Глава сорок четвертая
Бумажный сообщник
Я человек опытный и знаю, что женское непосредственное чутье может быть иногда ценнее всяких логических выводов.
Шерлок Холмс
Обменявшись с нами испуганными взглядами, Ирен сделала шаг вперед и распахнула дверь.
За ней оказался Шерлок Холмс с тростью в руках, уже занесенной для того, чтобы постучать снова. Во фраке и цилиндре он выглядел самым настоящим щеголем, не хватало разве что гвоздики в петлице, но, к счастью, сыщик не додумался до подобного легкомысленного украшения.
Он выглядел удивленным: то ли тем, как быстро мы откликнулись на его стук, то ли ослепительным халатом Ирен (шедевр от Ворта походил скорее на бальное платье).
– Уже полдень миновал. – От неожиданности сыщик констатировал очевидный факт, о чем, судя по выражению лица, тут же пожалел.
– Блестящее дедуктивное заключение, – согласилась Ирен. – Не могу с вами поспорить. Однако ни одна из нас не носит часов, и мы были слишком заняты, чтобы сверяться с хронометром на каминной полке.
– Я хочу сказать: вы поздно поднялись.
– А также мы поздно отправились спать, если вы изволите вспомнить события прошлой ночи.
– Прошу простить меня за несвоевременный визит. Я так увлекся делом, что забыл о привычках, свойственных дамам.
– Наши «привычки», – ответила Ирен, разводя широкими рукавами, – как вы и сами видите, вполне домашние. На самом деле, мы обсуждали детали «дела», как вы его называете.
Сыщик сделал шаг назад.
– Я спущусь обратно в холл и вернусь попозже.
– На это нет времени. – Ирен оставила свой шутливый тон. – Заходите. Возможно, вы сможете ответить на некоторые наши вопросы, а мы сможем ответить на ваши.
– У меня только один вопрос, сударыня, – сказал сыщик. Английское вежливое обращение, произнесенное его едким тоном, звучало куда более требовательно и менее уважительно, чем французское «мадам». – Мне необходимо знать личность вашего сообщника, который снабжает вас информацией по этому делу!
– Сообщник?! – выпалила Элизабет. – Разве что только мы с Нелл.
Его холодные серые глаза скользнули по нам, как будто мы были невидимыми.
– Я имею в виду вашего тайного сообщника. – Он продолжал обращаться только к Ирен. – Сначала я заподозрил вашего мужа, но в соответствии со сведениями, которые мне удалось наспех собрать, он благополучно устроился в Праге, вернее, был там всего несколько дней назад. К сожалению, он покинул город настолько недавно, что просто не мог оказаться в Париже так быстро, разве что у него есть пара крыльев.
Ирен быстро шагнула в холл мимо сыщика и огляделась.
– Такие вопросы не обсуждают в коридоре. Заходите, мистер Холмс, и допрашивайте нас сколько угодно, но только внутри.
Он замялся, словно переступая порог нашего номера, пересекал Цезарев Рубикон, между тем сыщик не был похож на человека, которому приходится часто колебаться. Видимо, ему не каждый день доводилось общаться с дамами в халатах.
– Вы не одеты для того, чтобы принимать посетителей, – возразил он.
– Готова поспорить, что вы провели много полезных часов у себя дома, сидя в халате, мистер Холмс. Очень сомневаюсь, что одежда сильно влияет на мыслительные способности хозяина. Как вы сами сказали, у нас мало времени. Заходите же! Элизабет, принесите мистеру Холмсу чашку кофе. Думаю, напиток еще не успел остыть и будет достаточно горячим, если наш гость обойдется без сливок. Нелл, освободи стол от бумаг. Сейчас мы все спокойно сядем и поговорим об искусстве кровопролития.
Я сразу же поняла, что Ирен не хочет, чтобы сыщик увидел наши карты и рисунки, поэтому проворно унесла их в альков Элизабет и при этом не спешила задернуть штору, чтобы он смог разглядеть, что это за комнатка. Ни один джентльмен не рискнет зайти в спальню дамы без разрешения, и в данном случае благовоспитанность Шерлока Холмса сослужит ему плохую службу. Я не сомневалась, что он не остановится перед тем, чтобы позже вернуться под видом грабителя, но сейчас ему придется придерживаться правил, навязанных ему ролью посетителя.
