Глава тридцать восьмая
Шампанское для капитана
Два дня спустя мадам Сара Бернар по наущению своей подруги мадам Ирен Нортон устроила довольно необычный званый ужин в гостиной Алисы, герцогини де Ришелье.
На это мероприятие были приглашены лишь избранные: сама хозяйка дома, Годфри и Ирен, я, гнусный виконт Д'Энрике, доктор Хоффман, капитан яхты принца некий Жюль Руссо, Джерсовый и Оскар – новый любимец Сары.
Далеко не все пришли в дом герцогини по доброй воле. Выяснилось, что виконт Д'Энрике решительно отказывался встречаться с женщиной, чей «сын» победил его на дуэли, пока Алиса не дала ему понять, что благосклонность будущей княжеской семьи зависит от его присутствия.
Джерсовый тоже не горел желанием явиться на суаре. Годфри силком притащил его из какого-то злачного заведения, где тот по-прежнему оплакивал погибшего товарища, заливая горе бутылкой вина. Выглядел старый моряк прескверно, хотя Нортоны заставили его надеть чистый пиджак. Жилистую шею прикрывал мятый красный платок, заменявший галстук и придававший Джерсовому сходство с разряженной обезьяной шарманщика.
Снаружи безжалостный ветер трепал бархатный покров южной ночи, порывами налетая на Лазурный Берег. Дребезжали стекла, хлопали ставни, а по стенам хлестали ветки деревьев, словно просясь в дом.
Волею случая – а может, благодаря моей подруге, тонко чувствующей драму жизни, – наряды дам представляли собой довольно мрачный этюд: все, кроме меня, были одеты в трагических тонах, хотя мужская половина едва ли это приметила. Алиса облачилась в лавандовое платье, Сара – в переливчатый пурпурный шелк, Ирен – в черно-лиловую муаровую тафту. Меня не покидало ощущение, будто передо мной расселись молодые воплощения трех мойр – если вообще можно представить мифических старушек в расцвете лет.
Быть может, у меня разыгралось воображение – не зря же я предчувствовала, что на светском рауте мадам Сары раскроются наконец страшные тайны и, словно по мановению волшебной палочки, перед нами возникнет главный злодей, – но гостиная будто мерцала нефритовыми тонами, как если бы ее нарисовал какой-нибудь декадентский художник. В сиянии свечей Алиса казалась еще бледнее, чем была на самом деле, а напудренное лицо Сары Бернар превратилось в костлявую маску. Платье Ирен, как и ее волосы, было темнее, чем у остальных дам, и своим мрачным обликом она напомнила мне судью, облаченного в длинную мантию.
На мне, конечно же, было старое платье мышиного цвета из индийского шелка с узором в желтый цветочек: мысль о том, что доктор Хоффман ко мне неравнодушен, казалась мне нелепой, поэтому я решительно отказалась от всяких дамских уловок… чего практически никто не заметил.
К тому времени, когда мы собрались в гостиной Алисы, золотистая дымка заката стала уныло-желтушной. Теперь-то я поняла, чем объясняется любовь декадентов к желтому цвету.
Гости сдержанно и чуточку нервно отхлебывали шампанское, разлитое в хрустальные фужеры.
Не было даже слуг: доктор Хоффман открыл дворецкому, забрал у него поднос с фужерами и сам раздал шампанское гостям. Это лишь усилило заговорщицкий дух.
При виде столь несерьезного, легкого напитка, Джерсовый презрительно поморщился, но тотчас схватил фужер грязной лапищей. Виконт сжимал ножку бокала так, словно представлял, что держит в руке оружие. Капитан Руссо – единственный, кого мы прежде не встречали, – восседал на шатком диване в стиле Директории, придерживая фужер на колене. Причину его появления в нашей компании Ирен объяснила довольно туманно.
Оскар довольствовался тем, что украшал плечи Сары и то и дело причинял гостям беспокойство угрюмым шипением.
– Буду с вами откровенна, господа, – взволнованно начала Сара. – Я намеренно заманила вас сюда, утаив истинную цель нашей встречи. Сегодня нас ждет нечто куда серьезнее праздной болтовни и веселья. Моя глубокоуважаемая подруга и коллега мадам Ирен Нортон продемонстрирует вам нечто любопытное.
