгеру, он спросил: – Где ты это нашел?
– В одной из конюшен Морланда. В той, которую не используют. Узелок лежал в пустом стойле, под соломой.
– Но как ты понял, что искать нужно именно там?
– Да я не сразу туда пошел, – признался Зайгер. – Естественно, в дом я проникнуть не мог и потому решил обследовать строения во дворе.
– Неужели ты не боялся, что тебя могут поймать? – недоуменно спросил я.
Лицо Зайгера озарилось выражением, которое наверняка заставило дядю гордиться им.
– Когда я провожу обыск, меня не могут поймать.
– Но почему ты решил обыскать владения Морланда? – спросил Холмс.
– Я просто подумал, что у него есть серьезные причины подставить отца, ведь тот не продает ему ферму. А если бы Вилкиса хотел убить кто-то из лагеря, они не стали бы вовлекать в это нашу семью.
– Необязательно, – возразил Холмс, – но сейчас это не имеет никакого значения. Ты искал именно это? – уточнил он, поднимая мантию и предметы, которые были в нее завернуты.
– Не совсем, – ответил Зайгер. – Поскольку мне было известно, что на момент смерти на Вилкисе была другая одежда, я и решил ее поискать – ведь наверняка убийца куда-то ее убрал. Если мое предположение было верным и Морланд оказался причастен к этому делу, значит, именно у него следовало ее искать.
Конечно, от одежды могли избавиться: спрятать ее в полях, зарыть или даже сжечь. Впрочем, терять мне было нечего. Разве что полноценный сон. И поглядите, что мне удалось найти! – Он с гордостью указал на мантию и добавил: – В сущности, я не предполагал, что обнаружу именно это. Я думал, что искать нужно костюм, похожий на тот, в котором был Вилкис в момент обнаружения тела.
Холмс какое-то время не издавал ни звука, а затем принялся снова складывать ткань, чтобы убедиться, что кинжал и Рука Славы по-прежнему завернуты в мантию.
– При сборе материалов, – наконец произнес он, – необычайно важно сохранить нетронутой цепочку доказательств. И во время предъявления улик в суде необходимо продемонстрировать, что они были обнаружены уполномоченными лицами, причем именно в таком виде. – Он засунул узел обратно Зайгеру в рюкзак: – Я понимаю, что ты хотел поделиться со мной своими находками. Я также понимаю, что ты боялся, как бы их не перенесли в другое место и не уничтожили. Но теперь подлинность улик подверглась риску.
Зайгер опустил голову.
– Прошу прощения, дядя.
– Я тоже считаю, что Морланд имеет к этому делу какое-то отношение. К такому выводу я пришел вчера, еще до того как ты сделал свое открытие. Однако, если предъявить суду улики в таком виде, адвокаты Морланда могут сослаться на то, что их подзащитный – всего лишь невинная жертва и что эти вещи были припрятаны кем-нибудь из его работников. В сущности, они могут даже попытаться доказать, что ты, Зайгер, имеешь к убийству непосредственное отношение и попросту притворился, будто нашел эти предметы на ферме Морланда, чтобы подставить его.
Зайгер в испуге уставился на дядю.
– Инспектор Тенли заявил бы то же самое, – продолжал Холмс. – Изъятие улик снижает, а то и полностью уничтожает их действенность.
Сыщик протянул Зайгеру рюкзак, повернулся и бросил взгляд на дорогу, по которой к нам уже приближалась двуколка с Тенли и Гриффином.
– Мы навестим Морланда чуть позже, – пояснил Холмс. – Будь добр, Зайгер, постарайся сейчас улизнуть от нас и вернуть все эти предметы на место. Естественно, тебя не должны видеть. Рискнем и предположим, что от них не станут избавляться и мы успеем обнаружить их законным способом. Остается только надеяться, что исчезновения мантии никто не заметил и убийца не сбежал, иначе поймать его мы уже не сможем.
Холмс по-прежнему смотрел на приближающийся экипаж. Зайгер надел рюкзак на плечи и с облегчением повернулся ко мне с улыбкой на лице. Я слегка сжал плечо мальчика.
Не успела двуколка остановиться, как Тенли выпрыгнул из нее и быстро подбежал к нам.
– Прибыли сегодня утром, мистер Холмс. Это от Майкрофта, – сказал он, протягивая ему пачку телеграмм. – Они были адресованы нам обоим, так что я уже ознакомился с содержанием. Думаю, вы сочтете эти сведения весьма интересными.
Холмс одну за другой быстро изучил телеграммы, а затем передал их мне. Прочитав их, я, в свою очередь, передал их Зайгеру.
– Значит, мы отправляемся к мистеру Морланду? – уточнил Тенли.
– Пока нет, – отозвался Холмс. – Сначала я хочу съездить в лагерь и познакомиться с дочерью Вилкиса.
В экипаже у меня было время, чтобы хорошенько обдумать ту информацию, которая содержалась в телеграммах. Очевидно, Майкрофта, работающего на правительство, нисколько не смущала отправка довольно длинных сообщений.
Итак, телеграммы описывали весьма любопытную и мрачную историю Огастеса Морланда. По всей видимости, тот действительно переехал в Йоркшир из Манчестера. Впрочем, эта информация уже была нам известна. Но его прошлое было куда более запутанным, чем мы думали. Он окончил университет приблизительно двадцать пять лет назад и тут же отправился на год в путешествие по континенту. В этом, конечно, нет ничего необычного, но вот последующие события оказались не такими уж типичными. Вскоре по прибытии в один из небольших немецких городков-курортов у минеральных вод Морланд попросту исчез. Местная полиция не могла разыскать его, и больше года он не объявлялся. За это время его мать, проживавшая в Манчестере, от отчаяния слегла и скончалась.
В ту пору, в начале 1870-х, Германия все еще представляла собой пеструю смесь мелких королевств, княжеств и феодальных владений, которые довольно плохо взаимодействовали. Иными словами, установить местонахождение юного Морланда было практически невозможно. Год спустя он объявился, утверждая, что его похитили анархисты, которые никак не могли решить, убить его или потребовать за него выкуп. В итоге ему удалось бежать и укрыться в безопасном месте. Возвращаться в Англию он отказался и заявил, что предпочитает остаться в Германии.
Отец буквально умолял его приехать, посылая ему срочные письма и телеграммы, но молодой Морланд стоял на своем. Смерть жены и исчезновение сына подкосили здоровье отца, и он был слишком слаб, чтобы ехать в Германию и пытаться убедить Огастеса вернуться в Англию лично. В конце концов он умер, и Морланд унаследовал имущество.
Морланд осел в Германии примерно на двадцать пять лет. Оттуда он управлял всеми своими делами. За это время ему удалось в несколько раз увеличить свое состояние. Лишь в прошлом году он вернулся в родительский дом в Манчестере. Там он прожил пару месяцев, а затем переехал снова – на этот раз в Йоркшир. Здесь он и начал свое агрессивное наступление на соседние участки с целью их покупки.
На последних страницах говорилось о том, что Майкрофт Холмс и его племянник Банкрофт заинтересовались Морландом еще несколько месяцев назад. Более тщательный анализ событий прошлого с помощью агентов Майкрофта показал, что мужчина, о котором шла речь, и не Морланд вовсе, а некий самозванец. Настоящего Огастеса Морланда действительно похитили и убили.
– Я так и знал! – воскликнул Зайгер, пока мы обсуждали полученные сведения в раскачивающемся экипаже. – Я знал, что дело тут нечисто!
– Работнику телеграфа, который принял информацию, можно доверять? – уточнил Холмс у Тенли. – Он в состоянии сохранить конфиденциальность?
– Это мой человек, – ответил инспектор, – я отвечаю за его честность.
Холмс испытующе посмотрел на Тенли.
– Кажется, содержание этих посланий нисколько вас не удивило, – заметил он.
– Ваш брат Майкрофт довольно внимательно следит за происходящим, – отозвался инспектор. – Особенно в отношении того, что происходит вокруг вашего родового поместья. По всей видимости, Майкрофт почти сразу узнал о том, что Морланд скупает обширные территории.
– Держу пари, и вам об этом было известно, – предположил Холмс. – И еще задолго до того, как произошло убийство. – Он устроился поудобнее. – Почему же вы мне об этом не рассказали?
– Ваш брат счел, что непредвзятое отношение станет вашим преимуществом. К тому же он не был уверен, что прошлое Морланда и его деятельность имеют непосредственное отношение к убийству. Майкрофт решил сообщить вам о прошлом Морланда уже после того, как вы ознакомитесь с обстоятельствами дела. На том этапе именно вы могли определить, причастен ли Морланд к делу. Впрочем, ваши телеграфные послания в Лондон прошлым вечером свидетельствуют о том, что вы уже составили определенное мнение.
Холмс уточнил:
– Вы служите в Скотленд-Ярде или круг ваших обязанностей предполагает несколько иную деятельность?
Тенли улыбнулся:
– В Скотленд-Ярде обо мне наслышаны. Но б́ольшая часть моей деятельности – в компетенции вашего брата.
– Я так и думал, – кивнул сыщик. – Вы один из агентов Майкрофта. – Холмс сложил телеграммы и положил их в карман. – Вы попали сюда по назначению в рамках работы на департамент, где трудится мой брат?
Тенли кивнул и добавил:
– В том числе я наблюдаю за Морландом.
Обведя взглядом окрестности, Холмс поинтересовался:
– И сколько земель он уже скупил?
– Достаточно, – вздохнул инспектор, – даже чересчур. Мы предполагаем, что на этом он не остановится. Его задача заключается в организации некой перевалочной базы, по обеим сторонам которой будет располагаться охраняемая зона. Иными словами, никто и не узнает, что происходит здесь на самом деле.
– А что происходит? – спросил Зайгер. – Вы имеете в виду, что в Англию тайно проникают немецкие солдаты?
– Солдаты? – удивился я. – Назревает война?
– Рано или поздно, – с безразличием отозвался Тенли. – Вряд ли это случится в нынешнем году. Может, даже до конца века она не начнется, а то и в начале следующего столетия все будет тихо. Однако война действительно назревает. Кайзер заинтересован в создании собственной глобальной сверхдержавы. Британская империя набила ему оскомину, равно как и сдерживающее влияние бабушки, королевы Виктории. В конечном итоге немцы начнут экспансию.
– Мы с Майкрофтом предрекали такой ход событий еще много лет назад, – сказал Холмс. – Впрочем, несмотря на свой авторитет, Майкрофт до сих пор вынужден доказывать руководству очевидное.
– «Пророк не имеет чести в своем отечестве» – так, мистер Холмс? – улыбнулся Тенли.
– Евангелие от Иоанна, глава четвертая, строфа сорок четыре, – одновременно ответили и Холмс, и Зайгер. Поглядев друг на друга с удивлением, они тут же рассмеялись. Нас с Тенли это тоже развеселило. Лишь безразличный ко всему Гриффин молча делал свое дело. Вскоре показался лагерь Вилкиса.
Еще накануне нам сообщили, что палатки расположены довольно хаотично: все они были разбиты у деревьев, которые росли у ручья, питавшего южный участок земель Холмсов. Как бывший военный, я сразу понял, что палатки представляют собой военную амуницию, которая вышла из употребления по меньшей мере лет двадцать назад.
Все шатры были бледно-коричневого цвета. Они уже давно потускнели под воздействием осадков и плесени. Впрочем, уродливый оттенок удачно сочетался с холщовыми заплатками самых разных цветов, нашитых поверх ткани в случайном порядке. Это придавало шатрам определенный цыганский шарм.
Тенли провел нас в палатку покрупнее, которая располагалась ближе к центру. Перед ней на складном стуле сидела девушка. У ее ног дымился погасший костер – вероятно, не так давно она готовила завтрак. Когда мы подошли поближе, она встала и сжала руки в кулаки.
– София, – обратился к ней Тенли, – специально из Лондона прибыли джентльмены, которые будут заниматься расследованием смерти твоего отца. Это мистер Шерлок Холмс и доктор Уотсон. Это Зайгер Холмс, сын Шерринфорда Холмса.
– Сын убийцы, вы хотели сказать, – прошипела она, тут же поворачиваясь к Зайгеру. Это было настолько неожиданно, что мальчик на мгновение потерял самообладание и в испуге отступил.
София Вилкис была молоденькой девушкой немногим старше двадцати, с землистым оттенком кожи, ростом не более пяти футов. Цвет ее распущенных волос сложно было определить – нечто между смоляным черным и темно-каштановым. Ее роскошные кудри так и манили к себе, только что причесанные, сияющие в свете утреннего солнца. Надо заметить, чертами лица она не вышла: кустистые брови, походившие на густые брови отца, точно так же выступали вперед, нависая над темными глазами. Нижняя губа чуть отвисала к мягко очерченному подбородку, частично обнажая белые, слегка кривые зубы. Когда София говорила, губы подтягивались и лицо приобретало выражение решимости.
