Глава четырнадцатая
Колосс на глиняных ногах

Прага расположилась на крутом изгибе реки Влтавы. Девять мостов веером раскинулись между Старым и Новым городом на восточном берегу и крепостью Градчаны и Малой Страной на западном.

Прага – очень милое место. Она стоит не высоко и не слишком низко, и известна как город ста башен, хотя сейчас их, конечно, гораздо больше. Прагу часто сравнивают с Венецией из-за скопления островков около Национального театра и с Веной из-за пышной барочной архитектуры с излишествами вроде барельефов и позолоты.

Если бы не печальные воспоминания, наверное, я бы испытала чувство ностальгии, когда снова попала в этот город.

Годфри забронировал нам комнаты в отеле «Европа» в Новом городе. Это было замечательное здание, весьма современное, хотя черты барокко присутствовали и в его архитектурном убранстве. Наши апартаменты отличались вопиющей роскошью. Вечером с балкона можно было увидеть заходящее солнце. Оно мерцало на водной глади реки и окрашивало красные черепичные крыши Малой Страны в цвет бычьей крови. Мы с Годфри встретились на общем балконе, разделенном перегородкой, и любовались городом. Прага простиралась перед нами, как прокрывало для пикника на мягкой зеленой траве.

Годфри, прищурившись в тусклом свете, просматривал путеводитель, который мы невольно присвоили себе, и гадал:

– Где же гуляет этот Голем?

Я показала на северо-восток позади нас:

– Квартал Иосифа отсюда не видно, но он рядом.

– Просто какое-то нагромождение крыш и башен, – пожаловался Годфри, кивнув в сторону города. – Некоторые из улочек кажутся настолько узкими, что там и Мальчик-с-пальчик не протиснется, не то что огромный двухметровый монстр.

– А квартал Иосифа самый тесный из всех, – подтвердила я, вспомнив нашу с Ирен безрассудную прогулку по тем местам. – Там множество темных переулков и надписей на непонятных языках. Не хотела бы я там оказаться.

Годфри рассеянно кивнул, листая увесистый путеводитель, затем поднял глаза и взглянул на горизонт:

– А это что? Явно больше, чем просто церковь. – Он показал на длинную высокую громадину на западе города, за которой, как пламя свечи, пылало заходящее солнце.

Я уже забыла об этом огромном, похожем на скалу, здании, которое горделиво возвышалось над городом. В его узких окнах отражался свет, и оно напоминало сундук с сокровищами, покрытый стальными шипами.

– Это шпиль собора Святого Вита. Католическая святыня, – объяснила я, утаив самое главное.

– Так, значит, вот он – собор Святого Вита, в самом сердце крепости Градчаны.

Три остроконечные готические башни нависали, как копья, над длинным невысоким зданием. Глядя на них, я почувствовала сильную тревогу.

– Градчаны, – растерянно повторил Годфри. – Не там ли находится Пражский замок? Нелл?

– Да, Годфри?

– Ведь именно здесь вы с Ирен гостили у короля?

– Да, Годфри.

– Почему ты не сказала об этом раньше?

– Я… забыла. Правда. Мне непривычно видеть замок со стороны, ведь я, наоборот, всегда смотрела из его окон на город. Он производит сильное впечатление.

– Это правда, – с осуждением признал Годфри. – Но для такого гиганта он слишком незатейлив.

Я не могла избавиться от мысли, что на самом деле Годфри говорит не о замке, а о его владельце.

– Внешние стены были возведены в восемнадцатом столетии, – начала рассказывать я. – А внутри очень интересно. Насколько я знаю, там частично сохранилось строение, восходящее к девятому веку. Некоторые части здания выполнены в романском стиле, другие – в готическом. Особенно любопытна Золотая улочка. Это целый ряд миниатюрных средневековых домиков, встроенных в крепостную стену. В них раньше жили караульные, а потом, говорят, алхимики. Как ты думаешь, алхимики имели отношение к Голему?

– Не нужно потчевать меня ненужными деталями, Нелл. В путеводителе достаточно информации. – Голос Годфри звучал раздраженно. – А когда появился этот Голем?

– В Средние века.

– А предки короля? Любопытно, далеко ли уходит в туманное прошлое его родословная?

– Понятия не имею. Среди первых правителей Богемии были Рудольф Второй и властитель Римской империи Карл Четвертый, хотя не могу поручиться, что король Вильгельм является прямым потомком одного из этих выдающихся джентльменов. Прага и Богемия не раз переходили из рук в руки восходящих и закатывающихся империй. Так что фамильное древо короля, разумеется, не раз обрезали и пересаживали.