Ирен ответила ей скромным поклоном.
– Посмотрите, пожалуйста, на карту, – обратилась она к капитану Руссо. – Вам она о чем-нибудь говорит?
Моя подруга протянула ему эскиз отрезка критского побережья, который я сравнивала с розой ветров. Капитан – тучный господин лет пятидесяти, носивший старомодные, тронутые сединой бакенбарды, – надел очки и хмуро уставился на лист бумаги:
– Обычная береговая линия. Ничего примечательного, мадам.
– Это часть критского побережья.
– Я не могу судить по клочку бумаги, – угрюмо покачал головой капитан. – Вы хоть представляете, сколько береговых линий Северной Африки, не говоря уже о Греции и Италии, изрезали Средиземное море?
– Нет, – мягко промолвила примадонна, забрала эскиз побережья и передала его Джерсовому.
Моряк осушил фужер и расправил листок на парусиновой штанине. Несколько раз перевернул карту, подвигал ее в разные стороны и поднял взгляд.
– Да-да, это и есть то самое место, – ухмыльнулся он. – Пролив Лисий Глаз. Так и вижу его изгибы, стоит только прикрыть веки. Туда-то нас и вынесло течение в шестьдесят девятом.
– Не сомневаюсь. – С этими словами Ирен вновь повернулась к капитану: – Я лишь хотела наглядно продемонстрировать простую истину, сэр: человек, всю жизнь посвятивший службе на флоте, не может похвастаться тем, что знает родное ему побережье вдоль и поперек, тогда как простой моряк способен вспомнить мельчайший клочок земли, будь на то его воля.
– Это вовсе не тайна, мадам, – прохрипел капитан, выудив из кармана сюртука трубку. – Служба на флоте предполагает знание основ и острое чутье на погоду.
– Отнюдь, это как раз таки тайна, и притом старая и довольно опасная. Я передаю слово моему супругу Годфри.
Красавец Нортон, облаченный во фрак, держал в руках пачку бумаг, словно находился в зале суда.
– Сей… томимый жаждой моряк поведал нам удивительную историю о потерянных сокровищах. – Он указал на Джерсового. Старик по-прежнему не расставался с фужером. – Почти двадцать лет тому назад близ критского побережья затонул корабль, унеся жизни ряда пассажиров и членов экипажа. Те немногие, кому удалось спастись, выбрались на берег и волею случая наткнулись на огромные запасы золота.
При этих словах Сара Бернар, вальяжно откинувшаяся на спинку дивана, вдруг резко выпрямилась. Герцогиня тоже была потрясена:
– Ирен нам об этом ничего не сказала!
– Потому что это и есть тайна, – ответила моя подруга. – И мы собрались здесь, чтобы ее раскрыть.
– Но ведь ты обещала, что не позволишь моей личной жизни стать достоянием общественности!
– Я свое слово сдержу, дорогая Алиса, но сначала о главном. – Ирен закурила сигарету и откинулась на спинку стула, приготовившись слушать супруга.
Годфри подошел к камину и положил руку на резную полку из белого мрамора:
– Быть может, они нашли наследие монголов, сохранившееся с пятнадцатого века, или древние сокровища, украденные из Карфагена, – этого никто из выживших не знал, однако все понимали, что находка бесценна.
Впрочем вскоре сокровища исчезли: пещеру, где выжившие обнаружили золото, разрушило волной высотой с корабельную мачту, пришедшей на смену грозному шторму, что потопил их корабль. Позволив морякам прикоснуться к ее тайнам, сокрытым от человеческого глаза на протяжении многих веков, вода столь же своенравно похоронила их на дне моря.
– Восхитительная история! Я непременно поставлю по ней пьесу!
– Увы, дорогая Сара. Среди выживших не было женщин.
– Пустяки! Я сама сыграю главного героя, пусть даже он мужчина.
– Героев тут нет – лишь те, кому удалось спастись, и коварные заговорщики.
– Тогда я сыграю самого отъявленного негодяя!
– А есть ли такой? – осведомилась Алиса.
– Разумеется, – ответила Ирен. – Стал бы порядочный человек тебя шантажировать? И вот что я тебе скажу: шантаж – далеко не единственное злодеяние, совершенное подлецом с тех пор, как он замыслил сей коварный план двадцать лет назад.