Детектив и в самом деле отхлебнул ужасного черного кофе, поданного Элизабет, и упрямо продолжал отводить глаза от окружавшего его со всех сторон дезабилье.
Его поведение навело меня на мысль о непритворном страдании сумасшедшего Келли от нашего присутствия во время его задержания. Потом я вспомнила, с какой тревогой смотрел на нас Брэм Стокер, а ведь он был не только женатым мужчиной, но и человеком театра, привыкшим к виду полуодетых женщин. Когда мы были наряжены уличными девками, Шерлоку Холмсу, пусть и с трудом, но удавалось сохранять видимость мужского превосходства, а здесь и сейчас, когда мы вновь вернулись к образу респектабельных дам, каковыми и являлись на самом деле (я не говорю об Элизабет, которая, впрочем, была подозрительно изысканной для распутной женщины), мы, казалось, заставили его чувствовать себя неловко уже тем, что облачились в домашнее платье и распустили волосы. Меня поразила новая догадка: чем скандальнее выглядит женщина, тем, похоже, б́ольшую власть она имеет над мужчинами. Как странно.
– Итак, – сказала Ирен; полы ее халата захлопали, будто крылья птицы, когда она садилась за стол, – буду очень вам признательна, если вы расскажите мне последние новости о передвижениях моего мужа; почта доставляет письма с большим опозданием.
Шерлок Холмс прочистил горло.
– У меня есть связи в Министерстве иностранных дел в Праге. Мне сообщили, что ваш муж три дня назад внезапно покинул город на поезде, идущем в направлении Вены.
– Это мне известно. Больше ваше министерство ничего не может сообщить?
– В данном случае, – он снова замялся, – мне не хочется тревожить вас, но ни агенты Ротшильдов в Праге, ни наши люди во дворце не знают, куда ваш муж направился и зачем. Хотя я понимаю, что иногда бумажный след, по которому приходится идти адвокату в процессе работы, может забросить его в самые неожиданные места.
– И в самом деле. – Ирен помешивала ложечкой свой кофе, пока жидкость в чашке не закрутилась крошечным водоворотом, который, как я подозреваю, был точным отражением сумятицы у нее в голове. – Раз уж Годфри теперь вне ваших подозрений и уж точно вне досягаемости, кого еще вы намерены назначить нашим сообщником?
Мистер Холмс поднес остывающий напиток к губам и отхлебнул с тем же видом покорного отвращения, с которым я сама пила кофе часом ранее.
Вдруг он посмотрел прямо на меня со смешанным выражением: обвиняющим и, как ни странно, просительным:
– У меня были основания вспомнить об одном агенте секретной британской разведки, которого нам стоит называть исключительно псевдонимом Кобра.
– И?.. – спросила я, чувствуя, что у меня вдруг перехватило дыхание, как случалось каждый раз, стоило мне услышать имя Квентина Стенхоупа. Новости о нем, даже самые скудные, всегда приводили меня в смятение.
– Кажется, наша кобра исчезла среди камней. О, не беспокойтесь, мисс Хаксли. О тайном агенте стоит беспокоиться, только когда о нем начинают говорить. – Неожиданно ободряющая улыбка сыщика, пусть и мимолетная, одновременно обнадежила и смутила меня. Откуда Шерлок Холмс знал, что мне будут интересны новости о Кобре?
– Что ж, раз кандидатуры Годфри и Кобры отпадают, – снова встряла Ирен, – кого вы подозреваете в помощи нам? Уж конечно, не короля?
– Думаю, теперь король Богемии с радостью сделал бы для вас все, о чем бы вы его ни попросили. То же касается и отношения к вам принца Уэльского. Глядя на них, я испытываю искреннюю благодарность, что в моих жилах не течет ни капли королевской крови, мадам. Было время, когда я недооценивал вас, но это в прошлом. И все же вам была необходима помощь, чтобы повторить мои шаги в этом расследовании.
