Глава тридцать пятая
Занавес опускается
Настал самый счастливый из дней – и самый печальный.
Я оставалась одна, и предстоящее задание требовало от меня мужества и отваги.
Ничего более безнравственного и бесчестного мне еще не доводилось совершать, однако при этом я знала, что содеянное доставит мне ни с чем не сравнимое удовольствие.
Впрочем, обо всем по порядку. Самое интересное лучше приберечь на конец. (На самом деле, это совершенно необязательно, но годы дружбы с Ирен Адлер даром не проходят, и я хочу создать по-театральному напряженную атмосферу.)
После того как Джон загрузил багаж Ирен в ландо, мы (Ирен, Годфри и я), вместо того чтобы отправиться по кроватям, всю ночь просидели без сна. Устроившись в гостиной у камина, мы лакомились булочками, съев все, что сумела отыскать миссис Ситон. Годфри привез большую, в две кварты, бутылку шампанского, и, боюсь, я немного хлебнула лишнего. В какой-то момент я сходила в столовую и принесла оттуда клетку с Казановой, чтобы он тоже послушал, как Годфри рассказывает историю про завещание Маттерворта, в которой попугай сыграл столь важную роль.
– Кусты в виде попугаев?! – веселым голосом недоверчиво восклицала Ирен, причем повторила она это столько раз, что через некоторое время к ней присоединился и Казанова. Попугай давно уже всем доказал, что с легкостью запоминает всякую чепуху.
Мы смеялись, вспоминали, судачили о том, какие будут лица у короля и его несравненного агента Шерлока Холмса, когда они заявятся завтра. Мы обсуждали планы Ирен и Годфри, которые на тот момент были вызывающе схематичны и приблизительны.
Они снова отправятся в Париж. «У нас будет настоящий медовый месяц», – объявил Годфри. Зазвенели бокалы. На пальце Ирен сияло обручальное кольцо. В какой-то момент блеск изумруда напомнил мне кольцо в виде змеи, которое носил король.
Часы пробили три, и я почувствовала, как у меня по спине пробежал холодок. Ирен успокаивающе положила руку мне на плечо.
– Нелл, ты будешь бесподобна. Пора заняться твоим преображением.
Мы поднялись с подругой наверх, в ее спальню, где я села за туалетный столик напротив зеркала и стала смотреть, как меняюсь на глазах, делаясь бледнее и старше. Ирен была настоящей мастерицей. Глядя на собственное отражение, я подумала: наверное, именно так я буду выглядеть в будущем. Однако, несмотря на перемены, мое выражение лица хранило знакомую решимость, которая, как я надеялась, не ослабнет с течением лет.
– Мужчинам куда проще изменить внешность, – задумчиво промолвила Ирен, – у них есть усы, борода, бакенбарды, одним словом – есть с чем работать. Именно так мистеру Холмсу удалось вчера ввести меня в заблуждение. У нас, женщин, куда меньше пространства для маневра, за исключением тех случаев, когда нам нужно перевоплотиться в мужчин или же когда мы наносим макияж. Впрочем, макияж это совсем другое дело.
– Ты уверена, что мистер Холмс ничего не заподозрил, когда ты пожелала ему спокойной ночи?
– Уверена. В противном случае он уже давно был бы здесь. Я не осмелилась оглянуться, но думаю, он удивился, и ему стало интересно, кто его смог узнать в образе старого священника. Само собой разумеется, было уже темно, а он стоял спиной к улице на пороге собственного дома и потому, видимо, счел, что прохожий узнал доктора Уотсона и решил, что человек рядом с ним – не кто иной, как Шерлок Холмс. Представляю, как он будет бранить себя завтра, когда прочтет мое письмо!
– Какое еще письмо?
– То самое, что я оставила ему в тайнике вместо фотографии, которую он рассчитывает там найти. Что бы завтра ни произошло, делай удивленное выражение лица.
– Завтра? Не завтра, а уже сегодня.
– Ну да, – кивнула Ирен, взбив мои усыпанные пудрой волосы.
Внезапно она прижалась горящей щекой к моей щеке. Судя по нашему отражению в зеркале, мы теперь напоминали сиамских близнецов.
– Милая Нелл, как же я по тебе буду скучать! Сколько же мы вместе пережили! Мы с Годфри знакомы совсем недавно, и меня гложет червячок дурного предчувствия. Я уже слишком стара для замужества.
– Ничего подобного! Ты вышла замуж в самом подходящем возрасте, – с напором произнесла я. – А то осталась бы старой девой, как я.