Мы окинули друг друга подозрительным взглядом, ведь никто не сомневался, что подлец, о котором толковала примадонна, находится в этой гостиной, иначе в званом ужине не было бы никакого смысла.
– Будь любезна, продемонстрируй гостям, чем ты все это время занималась, – обратилась ко мне Ирен.
Я достала эскизы татуированных букв, сложенных в розу ветров.
– Кораблекрушение пережили почти двадцать человек, – продолжала подруга. – Среди них были люди как высокого, так и незнатного происхождения. Все они очутились на чужой земле, отыскали чудесные сокровища и тотчас их потеряли.
Несколько лет назад, в начале восьмидесятых, их тайное сообщество начало всплывать на поверхность – выражаясь точнее, пошло ко дну. Однажды вечером Брэм Стокер попытался спасти бросившегося в Темзу моряка. Тогда-то и началось мое знакомство с этим, скажем так, инцидентом.
Ирен улыбнулась, встала и принялась расхаживать вокруг своих слушателей, обращаясь к каждому по очереди, – даже в эту минуту в ней чувствовалась актриса. Джерсовый был первым, с кем она заговорила.
– Смерть моряка была довольно странной и противоречивой. Да-да, смерть, ведь Брэм не смог вернуть его к жизни. Во-первых, на левой руке его не хватало среднего пальца – обычно его называют вторым, не считая большой. Кто-то отрезал его под самое основание с хирургической точностью, и я тотчас догадалась, что моряк расстался с ним по доброй воле.
На груди мертвеца я обнаружила татуировку. Нелл, будь так добра, передай по кругу первый эскиз. Уже тогда моя верная подруга написала в своем дневнике о странностях, с которыми мы столкнулись.
Но больше всего в этой трагичной истории нас удивило поведение моряка. Мистер Стокер видел, как он перескочил через парапет и свалился в воду. Ростом Брэм добрых шесть футов, да к тому же крепко сбит и очень силен, но моряк не дал ему себя спасти. По словам Брэма, он вел себя так, будто его преследовал сам дьявол. После того как несчастный скончался, никто не затребовал его тело, и личность утопленника так и не удалось установить.
Лишь только после того как мы с мисс Хаксли несколько лет спустя обнаружили тело еще одного моряка, который утопился в Сене и имел те же отличительные признаки, что и его предшественник, я поняла: между двумя смертями существует некая связь. Нам почти ничего не известно о том, что происходило у второго бедняги в душе в тот роковой час, однако на теле его были синяки, на левой руке отсутствовал средний палец, а на груди сияла татуировка – еще одна буква. Нелл.
Я передала гостям второй эскиз – букву «N» – и не без удовольствия заметила в их взглядах вежливое недоумение. Однако кто-то из них лишь притворялся. Быть может, вечная актриса Сара? Льстивый виконт? Умудренная опытом, но при этом честолюбивая герцогиня? Преданный любвеобильный доктор? Капитан? Простой моряк, которого мы окрестили Джерсовым? Понять, кто скрывает от нас свои намерения, было непросто, но я не теряла надежды и изо всех сил старалась вычислить злодея.
– Впрочем, с вашего позволения я ненадолго оставлю мертвых моряков в покое, – промолвила примадонна, да столь красноречиво, что казалось, стоит обернуться, и взору тотчас предстанут два лежащих рядком на полу гостиной трупа. – Совсем недавно, в Париже, мисс Хаксли вновь пришлось взяться за перо. Дело в том, что кто-то подкараулил молодую француженку родом из хорошей семьи в Булонском лесу, усыпил и наколол еще одну букву алфавита – на сей раз «E». Отыскав напавших на нее господ, мы обнаружили четвертую, последнюю вытатуированную букву – «O». Когда мы сложили буквы в единое целое, стало очевидно, что они – не что иное, как обозначения сторон света, указанные на французском компасе, – «Nord», «Sud», «Est» и «Ouest».
– Какая глупость! – вскричал виконт. Лицо его, заросшее густой бородой, вдруг побледнело. – Буквы, татуировки – что за ребячество! У меня есть дела поважнее.