– Мисс Вилкис, – обратился к ней Холмс, – не могли бы вы еще раз рассказать о той беседе, свидетелем которой, по вашим словами, стали в ночь убийства вашего отца?
– По моим словам? Я действительно все слышала! Этот человек, мерзкий убийца, постоянно приходил в лагерь и пытался запугивать моего отца. Он заявил, что тот оставил свой «истинный путь», уж не знаю, что это значит. Они каждый вечер это обсуждали, но в тот раз, когда мой отец погиб, посетитель был настроен куда агрессивнее. Он даже стал угрожать моему отцу. Сказал, что у тех, кто сворачивает с «пути истинного», остается не так уж много времени, чтобы исправить ошибку.
– Говорите, он запугивал вашего отца? – переспросил Тенли. – А в прошлый раз вы об этом не рассказывали.
– Только что вспомнила, – ответила девушка, с вызовом скрещивая руки на груди.
– И что же такое «истинный путь»? – спросил Холмс.
– Откуда мне знать, – удивилась София. – Сколько себя помню, отец всегда был пастырем. Когда я была совсем маленькой, он даже служил в церкви, но затем решил, что его призвание – помогать верующим, пока те заново обретают веру в святых местах по всей Британии. В течение последних нескольких лет мы даже ездили на континент – посещали святыни Франции, Германии и Бельгии.
– А на чем базируется финансирование общины? – поинтересовался Холмс.
Должен заметить, меня и самого мучил тот же самый вопрос. Судя по спартанским условиям в лагере, пересечение Ла-Манша вряд ли принесло паломникам несметные богатства.
– В молодости отец получил наследство, – ответила София. – Да и у членов нашей общины имеются кое-какие средства, которые они разделили с остальными, присоединившись к нам. При необходимости они вносят вклады. Но, как видите, у нас не так много потребностей. – И она указала на палатки, у которых собравшиеся занимались своими делами: кто чинил одежду, кто помешивал похлебку в котелках, подвешенных над огнем.
– Кто же встанет во главе общины с уходом вашего отца? – спросил я.
– Я, – просто ответила София. – Отец был бы согласен.
– У вашего отца были враги? – поинтересовался Холмс.
– Знаю, к чему вы клоните! – воскликнула она. – Хотите, чтобы я заявила, будто отца убил кто-то другой. Как бы не так! Папаша вот этого мальчишки убил моего отца! Поклясться готова!
Холмс и Тенли еще какое-то время задавали Софии вопросы, но никакой информации из нее больше не удалось вытянуть. К тому же она упорно придерживалась мнения, будто убийцей был именно Шерринфорд Холмс. Излишняя самоуверенность выдавала в ней человека с ограниченными интеллектуальными возможностями. Все это время Зайгер стоял в сторонке, наблюдая за девушкой и явно побаиваясь ее. При этом он с такой силой сжимал лямки рюкзака, что костяшки пальцев побелели.
В конце концов мы поблагодарили девушку и покинули лагерь. София ушла в палатку и закрыла застежку изнутри. Мы направились к экипажу – терпеливый Гриффин ссутулился на теплом утреннем солнце. Мы уже отошли от шатра Софии на тридцать – сорок футов, как нас окликнул пожилой мужчина, восседавший на табуретке у палатки поменьше.
– Ее отец никогда ни с кем не обсуждал истинный путь, – заявил он. – Об истинном пути тут говорила только сама София да богач, который ее навещал.
Мы столпились вокруг неожиданного помощника, стараясь не повышать голос, чтобы никто не мог подслушать наш разговор.
– Что за богач? – спросил Холмс.
– Да этот Морланд, – ответил старик. – С тех пор, как мы разбили лагерь, уже несколько раз заявлялся. Они постоянно шептались у моей палатки. На меня они внимания не обращали, буквально за человека не считали, вот и обсуждали свои дела в моем присутствии.
– И о чем они говорили? – уточнил Тенли.
– София утверждала, что поможет всем вернуться на путь истинный и что убеждения ее отца – лишь слабое подобие истины. А Морланд знай поддакивал: дескать, поведем за собой остальных вместе, дорогая. Аж тошно.
– Так что же это за истинный путь? – спросил Холмс.
– Вот уже не знаю, – ответил старик. – Вроде бы, по ее мнению, отец принял правильное решение, когда собрался навестить древние руины, вот только он якобы зря тратил время, пытаясь войти в контакт совершенно не с теми духами. Сдается мне, София намерена добраться до духов более свирепых, чем те, в которых верил ее отец.
– И во что же он верил?
– Да я точно и не знаю, – пожал плечами старик.
– Как это? – недоуменно спросил я. Все пребывали в таком же потрясении.
– А вот так. Я вообще не верю в эту чепуху. Внимания на нее не обращаю, и все тут. Жена моя, правда, верит. Так что я не стал возражать, когда ей захотелось отправиться в путь с паломниками. Я и сам в молодые годы странствовал и всегда считал это достойным занятием. И когда жена собралась в дорогу, я присоединился к ней, хоть и пришлось разъезжать с этим народцем. Я-то к ним не имею никакого отношения – просто наслаждаюсь путешествиями. Мне удалось посетить такие места, куда иначе я мог бы и не попасть.
В свое время я получил небольшое наследство, а недавно, чтобы достать денег на дорогу, продал свой магазинчик. Надо сказать, паломники оказались довольно милыми и безобидными – кроме, разве что, Софии. После смерти жены – она скончалась примерно год назад – я решил остаться с ними. Никто не был против. Думаю, им и в голову не приходит сомневаться, что я – один из них. А ведь это моя жена была верующей, не я.
– Как часто здесь появлялся мистер Морланд? – спросил Холмс.
– Как правило, каждый день с тех самых пор, как мы разбили здесь лагерь пару недель назад. Сначала он беседовал и с Вилкисом и с его дочерью, а потом стал приходить только к Софии. Возможно, ее отец ни о чем и не подозревал – во время их встреч он либо молился, либо дремал в палатке.
Старик наклонился к нам и понизил голос:
– Знаете, с тех пор как Вилкиса убили, Морланд и носа не кажет. – Он покосился на палатку Софии. – Вот что я вам скажу: мы мистера Морланда и раньше видели. В первый раз он объявился, когда мы путешествовали по Германии. Он тогда выглядел по-другому, не таким важным и напыщенным.
Иногда, если мы где-нибудь разбиваем лагерь, из соседних городков приходят любопытствующие, которым интересно узнать, что же проповедует Вилкис. Так вот: в одном немецком городке – уж и не припомню, в каком именно, – среди таких людей и оказался Морланд. А вскоре он стакнулся с Софией: они уже тогда уединялись, чтобы пошептаться. Я поначалу было решил, что у них романтические отношения, но, похоже, Софию интересует лишь преобразование религии отца. А Морланд поощряет ее.
– Вы сказали, он выглядел иначе, – уточнил Холмс. – А в чем это выражалось?
– Ну, когда мы видели его в Германии, он… вроде как выглядел настоящим немцем, – ответил старик. – Бороду и усы стриг по-другому, да и походка была другая. Такие модные наряды, как сейчас, не носил… Впрочем, и тогда его одежда выглядела довольно дорогой. Понимаете меня? Ну и конечно, он говорил по-немецки. София тоже немного умеет по-немецки – насколько мне известно, ее мать родом из Германии; может, так девочка и выучила язык. Но здесь, когда Морланд приходил в лагерь, они болтали на английском.
Несмотря на дальнейшие расспросы, больше нам не удалось выудить никакой информации. Старик уверил нас, что никому, и в особенности Софии, не расскажет об этой беседе. Мы поблагодарили его, и Холмс выразил паломнику признательность за его наблюдения.
– В этом и заключается моя религия, – усмехнулся тот. – Наблюдать за людьми. Что может быть лучше, чем откинуться на спинку стула, выкурить пару трубок и понаблюдать за чужими делами. Должен признать, порой это наскучивает, но обычно дело стоящее: рано или поздно кто-нибудь выкинет что-нибудь эдакое.
Мы отошли ближе к середине лагеря, и Холмс задумался. Затем он подвел нас к палатке Софии, попросив меня:
– Уотсон, притворитесь, будто вам плохо. Ненадолго, хорошо? – И даже не дав мне времени на возражения или подготовку, велел начинать спектакль.
Сначала я замер, но тут же попытался изобразить слабый стон. Мой друг раздраженно нахмурился – видимо, он рассчитывал на более энергичное представление. Вздохнув, я принялся с ревом шататься, словно скотина от забродившего корма. Постепенно я оседал все ниже, пытаясь подобрать себе местечко для падения почище. Краем глаза я заметил, как Холмс ринулся в палатку к Софии, взывая о помощи.
Спустя мгновение девушка уже стояла около меня на коленях. Я стонал и пытался привлечь к себе все ее внимание. Я видел, что подошли и другие члены общины. Холмс же тем временем незаметно проник в ее палатку. София все спрашивала, что у меня болит, но я делал вид, будто не понимаю ее, и добросовестно прикидывался до тех пор, пока Холмс не подошел к нам.
Сыщик незаметно кивнул мне, и я чудесным образом тут же исцелился и вскочил на ноги. Поблагодарив Софию за помощь, я уверил ее, что у меня случился приступ лихорадки, которую я подцепил еще в годы военной службы за границей. Дескать, волноваться не о чем. Девушка выглядела озадаченной, но затем, махнув рукой, развернулась и пошла в свой шатер.
На пути к экипаже Холмс похвалил меня:
– Прекрасно, старина, я и сам почти поверил вам.
– Надеюсь, вы нашли все, что хотели, – прошептал я с раздражением.
– А что вы, собственно, искали? – поинтересовался Зайгер, когда мы отъехали от лагеря.
– Вот что, – ответил детектив, выуживая из кармана жилета несколько сложенных листков бумаги. – Конечно, это большой риск, но они избавят нас от лишних хлопот.
Он передал записки Зайгеру. Тот развернул их и разложил на коленях, чтобы и мы с Тенли могли их видеть. Один из листков представлял собой обычный клочок бумаги плохого качества с небрежно нацарапанным списком покупок. Буквы стояли вразвалку, и было видно, что писал его малограмотный человек.
– Это образец почерка Софии, – заявил Холмс. – Есть у меня одна идея… Так вот, думаю, что он нам пригодится.
Второй листок был из плотной бумаги высокого качества. Верхний край квадрата со стороной в пять дюймов лохматился, как будто его оторвали, а боковые стороны выглядели ровными.
– Довольно дорогая писчая бумага, – заметил Холмс. – Причем изначально этот лист был примерно на дюйм или два больше.
– Оторвали часть с монограммой, – пояснил Зайгер, – чтобы утаить личность отправителя.
– Бумага все-таки необычная, так что, держу пари, нам не придется долго искать похожую, – заметил Тенли.
– Совершенно верно, – ответил Холмс. – Кстати, Гриффин, отвези-ка нас к мистеру Морланду.
Кучер ничего не ответил, однако пустил лошадей рысью.
– Что скажете о послании? – спросил сыщик.
Довольно короткий текст был размашисто написан от руки:
Nyy vf jryy. Frr lbh fbba. Z
– Какой-то шифр, – сказал я, и все тут же обратили на меня свои взоры. Казалось, Холмс раздражен, а Зайгер и Тенли удивлены. Я поспешил добавить: – Писал мужчина. Пером хорошего качества с дорогими черными чернилами.
– Уже лучше, Уотсон, – похвалил Холмс. – Может, кто-нибудь хочет попробовать его разгадать?
Мы с Тенли переглянулись и молча уступили это право Зайгеру, который уже склонился над запиской, настолько сосредоточившись, что брови его сошлись к переносице.
– Буква «e» в английских словах употребляется чаще других, и с большой вероятностью она появляется в случае удвоенных букв, как и «l», – тихо забормотал он себе под нос. – Однако в данном послании удвоенные буквы встречаются несколько раз, и каждая из них вполне может быть как «e», так и «l». И если это простой шифр с заменой букв… – Он сделал небольшую паузу, не теряя концентрации.
Двуколка слегка покачивалась на ходу. Я взглянул на Холмса – он с любовью смотрел на племянника. Оглянувшись и заметив, что я наблюдаю за ним, детектив улыбнулся мне.
Вскоре выражение лица Зайгера прояснилось.
– Не так уж сложно, – радостно заметил он.
– Естественно, код должен быть несложным, чтобы София могла запомнить его, – ответил Холмс.
Мы с Тенли снова переглянулись, и я спросил:
– Но о чем же там говорится?
– Ах да, – спохватился Зайгер. – Ничего интересного: «Все в порядке. Скоро увидимся. М.».
– «М.», – повторил я. – Морланд!
– Ну конечно, – ответил Холмс.
– Зайгер, расскажи-ка про шифр, – попросил Тенли.