Ирен с деланно грозным видом посмотрела на меня:
– Что ты такое говоришь? Мне тридцать лет, а тебе тридцать два. Нам еще жить и жить. Впереди нас ждет еще масса интересных событий; главное – встретить их мужественно и не прятать голову в песок. Вот, например, у тебя скоро театральный дебют.
– Думаю, Эллен Терри умрет от зависти. Все, не трогай мои морщины, ты их рисовала целый час, и будет обидно, если все труды пойдут прахом.
Я встала из-за столика, более не в состоянии смотреть на свое отражение. Однако оказалось, что от образа пожилой служанки избавиться не так-то просто. Я стала двигаться и говорить медленнее, с достоинством, что, признаться честно, помогло мне пережить остаток той долгой ночи.
В четыре часа до моего слуха донесся с улицы одинокий перестук копыт – Джон подогнал к воротам ландо.
– Наш поезд отходит в четверть шестого, – пояснила Ирен. – Я рассчитываю, что мистер Холмс явится на удивление рано, надеясь застать меня спящей.
– Жду не дождусь встречи с этим легендарным сыщиком в тот момент, когда он рассчитывает настичь свою жертву. Я так полагаю, потом мне придется во всех подробностях рассказать тебе о том, что здесь произойдет?
– Ну конечно! Ах, Нелл, как бы мне хотелось своими глазами увидеть его лицо, когда он… Но увы, он слишком опасный противник, чтобы играть с ним в подобные игры.
– Излишние подробности тоже не нужны, – вмешался Годфри.
– Не переживайте, мой рассказ будет более чем исчерпывающим, – заверила я друзей, проводив их до двери. От усталости у меня ныла спина – совсем как у старухи, но я продолжала хранить спокойствие, как того и требовал образ.
На пороге Ирен вдруг резко повернулась и заключила меня в объятия. Годфри с такой силой сжал мне руки, словно хотел раздробить мои старые, измученные артритом кости.
Мы ничего не стали говорить на прощание. В тусклом свете газовых фонарей я видела, как поблескивает предрассветная влага на мостовой и как стоит, понурив голову, усталая лошадь.
– До свидания, – хором произнесли мы шепотом, словно боялись, что нас кто-то подслушивает. Снова воцарилось молчание.
Наконец мои друзья повернулись и двинулись к экипажу. Ландо медленно тронулось с места и покатилось по улице, а я все стояла в дверях и смотрела. Бледное лицо Ирен казалось недостижимо далеким, напоминая портрет в музее, узнав который, проходишь мимо.
Я долго стояла, окутанная ночной прохладой, вслушиваясь, как вдалеке стихает перестук копыт. Вот он смолк, и вилла Брайони-лодж снова погрузилась в безмятежный покой и сон.
Вернувшись в дом, я убрала из гостиной тарелки с бокалами и протерла стол. С каждым движением я все больше и больше вживалась в роль бесстрастной служанки. Мне стало понятно, почему и Шерлок Холмс, и моя подруга так любят перевоплощения – в смене образов заключалось нечто бесконечно завораживающее.
Я стала бесцельно бродить по знакомым комнатам, ожидая своего выхода на сцену, и вдруг застыла на месте, поняв одну важную вещь. Роль, которую мне по настоянию Ирен предстояло сыграть, заставила меня забыть о печали расставания. Благодаря ее заданию, мне есть чем заняться сразу после того, как я проводила друзей. И это хорошо. Труд – всегда лучшее средство от уныния.
Без четверти восемь, в совершенно неуместный для визитов час, с улицы донесся стук копыт. Джон вернулся в семь утра, в тот самый момент, когда я объясняла миссис Ситон и служанке, что им следует оставаться в своих комнатах и не выходить.
У ворот остановился экипаж, столь же роскошный, как и запряженная в него пара гнедых коней. Их кареты вышел высокий мужчина, за ним еще один, пониже и поплотнее. Наконец показался и сам король. Когда я узнала статный широкоплечий силуэт, у меня перехватило дыхание.
Я стояла на пороге, у раскрытой двери, дожидаясь, когда троица поднимется на крыльцо.
– Мистер Шерлок Холмс? – спросила я, с удовлетворением отметив, что дрожь в моем голосе скорее можно объяснить преклонным возрастом, нежели страхом.
Мне было приятно увидеть, как у сдержанного, невозмутимого Холмса вытянулось от изумления лицо. Его вряд ли можно было назвать красавцем в общепринятом смысле этого слова, однако в его облике имелось нечто невероятно притягательное.
– Да, это я, – ответил он.
Ошеломленный тон его голоса столь же безмерно меня порадовал.
– Превосходно. Моя… хозяйка предупредила, что вы зайдете. Сегодня утром, в пять часов пятнадцать минут, она отправилась со своим мужем Годфри Нортоном на континент с вокзала Чаринг-Кросс.