– Безусловно, – твердо ответила Алиса. – Вам придется объяснить принцу, как случилось, что дворцовый сургуч вот уже двадцать лет играет в этой интриге важную роль. Полагаю, в то время, когда произошло кораблекрушение, вы уже были секретарем Альбера.
Виконт откинулся на спинку стула. Чувствовалось, что ему не по себе.
– Я понимаю, что мы имеем дело с весьма неприятным конфликтом, господа, – промолвила Ирен. – Однако попрошу вас не торопиться и проявить терпение. События эти происходили на протяжении долгих лет. На поиски необходимых сведений ушло несколько недель. Рассказ же займет лишь пару минут. А виновника мы вычислим в считанные секунды.
– Стало быть, вы хотите сказать, что все, о чем вы только что нам поведали, связано с кораблекрушением и сокровищами? – осведомился капитан.
– И с убийствами, сэр, – натянуто улыбнулась подруга.
Последовала тяжелая пауза. Даже половица не скрипнула.
– Выяснилось, что татуированная леди, которая не почтила нас своим визитом, поскольку уже не имеет отношения к делу, – дочь некоего Клода Монпансье, совершившего самоубийство в Монте-Карло в семьдесят третьем году. На груди у него тоже была татуировка.
– И даже несмотря на позорную смерть, – прибавил стоящий у камина Годфри, – Клод Монпансье оказался ключевой фигурой в этой тайне, поскольку мы знали, что именно его имя непременно значится в списке пассажиров обреченного на гибель корабля.
– А как же матросы? – прорычал Джерсовый. – Разве мы не считаемся?
– Списки экипажа составляются довольно небрежно и могут измениться в последнюю минуту, – справедливо заметил Годфри.
Нахмурив брови, Джерсовый покрутил пустой фужер. Доктор наполнил его шампанским.
Капитан Руссо неловка заерзал на диване, слишком узком для его тучного тела:
– Пассажир тоже может ступить на борт в последнюю минуту и в совершенно другом месте.
Доктор Хоффман учтиво наполнял фужеры – за исключением разве что моего, ведь не могла же я пить шампанское, пока стенографировала. Как, впрочем, и в любое другое время.
– Видите ли, капитан, – промолвил Годфри. – Меня не интересовало, были ли на корабле посторонние. Дело в том, что в отделе регистрации судов я разыскал список пассажиров, включавший имя покойного Клода Монпансье.
Все присутствующие подались вперед – не вытерпели даже дамы, которых никто ни в чем не подозревал. Виконт поглаживал усы, приняв безучастный вид. Капитан тяжело откинулся на диване, будто рассказ потряс его до глубины души. А что, если это он командовал обреченным кораблем? Иначе зачем его пригласили?
– Единственный выживший, которого мы знаем, – продолжал Годфри, бросив взгляд на захмелевшего Джерсового, – не помнит названия судна. Так вот, в тот день из Монте-Карло отчалила трехмачтовая шхуна «Утешение». Двадцать третьего апреля тысяча восемьсот шестьдесят девятого года, в день рождения Шекспира, близ северного побережья Крита судно потопил гигантский шторм. Мы уже поняли, что отрезок суши, контуры которого проступили на розе ветров, – не что иное, как часть побережья Крита.
– Почему? Почему непременно Крита? – прохрипел капитан с тревогой.
– В сторону Крита направлялась шхуна. Туда же и снесло течением тех, кто остался в живых, – пояснила Ирен. – Кроме того, именно на этот остров шантажист заставлял герцогиню перенаправить экспедицию принца Альбера. Судя по всему, один из переживших кораблекрушение пассажиров жаждет туда вернуться. После всего, что случилось за эти годы, – я говорю о гибели моряков и недавнем убийстве индуса, который и нанес заговорщикам татуировки, – осталось не так много тех, кто претендует на желанную добычу. Воспользоваться подводным снаряжением принца – прекрасный способ поднять со дна моря утерянные сокровища, и вы, капитан, как нельзя лучше подходите на роль хитроумного интригана.
Капитан Руссо что-то бессвязно пробормотал и закашлялся. Доктор Хоффман поспешил подать ему стакан минеральной воды.
