Глава двадцатая
Происшествие в номере
На следующее утро Ирен и Годфри не спустились к завтраку, и я решила прогуляться по набережной. Меня-то Шерлок Холмс уж точно не узнает: во время нашей последней встречи на вилле Сент-Джонс-Вуд я предстала перед ним в образе престарелой экономки.
Я не стала брать с собой зонтик. Стояло прекрасное утро; в листве деревьев и кустарников беспокойно сновали яркие, словно радуга, попугаи. Разглядывая зелено-голубых птиц, я вдруг заскучала по разноцветному оперению Казановы. Хотя должна признать, что сальности его отнюдь не пробуждали во мне ностальгических чувств.
Пожилая женщина, облаченная в одежды полутраурного пурпурного цвета, кормила чаек и голубей. Я замечала ее и прежде. Подойдя ближе, я завела с ней беседу о преимуществах и недостатках птиц и о том, легко ли им приспособиться к жизни на воле. Мои жалобы на сквернословие Казановы вызвали у старушки неподдельный интерес, и она искренне мне посочувствовала.
Я вернулась в отель лишь к полудню, радуясь удавшейся прогулке и чрезвычайно довольная собой: ведь я догадалась, что друзьям нужно побыть наедине и хорошенько все обдумать, раз уж в Монако наведался мистер Шерлок Холмс.
Из номера Нортонов по-прежнему не доносилось ни звука. Я постучала. Дверь слегка приоткрылась. К слову, французские горничные славятся своим неуважением к дверям, попросту открывая их нараспашку или же оставляя болтаться полуоткрытыми, в силу чего невинный постоялец вполне может на них наткнуться лбом.
Войдя в номер, я с удивлением обнаружила, что гостиная пуста. Нортоны решили отобедать раньше, чем обычно? А может, еще не встали с постели?
Из спальни донесся подозрительный шорох, будто ребенок рылся в чужих вещах, затеяв проказу. Я украдкой прокралась к приоткрытой двери; шаги мои заглушил мягкий турецкий ковер.
Послышался резкий вдох. На мгновение воцарилась тишина, и вновь до меня донеслось лихорадочное шуршание. В этот момент я поняла значение образного выражения «и хочется, и колется». Что же делать? Явиться без приглашения? А вдруг я поставлю себя в неловкое положение? Или уйти, тем самым позволив воришке красть все, что заблагорассудится? Но не стоять же и дальше, как статуя, на пороге, боясь шелохнуться!
Шорох возобновился, и я решилась: рывком распахнула дверь и вошла в комнату. Спальню окутал таинственный полумрак; сквозь задернутые шторы сочились тусклые лучи дневного света.
Я тотчас увидела, что кровать не заправлена. К подобной небрежности я, разумеется, всегда относилась с неодобрением, однако сейчас несказанно обрадовалась, что в ней не оказалось никого, кого я могла бы побеспокоить. Сама же комната не пустовала: у раскрытого выдвижного ящика комода скрючился смуглый мужчина. Наши взгляды встретились.
– Вы посягаете на чужое имущество, сэр! – грозно объявила я.
Он непонимающе на меня уставился, застыв в позе преступника, пойманного с поличным. Что ж, к подобным сценам мне не привыкать: в бытность мою гувернанткой мне не раз случалось заставать детей врасплох. Я заговорила вновь, пытаясь отвлечь незваного гостя:
– Вы ошиблись номером, сэр!
Попутно соображая, как мне от него сбежать, я на всякий случай попятилась к двери.
– Я так не думаю, – рявкнул вор по-французски и двинулся прямо на меня.
Даже в полумраке я смогла различить его спутанные черные волосы, торчащие из-под шерстяной кепки, и кривой шрам на столь же кривом носу. В ноздри мне ударил запах моря – точнее, рыбы, – мешавшийся с ароматом любимых пармских фиалок примадонны.
Отступая, я зацепилась каблуком за ковер, ударилась о дверь, и та тотчас захлопнулась, отрезав путь к отступлению и оставив меня один на один с вором.
В ту же секунду мерзавец кинулся на меня, схватил за запястье и зарычал мне прямо в лицо:
– Не шуми, а то пожалеешь!
– Не буду, не буду, – прошептала я с легким негодованием. – Но сперва скажите, что вы здесь делаете.
– Несу вахту, – осклабился вор и приподнял карманные часы Годфри за длинную золотую цепочку. Изо рта у него пахло луком, и я с отвращением отвернулась. – Славно, славно! Ты ведь никому обо мне не расскажешь?