– К счастью, он совсем не сложный, – ответил мальчик. – Самым простым способом шифровки является замена букв со сдвигом: вместо нужной буквы подставляют следующую по порядку, то есть вместо «a» будет «b», вместо «b» – «c», и так далее. В некоторых случаях сдвиг происходит в обратном направлении, то есть «a» на самом деле представляет собой «z», а «b» – «y». Я быстро попробовал все комбинации, но ни одна из них не подошла. Тогда я предположил, что сдвиг сделан не на одну-две буквы, а ровно на половину алфавита: вместо «a» получается «n», вместо «m» – «z». Проверив комбинации двойных букв, я убедился в своей правоте. Когда сдвиг сделан таким образом – на тринадцать букв из двадцати шести, – удастся избежать первоначального впечатления, что это обычная кодировка заменой. Но и ключ к шифру в данном случае не нужен – он понадобился бы, только если речь шла бы о случайных заменах, а такой код слишком сложен.
– Превосходно, Зайгер, – восхитился Тенли. – Да у тебя талант к тайнописи!
Мальчик сконфузился:
– Я всего лишь ознакомился с монографией дяди Шерлока, посвященной этому вопросу.
Глаза Холмса засветились от гордости. Я был уверен, что ему удалось расшифровать послание еще до того, как он показал его нам, однако он доставил племяннику удовольствие, позволив самостоятельно решить задачку. Я, конечно, знал, что мой друг – мудрый человек, но он продолжал неустанно удивлять меня.
В этот момент Гриффин воспользовался паузой в нашем разговоре и, указывая вперед, сообщил в своей грубоватой манере:
– Дом Морланда.
Настал черед следующего акта драмы.
Часть шестая
Ловушка
Еще накануне Роберта сообщила нам, что Огастес Морланд занимается строительством нового обширного дома в нескольких милях от места своего проживания. Лично мне эта идея казалась довольно безрассудной, особенно если учитывать, что и нынешний его особняк был довольно большим. Я задавался вопросом, для какой цели одинокому мужчине может потребоваться столь просторное жилище. И тут мне вспомнилось, как Тенли упоминал перевалочную базу: дескать, там будут размещаться немецкие войска, которые позднее перейдут в наступление на ничего не подозревающую Британию.
Теперь мне был ясен смысл всей этой идеи: огромные дома, разбросанные по обширным сельским пустошам Йоркшира и забитые контрабандным оружием, где в ожидании приказа живут солдаты.
Мы подъехали к передней двери особняка и вышли из экипажа. В отдалении виднелось несколько служебных построек, однако работников нигде не было. Я попытался угадать, где именно Зайгер сделал свою ужасную находку.
Словно прочитав мои мысли, Холмс обратился к племяннику:
– Зайгер, разведай-ка обстановку. Узнай, сколько поблизости народу, а потом приходи в дом и, как только представится возможность, постарайся отыскать пару листов писчей бумаги мистера Морланда. Сразу поймешь, какая тебе нужна: та, на которой он писал Софии зашифрованное послание.
Зайгер кивнул и ускользнул. Тенли проследил взглядом, как мальчик заворачивает за угол дома. Мы же подошли к парадной двери, и Холмс важно постучал. Через мгновение дверь открылась, и на пороге появился пожилой мужчина в выцветшей мешковатой одежде. Холмс продемонстрировал ему свою карточку. Нас препроводили внутрь и попросили подождать в гостиной. Старик отправился узнать, может ли мистер Морланд принять нас.
Тенли взгромоздился в кресло, а мы с Холмсом прошлись по комнате, разглядывая произведения искусства, висящие на стенах и расположенные на столах. Все эти вещи явно стоили немалых денег и демонстрировали хороший вкус владельца, однако везде лежал густой слой пыли.
– Они были здесь еще до покупки дома, – заметил Холмс. – Вряд ли Морланд может поставить себе в заслугу их приобретение.
Осмотр владений был прерван появлением самого Огастеса Морланда – в раздражении он широким шагом вошел в комнату. Впрочем, хозяин старался казаться любезным: поприветствовал нас и предложил напитки и закуски. Мы отказались. Он жестом пригласил нас присесть, а затем и сам опустился в кресло. Позади него располагалось окно – утреннее солнце окружало фигуру Морланда сиянием.
– Чем могу служить, господа? – произнес он.
Я попытался уловить хоть какой-нибудь намек на его немецкое происхождение, но мне это не удалось: уж больно хорош был его манчестерский акцент.
– Мы лишь проводим расследование и беседуем с местными жителями. Хотели уточнить, есть ли у вас какая-нибудь информация, – ответил Холмс.
– Например? – взвизгнул Морланд.
– Да ничего особенного. Может, вам известно о каких-либо разногласиях Вилкиса с соседями? Скажем, кто-нибудь выступал против него или возмущался тем фактом, что их община разбила здесь лагерь.
– Нет-нет, ничего такого я не знаю. Боюсь, все, чем я мог бы с вами поделиться в этом отношении, я и сам почерпнул из показаний дочери Вилкиса Софии. – Он с улыбкой покачал головой и добавил: – Какими бы они ни были.
Последнее заключение вызвало у Холмса недоумение:
– Что вы имеете в виду?
– Да нет, ничего. Просто она показалась мне несколько… ограниченной в умственном отношении. Вы, наверное, и сами ее уже видели? – Мы кивнули, и хозяин продолжил: – Тогда вы, вероятно, согласитесь с тем, что она не блещет интеллектом, в отличие от отца.
– А вы что же, были знакомы с ее отцом? – спросил мой друг. – Ничего не слышал о его умственных способностях.
– Я пару раз заходил в лагерь, чтобы представиться и проверить, кому именно ваш брат позволил разбить здесь лагерь.
– Я смотрю, вы не так уж строго блюдете границы чужих владений, мистер Морланд, – заметил Тенли. – В конце концов, они разбили лагерь на территории Шерринфорда Холмса. Разве ваши визиты не являются своего рода правонарушением?
– Ну, честно говоря, я не видел в этом особой проблемы, – ответил Морланд. – У нас здесь все дружны между собой. Уверяю вас, у меня не было злого умысла. Так или иначе, мне выпала возможность познакомиться с Вилкисом и его дочерью, что позволило мне составить о Софии определенное мнение. Полагаю, у вас осталось такое же впечатление. Думаю, ограниченные интеллектуальные способности лишний раз доказывают правдивость ее заявления о том, что ваш брат, мистер Холмс, поссорился с Вилкисом. Такого простого человека, как София, вряд ли можно сбить с толку. Уж если она слышала, как Шерринфорд спорит с Вилкисом, это наверняка.
– Представьте себе, – заметил мой друг, – я пытаюсь найти этим событиям другое объяснение.
– А каково мнение инспектора Тенли? – поинтересовался Морланд. – Он тоже считает, что есть другое объяснение, или сопровождает вас из деликатности? Как думаете, инспектор, того ли человека вы засадили за решетку?
– Полагаю, что на основании имевшихся доказательств констебль Ворт принял правильное решение, – ответил Тенли. – У мистера Холмса имеются серьезные связи, в том числе с моим руководством, и потому я сопровождаю его в ходе дальнейшего расследования.
Морланд кивнул, а затем взглянул поверх нас на вход. Я обернулся и увидел Зайгера, державшего перед собой рюкзак. Казалось, рюкзак стал легче. Я даже не слышал, как мальчик вошел. Он кивнул дяде, а затем – Морланду.
– Прошу прощения, сэр, – извинился он. – Я любовался домом.
Морланд отмахнулся:
– Ох уж эти мальчишки… Неуемная страсть к исследованиям. – Он встал, будто бы намекая на то, что наша беседа подошла к концу. – Однако и о хороших манерах забывать не стоит. Запомни, мой мальчик.
Зайгер пристыженно кивнул.
Морланд позвонил в колокольчик, вызывая слугу, и сказал:
– Мистер Холмс, сожалению, что не смог быть вам полезным на поприще спасения брата. Но даже мне кажется, что тут уже ничего не попишешь. Вам, известному криминалисту, стоило бы признать, что в данном случае имеется только один вариант толкования событий.
– По моему опыту, – ответил знаменитый сыщик, – достаточно лишь посмотреть на события под другим углом, как скрупулезно созданная иллюзия окажется всего лишь карточным домиком, готовым рассыпаться при первом дуновении ветерка. Хорошего дня, мистер Морланд.
Старик дворецкий проводил нас до входной двери. Мы забрались в двуколку, и Холмс спросил племянника:
– Справился с задачей?
– Во всех отношениях, сэр, – ответил тот. – И если можно так выразиться, все даже лучше, чем я ожидал.
– Превосходно.
– Тебе удалось добыть кусочек писчей бумаги Морланда? – уточнил Тенли. Он и не знал, что Зайгер должен был также вернуть на место свои находки.
– И не только его, – ответил паренек, оглядываясь назад, чтобы убедиться, что мы достаточно далеко отъехали от дома Морланда. – Вот что я обнаружил на его столе.
Он открыл рюкзак и вытащил из него несколько чистых плотных листов, а также неряшливый обрывок бумаги подешевле, на которой имелось некое небольшое послание. Писчая бумага была той же, что и тот квадратик с оборванной частью, который Холмс нашел у Софии в палатке. А на обрывке листка того же качества, что и список покупок девушки, было нацарапано:
Jura pna V frr lbh? F
– «Когда я тебя увижу? С.», – почти мгновенно прочел Холмс.
Зайгер кивнул:
– «С.» означает «София». Она написала «V» прописной буквой, как в английском принято писать «я». Чтобы окончательно запутать тех, кому эти послания могли попасть в руки, следовало бы использовать только строчные буквы и обойтись без пробелов. Впрочем, София могла и не справиться с этой задачей.
– И где лежала записка? – уточнил Холмс, чуть приподнимая лист с зашифрованным посланием.
– На столе Морланда, в его кабинете. Прямо поверх других бумаг, счетов и квитанций. Он даже не попытался спрятать ее. Впрочем, было очевидно, что и напоказ он ее специально не выставляет. Наверное, просто бросил в кипу бумаг. Вряд ли спохватится.
– Тебя видели? – спросил Тенли.
– Нет, – ответил Зайгер. – По крайней мере, не там, где я побывал, – добавил он, несомненно давая мне и Холмсу понять, что ему удалось незаметно подложить свои находки обратно. – В округе практически никого нет. Осмотрев служебные постройки, я зашел в сад. Там тоже никого не оказалось, так что я поднялся по черной лестнице и зашел в кабинет мистера Морланда. Найти писчую бумагу мне не составило труда, а послание от Софии почти сразу бросилось в глаза. Ну а потом я спустился вниз.
Холмс сложил бумаги:
– Просто превосходно, Зайгер. Я даже и не думал, что будет так легко воплотить план в жизнь.
– А в чем заключается ваш план, мистер Холмс? – поинтересовался Тенли.
– Если Гриффин сможет отвезти нас обратно домой, я научу племянника азам подделки документов. А пока поясню, что намерен осуществить.
И великий детектив рассказал нам о своих планах. Надо сказать, они представляли собой довольно рискованный, но в то же время наиболее рациональный путь, который помог бы завершить расследование. Я вздохнул: по всей видимости, нам предстояла очередная ночь в засаде. Мне довелось пережить множество таких ночей, и я лишь надеялся, что в этот раз не придется сражаться с каким-нибудь чудовищем вроде собаки Баскервилей.
Уже на ферме Тенли уточнил, в котором часу нам следует вернуться в поместье Морланда.
– Полагаю, около десяти, – ответил Холмс. – К тому времени уже стемнеет, но у нас еще будет пара часов.
– Велю своим людям приготовиться чуть пораньше, – сказал инспектор. – У служебных построек, верно?
– Точно, – ответил Холмс. – Посмотрим, станет ли Морланд заходить внутрь.
Усмехнувшись, Тенли повернулся к Зайгеру.
– А о какой именно постройке идет речь, Зайгер? – лукаво спросил он.
Вопрос застал юношу врасплох. Инспектор протянул руку и ощупал его опустевший рюкзак.
– Даже не буду спрашивать, что там лежало, – сказал он. – Не уверен, что хотел бы узнать об этом прямо сейчас. К тому же я доверяю мистеру Холмсу. Но вот если бы я действительно служил в Скотленд-Ярде, то проявил бы более активный интерес.
Что бы там ни лежало, сейчас его уже нет. И исчезло оно как раз в тот момент, когда ты рыскал по владениям Морланда. Возможно, ты спрятал эту вещь и в доме. Но поскольку мистер Холмс просит выставить охрану у построек, держу пари, ты оставил ее в одной из них. Так что во избежание промашки я задам свой вопрос снова: о какой именно постройке идет речь?
