Глава сорок седьмая
Паранойя
Мы вступаем в эпоху панорамании…
Журнал «Вольтер» (1881)
Чем дальше я бежала, повинуясь приказу Ирен, тем сильнее жалела, что оставила ее в эпицентре битвы и обрекла себя на позицию наблюдателя с безопасного расстояния.
Хоть я и замедлила свой грохочущий шаг, сердцебиение лишь ускорилось. Наконец я остановилась в темноте, еще пронзаемой слабыми вспышками огней за моей спиной. У меня же есть трость. Кто знает – вдруг один удар сможет все изменить?
Никто из нас не ожидал застать дьяволопоклонников за исполнением кошмарного ритуала. Если связать эту сцену, словно взятую прямиком из иллюстрации к Дантову «Аду», с преступлениями Джека-потрошителя – то к каким леденящим кровь выводам можно прийти? Действо, невольным свидетелем которого я стала, отпечаталось у меня в голове, но ясное понимание увиденного еще не проступило, так что до меня пока не дошел весь ужас ситуации.
Я знала лишь, что наша компания обнаружила гнездо гадюк, слишком многочисленных и ядовитых, чтобы с ними можно было справиться, и что мое присутствие стало помехой. Я могла лишь молиться, чтобы Элизабет тоже последовала приказу Ирен, но я сомневалась, что она это сделает. Стуча каблуками по утрамбованной земле, я могла лишь молиться, чтобы Ирен избежала резни.
Единственно, что меня успокаивало, – отвага, с которой Буффало Билл и Красный Томагавк бросились на одичавших безумцев, не испугавшись крови и насилия. Сами разведчики стали воплощением грозной древней силы. Чтобы справиться с подобным примитивным злом, нужен противник, который и сам владеет первобытными приемами битвы, и тут не сгодится рядовой участник цивилизованных европейских сражений.
Агенты Ротшильда на краю пещеры, пусть и вооруженные пистолетами, казались болонками во время травли медведя. Ирен тоже была разжалована до вооруженного наблюдателя. Дай бог, чтобы она им и осталась, но я опасалась, что Джеймс Келли не позволит примадонне последовать за мной.
Тем не менее, когда я достигла горизонтального участка тоннеля и начала подниматься к выходу, выстрелы прекратились. Но я слышала отдаленный топот бегущих ног позади меня. Неужели Ирен и Элизабет решили отступить и присоединиться ко мне как благоразумные леди? Да!
Я обернулась, когда ритмичные шаги зазвучали ближе. Нет! Поступь слишком тяжелая для женских туфель. Это сапоги! Я развернулась и бросилась вперед, стараясь бежать как можно быстрее, и в итоге, задыхаясь, пулей вылетела на открытый ночной воздух, к далекому гулу толпы с ярмарочной площади, пчелиным роем гудящей вокруг огней выставки, которая казалась сейчас не ближе горизонта.
Вновь послышался звук шагов. Убегал ли этот человек, или догонял – мне, находящейся здесь в одиночестве и без защиты, его присутствие не сулило ничего хорошего.
Сена сияла, словно бархатная лента, расшитая блестками. Какая-то преграда затемняла вид передо мной, но ее контур обрисовывался рядами электрических лампочек.
Плавучая панорама! Я находилась ниже уровня трапа, по которому экскурсанты поднимались на борт. Тяжелые шаги сзади поторопили меня взобраться по темным сходням и проникнуть в люк размером с дверь. Тусклый свет падал на скопление громоздких механизмов. Я словно попала в подвал под театральной сценой, где хранились неработающие части «бога из машины» и сваленные в кучу декорации.
Я осторожно пробиралась среди незнакомых очертаний, размышляя о том, что панорама, по сути, та же сцена, только круглой формы, и надеясь каким-нибудь образом выбраться на основную палубу аттракциона. Как там Ирен называла ведущий на сцену люк, придуманный для появления и исчезновения призраков и монстров?.. А, ящик вампира! Надо верить, что здесь есть ящик вампира, с помощью которого я смогу выйти на основную палубу панорамы и ускользнуть в спокойную ночную темноту.
Я по-прежнему не слышала выстрелов, и топот бегущих ног тоже затих.
Тем не менее я старалась идти как можно тише по узкому проходу между перегородками из дерева и металла и вдруг сильно ударилась ногой обо что-то острое и металлическое.
Я сдержала крик от пронзившей ногу мучительной боли. Но радость перевесила страдания, когда я нащупала руками очертания ведущих наверх металлических ступеней.
До меня доносился тихий плеск Сены о борт. Здесь ничего не двигалось, кроме воды: корабль прочно стоял на дне, поскольку являлся лишь имитацией судна.
Я принялась взбираться по узкой крутой лестнице, стараясь удержать трость на покатых перилах.