– Не сомневаюсь. Конечно, по поводу собственной родословной я никаких иллюзий не питаю. Мне вполне достаточно знать своего отца, чтобы не интересоваться предками. Но только подумай, сколько прохвостов сидит на ветвях родового древа короля!

– Я прекрасно представляю себе изъяны Вильгельма фон Ормштейна, Годфри.

– Ну ладно. Солнце уже совсем село, невозможно читать книгу в такой темноте. Предлагаю отправиться ужинать и заодно спланировать дальнейшие действия. Встретимся через полчаса?

Его голос – прекрасный, живой, спокойный и совершенно английский – доносился ко мне из почти полного мрака.

– Хорошо, – ответила я, и по скрипу ботинок поняла, что Годфри повернулся и зашел в свою комнату.

Я осталась в темноте. Подо мной лежал город, с которым я была так недолго и так печально знакома. Как обычно, начали звонить колокола на ста башнях, всякий на свой манер. Ирен со своим безупречным слухом смогла бы назвать каждую ноту. Я же слушала колокола, не различая мелодии, но их вибрация будила во мне воспоминания, и я жалела, что вернулась сюда.

Подняла ли сейчас королева Клотильда голову, чтобы тоже послушать колокольный звон? Прервал ли король свои царственные дела, вспомнив о нем? Когда он теперь ходит в Национальный театр, звучит ли у него в ушах незабываемый богатый голос Ирен? А воскресший Голем, блуждающий в темных узких переулках, – останавливается ли он, услышав эти звуки, святые для меня и проклятые для него? Ведь звон христианских колоколов предвещает набеги на евреев Праги, и для них он – сигнал тревоги, а для христиан – начало священной войны.

Кто в этом городе величественной музыки и древней ненависти, красоты и уродства замечает колокольный звон? И кто заметит, что мы вернулись сюда?

Столовая отеля оказалась весьма приличной, и мои первобытные страхи отступили. На стенах мягко поблескивали деревянные панели. Между ними стояли круглые столики, покрытые скатертями персикового цвета. В спокойном свете свечей сияли позолоченные статуэтки, украшенные живыми цветами, и витражи.

К сожалению, еда не шла ни в какое сравнение с этим изысканным интерьером. До нынешнего момента я считала, что есть только две страны, где отвратительно готовят, но теперь к двум кулинарным профанам добавился третий – настоящая нечестивая троица. Жареная свинина была скверной; то, что здесь называлось клецками, оказалось скользкими комками размером с крикетный мяч и примерно такого же вкуса; белесые нити капусты, похожие на шнурки для ботинок, зачем-то полили подогретым уксусом. У еды не было не только вкуса, но и цвета. Воистину, да здравствует Богемия!

Годфри посмотрел на нетронутую еду в моей тарелке:

– Тебе не нравится, Нелл? А что ты ела во дворце?

– Почти ничего. Я так беспокоилась за Ирен, что мне было не до еды. А когда она выяснила, что старого короля отравили, аппетит пропал окончательно.

– Ей собственные теории тоже подпортили пищеварение?

– Вряд ли! Она так же плохо разбирается в кулинарии, как я в музыке. Ирен с радостью съест что угодно, лишь бы побольше. Не понимаю, как ей удается оставаться такой стройной.

– В этом и заключается несправедливость, Нелл. – Годфри осторожно резал клецку, стараясь, чтобы она не выскользнула с тарелки. – Ирен – воплощение жестокой несправедливости, она эталон, до которого никто не дотягивает.

– Поэтому ты навязал ей в попутчицы Аллегру? – решилась я задать давно мучивший меня вопрос.

Годфри кротко улыбнулся:

– Даже нашу идеальную Ирен нужно воспитывать, так что ей не помешают дополнительные трудности. Не пойми меня неправильно, Аллегра очаровательная девушка. Однако ее присутствие усмирит безрассудные порывы Ирен, ведь моей отчаянной женушке придется заботиться об этом невинном ребенке. Кроме того, девочка очень хотела повидать нас, и ее желание исполнится.

– Наверное, Аллегре было нелегко получить разрешение семьи на эту поездку, – предположила я.

– Ха! – Годфри ухмыльнулся без всякого почтения. – Сомневаюсь, что она вообще спрашивала у кого-нибудь разрешения.

– И ты позвал ее с нами в Прагу? Но ведь этим ты дополнительно усложнил ситуацию!

– Но мы только здесь сможем присмотреть за ней. Что оставалось делать? Разве что отправить ее обратно домой с позором.