Зайгер покосился на дядю – тот сиял от удовольствия. После разрешающего кивка Холмса мальчик ответил инспектору:
– О пустой конюшне к западу от дома. – Он посмотрел на рюкзак, а потом снова перевел взгляд на Тенли: – Предупредите людей: им нужно быть начеку, когда Морланд зайдет внутрь и выйдет с вещами. Вероятно, с белым узлом ткани.
– Прекрасно, – усмехнулся Тенли.
– Дорогой инспектор, – обратился к нему Холмс, – не позволяйте моему брату попусту растрачивать ваши таланты.
– Могу заверить вас, сэр, он и сам себе этого не позволит. И никогда не позволял. – И Тенли, козырнув, покинул нас.
После отъезда инспектора и Гриффина мы с Холмсом и Зайгером обменялись взглядами, полными удовольствия и облегчения. Мы с другом уже было повернули к дому, но юноша остановил нас.
– А что это за… высушенная рука, которая была завернута в одежду убитого? – спросил он.
Холмс взглянул на меня, словно советуясь, стоит ли рассказывать мальчику об этом. Должно быть, он решил, что я предпочитаю быть честным до конца, поскольку ответил племяннику откровенно:
– Она называется Рукой Славы, и ее используют в черной магии.
– Я так и думал, – пробормотал Зайгер. – Сразу видно, что для благих целей она вряд ли годится. Но откуда она в Йоркшире? Зачем она этим людям?
– Ее, несомненно, применяют в тайных ритуалах. Вероятно, они имеют отношение к «истинному пути», который так интересует Софию. Подозреваю, что артефакт использовали и при убийстве в попытке придать ему эдакий оттенок обряда. Каким-то образом Вилкиса заставили надеть ритуальную одежду, а потом отвели в некое место, которое мы никак не можем отыскать. Там София и Морланд убили беднягу. Не знаю, имел ли кто-нибудь еще к этому отношение. Впрочем, сомневаюсь в этом. Ну а затем труп спрятали в яме.
После того как Вилкис умер, ему сменили одежду, чтобы скрыть тот факт, что его убили в ходе какого-то обряда. Тело положили в яму, а трупу перерезали горло. Поскольку Вилкис уже был мертв и почти вся кровь вытекла из раны на спине, на воротничок попало не так уж много крови.
Зайгер притих, а затем задал еще один вопрос:
– Но откуда взялась эта рука? Такую ведь не купишь в обычном лондонском магазине.
Холмс ответил:
– Подобные амулеты изготавливают из высушенной и забальзамированной руки казненного – в большинстве случаев повешенного именно за убийство. Обычно отрезают левую кисть; впрочем, иногда верующие стараются завладеть той самой рукой, которой и было совершено злодеяние.
Артефакт используют в качестве своеобразной подставки для свечи – верование гласит, что только тот, кто использует руку, может видеть свет. Более радикальные практики даже изготавливают свечи из жира казненного. Считается, что обладатель подобного амулета может открыть любую дверь.
В начале восьмидесятых мы с Уотсоном натолкнулись на группу практиков, использующих Руку Славы.
– И что же случилось? – спросил Зайгер, широко раскрыв глаза.
– Их убедили прекратить свои эксперименты, – ответил Холмс, специально недоговаривая.
Он никоим образом даже не намекнул на опасность, которой мы оба подверглись, а также на те усилия, которых нам стоило уничтожить Черный Клан. Никогда не забуду, как мы бежали из горящего дома, располагавшегося прямо над входом в подземелье клана, – это чуть не стоило жизни как нам, так и малышу, которого мне удалось вытащить из наполненных дымом тоннелей.
– Та Рука Славы ныне находится в музее в Уолсолле, – добавил сыщик, поворачивая к двери.
Похлопав Зайгера по плечу, я последовал за своим другом.
В доме Холмс заявил Роберте, что ему ненадолго потребуется столовая. Она с улыбкой уступила, и детектив отправил Зайгера на поиски ручек и чернил всевозможного вида.
Пока мальчик выполнял задание, Холмс снял пальто и закатал рукава. Вернувшись, племянник разложил перед ним на столе свои находки. Он не стал комментировать многочисленные шрамы и отметины от кислоты на предплечьях дяди – Зайгер попросту промолчал. Холмс выложил зашифрованные послания, образцы почерка и чистую бумагу, а затем подобрал из имеющихся ручек и чернил наиболее подходящие.
– Фальсификация документов, – пояснил он пареньку, – это не наука, а настоящее искусство. Я мог бы рассказать тебе обо всех особенностях чернил, качества и процесса изготовления бумаги, остриях пера. Впрочем, однажды я так и сделаю. Так или иначе, существует единственный способ качественно подделать документ: бесконечная практика, позволяющая руке привыкнуть к процессу. К тому же тебе понадобится определенный врожденный навык, а ему уже нельзя обучить – его можно лишь совершенствовать. Не сомневаюсь, что ты сможешь постичь основы подделки документов, Зайгер. Остается только надеяться, что у тебя есть зачатки творческих способностей. – Однако, – добавил он, – мы с тобой оба потомки художников Верне, а уж это должно иметь какое-то значение.
– Артистичность в крови, – пробубнил я.
Холмс на мгновение застыл, а затем уверенно принялся выводить на бумаге Морланда зашифрованное послание. Ему даже не потребовался черновик, чтобы убедиться в правильной замене букв, – великий детектив и не сомневался в своих способностях. Я сравнил буквы, которые только-только вышли из-под его пера, с настоящим посланием Морланда Софии: отличить почерк было невозможно.
– «Нужно увидеться сегодня в полночь у большого валуна на краю лощины, что у леса. Срочно. М.», – прочел Зайгер, заглядывая дяде через плечо. – Думаете, она знает, где это? – спросил он.
– Надеюсь, – ответил Холмс. – Этот валун – местная достопримечательность, и располагается он не так уж далеко от лагеря, равно как и от дома Морланда. Даже если девушка не знает, где он находится, у нее есть время это выяснить. – Он аккуратно промокнул лист, а затем попросил Зайгера: – Найди мне клочок дешевой бумаги вроде той, на которой писала София, чтобы я мог составить такое же сообщение для Морланда.
– Ну конечно, – ответил Зайгер, бросившись вон из комнаты с таким энтузиазмом, на который способен только шестнадцатилетний подросток.
Я улыбнулся Холмсу:
– Сделаете из паренька фальсификатора? – В ответ он насмешливо вздернул бровь, и я добавил: – Его мать вам этого не простит.
Зайгер принес несколько страниц дешевой бумаги, очень похожей на ту, которой пользовалась София. Холмс взял один из листов, немного подумал и написал такое же послание Морланду, подписавшись как «С.». Промокнув его, он взял первое письмо и принялся отрывать монограмму. На мгновение оставив свое занятие, он протянул Зайгеру чистую страницу:
– Посмотрим, на что ты способен.
Зайгер нахмурил брови, но даже не стал колебаться. Взяв перо, которым только что писал Холмс, он подвинул к себе пузырек с чернилами и задумался, разглядывая оба письма: послание Софии и подделку Холмса. Рука Зайгера двигалась по листу, но перо пока не прикасалось к бумаге – мальчик снова и снова пытался повторить почерк.
Наконец он обмакнул перо в чернила, занес руку над бумагой и уверенно вывел зашифрованное послание. Закончив, он отложил лист, но спохватился и промокнул его, а затем передал дяде.
Холмс тщательно проанализировал работу племянника и заключил:
– Неплохо. Совсем неплохо. Гласные получились правильно, ты уловил высоту заглавных букв и наклон по вертикали. Вот только иногда ты чересчур сильно нажимаешь пером на бумагу и делаешь слишком узкие завитки. – Он положил лист на стол: – Попробуй еще разок.
Зайгер взял новую страницу и на этот раз, практически не сомневаясь, быстро написал послание. Промокнув лист, он снова передал его Холмсу. Тот тщательно изучил буквы и взглянул на обеспокоенного племянника.
– Замечательно, – объявил он. – Отправим мистеру Морланду твой вариант.
Зайгер кивнул, ничем не выдавая своего удовольствия, но я успел заметить в его серых глазах искорки волнения и гордости. Впрочем, его восторг оборвали слова Холмса:
– Переоденься в самую старую одежду, которую найдешь.
– Зачем? – удивился Зайгер.
– Мы замаскируем тебя, – пояснил сыщик, – и ты лично доставишь эти сообщения мистеру Морланду и Софии.
Зайгер выбежал из комнаты. Я покачал головой, размышляя о том, как отреагирует Роберта, когда узнает, что Холмс уготовил для ее младшего сына. Я решил, что уж сам-то точно не стану ей об этом рассказывать. Зайгер вернулся в старой изношенной одежде, которая была ему уже немного мала: из-под нижнего края штанов торчали худые ноги, обутые в старые ботинки с дырками по бокам. Сыщик встал и вывел Зайгера на улицу, где хорошенько вымазал мальчишке лицо и руки в грязи.
Зачесав ему волосы на глаза, он пояснил, что лучше ссутулиться – это сделает Зайгера на пару дюймов пониже – и вести себя услужливо, чтобы у окружающих было меньше вопросов.
– Морланд должен думать, что ты явился из лагеря Вилкиса, – пояснил Холмс, – а София – что ты служишь в конюшне у Морланда. Они оба встречались с тобой, так что притвориться будет сложно. Тебе, конечно, вряд ли понравится мое предложение, но, быть может, стоит вымазать ботинки и отвороты рукавов в лошадином навозе. Тогда они постараются побыстрее избавиться от вонючего посетителя и не станут приглядываться.
Даже не колеблясь, Зайгер тут же направился прочь от дома к куче лошадиного навоза. Вернувшись, он с ухмылкой заметил, как мы скривили носы.
– Отлично, – сказал Холмс. – Давай посмотрим, как ты двигаешься.
Зайгер ссутулился и принялся расхаживать по двору туда и обратно. Невероятное превращение! От мальчика, сидевшего напротив нас за обеденным столом всего пару минут назад, не осталось и следа. Теперь он выглядел, как настоящий работник конюшни, до которых обычно никому нет никакого дела. Да уж, племянник унаследовал не только дедуктивные способности и внешность дядюшки – у него имелись превосходные актерские данные.
– Чудесно, – заявил сыщик. – Постарайся выглядеть перед мистером Морландом… кающимся грешником. В конце концов, ты же из религиозной общины. А с Софией веди себя неуклюже. Как вернешься, сообщи, как все прошло.
И с этими словами Холмс вернулся в дом. Зайгер, потрясенный тем, что ему доверили дело особой важности, на мгновение замешкался, но тут же решительно повернул к поместью Морланда.
Не прошло и нескольких минут, как к дому Холмсов подъехал мужчина на лошади.
– Я работаю с инспектором Тенли, – заявил он. – Сэр, вам пришла еще одна телеграмма. – Передав Холмсу бумагу, он козырнул, развернул лошадь и, больше не сказав ни слова, направился к деревне.
Взяв послание, Холмс ознакомился с текстом и передал телеграмму мне. В ней говорилось о немецком происхождении Огастеса Морланда и указывалось настоящее имя личности, которая за ним скрывалась.
– Вряд ли нам это поможет, – заметил я.
– Любая информация полезна, – возразил мой друг.
Возвращаясь в дом, я сказал:
– Помните, вы как-то говорили, что мозг – словно чердак, и потому нужно тщательно выбирать, что там хранить. Тогда все будет под рукой, а лишнего хлама не останется. Мол, новая информация не должна затруднять доступ к старой и более полезной.
Прославленный детектив вяло отмахнулся:
– Я был моложе. Времена меняются, убеждения – тоже. Либо приспособишься, либо погибнешь.
Казалось, Холмс потерял всякое желание беседовать. Ему хотелось остаться одному, выкурить трубку и привести мысли в порядок. Я уселся в кресло в гостиной, намереваясь отдохнуть и тоже подумать о деле. Но, едва устроившись, я тут же снова поднялся и принялся расхаживать по комнате, рассматривая не замеченные мною раньше фотографии, примостившиеся на шкафчике у окна.
Снимки, очевидно, были сделаны давно – такой старомодный стиль использовали еще в середине столетия. Я обратил внимание на один довольно официальный фотопортрет угрюмого мужчины средних лет с густой черной бородой. Рядом с ним стояла изящная маленькая блондинка. Вероятно, это были родители Холмса. Рядом располагалась фотография трех мальчиков в овальной рамке.
Определенно, на снимке были Холмс и его братья. Шерлоку, самому младшему, на фото был примерно годик. Он был наряжен в некое подобие ночной рубашки. Около него стоял плотный мальчик с невероятно умными глазами, лет восьми – наверняка Майкрофт. А справа был старший, Шерринфорд, – чуть выше брата, он уже выглядел настоящим мужчиной, которым ему еще только предстояло стать.