– Он уже немолод, мадам Нортон, – предостерег врач. – Вы его шокировали. Будьте с ним, пожалуйста, помягче.
Капитан сделал несколько глотков и покачал головой:
– Ну что вы. Я просто немного взволнован, ведь не ранее чем сегодня принц уведомил меня о том, что желает отправиться не на Корсику, а на Крит.
– Простите, что подозреваю вас, капитан, – равнодушно промолвила примадонна. – Полагаю, вы не станете возражать, если два этих господина проверят, нет ли на вашей груди татуировки. Мы уже выяснили, что виконт не принимал участия в роковом путешествии.
– Каким образом? – возмущенно спросил Д’Энрике, будто бы рассердился, что кто-то посмел отрицать его участие в столь коварном замысле.
Божественная Сара тотчас поставила виконта на место:
– А все благодаря тому, надутый вы индюк, что кое-кому хватило ума сразиться на дуэли с моим «сыном» и обнажиться от шеи до пупка. Вот это было зрелище! Пожалуй, кое-кому следует умерить свой аппетит – тогда и корсет носить не придется.
Виконт покраснел, точно перезрелый южный персик.
– Дуэль… ваш сын… значит, вы все это подстроили для того лишь, чтобы меня раздеть?!
– Именно, – промолвила Сара. – А мой «сын» был вовсе не моим сыном, а моей переодетой подругой Ирен.
Виконт взглянул на примадонну и вновь перевел взгляд на актрису.
– Возмутительно! Вы хотите сказать, что меня победила женщина?! Вздор!
– Чистая правда, – возразила Ирен. – Не забывайте, что когда-то я была актрисой.
– Фехтование – это вам не пьеса, мадам. Не могли же вы притвориться, что искусно владеете рапирой!
– А я и не притворялась. Искусству фехтования меня обучили на сцене, а вы, виконт, уже давно не в форме, потому что не можете найти достойного соперника. Но дуэль не была для меня самоцелью – я лишь хотела выяснить, есть ли у вас татуировка. Как оказалось, нет. Поэтому мы больше не подозреваем вас… по крайней мере, в организации заговора.
С наслаждением наблюдая за поражением Д'Энрике – ведь целая армия жертв гнусного виконта жаждала его падения, – мы совершенно забыли о Жюле Руссо. Раздался страшный крик – мы развернулись. Капитан вскочил с дивана. Глаза его закатились, а покрасневшее лицо исказилось в страшной гримасе. С минуту он извивался, словно раненый кит, затем шагнул вперед на негнущихся ногах.
К нему тотчас бросились доктор Хоффман и Годфри. Следом за ними, будто сестры милосердия, подбежали Ирен и Сара. Мы с Алисой оцепенели от ужаса. На наших глазах капитан рывком отбросил поспевших на помощь мужчин, обхватил руками горло и… принялся себя душить!
– Сейчас же перестаньте! – приказал Годфри и попытался расцепить его руки.
Казалось, обезумевший капитан обрел феноменальную силу: резко оттолкнув от себя Годфри, словно тот ничего не весил, он развернулся и бросился к закрытому окну.
– Боже! – послышался сдавленный крик виконта.
В ту же секунду капитан на полной скорости влетел в стекло и вывалился из окна, проломив своим грузным телом закрытые ставни. В залитую светом свечей гостиную вихрем ворвалась ночь.
Я вздрогнула, услышав звон разбитого стекла. Ирен, Годфри, виконт и доктор Хоффман поспешили в холл и выбежали на улицу, Сара пыталась привести в чувство Алису, а мертвецки пьяный Джерсовый развалился на диване. Я разжала кулаки, отняла руки от щек и, сгорая от любопытства, храбро прошла к окну, минуя усыпавшие пол мелкие осколки.
Капитан лежал в саду. Он потерял сознание. Нортоны склонились над его телом; доктор и виконт стояли чуть поодаль. Ирен подняла взгляд – в приглушенном свете, сочившемся из окна, он светился дьявольским блеском.
– Нелл, – обратилась она ко мне. – Будь так добра, поднеси к окну канделябр. Я должна выяснить, и как можно скорее, есть ли у капитана татуировка, – боюсь, он вот-вот придет в себя, и тогда нам с ним не совладать.
