За время моего долгого партнерства с Шерлоком Холмсом я видел, как великий детектив на моих глазах распутал множество темных тайн. Но лишь некоторые из них внушали мне такое глубокое чувство ужаса, как это дело, начавшееся с неожиданного визита мрачным ноябрьским вечером.

Внизу зазвонил дверной звонок, затем на лестнице раздались быстрые шаги.

– Кто бы это мог быть? – удивился Холмс. – У нас сегодня не назначены посетители.

Он шагнул на лестничную площадку, куда вскоре поднялась темноволосая молодая женщина лет двадцати пяти в скромном наряде мышиного цвета.

Она выглядела чересчур прилежной, как библиотекарша, которая проводит свои дни в хорошо знакомом, уютном, тихом мире книг. Но сейчас на ее лице читалось выражение страха и горя. Посетительница крепко прижимала к груди газету.

Мой друг указал ей на свободный стул.

– Мистер Холмс! – воскликнула гостья. – Мне очень жаль, что я так внезапно оторвала вас от дел. Но я в чрезвычайном отчаянии, и никто, кроме вас, не сумеет помочь мне в столь необычной и запутанной проблеме. – Она решительно посмотрела на Холмса, как будто собирая все свои силы, чтобы убедить его.

– Мадам, я понимаю, что у вас трудности, – сказал сыщик мягко, – как и у многих посетителей, которые обращаются ко мне за услугами. Это мой коллега, доктор Уотсон. В его присутствии вы можете говорить так же откровенно, как и наедине со мной.

– Меня зовут Виктория Симмондс, – представилась наша гостья, на мгновение овладев собой. Но уже в следующую минуту она судорожно вздохнула, будто готовясь вот-вот расплакаться. – Мне нужна ваша помощь, чтобы спасти сестру. Спасти от того, что происходит в доме, из которого она только что прислала мне жуткое письмо. Спасти от невыразимого ужаса, который недавно толкнул нашу общую с ней подругу к смерти.

Виктория Симмондс протянула нам газету. Это был вечерний выпуск, и буквально полчаса назад я прочитал указанную гостьей статью: молодая женщина бросилась под колеса мощного локомотива, прибывавшего на станцию Юстон. Она умерла страшной смертью на глазах у множества испуганных очевидцев, толпившихся на платформе, с которой женщина только что прыгнула. При обследовании обезображенного трупа был обнаружен русский паспорт. Полиция просила откликнуться всех, кто знал женщину.

– Ее зовут Софья, и мы обе – моя сестра Анджела и я – с ней дружили. Софья жила в «Либерти-хаус», том самом пансионе, куда сейчас переселилась Анджела. – Виктория Симмондс замолчала, чтобы сдержать подступившие слезы, затем продолжила: – Вчера Софья неожиданно пришла в мою квартиру в Блумсбери, беспрерывно рыдая. Я была очень удивлена, увидев ее, поскольку считала, что сейчас она в России, куда недавно уехала. Софья умоляла меня позволить ей остаться на ночь, всего на одну ночь, потому что была в отчаянии и по какой-то причине не могла вернуться в «Либерти-хаус», который служил ей пристанищем в Лондоне. Я спросила, что там случилось, но она умоляла меня не заставлять ее говорить об этом сейчас и пообещала рассказать обо всем утром. А теперь в «Либерти-хаус» живет моя сестра Анджела… – Гримаса боли исказила черты лица Виктории Симмондс, она, казалось, снова была близка к тому, чтобы расплакаться.

Наша гостья продолжила рассказ. Она не видела никакого смысла требовать немедленного ответа от Софьи, чей английский к тому же был небезупречен, и поэтому решила подождать до утра. Всю ночь Виктория просыпалась от звука рыданий Софьи в соседней комнате – приступы судорожного плача подруги все больше тревожили нашу клиентку. Около пяти утра Виктория Симмондс наконец погрузилась в глубокий сон. А когда она поднялась с постели, то обнаружила, что гостья уже покинула квартиру.

– Итак, вы не получили никаких объяснений ее страдания? Неужели она не оставила даже записки? – осведомился Холмс.

– Действительно, Софья оставила записку. Но не для меня. Послание было адресовано еще одной русской женщине, с которой все мы знакомы. Единственная строчка была написана латиницей, но, очевидно, состояла из русских слов. Так как я не знаю русского, то не была уверена, надо ли захватить записку с собой.

Холмс бросил на посетительницу резкий внимательный взгляд.