– Не уверена в том, кто чьи шаги повторяет, – возразила Ирен, – но вижу, что вы не примете никаких отговорок в ответ на ваш вопрос.
– Боюсь, что не приму. – Его черты еще больше обострились, хотя это и казалось невозможным, если судить по его обтянутым кожей скулам. – С сожалением сообщаю вам то, о чем сам только что узнал: Джеймс Келли сбежал от парижской полиции по пути из участка в заведение для умалишенных.
– Сбежал? – повторила Элизабет.
– Когда? – требовательно спросила Ирен.
– Вчера. Во второй половине дня.
– Значит, на свободе он вот уже…
– Б́ольшую половину дня и всю ночь – достаточно, чтобы принять участие в зверствах, следы которых мы обнаружили в погребе.
– Но как ему удалось сбежать? – наконец удалось вставить мне.
Мистер Холмс смущенно глянул на меня:
– Ле Виллар не имеет достаточного влияния. Хоть Келли и проявил изворотливость при допросе, его ненормальное поведение во время ареста убедило охрану в том, что он слишком безумен, чтобы попробовать улизнуть. Этот человек умеет притворяться – не зря же он избежал виселицы. Просто нелепо! Его руки были скованы наручниками, но ноги оставались свободны. По дороге кортеж наткнулся на попавший в аварию омнибус, и Келли воспользовался моментом, чтобы выскочить из полицейского экипажа и затеряться в толпе. А учитывая то, как хорошо он владеет различными инструментами, ему не составит труда снять наручники и снова стать свободным. – Он снова повернулся к Ирен. – Теперь, сударыня, когда вы понимаете всю серьезность ситуации, мне необходимо знать: кто является вашим тайным информатором? – Он откинулся на спинку стула, уверенный в том, что получит ответ.
Ирен встала:
– Я приглашу нашего «информатора» из соседней комнаты.
На лице сыщика было написано удовлетворение. Я бы даже сказала – самодовольство.
Глядя, как Ирен исчезает в своей спальне, я гадала, что она задумала… может быть, Годфри удалось обмануть время и пространство и оказаться в нашем гостиничном номере?
Когда примадонна вернулась в гостиную, пристальный взгляд мистера Холмса был обращен за ее спину в попытке разглядеть таинственного сообщника. Убежденность сыщика в том, что наш приспешник сейчас предстанет перед ним, была настолько сильна, что он даже не взглянул на мою подругу – большая ошибка.
– Вы разыгрываете меня, – разочарованно бросил он, поняв, что за Ирен никто не следует. – Я считал вас выше подобных глупых уловок.
Вместо ответа она швырнула на стол книгу – томик, который прятала в шелестящих складках халата.
– Вот наш «сообщник», мистер Холмс. Как вы видите, он достаточно незаметен и всегда под рукой, вне зависимости от расписания поездов.
Я почти могла разглядеть румянец на изможденном лице детектива – явление, вызванное, возможно, сразу двумя вещами: праведным тоном Ирен и осознанием того, какая именно книга оказалась перед ним на столе.
– Рихард фон Крафт-Эбинг, – пробормотал он. – Я слышал об этой… монографии, но мне еще не приходилось с ней сталкиваться.
– Жаль, что вы не наведываетесь в Бифштексный клуб в Лондоне, – посетовала Ирен. – Не так давно Ирвинг только и делал, что говорил об этой книге.
– Многие из тем, которые поднимает Ирвинг, не годятся для большинства мужчин, – ответил детектив таким строгим тоном, что мне впору было позавидовать. – И женщин, – добавил он, одарив нас пронзительным взглядом. – Я сожалею, что мои предположения оказались слишком поспешными, и благодарю вас за… эту в высшей степени любопытную книгу, которая, по вашему мнению, может иметь отношение к недавним событиям. Я так понимаю, что могу одолжить ее у вас?
– Помилуйте, мистер Холмс. – Голос Ирен сочился иронией. – Оставьте книгу себе. Ведь для нас это такое неподходящее чтение.
Сыщик жадно пожирал томик взором, но взял его в руки с такой небрежностью, будто нашел на улице и не хочет рассматривать в приличном обществе.
– Если эта книга была… – начал он.