Я затрясла головой, изо всех сил вжимаясь в дверь, чтобы не касаться одежды этого неприятного человека. Сперва я было подумала, что передо мной переодетая Ирен, но даже ее поистине волшебный театральный грим не мог бы прибавить ей несколько дюймов роста и увеличить руки. Вор был похож на крепкого уличного хулигана.
– Обещаешь? – Страшные желтые глаза вращались на грубом небритом лице.
– Честное слово. Прошу, уходите! Вы ведь не хотите, чтобы вас поймали мои друзья?
– Поймали? Ха! Черта с два кто поймает Черного Отто! – гаркнул он. – Хорошо еще, что в комнате темно и ты не разглядела моего лица! А не то… Он резко выпустил мое запястье, словно я стала ему столь же противна, как и он мне, и направился к окну.
Шторы из французской парчи колыхнулись ему навстречу: за портьерой стояла женская фигура, едва различимая в ослепительном дневном свете.
– Ирен! – закричала я, желая предостеречь подругу от опасности, и в то же время испытывая некоторое облегчение, ведь я привыкла к тому, что она всегда владеет ситуацией.
Вор не раздумывая схватил Ирен, и они закружились в вихре безумной мазурки. Он поднял ее и рывком перекинул через плечо, словно примадонна весила не больше куклы. Я закричала, видя, как подруга отчаянно пытается высвободиться из железной хватки негодяя, яростно молотя ногами по воздуху.
– Прекрати! – послышался голос Ирен. – Сейчас же отпусти меня, идиот!
– Ни за что, мадам! – храбро прокричал он в ответ. – Мне неведомо чувство раскаяния! Пока я жив, вам не видать свободы!
Это было уже слишком. Я схватила стоявший у двери зонтик и набросилась на негодяя, что есть сил колотя его по плечам и голове бамбуковой рукояткой и обтянутыми шелком спицами.
Однако шум только усилился.
– Нет! Нет! Нет! – кричала Ирен.
– Перестань! – вторил ей вор.
– Прочь! – пригрозила я, не прекращая атаки.
В пылу битвы мы все втроем запутались в шторах. Раздался громкий треск, и карниз с грохотом рухнул вниз, подняв густое облако пыли. Я громко закашлялась, выпутываясь из парчовой ткани. Рядом со мной тяжело дышала Ирен.
– Умоляю, прекрати! – простонала она и засмеялась.
Смеялся и кашлял вор. Сквозь неприкрытые французские окна в спальню хлынул яркий дневной свет. Ирен сидела в груде парчовой ткани: по щекам текли слезы, она вся корчилась от хохота.
Вор лежал между нами, погребенный под шторами. Стоило мне поднять сломанную ручку зонтика, чтобы нанести ему решающий удар, как подруга тут же ее перехватила, не переставая смеяться.
– Что тут смешного? Мы только что поймали мерзавца, копавшегося в твоих вещах!
– Бедный мой зонтик! – воскликнула подруга.
Мне показалось странным, что в эту минуту она беспокоится за бездушный предмет куда больше, чем за собственную подругу.
Не ведая моих чувств, Ирен принялась раздвигать складки ткани, обрушившейся на незваного гостя. Наконец показалась гнусная физиономия, так напугавшая меня в полумраке. Подлец хитро оскалился.
– Нелл, – Ирен смахнула спутанные волосы с грязного лба дикаря, – ты до смерти перепугала Годфри!
– Годфри?!
Злобная ухмылка стала еще шире. Несмотря на то что пару передних зубов он вымазал сажей, в образе преступника смутно проступали знакомые черты. Мне вдруг захотелось еще раз хорошенько треснуть его зонтиком, чтобы тот перестал наконец ухмыляться.
– Сдаюсь, – смиренно промолвил Годфри своим обычным голосом. – Если бы я знал, какая ты отважная в бою, то уже давно перестал бы притворяться.
Я выпрямилась и, опершись на сломанный зонтик, поднялась на ноги, решительно отказываясь от помощи друзей – уж очень они меня рассердили.
– Ну и ну! Как дети малые, да притом оба! Вот негодники! – Я отряхнула руки и громко чихнула. – И к чему вы затеяли весь этот фарс? Решили проверить на прочность несчастные шторы?
– По крайней мере, – начала Ирен, поднимаясь, – теперь мы знаем, что маскировка Годфри достаточно хороша и способна ввести в заблуждение даже близкого друга.
– После случившегося я бы не делала столь поспешных выводов о наших отношениях, – чопорно заявила я. – Зачем Годфри переодеваться в пирата?