Услышав от меня эту новость, сыщик пошатнулся:
– Вы хотите сказать, что она уже уехала из Англии?
– Да, навсегда, – соврала я для большего эффекта. Может, это и неприлично, но победа, одержанная прямо на глазах его величества Вильгельма, доставила мне несказанное удовольствие.
– Она не может его любить, – пробормотал король, будто бы стараясь убедить в этом самого себя. У меня создалось впечатление, что он это произнес уже не первый раз. Новость о браке Ирен нисколько его не удивила. Отстранив сыщика и его спутника, он приблизился ко мне. – Но как же фотография? Все погибло!
«Да!» – чуть было самодовольно не ответила я.
– Это мы еще посмотрим. – Мистер Холмс быстро прошел мимо меня в гостиную. Он уже побывал в доме вчера и потому неплохо в нем ориентировался; его спутники потянулись следом.
Я незаметно прошла за ними, по достоинству оценив тот факт, что на слуг внимания обращают не больше, чем на мебель.
Мужчины ошеломленно смотрели на гостиную, в которой, благодаря моим усилиям, царил хаос. Я намеренно сдвинула мебель, раскидала книги и выдвинула ящики комодов, чтобы у непрошеных гостей создалось впечатление сборов на скорую руку и поспешного отъезда. Мистер Холмс бросился к шнурку звонка, отодвинул панель и, засунув в тайник руку, вытащил фотографию в закрытой рамке и конверт.
Сперва он откинул крышку с рамки, и у него тут же вытянулось лицо. Затем он достаточно аккуратно разорвал конверт, на котором я разглядела надпись зелеными чернилами, сделанную рукой Ирен: «Шерлоку Холмсу – до востребования».
– Здесь проставлены дата и время. Вчерашнее число. Полночь, – промолвил сыщик.
Король застонал и сунул огромный кулак в рот. В тот момент, несмотря на титул и бакенбарды, Вилли особенно сильно напоминал испорченного мальчишку.
Холмс принялся читать письмо вслух – надо отдать должное, с выражением, благодаря чему я буквально слышала насмешливый голос Ирен.
Дорогой мистер Шерлок Холмс,
Вы, право, разыграли чудесный спектакль. Поначалу Вам удалось меня провести. До пожарной тревоги у меня не было и тени подозрений. Но затем, когда я поняла, что выдала себя, я не могла не задуматься. Меня предупреждали о Вас, и все-таки Вам удалось выведать то, что я хотела сохранить в тайне. Браво! Несмотря на мои подозрения, я не хотела дурно думать о таком милом, добром старом священнике. Но знаете, у меня самой актерское образование. Мужской наряд для меня не новость. Я часто пользуюсь той свободой, которую он дает. Я послала кучера Джона следить за Вами, а сама побежала наверх, надела свой костюм для прогулок (я так его называю) и спустилась вниз как раз в тот момент, когда Вы уходили.
Я проследовала за Вами до Ваших дверей, чтобы убедиться, что мною действительно интересуется знаменитый Шерлок Холмс. Затем я довольно неосмотрительно пожелала Вам доброй ночи и поехала в Темпл, к мужу.
Мы решили, что, поскольку нас преследует столь сильный противник, лучшим спасением будет бегство. Таким образом, явившись завтра, Вы найдете наше гнездышко опустевшим. Что касается фотографии, то Ваш клиент может спокойно жениться: я люблю человека, который лучше его, а человек этот любит меня. Король может делать все, что ему угодно, не опасаясь препятствий со стороны той, кому он причинил столько зла. Я сохраняю у себя фотографию только ради собственной безопасности, ради того, чтобы у меня осталось оружие, которое защитит меня в будущем от любых враждебных шагов короля. Я оставляю здесь другую фотографию, которую он, возможно, захочет оставить себе.
Остаюсь, уважаемый мистер Шерлок Холмс, преданной Вам,
Ирен Нортон, урожденная Адлер
В комнате повисло молчание.
– Что за женщина, о, что за женщина! Разве я вам не говорил, что у нее железный характер? – наконец воскликнул король. Взяв в руки фотографию, он вперил в нее взгляд. На ней была изображена Ирен в роли Золушки, украшенная бриллиантовой перевязью мистера Тиффани. В реальной жизни эта роль принесла ей лишь малодушного принца. – Лицом она прекраснее всех женщин, но при этом умна и решительна, как лучшие из мужчин. Разве она не была бы восхитительной королевой? До чего же жаль, что она мне не ровня.
* * *
Мистер Холмс перевел взгляд с фотографии в руках короля на его спесивое, надменное лицо.