Здесь были другие фотографии, снятые не так давно, – в основном снимки Шерринфорда, Роберты и их трех сыновей. Мне было интересно взглянуть на Банкрофта, племянника моего друга, которого мне пока не довелось повидать и о существовании которого я и не подозревал до вчерашнего дня. На фото он был в университетской мантии – коренастый паренек, умный, чуть высокомерный и полный достоинства. Сходство с дядей Майкрофтом, на которого Банкрофт работал в Лондоне, было поразительным. «Так вот он, – подумал я, – молодой человек, который собирается строить собственное будущее, не полагаясь на имя Холмсов. Банкрофт Понс, так и есть».
Я снова сел в кресло, размышляя, когда будет ланч, и пытаясь осмыслить события дня, а также планы на вечер, однако вскоре задремал. Как это обычно и бывает в полуденном сне, мир сновидений и реальность причудливым образом слились воедино. Когда пару часов спустя хлопнула входная дверь, возвещая о возвращении Зайгера, я не сразу смог очнуться и стряхнуть с себя сон.
Поднявшись из кресла, я услышал, что Холмс вышел Зайгеру навстречу в прихожую.
– Ну как все прошло? – спросил сыщик.
– Никаких проблем не возникло, – ответил мальчик, едва скрывая волнение. – Они оба взяли записки и даже не посмотрели на меня. А стоило только заикнуться, будет ли ответ, как они тут же меня выпроводили. Морланд либо сразу расшифровал послание, либо решил сделать это попозже, потому что опустил руку с письмом сразу же, как взглянул на него. А когда я уходил от Софии, она в недоумении склонилась над ним.
– И они ничего не заподозрили ни в отношении бумаги, ни в отношении почерка? Или способа отправления?
– Совсем ничего, – ответил Зайгер. – Вероятно, в прошлом они общались точно так же. – И Зайгер принялся стаскивать грязную курточку. – А теперь что будем делать?
– Подождем, – отозвался Холмс. – Будем надеяться, они просто решат встретиться у большого валуна и не станут отправлять друг другу уточняющих записок. Это только нарушит наши планы.
– Есть одна вещь, которую ты мог бы сделать, Зайгер, – добавил я, и мальчик с интересом повернулся ко мне. – Сними эти ботинки, измазанные в навозе, пока твоя мать не увидела, как ты тут наследил!
Часть седьмая
У большого валуна
Тенли и Гриффин прибыли чуть раньше десяти – двуколка Гриффина остановилась перед домом. Я вдруг понял, что все это время видел кучера сидящим на козлах с вожжами в руках. Мы вышли из дома навстречу инспектору, спрыгнувшему со своего места.
Зайгер заявил матери, что тоже отправляется с нами. Мы все были вооружены, и я видел, что Роберта хотела бы возразить. Впрочем, она прикусила язык и лишь попросила Зайгера и Вильяма быть поосторожней. Все это время она поглядывала на моего друга, как бы давая ему понять, что он несет ответственность за безопасность ее сыновей.
– Ваши люди уже на месте? – уточнил Холмс.
Тенли кивнул:
– Я отправил туда людей, которым можно доверять и которые недолюбливают Морланда. Они встали в позицию, когда стемнело. Сообщают, что Морланд пока не подходил к постройке. Впрочем, днем он куда-то уехал, но поскольку приказа следовать за ним не было, неизвестно, где он находится. – Тенли смущенно кашлянул, уставившись в пол, а затем снова перевел взгляд на Холмса: – Я взял на себя ответственность и пробрался в пустую конюшню после наступления темноты. Мистер Холмс, вы ни за что не догадаетесь, что я там нашел. Короче, я обнаружил одежду убитого, орудие убийства и некий зловещий артефакт.
– Что вы говорите! – отозвался Холмс. – Нам повезло, что эти вещи обнаружил представитель закона, – теперь их можно использовать в качестве улик.
– И вам даже не любопытно, что еще я нашел завернутым в одежду, мистер Холмс? – с улыбкой спросил Тенли.
Сыщик отмахнулся:
– Инспектор, мы зря тратим время. Наверное, стоит уже направиться к большому валуну, – сказал он, – и хорошенько укрыться до прихода гостей.
И мы зашагали в темные поля прочь от света, лившегося во двор из окон.
– Рука Славы, – пояснил Тенли, уже не притворяясь, будто нам неизвестно, что же он нашел в окровавленной одежде, – представляет все дело несколько в ином свете. Теперь речь идет не о простом убийстве, а о жестокой казни.
– Уверен, именно так София и думала, – сказал Холмс. – Она искренне верит в то, что форма, в которой исповедовал религию ее отец, несколько упрощена и ее следовало бы заменить откровенными поклонениями дьяволу. А вот насчет мистера Морланда я не уверен. Думаю, он просто использовал девушку, убедив ее казнить отца, а сам хотел лишь вовлечь в эту историю Шерринфорда и продолжить захват территории. Не будь Софии, он придумал бы что-нибудь еще, лишь бы исключить Шерринфорда из игры.
Тенли кивнул:
– Должно быть, он узнал о ее разногласиях с отцом, когда они познакомились в Германии, как раз перед тем, как переехать в Англию и притвориться Морландом. Возможно, в ту пору он лишь беседовал с ней или даже воодушевлял, еще не подозревая, насколько она пригодится ему в будущем.
– Именно, – согласился Холмс. – Уже позднее, по приезде сюда, он понял, что нужно избавиться от Шерринфорда, который мешал ему осуществить план по покупке земель. Покушение на моего брата привело бы к возникновению большого количества проблем, поэтому он решил засадить Шерринфорда за решетку по обвинению в убийстве. А отношения с Софией подсказали ему способ. Он отправил девушке сообщение и, несомненно, предложил устроить все так, чтобы община Вилкиса разбила здесь лагерь. В сущности, здесь нет ни древних руин, ни святых мест, которые они захотели бы посетить.
Когда они прибыли, Морланд, конечно же, принялся убеждать Софию принести отца в жертву «истинному пути», доказывая, что Шерринфорд вполне мог бы принять на себя вину за убийство. Очевидно, что на Софию довольно просто оказать влияние. Ну а Морланд – мастер манипуляций. Возможно, он даже соврал ей, что верит в то же, во что и она. А быть может, он сделал вид, что ухаживает за ней, и бедная, сбитая с толку девушка решила, что он женится на ней. Кто знает…
К этому моменту мы уже довольно далеко отошли от дома и глаза постепенно привыкли к яркому свету звезд. Поля будто бы мягко перекатывались через склоны. Я мог лишь разобрать, что вдали тьма сгущается, укрывая низину. Должно быть, это и был лес на краю долины, в котором мы собирались спрятаться. На расстоянии нескольких футов от леса, сияя в отраженном свете, располагался высокий продолговатый камень примерно в пятнадцать – двадцать футов высотой. Я сразу понял, что это и есть тот валун.
– В любом случае, – продолжал Холмс, – Вилкиса убили в ходе ритуала. Слабое звено здесь, безусловно, София, и я не сомневаюсь, что в будущем Морланд планирует избавиться от нее, так что единственного человека, который мог бы пролить на это дело свет, вскоре уже не будет в живых.
Подходя к валуну, я покосился на Вильяма и Зайгера. Чуть раньше Зайгер кратко ввел брата в курс дела, и теперь тот смотрел прямо перед собой с четким намерением выполнить свою задачу. Зайгер был настороже, его взгляд то и дело метался от тропинки к Холмсу и обратно. Он внимательно слушал все слова дяди, стараясь идти поближе к нему.
– Пришли, – заявил мой друг, останавливаясь у высокого камня. – Вот и валун. Вероятно, до этой достопримечательности Вилкису не было особого дела, но она вполне подойдет на роль святого места. Быть может, София ощутит здесь некоего рода энергию, которая позволит ей разговориться. – Холмс оглянулся. – У нас на руках достаточно информации, чтобы арестовать Морланда как шпиона. Но сейчас нам нужно дождаться, как они обсуждают убийство Вилкиса, чтобы с Шерринфорда можно было снять обвинения.
– Не кажется ли вам, что вы играете с жизнью Софии? – спросил я Холмса. – Вы же сами говорили, что Морланд наверняка решит избавиться от нее, поскольку она представляет собой слабое звено в его планах.
– Так и есть, Уотсон, но я вынужден идти на риск. Должен признаться, мне совершенно не нравится, что мы не знаем, где Морланд находится в данный момент.
Из деревьев неподалеку вышел констебль Ворт.
– Отряд в укрытии, – сообщил он Тенли, – как вы и велели, сэр.
– Отлично, – ответил инспектор. – Давайте теперь и сами спрячемся. – Он достал часы: – Половина одиннадцатого. Нам нужно хорошенько укрыться до их прихода, особенно на тот случай, если кто-то из них решит прийти пораньше, чтобы проверить обстановку.
Мы все устроились в темноте между деревьями: мы с Холмсом сели, прислонившись к стволу крупного дерева, терпеливо выжидая, словно бывалые охотники (собственно, мы ими и являлись), Зайгер припал к земле в нескольких футах от нас. Вильям расстелил на земле пальто и сел на него, скрестив ноги, а Тенли отошел, чтобы посоветоваться со своими людьми.
Время в ожидании прошло довольно быстро. Нужно сказать, что раньше, когда мы с Холмсом оказывались в подобных ситуациях, оно тянулось невероятно долго. Но сейчас температура воздуха была вполне приятной, а пора насекомых еще не настала. Было видно, в каких местах в низине собирается влага в определенные времена года. Послышался щебет ночных птиц: сначала из одной части леса, затем – из другой. Легкий ветерок шелестел ветками у нас над головами, но он совершенно не мешал прислушиваться к происходящему.
Зайгер время от времени менял положение, но концентрации не терял. Еще с самого начала нашего ночного дежурства он зорко следил за всем происходящим, словно ястреб. Вильям, напротив, хоть и был начеку, погрузился в себя, уставившись на руки, лежащие на винтовке у него на коленях.
Чем ближе была полночь, тем бдительнее мы становились в ожидании сиюминутного прибытия подозреваемых. Я понимал, что Холмс надеется услышать, как Морланд и София начнут изобличать друг друга, особенно когда поймут, что никто из них сегодня не отправлял другому зашифрованного послания. Оставалось надеяться, что в кратковременном замешательстве у них вырвется признание, которое можно будет использовать против них, чтобы заставить говорить открыто в ходе допроса.
Настала полночь. Я посмотрел на часы. В течение последующих пятнадцати минут я неоднократно бросал на них взгляд, но никто так и не объявился. Я прямо-таки ощущал разочарование Холмса: его уловка не сработала. Наконец он подал Тенли знак подобраться поближе, и, шепотом посовещавшись, они предположили, что Морланд и София, скорее всего, уже не явятся. К нам присоединились Зайгер, Вильям и констебль Ворт. Пару минут послушав, как сыщик с инспектором обсуждают варианты дальнейшего развития событий, Ворт перебил их:
– Думаю, все это время вы ошибались насчет мистера Морланда.
Холмс удивленно повернулся к нему.
– Полагаю, вы знакомы с ним куда дольше, чем мы, – сказал он. – Почему вы считаете, что он не имеет к убийству никакого отношения?
– А какая ему с этого выгода? – спросил Ворт. – Такой влиятельный человек с далеко идущими планами не станет очернять себя убийством странствующего проповедника.
– Что за далеко идущие планы вы имеете в виду? – уточнил Холмс.
– Ну, он собирается привести этот уголок Англии к процветанию, – ответил Ворт, а затем с гордостью добавил: – Он даже несколько раз обсуждал это со мной. Осталось совсем немного, и ему удастся заполучить все земли. Тогда он сможет превратить их в промышленный район и напрямую конкурировать с центральными графствами.
– По всей видимости, и вам кое-что перепадет?
– Ну, естественно, он упоминал нечто подобное, – ответил Ворт. – Ему сразу удается распознать в человеке настоящий талант. К тому же удобно, когда территорию контролирует местный житель.
Должно быть, что-то в тоне Ворта насторожило Холмса. Голос детектива резко изменился, когда он спросил:
– И за сколько сребреников вы продали Морланду информацию о нашем плане? Когда вы рассказали ему, что это ловушка?
Вопрос на мгновение озадачил Ворта, как будто он не сразу его понял. Затем он отступил, покачивая головой:
– Нет, мистер Холмс, вы все не так поняли. Я не брал у него денег.
– То есть вы просто оказали ему дружескую услугу?
– Вовсе нет. Мы же не друзья. Он слишком влиятельный человек, чтобы водить дружбу с такими, как я. Но он питает ко мне уважение, и у него большие планы на эту территорию. Сегодня днем он зашел ко мне и спросил, как продвигается расследование. Инспектор, конечно, велел мне ничего не обсуждать с мистером Морландом, поэтому я просто сообщил ему, что вы с инспектором напали на ложный след. Он спросил, имеете ли вы отношение к записке, которая была отправлена, чтобы выманить его к большому валуну этой ночью. Я ответил, что мне ничего не известно об этой записке, но, мол, ночью действительно что-то планируется и ему не стоило бы никуда ходить.