Наконец я вышла на дощатый настил… никакого ящика вампира, чтобы вылезти наружу, только темные очертания похожей на барабан огромной панорамной комнаты, где я оказалась заперта.
В тусклом электрическом свете по всей окружности стен виднелись фигуры и нарисованные сцены. Освещение было не таким ярким, как во время показа, и ограничивалось тусклым светом дежурной лампочки, оставленной для охраны помещения в ночное время.
При мысли, что сторож может время от времени проверять гулкое от эха помещение, сердце забилось в бешеном ритме. Не выйдет ли хуже, если меня примут за злоумышленника, а не за потерянную душу, нуждающуюся в спасении?
Панорамы, о которых я слышала с самого приезда в Париж, походили на восковые картины в фойе музея Гревен: помпезные сцены из реальной жизни вроде коронации царя или посещения французским президентом российского флота. Они представляли собой гигантские круговые картины со знаменитостями своего времени и толпой зевак, размещенных перед живописными панно на манер выставочных экспонатов из воска.
Поэтому я не испугалась, увидев стоящие и сидящие фигуры по всей окружности помещения, и даже смутно опознала несколько силуэтов.
Новая достопримечательность в честь столетия французской революции на месте бывшей Бастилии представляла собой панораму штурма знаменитой тюрьмы, где были воссозданы само здание, бретонская деревня восемнадцатого века, а также Исторический и патриотический музей с панорамой о жизни Жанны д'Арк. Той, чей день поминовения отмечался как раз сегодня! В продолжение темы панорама «Histoire du siècle» демонстрировала знаменитостей каждой эры.
Конечно, все эти многочисленные выставки повторяли друг друга, но французы – не те люди, чтобы похвалить себя всего пару раз, и наверняка хватало меценатов, готовых оплатить каждую очередную расточительную и полную самодовольства экспозицию.
Я так стремилась «взойти на борт» именно этой панорамы, поскольку она единственная имитировала движение, и, как говорят, весьма убедительно. Секрет заключался в том, что двигался не так называемый корабль, а нарисованные виды, благодаря чему не возникало качки, вызывающей у «пассажиров» тошноту.
Теперь я сама могла подтвердить восхитительную устойчивость корабля-панорамы.
Я принялась ходить по «палубе», морщась от каждого поскрипывания досок под ногами. У меня не было повода подозревать, что мои преследователи проникли сюда вслед за мной, но не было и причин увериться в обратном.
Я не могла не обратить внимания на искусное изображение порта Гавра с маленькими суденышками на нарисованном море. Рядом с восковыми капитанами кораблей, одетыми в элегантную форму пароходного общества, спонсировавшего аттракцион, меня охватило блаженное чувство безопасности.
Значит, так: я проникла сюда снизу через служебный люк. Теперь надо только найти главный вход, чтобы сойти на берег и привести подмогу. Тем временем я забралась на капитанскую палубу на «открытом воздухе», единственный живой человек среди восковых фигур.
И тут, прервав мою привилегированную одиночную экскурсию, внизу раздался металлический лязг. Кто-то в тяжелых сапогах быстро взбирался по железной лестнице, и, судя по приближающемуся дробному грохоту, это был не один человек.
Я в отчаянии оглянулась. Выхода нет, я в ловушке. Оставалось лишь несколько мгновений…
Мысли и сердце пустились вскачь, но в разных направлениях. Как поступила бы Ирен? Как она поступила бы! Она бы… играла!
В два самых длинных и тихих шага, на которые была способна, я достигла восковой фигуры капитана, показывающего виды пассажирке.
Упершись тростью в палубу для устойчивости, я ради большей стабильности просунула руку в сгиб локтя восковой дамы, а потом слегка наклонила голову, с восхищенным вниманием уставившись на капитана.
Человек в сапогах выпрыгнул на деревянную палубу за моей спиной и остановился.
Я не осмеливалась смотреть куда-либо кроме доброжелательного воскового лица. Оно было так близко, что даже мои близорукие глаза могли с легкостью на нем сфокусироваться. Щеки капитана были розовыми, как спелые груши, а на верхней губе даже виднелись крошки табака из трубки, которую он держал в своей жестикулирующей руке!
У меня за спиной послышался долгий и нарочито громкий стук сапог, обходящих сцену.
Я мысленно возблагодарила судьбу, что клетчатое шерстяное платье-пальто вполне сочетается с одеянием восковых фигур на палубе, к тому же на плотном материале не осталось лишних складок от моего недавнего стремительного перемещения – опадая, они могли бы выдать меня с головой.
Сапоги – возможно, две пары, – продолжали медленно обходить сцену.
И вдруг внезапный треск! Сердце от испуга едва не выскочило у меня из груди, срывая прикрепленные к лацкану часы. Но крайнее отчаяние помогло удержать самообладание. У меня не дрогнул ни один мускул.