Нортон поднялся, пошатываясь: карниз рухнул прямо на него.
– Чтобы съездить в порт и пообщаться с моряками, не попавшись на глаза Шерлоку Холмсу, – выпалил он, словно заучил реплику наизусть. Очевидно, весь этот бал-маскарад затеяла примадонна.
– Подобным нарядом не обманешь и альбатроса, – поддела я. – Но мы ведь не знаем, интересуется ли Шерлок Холмс нашим расследованием. Ходят слухи, что он приехал в Монте, но это еще ничего не значит. Да и зачем тебе наводить справки в порту?
Годфри кивком указал на Ирен:
– Она говорит, это важно.
– Она что угодно назовет важным потому лишь, что это ей интересно.
– Что ж, – игнорируя наши мстительные насмешки, Ирен принялась отряхивать поношенный бушлат мужа, – должна признать, из Годфри получился чудный морской волк. Выступления в суде – замечательная подготовка к сценической карьере. Рада, что он без труда проберется в портовые закусочные и не вызовет подозрений у местного простонародья. Да, и, судя по моим наблюдениям, Черному Отто ничего не стоит пробраться в номер через балкон. По крайней мере, – она взглянула на меня с укором, – я не пытаюсь примерить этот образ на тебя.
– И на том спасибо. – Я оглядела причиненный нами ущерб. – Как вы думаете, шторы заменят до наступления ночи?
– Это не имеет значения, – ответила подруга не допускающим возражения тоном. – Годфри вернется только к утру, а значит, этой ночью они нам не понадобятся.
В полдень Ирен вызвала управляющего.
– Это произошло случайно, – объявила она. – Зонтик внезапно раскрылся, и я схватилась за штору, чтобы не упасть. Остальное вы видите сами.
Глаза невысокого мужчины, одетого в однобортный сюртук, чопорно заморгали за очками. Казалось совершенно невероятным, что нежная, хрупкая рука подруги могла сорвать массивный карниз и тяжелую парчу. За Далилу примадонна еще сошла бы, но за Самсона – вряд ли.
Управляющий пожал плечами:
– Мадам права. До завтрашнего дня шторы заменить не удастся. Я переселю вас с супругом в другой номер.
– Право, не стоит. Мы останемся здесь.
– С голыми окнами?
– Всего на одну ночь. Ничего страшного.
Управляющий тоскливо покачал напомаженной головой – черные волосы его так лоснились, что напоминали шкуру тюленя. В печальных тюленьих глазах читалось смирение, и наконец он согласился. Гости Монте-Карло славились своими экстравагантными выходками, и управляющий не считал нужным терзать постояльцев лишними расспросами.
Когда он ушел, Ирен облегченно вздохнула:
– Годфри вернется рано утром. В спальню он попадет через окно. Я не хочу, чтобы он пришел в пустой номер, хуже того – обнаружил в нем горничную, старательно выполняющую свои обязанности.
Я открыла окно. Решетка балкона доставала мне до талии.
– Наш номер на третьем этаже, это довольно высоко.
– Но Годфри не может попасть в «Отель де Пари» в столь ранний час через главный вход в образе моряка. Его никто не впустит. Боюсь, ему придется лезть через балкон.
– Но это же, считай, четыре этажа! Один цокольный занимает футов двадцать.
– Потому-то мужчины и носят брюки: при случае в них очень удобно лазать. Я уже все осмотрела. Он справится. Более того: для него это станет настоящим приключением.
– А чем же займемся мы, пока Годфри разгуливает по злачным заведениям?
– Устроим пикник в гостиной.
– Пикник в гостиной?
– Не переспрашивай – оставь это Казанове. Почему бы не провести этот вечер, как в старые добрые времена в Сефрен-Хилл? С французской выпечкой, бутылкой бургундского вина и в твоей компании.
Она взяла меня под локоть и проводила в гостиную. На обюссонском ковре стояла большая корзина из ивовых прутьев. Ирен подняла крышку с гордым видом фокусника, демонстрирующего зрителю внезапное появление женщины или тигра в доселе пустой клетке.
– Как же мы сможем столько съесть? – Я с удивлением рассматривала несметное количество хлеба, мяса, горчицы, фруктов, сыров и уже упомянутую бутылку бургундского – точнее, две бутылки.
– Надо же как-то скоротать ночь, – объяснила подруга. – К тому же к утру Годфри наверняка проголодается. Да и мы будем с нетерпением ждать новостей.