Холмс посмотрел на Тенли:
– Инспектор?
Тенли бросил взгляд в темноту:
– Холдер! Джейкобс! Подойдите сюда.
К нам бесшумно приблизились два здоровяка – я даже и не сразу их заметил. Тенли указал на Ворта:
– Арестовать.
Схваченный Ворт всхлипнул и тут же осел на землю, но, сделав несколько неверных движений, снова попытался встать. Тенли повернулся к Холмсу:
– На Холдера и Джейкобса можно положиться.
Он отвел нас с Холмсом в сторону; Зайгер и Вильям последовали за нами.
– Как поступим, мистер Холмс? – спросил Тенли. – Теперь Морланд в курсе наших дел.
Холмс повернулся к Ворту.
– Констебль! – резко позвал он его. – Когда вы сообщили мистеру Морланду, что готовится ловушка, он еще что-нибудь уточнял насчет записки?
Ворт хранил молчание, и Холмс подошел ближе, повысив тон и задав вопрос снова. Один из здоровяков, удерживавших констебля, встряхнул его, и тот наконец понял, чего от него хотят.
– Нет-нет, ничего не уточнял. Вот только… Он что-то сказал насчет того, что девчонка его продала.
Холмс повернулся к нам:
– Нужно как можно быстрее добраться до дома Морланда. Тенли, сколько у вас здесь людей?
– Десять, – ответил инспектор. – Холдер, Джейкобс, а остальные восемь скрываются в темноте.
– Им всем можно доверять?
– Да, я лично нанимал их на службу. С Вортом они не имеют ничего общего.
– Хорошо. Вильям, – обратился Холмс к старшему племяннику, – возьми четверых и отправляйтесь в лагерь Вилкиса. Арестуйте Софию. Держите ее в лагере и никому не позволяйте с ней говорить, даже членам общины. Ждите, пока мы не прибудем.
Вильям кивнул, и Тенли подозвал своих людей, скрывающихся за деревьями. Отобрав четверых, Вильям молча развернулся и направился к лагерю.
– Холдер и Джейкобс, констебль Ворт под арестом. Пожалуйста, сопроводите его в деревню – там его следует поместить в камеру. По пути не позволяйте ему ни с кем заговаривать, – сказал Холмс. – И скажите моему брату, что скоро его выпустят на свободу.
– Хорошо, сэр, – произнес тот из здоровяков, что повыше.
– Погодите, – остановил их Тенли. Он подошел к Ворту и, пошарив у него в карманах, выудил оттуда ключи от камер. – Закроете Ворта и освободите мистера Шерринфорда Холмса.
Здоровяки кивнули и направились по полям к деревне, шагая с обеих сторон от констебля.
– Так, остальные – к Морланду, – велел Холмс.
Мы сразу же отправились в путь и довольно быстро дошли до дороги. Нас оставалось восемь. На дороге мы прибавили шагу. Мы не разговаривали и старались успеть за Холмсом, который стремительно двигался во главе группы. Длинные ноги Зайгера позволяли ему идти вровень с дядей. Безмолвные поля были освещены звездами – такое возможно только в деревне, где огни города не заслоняют небо. Наконец я заметил, как за холмом в отдалении струится слабое сияние. Это и был дом Морланда, хорошо освещенный, несмотря на то, что было уже за полночь.
Когда мы дошли до особняка, Тенли велел четырем подчиненным рассредоточиться вдоль здания, наблюдая за выходами. Вчетвером мы подошли к входной двери. Холмс взялся за ручку и тут же понял, что дверь открыта. Он бросил взгляд на Тенли, и тот кивнул ему, как бы давая разрешение двигаться вперед. Сыщик открыл дверь, и мы молча прошли внутрь.
Мы быстро обошли все комнаты первого этажа – там никого не было. Подойдя к лестнице, Холмс прошептал:
– Зайгер, где находится кабинет Морланда?
– Наверху справа, – ответил мальчик.
– Показывай дорогу.
Мы поднялись по лестнице. Я заметил, что по мере продвижения наверх Тенли вышел вперед. Вряд ли Зайгер понял, что произошло, уж больно внимательно он смотрел по сторонам, чтобы ничего не упустить.
Наверху Зайгер указал на ближайший дверной проем, из-за которого в темный коридор струился свет. Холмс кивнул и сделал шаг к двери. Я как раз подошел к нему, когда он спросил:
– Куда-то собираетесь, мистер Морланд?
В свете единственной горевшей настольной лампы было видно, как Морланд собирает бумаги в полевую сумку. Он посмотрел на нас с раздражением – ни удивления, ни чувства вины в его взгляде не было.
– Меня вызвали в Манчестер. Мне немедленно нужно уехать. Семейные дела.
– Ну, это вряд ли, – ответил Холмс. – Видите ли, София Вилкис все нам рассказала.
Зайгер бросил на дядю взгляд, однако не выказал удивления и ничем не выдал, что Холмс лжет.
– Все? – переспросил Морланд. – Это о чем же?
– Об убийстве ее отца. О том, как вы его спланировали и помогли его ей осуществить. О том, как вы обманом выманили его в темное место, утверждая, что собираетесь провести церемонию, а потом убили его в ходе ритуала. О том, как переодели его в обычную одежду, усадили в яму и перерезали ему горло.
– Убили в ходе ритуала? – повторил Морланд. – Да вы в своем уме? Не сомневаюсь, что девчонка совсем спятила, но все, что она рассказала обо мне, – неправда. Да я привлеку ее к ответственности за клевету! И вас тоже.
– Конечно, она рассказала нам далеко не все, – продолжал Холмс. – По крайней мере, пока. К примеру, нам не известно, кому принадлежала Рука Славы: ей или вам.
Известие о дьявольском амулете, использовавшемся при убийстве, потрясло Морланда. Он понятия не имел, что мы его обнаружили. По его мнению, он все еще лежал в пустой конюшне.
– Рука Славы? – спросил он. – О чем вы говорите? – И он потянулся к столу за бумагами. Холмс и Зайгер подняли оружие чуть выше. Заметив это, я поступил так же.
– Отойдите от стола, – приказал Холмс. – Сейчас же, – добавил он повелительным тоном.
Морланд с улыбкой поднял руки и сделал шаг назад.
– Уотсон? – обратился ко мне Холмс.
Я вышел вперед, стараясь не заступить на линию огня, и открыл ящик стола, к которому тянулся Морланд. Внутри на кипе бумаг лежал пистолет, маленький, но смертельно опасный. Было очевидно, что его недавно чистили, – оружейное масло растеклось по бумагам.
Вытащив пистолет, я положил его в карман и отошел.
– Вы не размышляли о зашифрованном послании от Софии? – продолжил свою игру Холмс. – С чего бы ей писать вам и пытаться заманить вас в ловушку, если она ничего нам не рассказывала?
– Послание от Софии? – переспросил Морланд. – Вы имеете в виду эту околесицу, которую мне доставил днем грязный цыганенок? Это и есть зашифрованное письмо, которое было призвано заманить меня в ловушку? Мистер Холмс, да это же смешно. Безусловно, если бы я смог понять, что там написано, то пришел бы на встречу и ваши подозрения оправдались бы. Но я на встрече не появился, поскольку не знаю этого шифра, что подтверждает мою невиновность.
– Вы никуда не пошли, потому что вас предупредил констебль Ворт, – ответил Холмс, заметив, что Морланд прищурился. – У нас имеются и показания Ворта. Видите ли, вас действительно поймали с поличным, – добавил он. – Мы даже изъяли одежду убитого, а также предметы, которые были в нее завернуты, из ваших конюшен.
Морланд притих. Его лицо ничего не выражало. Наконец он произнес нерешительно:
– Одежду? У меня в конюшнях? Понятия не имею, о чем вы говорите. Если вы что-то нашли в служебных помещениях, то это принадлежит не мне, а кому-то другому. Может, сумасшедшей Софии или кому-то из ее людей. А может, тому грязному мальчишке, который доставил записку.
– Да вот же он, – сказал Тенли, кивая в сторону Зайгера. – Это он доставил вам записку. А вы не так уж умны, как думаете. Даже не поняли, кто перед вами.
– Это вы не блещете умом, инспектор, – заявил Морланд. – Ворвались в мой дом, держите меня на прицеле и не даете мне осуществлять правомерную деятельность, основываясь на каком-то нелепом рассказе сумасшедшей, которая, по всей видимости, убила собственного отца и с тех самых пор пытается скрыть свою вину и очернить других! Я скоро стану пэром Англии. Со мной нельзя так обращаться!
– Пэром Англии? – переспросил Холмс. – Вот уж вряд ли, мистер Морланд. Или лучше обращаться к вам как к барону Эннесфреду Кроллу?
Морланд отступил назад. На мгновение он как-то обмяк, но затем взял себя в руки. Глаза его широко распахнулись, и он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог издать ни звука.
– Барон Кролл, нам действительно все известно, – сказал ему Холмс. – Мы знаем, кто вы такой. Знаем, что двадцать лет назад вы стали скрываться под именем Морланда, когда тот погиб в Германии. Нам известно, что вы получили причитавшиеся ему наследство и титул. Мы знаем, что вы вели дела Морландов из Германии.
Нам также известно, что там вы познакомились с Софией. Тогда вы поняли, что она увлечена сатанизмом и что ее отец не одобряет убеждения дочери. Мы знаем, что, вернувшись сюда, вы принялись скупать земли, чтобы заполучить обширные территории на северо-восточном побережье Англии, скрытые от наблюдения, которые в будущем можно было бы использовать в качестве тайного убежища для немецких солдат на тот случай, если произойдет вторжение.
И конечно, нам известно, что мой брат помешал осуществлению ваших планов, когда отказался продавать свое крупное поместье, располагающееся прямо в центре этой области. Вы никак не рассчитывали на сопротивление, верно, барон Кролл? Все владельцы земель должны были тут же согласиться на ваши щедрые предложения, финансируемые казной Германии. Мы знаем, что вы манипулировали Софией, чтобы она убедила отца приехать сюда, а затем помогли ей убить его, воспользовавшись железным кинжалом с германской символикой и жуткой Рукой Славы.
Как видите, барон Кролл, нам все известно. И этой информацией мы обладаем уже довольно давно. Есть такая поговорка: «Дай дураку веревку, а он уж найдет, как повеситься». У вас в Германии нет похожего выражения? В общем, вы сами себе подписали приговор, когда оказались замешаны в убийство.
На лестнице, а затем и в коридоре послышались шаги. В комнату, тяжело дыша, вошел Вильям. Я знал, что он должен был оставаться с Софией, и теперь недоумевал, размышляя, что же могло привести его сюда.
– Ну? – спросил Холмс.
– Нашли ее мертвой, – ответил Вильям. – В палатке. Горло перерезано. Никто ничего не слышал и не видел. По крайней мере, они так говорят.
Холмс выругался и поймал мой взгляд. Мы оба поняли, куда отправился Морланд днем, когда никто за ним не следил. Я знал, что Холмс считает себя ответственным за ее гибель. Морланд – точнее, барон Кролл – улыбнулся и сказал:
– Полагаю, что в отсутствие свидетеля все попытки связать мою личность с этим убийством потерпят крах. – Он сделал шаг вперед: – А теперь, инспектор, как я и говорил, мне нужно собираться. Семейные дела. Не понимаю, с чем связаны ваши домыслы в отношении моего якобы немецкого гражданства, но могу заверить вас, что в том случае, если вы не отступитесь, я сделаю все от меня зависящее для предъявления вам соответствующих обвинений. Я ясно выразился?
Тенли улыбнулся:
– Барон Кролл, неужели вы думаете, что я позволю вам выйти отсюда? Да я…
Но не успел он договорить, как Кролл повернулся, припал к полу и потянулся к нижнему ящику стола. Открыв его, он тут же вскочил на ноги, поднимая кверху еще один пистолет. Я не мог точно сказать, куда он собирается целиться, и мне не было видно, готов ли он нажать на курок. Но я тут же понял, что он весьма опасен, и потому не стал даже колебаться.
Я выстрелил дважды. Первая пуля прошла через его поднятое запястье – пистолет закрутился на указательном пальце, а потом упал на пол. Стука об пол слышно не было, потому что я выстрелил во второй раз. На сей раз пуля попала барону Кроллу в колено. Пребывая в шоковом состоянии, он повернулся ко мне, а затем стал медленно оседать на пол. Я подошел ближе, оттолкнул его в одну сторону, а упавшее оружие – в другую.
– Отлично сработано, доктор Уотсон! – воскликнул Зайгер. – Просто отлично!
Я прочистил горло.