– Из того, что я узнал об этой даме, могу заключить, что вам, ваше величество, она действительно не ровня, – ледяным тоном промолвил сыщик. – Я сожалею, что не мог довести дело, порученное мне вашим величеством, до более удачного завершения.
– Нет-нет, что вы! – воскликнул король. – Большей удачи не может быть. Ее слово нерушимо. Фотография теперь так же безопасна, как если бы она была сожжена. Я бесконечно вам обязан. Скажите мне, как вас наградить? Это кольцо…
Я застыла, увидев, как король стянул с пальца кольцо с изумрудной змеей и протянул его на ладони Холмсу.
Сыщик посмотрел на драгоценность так, будто змея перед ним была не изумрудной, а живой.
– У вашего величества есть нечто, представляющее для меня куда б́ольшую ценность.
– И что же? Скажите!
Мистер Холмс изящно показал на фотокарточку:
– Это.
На лице короля вновь промелькнуло изумление.
– Фотография Ирен? Разумеется, вы можете ее взять себе.
– Благодарю вас, ваше величество, – учтиво промолвил сыщик, забрав награду. – Имею честь откланяться и пожелать вам самого доброго утра. – С этими словами он повернулся и двинулся прочь, так и не пожав протянутую королем руку.
Спутник Холмса, не меньше короля потрясенный неожиданным поворотом событий, поклонился и проследовал за сыщиком. Я хвостиком двинулась за ними, оставив Вилли в одиночестве. Король Богемии ошеломленно стоял, оглядываясь по сторонам, словно надеялся напасть на след исчезнувшей Ирен.
– Я ошибался и нисколько не стыжусь это признать, – донесся до меня голос мистера Холмса, когда я обогнала их со спутником, чтобы открыть им дверь. – Уотсон, эта женщина бесподобна. Она сочетает в себе красоту и невероятный ум. Более того, ей удалось предугадать мои действия! Невероятно! Браво, мадам Ирен! – чуть слышно произнес он, словно присоединяясь к овации в концертном зале.
Не знаю, что на меня вдруг нашло. Что за бесенок импровизации вселился в меня, что за тяга к театральным эффектам? Быть может, на меня так повлияли грим и пудра в волосах?
Когда детектив со своим спутником перешагнули порог, я не удержалась и бросила им в след:
– И вам самого доброго утра, мистер Шерлок Холмс.
Быть может, в моем голосе прозвучала едва заметная нотка высокомерия.
Детектив резко, словно кобра в броске, повернулся ко мне. Он вперился в меня холодным пронзительным взглядом, и я застыла от ужаса на месте.
У меня создалось впечатление, что ему известна вся моя подноготная, все мысли, что крутились у меня в голове. Его сверлящий пристальный взгляд вызывал не румянец, а дрожь. Что мог скрыть мой грим от мастера перевоплощений? Я подвела Ирен, подставила под удар себя… Все моя гордыня, будь она не ладна! Какой же глупый, дурацкий поступок я совершила!
Неожиданно мистер Холмс коснулся шляпы и отвесил мне поклон. В его серых глазах, столь похожих на глаза Годфри, плясали искорки едва сдерживаемого веселья:
– И самого доброго утра вашей хозяйке, где бы она сейчас ни находилась, а также ее мужу мистеру Годфри Нортону. Я могу лично засвидетельствовать, что они самая очаровательная пара из всех, что мне доводилось видеть, и я нисколько не сомневаюсь, что впереди их ждут богатство и долголетие.
Вдруг он начал смеяться, весело, но при этом негромко. Смеялся он долго, и никак не мог остановиться. Хохочущий сыщик со спутником вышли за ворота, но вместо того чтобы сесть в экипаж короля, направились по улице туда, где за углом находился оживленный проспект и было просто поймать кэб.
Несколько позже, едва переставляя ноги, появился Вилли. Создавалось впечатление, что его светло-русые волосы выцвели, сделавшись пепельными. На дорожке к воротам он остановился и оглянулся на Брайони-лодж. Думается мне, именно так должен выглядеть человек, который смотрит на ларец с драгоценностью, которая более ему не принадлежит.
– Она не может его любить, – проговорил он, будто не замечая меня. Впрочем, к подобному отношению с его стороны я уже привыкла. Повернувшись, король скрылся в экипаже, совсем как несколько часов до этого Ирен, женщина, которую он навсегда потерял.
Хлопнули поводья, и карета короля сорвалась с места. Поднявшись наверх, я смыла грим, размышляя при этом, сколько сил мы бы сэкономили и скольких мучений избежали, если бы умели с такой же легкостью срывать с людей маски, чтобы увидеть их подлинные лица.