– Аллегра хорошо воспитанная девушка. – Я была в смятении. – Как она могла так безрассудно отправиться в другую страну под вымышленным именем?

– Я с самого начала говорил, что она очень напоминает мне Ирен. – Годфри улыбнулся и с довольным видом отложил салфетку в сторону. – Посмотрим, как моя дорогая женушка отнесется к тому, что ей придется общаться со своей копией, только юной и еще более импульсивной.

– Твой хитроумный план может выйти боком тебе самому, Годфри.

– Почему?

– С хитроумными планами такое случается. Даже у Ирен.

Годфри поднял бокал с бледным вином, которое подали к ужину:

– Ну, раз так, давай надеяться, что планы тех, на кого мы будем здесь охотиться, окажутся слабее наших.

– Аминь! – провозгласила я, подняв бокал с водой – единственным, что посчитала съедобным.

После десерта, состоявшего из приторного торта, к которому я едва прикоснулась, мы поднялись в гостиную Годфри – пользуясь положением представителя Ротшильдов, он не постеснялся занять самые роскошные апартаменты из нескольких комнат.

Как только мы расположились, Годфри протянул мне путеводитель:

– Ты не первый раз в Праге и изучила легенды о Големе, Нелл. Скажи мне, есть ли в этой книге что-нибудь важное, на что мне следует обратить внимание.

Я надела пенсне и просмотрела том, задерживаясь взглядом на гравюрах с изображением местных достопримечательностей. Путеводитель, как я с одобрением заметила, был напечатан в Лондоне и посвящался «Профессору Мориарти, члену-корреспонденту Королевского научного общества Богемии, который не жалел сил на то, чтобы в Англии узнали об этой стране».

По правде говоря, дело профессора вряд ли можно было счесть завершенным: Прага по-прежнему остается одним из самых загадочных городов Европы, в особенности для жителей Англии. Даже слово «богема», произошедшее от названия страны и обозначающее легкомысленных нищебродов с артистическими наклонностями (сочетание качеств весьма распространенное, если не сказать обязательное) пропитано французскими ассоциациями, которые бросают тень на Богемию. По моим наблюдениям, французы мало в чем преуспели, но вот в богемности им нет равных: тут они превзошли саму Богемию.

Я пролистала типичные маленькие офорты: часовня собора Святого Вита, Восточные ворота Пражского замка, Пороховая башня при входе в квартал Иосифа, великолепный Страговский монастырь.

– В алфавитном указателе Голема нет, – наконец произнесла я. – Но я нашла интригующую запись о рабби Ливе Бецалеле. Кажется, это тот самый раввин Лёв из легенды.

Годфри склонился надо мной, чтобы изучить текст, но шрифт был таким мелким, что он попросил меня прочитать статью вслух. Больше всего на свете я люблю поучительное чтение, даже если это просто перечисление фактов, поэтому с радостью выполнила просьбу Годфри:

– «Евреи начали селиться в здешних местах еще в дохристианские времена. Считается, что это защищало пражских евреев от ярости христиан по поводу их возможного участия в распятии Христа». Это не совсем верно, – перебила я себя и серьезно посмотрела на Годфри поверх золотого пенсне: – В книге также сообщается, что во время погрома тысяча триста восемьдесят девятого года пражских евреев истребили почти полностью. Раввин Лёв Бецалель пользовался благосклонностью Рудольфа Второго, правителя Венгрии и Богемии. Император поощрял многих алхимиков, включая Джона Ди, и высоко ценил рабби за его занятия каббалой. Так что вряд ли тот стал бы создавать Голема для защиты евреев, если бы им не грозила опасность.

– С тобой не поспоришь, Нелл, – признал Годфри с улыбкой. – Ты обнаружила серьезное противоречие. Однако мы имеем дело с историей, а она на них и зиждется. Когда я пролистывал эту книгу, меня поразила противоречивость самой Праги. Здесь нашли свой дом люди трех разных национальностей и вероисповеданий: чешские католики, немецкие протестанты и евреи. В одно время жителей принуждали поголовно стать католиками, в другое время – протестантами. В атмосфере таких политических и религиозных волнений вполне могло появиться мифическое существо вроде Голема. Люди охотнее верили в чужих демонов, чем в своих богов.

– Ты хочешь сказать, что Голема – если он, конечно, действительно существовал, – возможно, создали не евреи, а кто-нибудь другой?

– Я хочу сказать, что кто-нибудь другой мог воспользоваться легендой о Големе, чтобы привести народ в смятение ради собственных политических целей, – пояснил Годфри. – Я юрист и не особенно жалую мистику, но не исключаю и еще одной возможности: что застывшего Голема нашли и оживили.