– Я полагаю с достаточным основанием, что ее изучение было бы весьма полезным, – сказал он. – Я мог бы попросить одного специалиста перевести текст.

Вместо ответа Виктория Симмондс вернулась к своему рассказу:

– Затем я ушла, чтобы провести уроки – я преподаю биологию в женском колледже. И по пути домой… – Ее лицо снова исказила боль. – По пути домой я увидела это. – Она шлепнула ладонью по газете, как будто та была ненавистным врагом. – А когда вернулась к себе, нашла записку от Анджелы, в которой сестра сообщала, что окончательно переезжает в «Либерти-хаус». Раньше она останавливалась там время от времени, в частности, две последние недели Анджела провела в этом пансионе, но в основном жила у меня в Блумсбери. А теперь… Ее послание испугало меня до дрожи. Я не могу удержать сестру, но боюсь, что решение Анджелы как-то связано с Софьей, вернее, с тем, что заставило ее броситься под поезд. – Девушка посмотрела на Холмса с отчаянием.

– Вы принесли записку сестры? – спросил сыщик.

– Да, она у меня, – ответила Виктория Симмондс и передала Холмсу сложенный лист бумаги. – Пожалуйста, посмотрите сами. Я прочла ее уже слишком много раз. – Виктория Симмондс вздохнула, и слезы выступили у нее на глазах.

Прославленный детектив медленно прочитал письмо:

Мы на мгновение погрузились в полное молчание. В камине горел, потрескивая, уголь. За окном с темнеющих туманных небес на Бейкер-стрит струился могильный мрак.

Холмс сжал губы.

– Это письмо весьма настораживает. Вы понимаете, что Анджела имеет в виду? – Наша клиентка отрицательно покачала головой. – Что касается ужасной смерти Софьи, то не следует строить необоснованных догадок, – продолжил детектив. – Мы не знаем, от чего она бежала, когда прыгнула под поезд: возможно, Софья спасалась от преследования или от какой-либо сложной ситуации, допустим в «Либерти-хаус», из-за которой так страдала, что не могла больше этого выносить. Однако перевод ее записки мог бы пролить некоторый свет на истину. – Холмс посмотрел на мисс Симмондс: – Вы откликнулись на просьбу полиции, разыскивающей тех, кто знал Софью?

– Мистер Холмс, мне нужно спасти сестру. Я пришла к вам как к частному детективу. – Виктория Симмондс сделала акцент на слове «частный». – Если я обращусь в полицию, она отправится прямиком в «Либерти-хаус», и тогда Анджела бог знает во что еще может быть втянута. – Она умоляюще посмотрела на знаменитого сыщика.

Тот прищурился.

– Я думаю, мисс Симмондс, вы помогли бы мне, если бы объяснили, как ваша сестра связана с «Либерти-хаус».

Все началось, как выяснилось, с того, что Виктория Симмондс посетила лекцию в публичной библиотеке Хэмпстеда, организованную Обществом друзей русской свободы. Мисс Симмондс была покорена энергичной молодой русской женщиной, которая поведала о тирании царского правительства в России. На следующую лекцию Виктория привела свою сестру Анджелу. По ее завершении они подошли к этой женщине, познакомились с ней и получили приглашение на встречу сообщества русских изгнанников в Лондоне и их английских сторонников. Впоследствии русская женщина звала их на подобные вечера регулярно. Это была та самая Анна Перовская, которой Софья адресовала записку, оставленную ею в квартире Виктории Симмондс буквально перед своей ужасной гибелью под колесами поезда.

– Можете ли вы объяснить мне, чем вызван ваш интерес к этим встречам русских? – спросил Холмс.

Виктория Симмондс замолчала, задумавшись. Вопрос детектива, казалось, помог ей успокоиться.

– В течение последних лет мы с Анджелой страстно желали освободиться от всех догм и предрассудков, распространенных в тех социальных кругах, где мы воспитывались, – ответила она. – Мы обе, например, получали образование с таким рвением, которое обычно не одобряется у женщин, а также приобрели финансовую независимость, став учительницами. Мы были увлечены борьбой с теми традициями, которые порабощают людей, будь то в Англии или любой другой стране. Усилия народа России являют собой, пожалуй, самый яркий в современном мире пример борьбы против ретроградных идей.

Мы с другом молча слушали рассказ девушки. Будучи старым солдатом и к тому же врачом, я испытывал профессиональный интерес к обществу, которое описывала мисс Симмондс. Насколько я понял, там собирались самые разные люди, которые не желали ходить по струнке, в какой бы стране они ни находились, или те, кому нравилось делать вид, будто они не подчиняются общим правилам.