– Забирайте ее, – настаивала моя подруга. – Она уже причинила нам весь вред, какой могла, а вам, возможно, сослужит хорошую службу.
Так как он все еще колебался, я не смогла удержаться и добавила:
– В конце концов, это уже не первый сувенир, который будет напоминать вам о… нас.
И снова легкий румянец. Детектив не посмотрел на меня и не решился спросить, откуда мне известно, что он хранит фотографию Ирен, которую та оставила для короля Богемии. Я даже не была уверена, знает ли он, что его друг-доктор описал его слабость в своей рукописи, которую собирался опубликовать, и что мне выпала возможность прочитать сей секретный манускрипт.
– Благодарю вас, – только и сказал он, вполне искренне, без намека на сарказм. – Доброго вам дня.
Мистер Холмс отвесил поклон в нашу сторону, при этом избегая смотреть нам в лицо или на домашние халаты, схватил со стола шляпу и трость и поспешно вышел за дверь.
– Как вы могли отдать ему книгу? – разразилась гневной репликой Элизабет, едва Шерлок Холмс вместе с томиком Крафт-Эбинга исчез в коридоре. – Вы просто взяли и выбросили на ветер наше единственное преимущество!
Моя подруга обрушилась на нее подобно разгневанной богине, напомнив мне ту прошлую Ирен, что спасла меня от воришки-беспризорника много лет назад.
– О чем вы говорите, Пинк? Мистер Холмс – самый известный сыщик в Европе. Он с самого начала вел расследование преступлений Джека-потрошителя в Лондоне, а сюда, в Париж, прибыл по поручению тех же самых покровителей, которые наняли и меня. – Ее голос смягчился, но глаза пылали от негодования. – Что на вас нашло? Здесь не соревнование! Он хочет остановить зверские убийства не меньше нас самих. И потом, это я нашла книгу. Мне и решать, что с ней делать.
Должна признаться, что я едва сдержалась, чтобы не разразиться аплодисментами в конце этой замечательной речи. Я была весьма разочарована, что Ирен ввела в наш узкий круг Пинк, и не понимала, зачем нам эта девчонка. Я утешала себя мыслями о том, что на самом деле Пинк является американским агентом Пинкертона и что Ирен, прознав об этом, взяла ее под крыло как коллегу, пусть и тайную. Но даже в таком случае мне было трудно переносить постоянное присутствие юной выскочки. В какой-то мере она напоминала мне молодую Ирен: не по годам самоуверенная, она вела себя так, будто и не оказывалась в том печальном положении, в котором мы нашли ее в доме свиданий. Но на сей раз ее самонадеянность пришлась не по вкусу ее благодетельнице. Я знала, что Ирен способна простить многие грехи, но своекорыстие туда не входило.
– Простите. – Элизабет посмотрела на меня, ища поддержки, однако не нашла ее. – Я… забылась. А мистер Холмс очень трепетно относится к своему расследованию.
– Так и должно быть. – Ирен еще больше смягчилась, видя раскаяние девушки. – Расследование преступлений – его профессия. В то время как мы всего лишь любители.
– Но разве его высокомерие, его вера в то, что женщина не может быть достойным партнером, не раздражают вас?
– Не так сильно, как жестокие убийства, которые он расследует. Значит, Келли снова на свободе. Это… устрашающие новости. Итак. – Ирен посмотрела на меня и кивнула в сторону алькова. – Быстрее, Нелл, принеси карты. Сегодня вечером на Всемирной выставке мы встречаемся с полковником Коди и неким Красным Томагавком, чтобы организовать частную охотничью экспедицию.
– Вы знаете, где убийца нанесет свой следующий удар! – воскликнула Элизабет.
– Нет. Но думаю, что знаю, когда он его нанесет. А вот где – это нам еще предстоит выяснить.
Я вернулась с листами бумаги и разложила их на столе. Ирен вздохнула и принялась рассматривать схемы.
– У тебя уже есть план, – сообразила я. – Расскажешь нам?
– Я еще не до конца его продумала.
– А вдруг и мы сможем помочь?
– Конечно, сможете, Нелл, но я не решаюсь изложить вам ход своих мыслей.