– Но как? Ведь для оживления требуется знание древней каббалы. Я доверяю этому учению куда больше, чем нынешнему спиритуализму. По крайней мере, каббала берет начало в Библии с ее чудесами, а не в фокусах светских салонов.

Годфри нахмурился:

– Все восточноевропейские страны попали под перекрестный огонь религий и жестоких завоевательных войн. На это накладывается, разумеется, их отчаянная жажда независимости. Здесь Восток встретился с Западом, но не так, как мечтал Киплинг, и задолго до того, как старая добрая Англия направила взор на Индию. Гунны и турки оставили тут свой след. И их влияние не исчезло даже после того, как эти земли покорили католики и протестанты.

– Ты намекаешь на то, что здесь уцелели древние верования? – догадалась я.

Он пожал плечами, как современный здравомыслящий человек, но его мысли продолжали течь в мистическом направлении:

– По всей Польше, Трансильвании, Моравии и Богемии вдоль дорог стоят храмы христианских святых. Однако люди по-прежнему полны суеверий и приносят дары языческим богам и демонам. И хотя несколько столетий подряд религиозные и территориальные войны, словно пиявки, высасывали из народа жизненные соки и лишали его свободы и покоя, здесь каждому все еще чудятся вампиры за дверью и оборотни среди деревьев. Даже Русская православная церковь не чурается восточного мистицизма, а в Сибири крестьянами правят колдуны и шаманы. История этих земель наполнена страданием. И я думаю, что раздираемые противоречиями местные жители вполне способны разбудить демонов.

– Неужели кто-то еще, кроме евреев, кроме даже самих подданных Богемии, решил воспользоваться Прагой и Големом в своих интересах? Какой ужас!

– Это только предположения, Нелл. Всего лишь фантазии. – Годфри улыбнулся и помотал головой, как будто желая вытряхнуть из нее дурные мысли. – На этой древней земле даже английский юрист может пасть жертвой наваждений. Обычные политические махинации опасны и сами по себе, даже без мистического подтекста.

– Не могу себе представить, чтобы немцы участвовали в таком абсурдном деле, – заметила я. – А ведь они претендуют на Богемию больше всех.

– Ты, как всегда, права. Конечно, выходцы из Германии управляют этой нацией вот уже несколько веков. Подумай, ведь у короля целая вереница немецких имен – Вильгельм Готтсрейх Сигизмунд фон Ормштейн. Судя по тому, что написано в путеводителе, король Сигизмунд правил в пятнадцатом веке, но не в Богемии, а в Венгрии. А это доказывает, что богемской крови в венах Вилли разве что самая капелька.

С этим я не могла не согласиться.

– Ирен правильно сделала, что отказалась от союза с ним, – продолжал Годфри. – Кстати, ты не заметила в книге ничего странного?

– Разве только то, – я быстро пролистала путеводитель, – что у некоторых страниц загнуты уголки. Такое скорее увидишь в справочнике.

– Да, но обратила ли ты внимание, что одна из страниц загнута дважды?

– Какая? – удивилась я.

Годфри взял у меня книгу и быстро открыл страницу, о которой шла речь.

– Действительно, уголок загнули сначала в одну, а потом в другую сторону, – констатировала я. – Весьма разрушительно для книги, но многие люди так беспечны.

– О, это только так кажется. Возможно, путеводитель оставили в кёльнской гостинице тоже не из беспечности.

– Человек в темных очках! – вырвалось у меня. – Я же тебе говорила…

– Это только мои догадки, Нелл, но ведь агенты Ротшильда в Богемии должны были найти способ незаметно связаться с нами. Только о чем эта страница нам говорит, я ума не приложу.

Я внимательно изучила мелкие буквы:

– Здесь идет речь только о том, что жители Богемии любят выпить. В этом параграфе рассказывается о пивоварении – очевидно, единственном занятии, в котором преуспело местное население! Хм, питейные заведения располагаются в подвале, а пивоварни находятся в том же здании… Тут упоминается одна старая пражская таверна, которая вот уже более века принадлежит одной семье. Называется «У Флеку». Второе слово – очевидно, имя хозяина. Надо полагать, в тысяча четыреста девяносто девятом году ее купили пращуры Флека. В книге утверждается, что таверна служила рассадником политических интриг и местом сходок революционных организаций. Похоже, Годфри, заведение «У Флеку» довольно мрачное: темный подвал с длинными столами, за которыми легко уместится девятьсот человек. Неужели в Праге столько развращенных умом людей, которые готовы день-деньской просиживать там за распитием пива?