– Обычно Холмс предпочитает не решать дела таким образом, – произнес я. – Впрочем, подозреваю, что если бы я позволил злодею выстрелить в кого-либо из детей, а то и в деверя Роберты Холмс, она бы сама меня застрелила. А я ехал в Йоркшир вовсе не затем, чтобы найти новых прекрасных друзей, а потом хоронить их.
Часть восьмая
Воссоединение семьи
Когда мы подъехали к сельской тюрьме, Холмс на мгновение задержался у входа, оглядывая высокое здание.
– Так вы говорите, это большое здание было построено на средства сэра Клайва Оуэнбая? – спросил он.
Тенли улыбнулся ему и ответил:
– Да, сэр Клайв живет в Йоркшире.
– Вы также упомянули, что он – близкий друг моего брата Майкрофта, – продолжил сыщик.
– Да, они знакомы, – подтвердил инспектор. – А это важно?
– Предполагаю, – сказал Холмс, – что за возведением этого здания лежит та же идея, что и за попытками барона Кролла организовать в Йоркшире миниатюрную немецкую территорию. Этот форпост будет стоять здесь, пока в нем действительно не возникнет нужда. По настоянию моего брата сэр Клайв выделил средства на вроде бы ничем не примечательную крепость. Однако не сомневаюсь, что здесь имеются любопытные секреты – быть может, потайной подвал, а то и несколько. Или там хранится королевское оружие, чтобы жители могли противостоять немецким захватчикам по первому же уведомлению?
Тенли оглянулся, чтобы убедиться, что Кролл достаточно далеко.
– Я бы не стал утверждать ничего конкретного, мистер Холмс, но если здесь и есть какие-то тайны, то они настолько хорошо укрыты от посторонних глаз, что ни констебль Ворт и ему подобные, ни немцы никогда об этом не догадаются.
Когда мы добрались до верхнего этажа, Шерринфорд как раз беседовал с Холдером и Джейкобсом. Констебль Ворт сидел в своей камере на койке, положив голову на руки. В коридоре рядом с доктором Дальтоном, окруженный людьми Тенли, стоял барон Кролл – Дальтона вызвали обработать раны Кролла. За толпой сердитых жителей Йоркшира во главе с мрачным доктором Кролла практически не было видно. Шерринфорд сделал шаг вперед, обнял сыновей, а затем заключил в крепкие объятия Холмса, высвободив его только затем, чтобы пожать ему руку. Я подошел к Шерринфорду, протягивая руку, но он обнял и меня. Затем он повернулся к Тенли:
– Ворт ни слова не сказал с тех пор, как попал сюда. Холдер и Джейкобс объяснили мне все сами. Но что случилось после?
Мы рассказали Шерринфорду о стычке в доме Морланда и убийстве Софии. Узнав о жестоком убийстве девушки, Ворт застонал, а Шерринфорд наклонился в сторону, чтобы взглянуть на Кролла. Увидеть немца ему не удалось – крупные сельские жители загораживали обзор.
– Думаю, Ворта можно освободить под залог, – внезапно заявил Холмс, ко всеобщему удивлению.
– Но почему, мистер Холмс? – спросил Тенли. – Если оставить их вдвоем, наверняка мы услышим что-нибудь изобличающее.
– Возможно, – ответил сыщик. – Вот только барон Кролл наверняка постарается не вступать с Вортом в контакт. Убийства Вилкиса и его дочери – лишь часть общей картины. Он же немецкий агент. Возможно, Майкрофт решит, что будет лучше, если его следы затеряются в какой-нибудь тюрьме, что приведет немцев в замешательство, поскольку план по захвату территорий провалится. А быть может, будет принято решение судить Кролла за убийство Огастеса Морланда, однако ограничить при этом объем обнародованной информации. В любом случае, сейчас нужно изолировать барона ото всех.
Мы согласились с прославленным детективом.
– Уверен, – добавил Холмс, бросая взгляд на Ворта, – его можно освободить, не опасаясь утечки информации. В конце концов, о его участии в произошедшем известно только нам. Он совершенно разбит. Думаю, он понимает, как лучше поступить. Вряд ли он станет рассказывать о событиях, которые бросили тень на его репутацию. Уверен, мы можем рассчитывать на его осмотрительность.
Ворт, который, невзирая на отчаяние, по всей видимости, внимательно нас слушал, прямо-таки подпрыгнул на месте.
– Обещаю вам, господа! – возопил он. – Ничего никому не скажу. Я свой урок усвоил.
– Конечно, – непринужденно продолжил Холмс, – с этого момента вам придется отказаться от поста констебля, и еще долгое время за вами будут внимательно наблюдать.
Ворт уставился на него. Он вдруг понял, что за свободу чем-то придется платить. Несколько раз сглотнув, он уже чуть тише и не так эмоционально сказал:
– Да, сэр. Конечно. Я все понимаю.
Камеру Ворта открыли, и один из конвоиров – я так и не разобрался, кто из них Холдер, а кто Джейкобс, – вывел бывшего констебля наружу, убедившись, что они с Кроллом не пытаются вступить в контакт. После его ухода барона поместили в центральную камеру. Холмс на мгновение задержался, молча глядя на заключенного. Тот злобно посмотрел на него.
Холмс нагнал нас в коридоре, оставив немца под охраной одного из наших ночных спутников. Внизу в беседе со своими людьми Тенли акцентировал внимание на том, что все произошедшее должно остаться в секрете вне зависимости от того, какую версию им доведется услышать в ближайшее время. Сознательные граждане Британии согласились и вышли.
– Отправлю телеграмму в Лондон и сообщу вашему брату обо всех подробностях, – сказал инспектор. – А вы отведите мистера Шерринфорда Холмса обратно к семье.
Тенли пожал руку каждому из нас и вернулся внутрь. Я оглянулся и увидел неподалеку Гриффина. Было уже три ночи, а он, как обычно, сидел на козлах, не выказывая никаких признаков усталости. Подойдя к нему, я спросил, может ли он отвезти нас обратно на ферму Холмсов. Он молча кивнул. Мы тут же сели в экипаж и отправились в путь.
Когда мы приехали, Роберта еще не ложилась. Она была счастлива, что муж и сыновья вернулись невредимыми, и не успокоилась, пока мы все ей не рассказали. Нам пришлось даже несколько раз отказаться от ее предложения не дожидаться завтрака и устроить пир прямо сейчас. Наконец, когда заря осветила небо, нам удалось добраться до кроватей, чтобы вздремнуть, – всем, кроме Холмса и Зайгера.
Если Зайгер хоть немного походил на дядю, ему наверняка хватало для сна всего пары часов, так что вряд ли бессонная ночь утомила их. Не знаю, о чем говорили эти двое, но уверен, что они обсуждали мельчайшие подробности случившегося. Думаю, в разговоре они коснулись и будущего, которое выбрал для себя Зайгер.
Мне известно, что в том же году в возрасте шестнадцати лет Зайгер поступил в Оксфорд. Решающим фактором зачисления стали его интеллектуальные способности, хотя, возможно, помогло и влияние дядюшек. Уже в 1899 году Зайгер окончил курс и немедленно обратился к Холмсу с просьбой взять его в ученики, чтобы овладеть навыками, необходимыми консультирующему детективу. В то время я все еще проживал на Бейкер-стрит. Холмс давно запретил мне публиковать рассказы о его делах, впрочем, ему было известно, что у меня имеются соответствующие исчерпывающие записи. Он попросил меня никогда не упоминать в них Зайгера – скорее всего, чтобы уберечь племянника от определенного рода репутации, приобретенной благодаря появлению на страницах популярного издания.
В октябре 1903 года Холмс попал в довольно сложную ситуацию – неожиданно скончалась Ирен Адлер. Я никогда не упоминал в опубликованных отчетах, с каким уважением Холмс относился к Ирен, которая в конце 1890 года стала вдовой Годфри Нортона. В 1891 году появилась на свет дочь Годфри, из-за чего Ирен пришлось оставить карьеру оперной певицы. Холмс встретился с ней снова вскоре после своего исчезновения у Рейхенбахского водопада. В 1892 году у Ирен появился на свет сын Скотт. После того как в 1894 году Холмс вернулся в Англию, мы несколько раз виделись с ней. Ее состояние пришло в упадок, и в конце 1890-х она вышла замуж за богача, который вскоре умер.
В течение последующих лет мы виделись еще несколько раз. В конце концов Ирен вместе с семьей переехала в Черногорию – к тем местам она питала особые чувства. В 1901 году она вышла замуж в третий раз. Ее нового супруга звали Вукчич, что приблизительно переводится как «волчонок». У Вукчича тоже был ребенок, мальчик. До самой смерти Ирен оставалась в Черногории.
Поначалу, основываясь на рассказе короля Богемии, я думал, что Ирен Адлер – авантюристка. Но, узнав ее с течением лет поближе, я понял, что это женщина с высокими моральными устоями, которую король попросту оклеветал. Поскольку данный документ наряду с остальными моими записями еще семьдесят пять лет будет храниться в банке «Кокс и компания», думаю, я могу подробно рассказать о том, что случилось после смерти Ирен, а также пояснить, как эти события относятся к Зайгеру, не запятнав имя этой дамы.
Я никогда не забуду октябрь 1903 года, когда Холмс попросил навестить его на Бейкер-стрит. К тому времени я уже женился снова и жил неподалеку на Куин-Энн-стрит. Там мне удалось снова приступить к частной врачебной практике. Когда я вошел, знаменитый детектив сидел в кресле у огня и курил трубку. На полу гостиной лежали упаковочные коробки.
– Куда-то собираетесь? – спросил я Холмса.
– Решил отойти от дел.
Не успел я обдумать это странное и неожиданное заявление – ведь сыщику тогда было только сорок девять, – как он протянул мне телеграмму, в которой сообщалось о гибели Ирен в железнодорожной катастрофе. Я задумался о последствиях: некоторые были очевидными, о некоторых я не должен был знать, но догадался самостоятельно.
– А как же ее дети? – спросил я.
– С ними все в порядке, – ответил Холмс. – Дочь решила остаться в Черногории. А сын… приедет сюда через пару дней. – Он сделал паузу, а затем произнес: – Уотсон, я должен вам кое-что рассказать об этом мальчике.
Мой друг беспокойно поерзал; казалось, ему неловко. Таким я видел его всего лишь несколько раз: когда он извинялся за то, что заставил меня поверить, будто его отравил Калвертон Смит; когда Холмс вернулся после трехгодичного отсутствия, в то время как я считал его погибшим, и еще в паре случаев. Сейчас я не видел никакой причины заставлять друга страдать.
– Я все знаю, старина, – произнес я. Он даже не посмотрел на меня. – Я знаю, что это ваш сын.
Мы оба замолчали. Знаменитый сыщик не стал спрашивать, откуда мне это известно. Мы больше никогда это не обсуждали, и даже теперь я не знаю всех подробностей. Да, в общем-то, и не хочу их знать.
Спустя мгновение мой друг заговорил. Он рассказал, что в последнее время усиленно работал над делами, которые ему поручил Майкрофт, в особенности над теми, что касались внешнеполитической деятельности Британии, в частности в отношении Германии. Приблизительно в течение года Майкрофт уговаривал брата стать штатным агентом теневого департамента, находившегося под контролем Майкрофта, поскольку все отчетливее вырисовывалась перспектива войны с Германией. Приезд мальчика позволил бы Холмсу принять условия Майкрофта, хоть и с рядом ограничений.
Прославленный детектив собирался немедленно объявить о своем уходе от дел и уехать в Суссекс, в местечко неподалеку от Бичи-Хед. Несколькими годами ранее, в ходе одного из расследований, он приобрел там небольшой коттедж на побережье. Впрочем, в качестве лондонского убежища ему удалось оставить за собой комнаты на Бейкер-стрит. Миссис Хадсон дала согласие переехать вместе с ним в Суссекс, чтобы помочь позаботиться о мальчике. Более того, мой друг собирался разводить пчел.
Чтобы создать полную иллюзию ухода Холмса от дел, я должен был снова приступить к публикации отчетов о его делах в журнале «Стрэнд» (правительство обратилось к изданию за помощью, и там с радостью согласились возобновить выпуск, предвкушая получение невиданной прибыли). Мой старый друг и литературный агент Конан Дойл уже был в курсе дел и тоже был готов помочь. Первым опубликованным рассказом должен был стать «Пустой дом», повествующий о возвращении Холмса в 1894 году. При этом я должен был упомянуть, что великий сыщик отошел от дел и произошло это якобы потому, что я получил разрешение возобновить публикацию.
И вот уже через день Холмс укрылся в Суссексе. Вскоре после этого Скотт Адлер Холмс прибыл в новое жилище отца.
Я присутствовал при встрече моего друга и не по годам развитого одиннадцатилетнего мальчика.