– Почему? – потребовала я объяснений. – Я уже доказала, что способна вытерпеть самые разные ужасы, с которыми нам приходилось сталкиваться во время расследований, в том числе и частые дозы присутствия мистера Шерлока Холмса!
– В точку, Нелл, – одобрительно сказала Элизабет. – Этот господин – настоящий волк-одиночка и слишком много о себе воображает.
– Волк-одиночка, – повторила Ирен, так выразительно подчеркнув фразу интонацией, как умеют только профессиональные актеры. – Как и Джек-потрошитель.
Я почувствовала трепет, отчасти приятный:
– Значит, ты считаешь, что Шерлок Холмс, возможно…
– Все возможно, Нелл. Шерлок Холмс – Потрошитель? Скажу так: почему нет. Еще я скажу, что и Брэм Стокер находится под подозрением. Как и инспектор ле Виллар. И все-таки, что касается Шерлока Холмса, если он в чем и виноват, так это в том, что не сумел распознать и остановить уайтчепелского убийцу всего за несколько минут до очередного преступления. Я уверена, что он осознает свою оплошность и мучается чувством вины. Кроме того, маловероятно, что он так же зависит от календаря убийств, как наш Джек-потрошитель.
– Наш Джек-потрошитель? – Элизабет быстро научилась улавливать самые тонкие интонации в речи Ирен. – Вы уверены, что парижские убийства совершены другим человеком?
– Да, я думаю, что в Париже орудуют другие убийцы.
– Не один Потрошитель, а несколько? – переспросила я, потрясенная тем, что подруга использовала множественное число.
– В таком случае все, что здесь произошло, не имеет отношения к событиям в Лондоне! – взволнованно воскликнула Элизабет.
– Напротив, это имеет прямое отношение к лондонским событиям. Нелл, напомни мне, пожалуйста, даты пяти убийств в Уайтчепеле, которые полиция приписывает Джеку-потрошителю.
– Я сделала еще одну таблицу, – сообщила я, бросаясь в спальню, чтобы принести свою растущую вширь папку.
Элизабет застонала.
– Факты, – возразила я сурово, вернувшись в гостиную и раскладывая бумаги на столе, – совершенно бесполезны, если не обращаться с ними бережно. Их необходимо расставлять в строгом порядке, как войска, чтобы увидеть взаимосвязи между ними. – Я провела пальцем вниз по своей колонке строго расставленных фактов. – Тридцать первое августа; восьмое сентября; тридцатое сентября, когда были обнаружены две жертвы, Страйд и Эддоуз; и девятое ноября.
– А в октябре ничего, – проговорила Ирен, – полная тишина.
– Возможно, Потрошителя не было в городе или же он сидел под стражей? – предположила Элизабет.
Ирен внимательно посмотрела на мою таблицу:
– Здесь есть закономерность, хотя и приблизительная. Николз убита в последний день августа. Через восемь дней после этого, в сентябре, умирает Чэпмен. Еще через три недели и один день, в последний день сентября, убиты Страйд и Эддоуз. А потом наступает тишина на целые пять недель и пять дней.
– Если это закономерность, – сказала я, – то следующие убийства должны были произойти восьмого октября и тридцатого октября. А потом – восьмого ноября… Но Келли убили девятого.
– Да, всего один день не укладывается в схему, – заметила Элизабет. Даже она склонилась теперь над моей таблицей, которую всего пару минут назад не принимала всерьез, и внимательно изучала даты. – Досадно.
Ирен отошла к письменному столу и достала небольшой пакет, присланный бароном по ее просьбе, а также карты Парижа.
– Предположим, – произнесла она, – что вторая жертва двойного убийства, совершенного тридцатого сентября, может быть отнесена на счет убийства, приходящегося на восьмое октября. Судя по всему, в тот вечер Потрошитель был в большей ярости, чем обычно, видимо, из-за того, что его работе над телом Страйд кто-то помешал. Кроме того, именно в ту ночь появилась странная надпись про евреев.
– Тогда почему пятое убийство не произошло тридцать первого октября, в последний день месяца, как это случилось в августе и сентябре? – спросила Элизабет.