– Несомненно! И раз уж таверна «У Флеку» все еще существует и столь активно функционирует, что страницу про нее пометили дважды, то, полагаю, мы должны отправиться туда и все разузнать.

– Мы? Годфри, но ведь это заурядный кабак.

– А мы приехали сюда по совсем незаурядным делам. Не нужно бояться, Нелл, я вооружен и смогу защитить тебя. – Годфри помахал своей тростью.

Меня его жест не впечатлил.

– Ты не понимаешь, Годфри: я не столько боюсь идти в «У Флеку», сколько стесняюсь.

– Вот как! – Годфри замер на секунду, с досадой поглядев на меня: – Со смущением я бороться не умею, Нелл. Придется тебе просто потерпеть.

Я поднялась, надела плащ, шляпку и перчатки, после чего решительно произнесла:

– Что ж, мне не привыкать.

Пока мы шли в таверну, я несла в руках путеводитель. Годфри настаивал, что я выгляжу более почтенно, когда похожа на ученую даму. Подозреваю, что ему просто хотелось освободить руки на тот случай, если придется воспользоваться тростью. По правде говоря, я думаю, что в глубине души он почти мечтал, чтобы такой случай представился. Новые игрушки одинаково действуют на мальчиков любого возраста.

По мощеным улицам Праги двигались пестрые толпы людей. Крепкие двойные деревянные двери домов напоминали церковные ворота. Они то и дело распахивались, выплевывая на улицу нетрезвых гуляк и спертый дух несвежей еды и пива, а затем, заглотив новых жертв, захлопывались за ними, как капкан.

Каждая вторая вывеска гласила: «У Такого-то», приглашая в очередную таверну.

Дорога повела нас через мост. Под нами вспыхивали огоньки – это в черных водах Влтавы отражался свет факелов. Мимо нас медленно проезжали кареты.

Меня необычайно утешало, что Годфри находится рядом. Я чувствовала его силу и поддержку. Пусть трость-кинжал и казалась мне весьма сомнительным средством самозащиты, но дело было не в оружии. Чтобы чувствовать себя уверенно, порядочной женщине достаточно даже того, что мужчина просто идет рядом. Я семенила по неровной мостовой, крепко держась за своего спутника и неловко прижимая другой рукой книгу. За мостом мы свернули с широкой дороги в узкий переулок и наконец достигли цели нашего путешествия.

Над входом в таверну висели старинные часы. Вместо цифр на циферблате красовались уже знакомые буквы: «У Флеку». Справа я увидела дверь. Она была такой огромной, что вполне могла бы сойти за ворота церкви Всех Святых в Виттенберге, на которых Мартин Лютер вывесил свои тезисы. Дверь задрожала, заскрипела и открылась. Мне в лицо ударила волна горячего и несвежего, словно дыхание пьяницы, воздуха.

– Ну вот. – Годфри остановился и посмотрел наверх на причудливую старинную деревянную вывеску. На ней тоже было написано «У Флеку». Бедняга покачивалась, будто опьянела заодно с посетителями таверны.

Из открытой двери до нас доносились разгульные голоса. Мы вошли внутрь, спустились по широким каменным ступеням в темные недра, словно в ад, и очутились в слабо освещенном помещении. Там царила атмосфера средневековья, в которой можно при желании найти свое очарование. Над нами смыкались покатые своды потолка в разводах копоти, напоминающие Сикстинскую капеллу в царстве Аида. В огромном зале быстро двигались темные фигуры. Будто вырвавшиеся на свободу демоны, они плясали, поднимали пивные кружки, пели и жонглировали пустыми бутылками.

Я едва заметила, как Годфри подвел меня к скамье перед длинным обшарпанным деревянным столом. Кое-как мне все-таки удалось сесть, хотя комната словно крутилась колесом вокруг меня в неистовом веселье, оглушая своим шумным многолюдьем.

Постепенно мои глаза стали различать в этом хаосе теплый свет, идущий от ламп. Официанты скользили между столами, подняв над головой подносы с посудой. Кружки глухо ударялись о старую древесину, обдавая ее пивным дождем.

Годфри наклонился и прокричал мне на ухо:

– Положи книгу на стол, Нелл!

Его слова напомнили мне нелепую фразу из учебника по французскому: «Положи тетину ручку на диван». Я выполнила его просьбу, радуясь, что моей тете (если бы она у меня была) не доведется увидеть столь безобразное заведение.