По словам нашей гостьи, в обществе можно было встретить эмигрировавших русских нигилистов, богатых английских либералов, которые сочувствовали аутсайдерам всех стран, британских социалистов, ученых феминисток, претенциозных поэтов, а также богему любых национальностей – например, итальянских и испанских анархистов, находящихся в бегах и преследуемых своими правительствами. Общество друзей русской свободы, казалось, охватывало самые разнообразные виды деятельности: учебные кружки, групповые чтения, чаепития и суаре для интеллектуалов в Хэмпстеде, Чизике и бог знает где еще. На мой беспристрастный взгляд, они напоминали праздную публику, возбужденно следящую за революционной драмой с собственных совершенно безопасных мест в театре жизни.

Однако Шерлок Холмс проявил некоторую заинтересованность в рассказе мисс Симмондс. Он даже несколько поднял ей настроение, задавая вопросы об упоминаемых клиенткой людях. Беседа о русском обществе действительно отвлекла нас от ужаса, который происходил здесь и сейчас, – судьбы двух молодых женщин, одна из которых погибла во цвете лет под колесами локомотива, а вторая шагнула навстречу чудовищным испытаниям.

По словам Виктории Симмондс, Анна Перовская притягивала сторонников как магнитом. Анна и Анджела сблизились, что вызвало некоторую ревность у Виктории. Анна привела Анджелу в пансион «Либерти-хаус», служивший центром русских политических изгнанников. Гостиница представляла собой комплекс из двух кирпичных домов ленточной застройки, прижатых друг к другу, который общество арендовало у владельца трущоб в одном из переулков Кэмден-Тауна – меньше чем в часе ходьбы через Риджентс-парк от Бейкер-стрит. Усилиями Анны Перовской плату за проживание постояльцев взял на себя благотворительный фонд, созданный графом Кропотским, известным русским изгнанником.

В те времена седобородый добродушный граф был весьма популярен в Лондоне, и я часто читал о нем в газетах. Он сплотил богатых британских спонсоров с целью благотворительной поддержки русских изгнанников и сделал движение против царизма весьма модным.

Наша клиентка посетила «Либерти-хаус» всего пару раз и очень давно не бывала там, поскольку испытывала дискомфорт в этом суровом месте. Обычно в пансионе жил десяток-другой постояльцев. Три раза в неделю они устраивали бесплатные ланчи с последующими политическими дискуссиями для всех желающих. В одной из больших комнат на верхних этажах стояли швейные машины, на которых волонтеры шили платья, чтобы зарабатывать деньги. Мисс Симмондс упомянула, что в коммунах русских радикалов часто устраивались подобные швейные мастерские, причем мужчины выполняли ту же работу, что и женщины. Для меня это выглядело дикостью; Холмс между тем, казалось, схватывал все, что рассказывала клиентка, на лету.

Русские изгнанники, по словам нашей гостьи, были постоянными обитателями пансиона, а среди посетителей часто встречались итальянские, испанские и британские анархисты, поэтому дискуссии обычно велись на ломаном английском. Старший из жильцов, хорошо образованный русский, Иван Мышкин, избегал политических споров. Виктория Симмондс находила его настолько же отталкивающим и неприятным, насколько Анну Перовскую – интересной и привлекательной. Мышкин казался нашей клиентке чванливым и целиком поглощенным собственными знаниями.

Виктория Симмондс поведала, что ее сестра часто оставалась в «Либерти-хаус» на несколько недель в качестве добровольной помощницы. Анджела усердно изучала русский язык и становилась все более глубоким приверженцем дела борьбы с царизмом.

– Ваша сестра рассказывала о каких-либо событиях в пансионе, которые могли ее встревожить? – спросил Холмс.

– Ничего такого, что объяснило бы ее записку, – ответила Виктория Симмондс. – Правда, несколько месяцев назад ее сильно расстроила ужасная ссора в «Либерти-хаус». Я даже порадовалась, что не видела произошедшего.