Человек обогнул меня справа и вышел вперед. Я чувствовала движение между мной и живописным задником панорамы, но в силу близорукости не могла четко разглядеть преследователя. Он казался всего лишь размытым пятном, как и остальные фигуры, и мне не составляло труда не мигая таращиться на капитана.
Возможно, игра моя и была «деревянной», выражаясь театральным языком, но именно это и требовалось в подобной ситуации.
Я услышала, как одна пара сапог спустилась по задней винтовой лестнице. Другая остановился где-то позади меня. И вдруг неизвестный преследователь направился прямо ко мне, пройдя мимо плеча капитана. Я старалась не моргать и задержала дыхание.
Человек потянул руку – я едва подавила желание отпрянуть – и смахнул пыль с капитанского плеча, а потом внезапно выбил трубку из его руки.
Грохот, сопроводивший ее падение на пол, мог бы с таким же успехом прозвучать на другой планете, столь мало я уделила ему внимания.
«Будь абсолютно неподвижной, – приказала я себе. – Ты статуя. Ты не можешь шевелиться».
Еще один удар, и трость, выбитая из моей руки, вращаясь, полетела по деревянной палубе.
Я продолжала усердно обхватывать рукой пустое пространство, изо всех сил стараясь, чтобы пальцы оставались неподвижными.
Напряжение было невероятным.
Мужчина вздохнул, я почувствовала на ресницах его теплое дыхание.
Развернувшись на каблуках, он неожиданно приблизился к паре, возлежащей на шезлонгах на «палубе», и крутанул женщину. Восковая фигура соскользнула и медленно упала на пол.
Человек издал звук, похожий на невнятное проклятье, и исчез. На металлической лестнице вновь послышался звук спускающихся шагов.
Я позволила себе медленно выдохнуть и вдохнуть снова.
Но по-прежнему не двигалась с места.
Зачем они утруждались из-за меня? – пыталась понять я, и не могла. Я не представляла для них никакой угрозы. Разве сообщники внизу не нуждались в их помощи? Однако мужчина, которого мне так и не удалось рассмотреть, искал среди манекенов именно женщину. Может, они приняли меня за Ирен?
Я долго стояла в неподвижности, жалея, что не могу вытащить пенсне из кармана, не потревожив при этом пояс-цепочку. Но я помнила предупреждение Холмса, что в некоторых случаях она издает слишком много шума. Также я сокрушалась, что не надела атласные туфли Ирен, которые носила несколько дней назад: в них можно было бы тихонько ускользнуть от преследователей по деревянному полу. Но на мне были высокие сапожки, слишком сложные застежки которых не позволяли быстро снять обувь и к тому же предательски шумели.
Выход должен был находиться где-то впереди, как и лестница, ведущая вниз на набережную.
Выждав, казалось, целую вечность – хотя на самом деле, возможно, миновало лишь десять минут на моих верных часах, прикрепленных к груди, – я расслабилась и сделала тихий шаг вперед, потом другой.
Третий. Четвертый. Вокруг было тихо. Я сделала еще один шажок, дыша в перерывах.
И вдруг стены начали двигаться. У меня появилось неясное ощущение, что нарисованные корабли гонит ветер. Я моргала как безумная, но движение только усиливалось. Я слышала скрип и треск движущихся механизмов. Это уже слишком! Голова у меня пошла кругом, и я кинулась наутек. Мои шаги грохотали по палубе африканскими барабанами на уличном параде.
Мне показалось, что я заметила проем, отверстие с занавесом вроде тех, что загораживают свет фойе от зрительного зала в театре.
Я ринулась к нему, путаясь в тяжелом бархате, царапаясь и прорываясь на ту сторону.
И тут некто, ждавший за занавесом, схватил меня. Я попыталась вывернуться и броситься назад в панорамную комнату, к задней лестнице, но услышала торопливые шаги поднимающихся по ней через ступеньку людей.
Кто-то ужасающе крепко держал меня за плечи, прижимая другой рукой плотную ткань с отвратительным сладким запахом мне к носу.
Я билась как утопающий. Но лишь глаза оставались свободными от ядовитых паров, удушающих все чувства. Я потянулась к лицу, но рука, добравшись только до маленькой овальной оправы часиков, безвольно упала, словно восковой придаток, мне не принадлежащий.
Массивное темное пятно надвигалось на меня, как великан-людоед из сказки. Когда оно приблизилось и превратилось в человека, я почувствовала запах алкоголя и рвоты, разглядела кровавые полосы на грубой свободной рубахе и наконец четко увидела его сумасшедшие глаза, бледные, как стоячая вода, что погребала меня с головой под тошнотворным приливом…
Безумец, он смеялся, приближаясь ко мне. Джеймс Келли все-таки добрался до меня. Я ощущала, как грубые руки рвут пуговицы моего пальто, но, к счастью, больше не могла ни чувствовать, ни думать, ни видеть что-либо кроме темноты.