К нам подбежал официант. Я отпрянула в испуге, но Годфри крикнул ему что-то, и тот исчез в толпе. Только я успела возблагодарить Всевышнего, как оказалось, что радоваться было рано. Пару минут спустя официант снова атаковал нас, на сей раз с подносом в руках, и с размаху поставил кружку перед Годфри… и передо мной!

– Ты должна выглядеть, как самый обычный посетитель!

Годфри кричал что есть мочи, но здесь его вряд ли кто-нибудь услышал бы: даже мне с трудом удавалось разобрать слова. Отодвинув подальше от кружки книгу, чтобы не облить ее пивом, я стала с интересом наблюдать за Годфри. Он откинул крышку и отпил из толстостенной глиняной посудины, но подавился первым же глотком, и я услужливо шлепнула его по спине – возможно, гораздо сильнее, чем он ожидал.

– Темный лагер! – пролепетал он, когда наконец перестал кашлять и смог говорить – точнее, кричать. – Густой, крепкий и черный, как чернила.

– Мое тоже можешь пить, – предложила я, срываясь от напряжения на визг.

– Что ты говоришь? Тебя начало тошнить? – Он озабоченно посмотрел на меня.

Я покачала головой. В таком бедламе общаться было невозможно. Тайная встреча с неизвестным шпионом представлялась крайне маловероятной, но у меня не было никакого желания объяснять это Годфри. Пусть хотя бы один из нас сохранит голос на тот случай, если мы все-таки встретимся с посланником барона Ротшильда.

Мы оба замолчали. Я рассматривала огромное мрачное помещение. Эта темница в подземелье напомнила мне логово охотников в поместье барона. Однако здесь среди посетителей встречались приличные дамы в шляпках и даже целые семьи, включая пожилых тетушек и дядюшек. Очевидно, подобный кутеж считался в Богемии обычным делом, хотя я сомневалась, что среди этих заядлых любителей пива мы заметим кого-то из фон Ормштейнов.

К нам, шатаясь, направилась женщина в уродливом национальном наряде. И ладно бы, что она была пьяна, но ее широкое сборчатое платье с несколькими нижними юбками даже не прикрывало щиколотки. И теперь этот колокол, медленно и грузно покачиваясь, двигался в нашу сторону. Я подвинула к ней поближе свою полную кружку, надеясь, что женщина возьмет ее и оставит нас в покое, но она откинула назад юбки и, глупо улыбаясь, плюхнулась рядом со мной на скамью. Вместе мы являли собой странную пару – нечто вроде напуганной маленькой мисс Маффет и разодетого паука чудовищных размеров.

Моя новая соседка потрогала своей пухлой ручкой путеводитель.

– Весьма увлекательное чтение, – произнесла она на чистом английском.

Я внимательно посмотрела на женщину. Румяные щеки; темные волосы заплетены в косу, уложенную на затылке; из крестьянской блузы с жеманными рукавами с буфами виднеются крепкие руки. Она улыбнулась и сделала огромный глоток из моей кружки.

Годфри с уважением посмотрел на женщину. Темное пиво таверны «У Флеку» явно было ей по вкусу. Она снова улыбнулась, вытерла губы тыльной стороной руки и постучала пальцем по книге:

– Недавно я потеряла в точности такую же.

– Вы?! – выпалила я. – Но ведь вас не было в том поезде, который шел из Кёльна в Прагу!

– Не было, – спокойно согласилась она. – Там был мой брат. – Она сложила пальцы обеих рук в колечки и приложила к своим голубым глазам. – Человек в темных очках.

Я молча кивнула, онемев от удивления. Годфри наклонился в ее сторону, бесцеремонно потеснив меня, и крикнул как можно громче:

– А где сейчас ваш брат?

– На улице, – ответила она. – Следуйте за мной.

Вряд ли найдется на свете место, которое я покидала с такой радостью. Ориентируясь по пышным юбкам нашей проводницы, мы легко нашли выход из подземного царства.

Я рысью неслась за ней, как испуганная лань. Годфри не отставал от меня. И хоть я не видела его в кромешной темноте, но чувствовала, что он крепко держит меня за руку.

О, как прекрасна прохладная, безмолвная ночь! Многие считают, что городской воздух грязен и вреден для здоровья, но сейчас, стоя на пустынной улице, я им наслаждалась. Пусть-ка те, кто ругает городскую атмосферу, попробовали для начала выдержать хотя бы полчаса в душной утробе пражского пивного погреба.

Женщина встала рядом со мной. Она сделала такой глубокий вдох, что ее и без того пышный бюст вздулся и затрепетал, будто перышки на грудке воркующего голубя.