Ирен вытащила из пакета несколько оторванных страниц календаря и разложила веером на столе. Сначала я увидела заголовки каждого листка: август, сентябрь, октябрь и ноябрь прошлого, 1888 года. Потом я быстро пробежала глазами по датам, которые мы обсуждали ранее. Когда взгляд упал на клеточку, предшествующую убийству Мэри Джейн Келли 9 ноября, у меня вырвался невольный крик.
– Что в этом календаре делает имя Годфри? – потребовала я ответа.
Подруга улыбнулась:
– Надень очки, Нелл. Ты на самом деле видишь имя Годфри, но только это святой Годфри. Мы все согласны с тем, что нашему Годфри нет равных, но звание святого он все-таки еще не заслужил. Это церковный календарь.
– Церковный календарь в твоих руках – это что-то новенькое, – заметила я, доставая пенсне из миниатюрного футляра и водружая его на нос.
– Я уверена в том, – продолжала Ирен, – что Потрошитель планировал нападение на восьмое ноября, но ему помешали. По показаниям свидетелей, Мэри Джейн Келли находилась в компании мужчины весь вечер восьмого ноября и почти все утро девятого. Собственно, несколько свидетелей уверяют, что видели или слышали ее в окрестностях Миллерс-корт уже после того, как она, по всем признакам, должна была погибнуть. А вот что делал Потрошитель в октябре, – добавила она. – Отправил возмутительные послания в адрес полиции: открытку и письмо, где хвалился своими деяниями. В тот же самый период полиция получила десятки предполагаемых посланий от убийцы; какую-то женщину даже взяли под стражу по подозрению в том, что написала одну из таких записок.
– При этом не был арестован ни один журналист, – заметила Элизабет.
– Нет. Если журналисты и подделывали письма Потрошителя, то им удавалось хорошо замести следы и не быть пойманными. По крайней мере в разгар расследований. Кто знает, какие тайны откроются со временем?
Пока они обсуждали авторов записок, я занялась изучением календарных листков:
– Какие-то неправильные святые.
– Разве бывают неправильные святые, Нелл? – спросила явно позабавленная моим наблюдением Элизабет.
– Это календарь Римской католической церкви, – объяснила Ирен, – а не англиканской.
Я подняла брови. Мне не пришло в голову, что у папистов имеется собственный набор святых, – ну еще бы, ведь они только и делают, что канонизируют людей направо и налево.
– Ты получила календарь от Ротшильдов? – удивленно спросила я.
– Они ведут дела не только с семьей королевы англиканской страны, но и с членами правящих фамилий католического мира, – заметила Ирен. – Кроме того, информация есть информация, и Ротшильды обещали мне предоставить любые сведения. Они покровительствуют самой разветвленной шпионской сети в Европе.
– А что, если Джеком-потрошителем окажется еврей?
– Я обсудила такую возможность с бароном, и мы пришли к заключению, что шансы крайне невелики. В этом маловероятном случае, думаю, британские власти, принц Уэльский и Ротшильды постарались бы замять дело так же быстро, как если бы убийцей оказался, скажем, принц Эдди.
– Так ты признаешь, что эти чрезвычайно могущественные люди готовы скрыть правду от людей? И все равно соглашаешься работать на них?
– Чрезвычайно могущественные люди испокон веков поступают подобным образом. Сильные мира сего верят, что их обязанность – защищать народ, а не просвещать его. Они хотят только одного: чтобы Джек-потрошитель исчез с улиц и зверства прекратились. Они считают, что в любом случае убийца окажется безнадежным безумцем, поэтому его все равно посадят под замок – либо тайно, либо после открытого судебного разбирательства.
– Однако тебе не понравилось, когда в Богемии тайно посадили под замок дворцовую служанку, – проворчала я.
– Ты права, но ведь она была не умалишенной, а просто достаточно глупой, чтобы служить инструментом в руках людей, которые благодаря высокому положению смогли избежать наказания. И поскольку мне представилась возможность, я вмешалась в богемское дело. Но в истории с Потрошителем даже Шерлок Холмс не сможет добиться справедливости, если власти решат замять историю.