В те дни Анна отправилась в очередную поездку, которые случались довольно часто. В ее отсутствие один молодой и ершистый русский нигилист развернул бурную дискуссию во время ланча. Он вызывал у всех благоговейный трепет, поскольку совсем недавно совершил дерзкий побег из русской тюрьмы. Анджела рассказала мне, что обычно он издевался над политическими идеями Ивана Мышкина, выставляя их как невнятные и скучные. Молодой нигилист считал, что лучшее революционное воспитание – участие в уличных грабежах. Нападая на богачей, живущих на холмах в Хэмпстеде, подпольщики могли бы учиться наслаждаться опасностью, культивировать ненависть к толстосумам и заодно изыскивать денежные средства для своей борьбы. – Виктория Симмондс вздрогнула и продолжила: – Подобные речи напоминали картины анархистского кошмара, придуманные консервативными газетами. Но, по словам Анджелы, нигилист умело выставил Ивана Мышкина слабаком и невротиком, в то время как сам играл роль человека действия. Отчаянный русский всегда носил с собой обрубок цепи, которым постоянно размахивал, чтобы продемонстрировать готовность к насилию, свойственную, по его мнению, истинным революционерам. В тот вечер, по уверениям Анджелы, он попытался взять на себя роль лидера.

Однако вскоре вернулась Анна Перовская. Она быстро организовала голосование, по итогам которого новому постояльцу было запрещено появляться в «Либерти-хаус». Впрочем, Анджела сомневалась, что молодые обитатели пансиона приняли бы такое решение, если бы Анна не поддержала Ивана.

– Как зовут этого нигилиста? – поинтересовался Холмс, взяв карандаш и блокнот.

– По-моему, Петр Богданович, если не ошибаюсь, – ответила мисс Симмондс. – А почему вы спрашиваете?

– Нам нужно собрать всю возможную информацию, если мы хотим выяснить смысл послания вашей сестры. С вашего разрешения, я хотел бы оставить ее письмо у себя, чтобы тщательно ее изучить, – сказал сыщик. – Завтра я наведу справки о «Либерти-хаус» у некоторых моих хорошо осведомленных знакомых из русской общины эмигрантов. Визит к ним займет у меня целый день. Послезавтра, пожалуйста, приезжайте сюда снова в десять часов утра. И очень прошу вас, привезите записку Софьи.

– Мистер Холмс, мистер Холмс, как вы думаете, вам удастся спасти мою сестру от… от того, что может произойти в этом доме? – спросила Виктория Симмондс дрожащим голосом. – Анджела написала мне, что я должна держаться подальше от пансиона. Софья только беспрерывно плакала, а затем покончила с собой… Вы единственный человек, к которому я могу обратиться. Если бы Анна Перовская была здесь, я пошла бы к ней. Но сейчас она уехала в Таллин. Я в отчаянии.

– Я имею все основания быть уверенным в том, что мы найдем какое-либо объяснение происходящему, – ответил Холмс. – Но не могу обещать, что сумею спасти Анджелу. Как не могу обещать и того, что вы не пожалеете о начатом расследовании, хоть и получите в конечном итоге ответы на свои вопросы. Вспомните: Анджела предупредила, чтобы вы не пытались что-либо выяснять.

– Я не могу оставить ее. Ведь именно я втянула Анджелу в этот кошмар, – сказала Виктория Симмондс. Ее голос звенел от волнения. – Она моя младшая сестра. В записке Анджела утверждает, что я никогда больше не увижу ее среди живых. Я должна сделать все от меня зависящее, чтобы спасти сестру. – Нахлынувшие эмоции заставили Викторию Симмондс запнуться и замолчать.

– Даю вам слово чести, – произнес Холмс медленно и серьезно, – что сделаю все возможное для спасения вашей сестры.

– Благодарю вас, мистер Холмс, – тихо отозвалась мисс Симмондс, опустив глаза. Затем она быстро поднялась и вышла.

Мы сидели молча, пока не стихли звуки ее шагов по лестнице.

Теперь небо было совсем черным; дождь барабанил по оконным стеклам. Удобно расположившись у горящего камина, я размышлял о том, какие трагедии могут разворачиваться в этот самый момент с другой стороны Риджентс-парка.

Внезапно Холмс поднялся и надел плащ и шляпу.

– Собираетесь прогуляться в такую погоду, дружище? – спросил я.

– Взгляну на одну улочку в Кэмден-Тауне, где должны найтись по крайней мере некоторые ответы. Однако искать их следует очень осмотрительно.

– Но что вы сможете увидеть в такую тьму и дождь!

– Самое время заглянуть в окна домов, где их обитатели собрались вокруг масляных ламп. К тому же чем хуже погода, тем легче обнаружить тех, кого я ищу.

– Кто же это, Холмс?

– Те, кто следит за пансионом «Либерти-хаус».