– Ах! В такую тихую ночь, наверное, гуляет Голем, – мечтательно произнесла она.

– Вы видели этого монстра? – быстро спросил Годфри.

– Нет, но я слышала, что другие его встречали. Пойдемте же. Мой брат нас ждет.

– Скажите, а он и вправду?.. – начала я, еле поспевая за ее быстрым шагом.

– Мой брат? Не будьте так наивны!

– Легче сказать, чем сделать, – пробормотала я.

Мы нырнули в узкую темную улочку, а затем свернули в проход между двумя высокими домами. Годфри стукнулся головой о слишком низко висящую вывеску и пробубнил нечто неразборчивое – как я надеюсь, достаточно джентльменское выражение протеста.

Наша проводница захихикала. Ее пышные юбки развевались перед нами, словно алый стяг здравого смысла.

Наконец мы очутились в маленьком пустынном дворе. Женщина сразу удалилась, даже не попрощавшись с нами. В дверном проеме показалась темная фигура: это был человек из отеля в Кёльне. На нем и сейчас были темные очки, несмотря на ночь!

Годфри мужественно шагнул вперед навстречу незнакомцу, случайно наступив при этом мне на ногу, так что я чуть было не вскрикнула.

Здесь, в мрачном дворе, голоса звучали приглушенно. Издалека доносился шум веселой пирушки.

– Книга у вас с собой? – спросил мужчина.

Годфри кивнул мне (в темноте я еле разобрала его жест), и я передала путеводитель нашему… тайному другу. Он посмотрел на нее и пробежался пальцами по страницам, как будто был слепым.

– Да, это она. Значит, вы действительно те, за кого себя выдаете. Завтра в Банке Богемии вы встретитесь с Вернером. Он представит вас правильным людям. А что касается неправильных… – В хриплом голосе мужчины появились саркастические нотки: – Я должен проводить вас в ту часть Старого города, где видели Голема.

– Ох! – вырвался у меня вопль. То есть почти неслышный вздох.

Мужчина быстро, как змея, повернулся ко мне:

– Вы верите в потусторонние силы, мисс?

– Только в… ангелов.

– Голем не ангел. Он создан из глины, чтобы вершить правосудие и проливать кровь.

– Вы видели его?

– Нет. Но кое-кто из квартала Иосифа, кому не свойственны суеверия или стремление приврать, утверждает, что видел. Следуйте за мной. Я проведу вас туда, а потом покажу вам дорогу до вашего отеля у реки.

Я повернулась к Годфри, но в темноте увидела только его темный силуэт с тростью. Он взял меня под руку, и мы снова зашагали по скользким булыжникам окраин города в поисках того места, где совсем недавно ходило легендарное чудовище.

Хотя идти было недалеко, район был очень старым, и улочки здесь причудливо извивались. Целых девять раз мы сбивались с пути. В полной тишине раздавался лишь звук наших шагов.

Я вспомнила, как мы с Ирен ездили сюда к гадалке. В моей памяти всплывали лампа в виде черепа, таинственные линии на ладонях, сияющий золотистый порошок, и сама цыганка, которая пугающе точно предсказала, что случится в будущем: Ирен выйдет замуж за человека, чье имя начинается с буквы «Г». Тогда моя подруга еще была ослеплена мечтами о Вилли и своем будущем в роли королевы. И она подумала о втором имени Вильгельма – Готтсрейх. Я уже была знакома с Годфри, однако и представить не могла, что он и окажется той самой заветной буквой в судьбе Ирен. И хоть суеверия мне чужды, я точно знала, что этот квартал – настоящая сокровищница таинственных оккультных знаний. Так почему в здешних захудалых улочках не может тайно блуждать пережиток Средневековья, огромный глиняный манекен?

– Выше нос, Нелл! – раздался голос Годфри у меня за спиной. – Не стоит ожидать, что в первую же ночь в Праге нам повезет увидеть здешнего демона.

Конечно, он был прав. Милый Годфри, он так рассудителен и так внимателен к людям! Не удивительно, что он стал для Ирен идеальным мужем. Ведь сама она так часто проявляет несознательность – или лучше сказать бессознательность? Пусть читатели моих записок сами решат.

Слова Годфри привели меня в чувство. И когда наш проводник остановился и показал нам тот закоулок, где видели Голема, я уже вполне спокойно огляделась по сторонам.

– Это всего лишь тесный проход между домами, – разочарованно заметил Годфри. – Здесь даже человек обычного роста покажется очень высоким.