Передернувшись от отвращения к сильным мира сего, я вернулась к изучению календаря и снова начала перечислять известные нам факты:
– Мэри Энн Николз была убита в День святого Аристида, Энни Чэпмен – в день празднования рождества Пресвятой Девы Марии, Лиз Страйд и Кэтрин Эддоуз – в День святого Иеронима. А Мэри Джейн Келли пропустила чествование святого Годфри, чтобы быть убитой в день, когда паписты отмечают посвящение базилики Святого Иоанна в Риме.
– Англиканская церковь не соблюдает дни этих святых? – спросила Ирен.
– Разумеется нет! Мы покончили с идолопоклонством еще при короле Генрихе Восьмом.
– Который, в свою очередь, покончил с изрядным количеством своих жен. Интересно, канонизировала ли Католическая церковь хоть одну из них?
– Только двум из его жен отрубили голову, – напомнила я, – и ни одна из них не сгодилась бы на роль святой уже хотя бы потому, что обезглавили их за грех прелюбодеяния.
– А также за неспособность родить сына, – добавила Ирен, – что, по моему мнению, явилось куда б́ольшим преступлением и настоящей причиной казни.
– Послушайте, дамы, – вмешалась в разговор Элизабет. – Мы здесь не для того, чтобы спорить об истории религии. Кто-нибудь объяснит мне, что означает этот календарь со всеми его святыми?
– Я все думаю о том религиозном символе на стене катакомб, – призналась Ирен.
Я тут же достала из папки свою зарисовку странной буквы Р, перечеркнутой X.
К моему удивлению, Ирен взяла пакет Ротшильдов и вытянула оттуда куда более четкий набросок того же символа.
– Этот знак пришел с Ближнего Востока, и он очень древний, – сказала она. – Он известен как Крест Константина. Этот символ раннего христианства использовался в катакомбах в Риме и был перенят первым императором Священной Римской империи Константином в четвертом веке нашей эры, когда он увидел на небе знамение в виде пылающего креста и обратился в христианство. Знак представляет собой первые две буквы греческого написания имени Христа и называется «Хи-Ро», или хризма. Именно такой символ увидел в небесах император.
– Значит… – Элизабет подтянула листки календаря поближе к себе. – Вы хотите сказать, будто у нас есть все основания думать, что преступления имеют религиозную подоплеку и совершены скорее христианином, чем евреем.
– Либо же они связаны с христианскими ритуалами, а не с иудейской верой.
– Христианские ритуалы не подразумевают убийства! – возмущенно заметила я. – Мы даже животных не приносим в жертву.
– А как же насчет вина и хлеба, используемых в качестве тела и крови Христовой? – прищурилась Элизабет.
– Это папистская доктрина. Ересь! Наша Церковь не признает буквального поедания тела и крови Спасителя. Это просто… омерзительно.
Ирен кивнула:
– Я знаю, что Англиканская церковь отступила от традиционной католической доктрины по многим вопросам, но все же христианство остается единственной религией в мире, чье главное божество приняло человеческий облик, после чего подверглось мучительным пыткам и было зверски убито, как и его апостолы и многие последователи в течение веков. История Церкви – это бесконечная сага о мучениках и святых, вне зависимости от того, сколько из них было вычеркнуто из церковного календаря в ходе религиозного передела, затеянного монархом со сложной семейной ситуацией где-то на крохотном острове в Северной Атлантике.
– Это самая длинная речь на тему религии, которую ты произнесла за все время нашего знакомства, Ирен, и она ужасно несправедлива!
В ответ подруга лишь пожала плечами:
– Я не богослов, Нелл. Теперь я попрошу тебя взглянуть на календарь за май этого года и посмотреть, день какого святого отмечается тринадцатого числа, то есть завтра. Думаю, этого папистского святого ты узнаешь с легкостью.
Так я и сделала, причем Элизабет самым беспардонным образом заглядывала мне через плечо.
Я пролистала календарь до месяца мая, страница которого была богато украшена позолоченной иллюстраций на тему охоты из «Часослова герцога Беррийского».
Элизабет грубо ткнула пальцем в последнюю клетку месяца:
– Жанна Д’Арк! Дева-воительница и мученица, француженка до мозга костей!