В течение предыдущих лет они встречались несколько раз, но я так и не понял, осознал ли Скотт, что Холмс – его отец, еще до смерти матери и зачитывания завещания. Хлопоты миссис Хадсон позволили мальчику почувствовать себя как дома, да и я постарался поприветствовать его от всей души. Впрочем, вряд ли кто-то подбадривал его лучше, чем кузен Зайгер Холмс.
К тому времени Зайгер уже несколько лет обучался у своего дяди – еще в начале века тот взял себе нескольких учеников. Постепенно из консультирующего детектива Зайгер превратился в агента. Он выполнял поручения как дяди Майкрофта, так и брата Банкрофта, который уже приобрел в британском правительстве определенный авторитет. В ходе переезда Холмса в Суссекс Зайгер постоянно был поблизости.
В ту пору поджарому высокому Зайгеру было уже двадцать три и он выглядел точь-в-точь как дядя Шерлок. Впрочем, ему удалось сохранить юношеский энтузиазм – думаю, именно это и сблизило его со Скоттом Холмсом.
Мальчик прекрасно адаптировался. Через пару дней после приезда он познакомился с Майкрофтом и Банкрофтом. В ноябре я отправился с ними в Йоркшир – там Скотта тепло приняли остальные члены семьи. То, что Роберта отнеслась к мальчику по-матерински, незамедлительно окружив его любовью, которой полнился ее дом и благодаря которой ей удалось воспитать трех прекрасных сыновей, согрело мне душу. Когда мальчик стал постарше, а Холмсу пришлось отлучаться, занимаясь расследованиями, Скотт б́ольшую часть времени проводил в Йоркшире. Роберта стала ему второй матерью, как когда-то – его отцу.
В тот ноябрь мы в последний раз собрались все вместе – семейство Холмсов и я, ставший им почти родственником. Позднее, еще до войны, членов семьи разбросало по миру, и собрать всех снова не было возможности.
Скотт рос, становилась крепче и его дружба с Зайгером. Тот даже прозвал юного кузена Цезарем за его уверенность в себе. К тому моменту и Скотт стал выказывать блестящие дедуктивные способности – это заметили все члены семьи.
Зайгер в 1907 году открыл собственную практику консультирующего детектива, которая снискала необычайный успех. Впрочем, его удручало, что многие, завидев на вывеске имя Холмса, ожидали, что услуги им будет оказывать сам Шерлок. Тогда-то он и понял, почему его брат Банкрофт выбрал себе другую фамилию.
В 1911-м Скотт по неосмотрительности оказался замешан в событиях, которые привели к краху группы, собиравшейся сорвать коронацию короля Георга V. К тому времени девятнадцатилетний юноша уже стал уклоняться от занятий в университете, предпочитая самообразование, – избранный путь позволил ему узнать куда больше. Учитывая заслуги Скотта перед Британией, его официально приняли в департамент Майкрофта Холмса. Там они с Зайгером составили уникальную команду, которую никто не мог превзойти в поиске информации для британского правительства в преддверии военных действий.
Работая в тандеме, двое молодых людей исколесили Европу. Зайгер частенько использовал псевдоним «мистер Бриджес», вымышленную фамилию брата Понс на английский манер. Скотт обычно скрывался под своим прозвищем Цезарь, либо именами других римских предводителей в сочетании с вариациями слова «волк» (Вульф) в качестве фамилии. Их подвиги и выходки в ту пору стали настоящей легендой, и хоть они частенько выводили из себя Майкрофта Холмса и Банкрофта Понса, никто не мог с ними тягаться в мастерстве.
Все это продолжалось до тех пор, пока не началась Первая мировая война. Я оставался в Суссексе вместе с Холмсом до конца августа 1914 года, когда Зайгер как раз приехал навестить дядю. Оба они понимали, что их беседа станет последней мирной встречей на ближайшее время. Холмс только-только вернулся после долгого путешествия по США и Великобритании под личиной Олтемонта, ирландского вольнодумца и немецкого агента. Конец его мастерскому перевоплощению пришел за несколько недель до этого, после ареста злодея фон Борка.
Зайгер заявил, что после войны хотел бы возобновить частную практику, но под псевдонимом, чтобы не зависеть от репутации дяди, как раньше. По всей видимости, он спрашивал у Холмса разрешения отступить от фамилии. Мой друг предложил племяннику воспользоваться вымышленным именем на основе его тяготения к вымышленной фамилии Банкрофта, которой тот пользовался в Министерстве иностранных дел. Они попробовали несколько вариантов, прежде чем Холмс предложил нечто действительно привлекающее внимание, припомнив комментарий, сделанный им в конце йоркширского расследования в июне 1896 года. Зайгер решил, что возьмет имя, предложенное Шерлоком Холмсом: Солар Понс.
Конечно, до этого оставались годы. В ходе той утренней беседы в Йоркшире, когда все остальные спали, вряд ли Холмс и Зайгер подозревали, что ждет их обоих. Нам предстояли и взлеты, и падения. Нам также еще предстояло узнать, что в октябре того же года барон Эннесфред Кролл совершит побег из-под ареста, вернет себе свое имя и позднее станет так же досаждать Зайгеру, как и профессор Мориарти – Холмсу.
В то утро я встал довольно поздно, и был совершенно обескуражен, посмотрев на часы. В спешке одевшись, я сбежал вниз. Роберта никоим образом не выказала своего отношения к тому, что я так долго спал. Они с Шерринфордом и Вильямом поднялись с рассветом, чтобы приступить к повседневным делам, а Холмс и Зайгер уже отправились проверить заключенного.
Чуть позднее утром, когда я как раз заканчивал поздний завтрак, во дворе послышалось какое-то волнение. Роберта наклонилась и сказала:
– Вам лучше выйти, доктор Уотсон.
Выбравшись на солнце, я увидел, как несколько человек выходят из крепкой двуколки Гриффина. Когда мои глаза привыкли к свету, я узнал Холмса и Зайгера. За ними неуклюже шли Майкрофт Холмс и похожий на него молодой человек, который мог быть только Банкрофтом.
Шерринфорд и Роберта поприветствовали своего блудного сына. Вильям и Зайгер расплылись в улыбке, а Майкрофт кивнул мне. Как только Банкрофт освободился, он подошел ко мне и представился:
– Банкрофт Понс, доктор. Приятно познакомиться.
– И мне, – ответил я, пожимая ему руку.
– Банкрофт Холмс, – уточнила мать. – Теперь ты дома, а это глупое имя оставь для Лондона.
– Как пожелаешь, – ответил Банкрофт.
Мы вошли внутрь, и Роберта принялась хлопотать по дому, приготавливая закуски и напитки. Я был не так уж голоден – в конце концов, я только что перекусил, – но все-таки съел кусочек аппетитного бисквитного кекса. За столом обсуждали события прошедших дней. Майкрофт и Банкрофт объяснили, что им удалось покинуть Лондон на поезде специального назначения, как только они получили телеграмму Тенли, в которой были описаны подробности ареста барона Кролла.
– Насколько я понимаю, брат, ты оказался полезен, – сказал Банкрофт Зайгеру.
– Он прямо-таки оказался мостиком к свету, – сказал Холмс, и его младший племянник комично раздулся от гордости.
Банкрофт фыркнул.
– Мостик к свету, да уж! Если бы ты только подходил к учебе с тем же рвением, как к своему будущему призванию детектива!
– Кстати, Уотсон, – сказал Холмс, меняя тему разговора, – барон Кролл пытался прошлым вечером покончить с собой.
Я удивился:
– Да? Но как?
– Охрана думала, что он спит, а он тем временем делал петлю из простыни. Впрочем, эту попытку удалось предотвратить.
– Тем лучше, – сказал Майкрофт. – В конце концов нам придется его отпустить, но сначала мы получим всю необходимую нам информацию.
Барон Кролл пребывал в камере в течение нескольких месяцев. Тенли и сотрудники департамента, которых прислали из Лондона, тщательно его допрашивали. Для надежности его не стали переводить в более крупную тюрьму. Однако еще до того, как барона собрались выслать в Германию, ему удалось бежать.
Крупный Майкрофт, сидевший в маленьком кресле, сменил положение.
– Барон Кролл, по всей видимости, питает отвращение к имени Холмсов.
– И к фамилии Понс, – добавил Банкрофт. – Когда мы представились, он, конечно, запомнил наши имена, но выказал ту же ненависть, что и к дяде.
– Понс, Понс! – воскликнула Роберта. – Лучше бы ты никогда не пользовался этим именем.
– По крайней мере, мальчик ведет себя честно, – сказал Шерринфорд, заговорив впервые за долгое время. С тех пор как мы вошли, он с нежностью оглядывал членов семьи.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Зайгер.
– Не он первый скрывается под этим именем, – ответил Шерринфорд. – Я и сам пользовался им несколько лет назад.
Роберта и Майкрофт, не сговариваясь, бросили на него взгляд, словно о чем-то предупреждая. Но Шерринфорд продолжал, словно ничего не заметив:
– Возможно, Вильям кое-что и помнит. Более того, мне известно, что Банкрофт в курсе подробностей. Но ты, Зайгер, никогда об этом не слышал. В восьмидесятом году, как раз перед твоим рождением, я оказал дяде Майкрофту небольшую услугу.
Зайгер выпрямился, насторожившись. Я взглянул на Холмса – могу утверждать, что и он никогда не слышал этой истории.
– Не буду вдаваться в подробности, – продолжал Шерринфорд, – но меня попросили отправиться в Прагу. Там я выполнял поручение правительства – доставлял послание королевской семье Богемии. И чтобы замаскировать свою деятельность, я путешествовал вместе с семьей. Вильяму было лишь девять, Банкрофту – около семи. Ну а твоя мать была отягощена заботами о тебе, Зайгер, – мы вот-вот ожидали твоего рождения.
– Не самое подходящее время для путешествий, – пробормотала Роберта. – Впрочем, признаю, что Прага – приятный городок…
– В любом случае, – сказал Шерринфорд, – я выполнил свою задачу. Впрочем, должен сказать, что такого рода интриги мне не по душе. Пусть этим занимаются те, кому это нравится. А когда мы были в Праге, как раз родился ты, Зайгер.
– Я этого не знал, – тихо сказал юноша.
– И я, – отозвался Холмс. – Насколько припоминаю, я приезжал в Йоркшир примерно через месяц после рождения Зайгера. Вы все тогда были дома, словно никуда не уезжали, и никто даже словом не обмолвился о поездке в Прагу.
– Уверен, ты понимаешь, Шерлок, к чему такая секретность, – перебил его Майкрофт. – Как и ты, Шерринфорд. Думаю, беседу стоит завершить.
– Странно, – продолжал мой друг, игнорируя просьбу брата, – когда я встретил короля Богемии, он даже не упомянул о том, что знает моего брата.
– Видишь ли, ему не было известно, что я – твой брат, – ответил Шерринфорд. – Я отправился в поездку под видом Асената Понса, консульского чиновника. А уже много лет спустя, когда Банкрофт стал работать на Майкрофта, он, должно быть, ознакомился с отчетом и тоже решил взять себе это имя.
– А я-то полагал, что ты сам его придумал, – обратился Зайгер к брату, но тот ничего не ответил.
– Да и я тоже, – сказал Холмс. – Как образовалась фамилия Понс из имени Шерринфорда, мне понятно. Но вот оценит ли наш старый сумасшедший кузен Асенат тот факт, что ты присвоил его имя для этой цели?
– Он об этом никогда и не узнает, – усмехнулся Шерринфорд. – Безопасность, понимаешь ли.
Майкрофт снова прервал брата, настаивая на том, чтобы беседу прекратили. Зайгер и Банкрофт присоединились к разговору, пытаясь выразить свое мнение, как и Холмс с Шерринфордом. Даже Вильям принял в нем участие. Я же лишь наблюдал за тем, как комната буквально полнится напряжением от столкновения личностей и интеллектуальных способностей двух поколений братьев Холмс. Обратив внимание на Роберту, которая сидела рядом и тоже наблюдала за ними, я увидел, как ее красивое лицо прямо-таки светится от гордости.
– Есть в них что-то изумительное, правда, доктор? – тихо спросила она.
– Действительно, – ответил я. – А вам удалось создать для них изумительный дом.
– Спасибо, – поблагодарила она меня, а затем, чуть повернувшись в мою сторону, добавила: – Считайте, что это и ваш дом, ведь вы почти член нашей семьи.
Серьезным взглядом она удержала меня от вежливого возражения, готового сорваться с моих губ. Я взглянул на остальных – они спорили и добродушно поддразнивали друг друга. И тогда я понял, что буду на самом деле счастлив, если смогу иметь к ним хоть какое-то отношение.
– Благодарю вас, – ответил я Роберте. – Быть членом вашей семьи – действительно приятно.
Она похлопала меня по руке и снова повернулась в сторону мужчин, сидевших за столом. Я вдруг понял, что проголодался куда сильнее, чем думал, и потянулся за еще одним кусочком кекса.