Он повернул туда, будто хотел наглядно продемонстрировать свою мысль. Я еле удержалась, чтобы не окрикнуть его, и затаила дыхание. Изображать Голема показалось мне кощунственным.

Однако Годфри оказался прав. Его рост составлял чуть больше метра восьмидесяти. Но на фоне узкой улочки, в кромешной темноте, он выглядел угрожающе высоким и крупным.

Наконец Годфри вернулся на улицу, слабо освещенную горевшей вдали лампадой, и я вздохнула с облегчением. В Праге еще не установили газовые фонари, которые рассеяли бы ночные тени. А переулки были слишком узкими, и естественный свет в них проникнуть не мог. Жители этого древнего города видели лишь несколько отдельных звездочек на небе, которые поблескивали, словно искры в грязной луже.

Наш новый друг продолжал идти вперед, и мы все глубже погружались во тьму бедного квартала. Из-за закрытых дверей и ставень на улицу просачивался скудный свет. Крепкие запахи трактиров сюда уже не долетали. Что за люди живут здесь, что они едят на ужин, – оставалось для меня загадкой.

Мне почудился отдаленный звон хрустальных подвесок лампы-черепа и звяканье монет в кошельке цыганки. Вот сзади подкрадываются шаги… Ах да, это же Годфри. А вот кто-то бормочет странные слова на неизвестном языке, и на глиняный язык ложится бумажный свиток, будто облатка в рот католика…

Ох, мое воображение чересчур разыгралось! И зачем только здесь, рядом с Годфри, нахожусь я? По этим жутким мостовым должна идти Ирен с ее холодной головой и стальным револьвером. Она смогла бы защитить и себя, и Годфри. И меня заодно!

Ирен просто посмеялась бы над моими фантазиями. И Годфри тоже, и тот джентльмен, который ведет нас сюда. Я и сама посмеюсь, когда окажусь дома, в безопасности и уюте, когда Люцифер свернется у меня на коленях, Мессалина будет охранять наш дворик, а Казанова топтаться по жердочке в гостиной, бормоча Бодлера…

Но тут я действительно услышала шаги.

Что это? Воображение? Фантазия? Ночной кошмар?

Но шаги приближались. Даже наш провожатый замер на месте, жестом призывая нас остановиться.

Мы втроем притаились возле двери какого-то дома. Годфри так сильно сжал мою руку, что мне казалось, он никогда ее не отпустит. Он поднял трость. На тускло освещенной мостовой я увидела неясный силуэт.

И снова послышались шаги. Медленные, тяжелые. Раз. Два. Три. Четыре. Пять… Один за другим, все громче и громче. На темно-серый холст улицы упала черная как смоль тень.

Она доходила до четвертого этажа, эта тень, но того, кто ее отбрасывал, видно не было. Я услышала грохот цепей, хотя понимала, что это не призрак Марли из «Рождественской песни» Диккенса. Призрак, который приближался к нам, не знал Рождества. Шесть. Семь. Восемь шагов. Все громче и громче. Прозвучал стон. Полный ужаса, страдания и разочарования стон существа, которое томилось в заточении слишком долго – недели, месяцы, годы, целую вечность. Девять. Десять. Мое сердце билось в такт шагам, так медленно, что еще немного, и оно остановилось бы. Тогда, к своей радости, я никогда не увидела бы это чудовище.

Одиннадцать. Двенадцать. Столько было апостолов. Тринадцать. Это к несчастью.

Хозяин тени повернул в наш переулок. Я посмотрела наверх. Вместо лица я увидела пустой гладкий овал, как у кукольной болванки. Не было ни носа, ни рта, только грубые очертания, которые ничего не выражали. Но был звук. Низкий, приглушенный стон, полный злобы и безнадежности. У чудовища были огромные ноги, которыми он неловко переступал, как марионетка. Четырнадцать. Пятнадцать. Шестнадцать. Он шел прямо на нас. Кошмарный сон стал явью и вот-вот смоет нас ледяной волной с лица земли. Голем. Я видела его, слышала и верила в то, что он действительно существует. В тот момент вера пришла даже прежде страха. И тут я услышала скрежет металла: это был кинжал Годфри. На огромный, механически двигающийся силуэт упала тоненькая черная тень от лезвия.

Но Годфри замешкался. И Голем, сотрясая землю, прошел мимо нас. Он превратился в воспоминание, в сомнения, попытки рационально объяснить случившееся, в дрожь и рыдания от пережитого.

– Все в порядке, Нелл, – снова и снова повторял Годфри, словно пытаясь убедить в этом себя самого. – Все в порядке.