В подавляющем большинстве случаев альтруистическое поведение у животных либо направлено на близких родственников (что хорошо объясняется теорией родственного отбора), либо основано на принципе реципрокности (взаимности). По-настоящему бескорыстная забота о неродственниках в природе встречается очень редко (см. главу "В поисках душевной грани"). Люди тоже охотнее помогают "своим", чем "чужим", хотя понятие "свой" для нас не всегда совпадает с понятием "родственник". И все же, почему у людей альтруизм, как представляется, получил большее развитие, чем у других обезьян?

Многие антропологи считают, что важную роль в эволюционном развитии альтруизма у наших предков могли сыграть войны. Идею о связи межгрупповых конфликтов с эволюцией альтруизма высказал еще Чарльз Дарвин в книге "Происхождение человека и половой отбор", где он написал буквально следующее:

Старая идея о связи межгрупповых конфликтов с эволюцией нравственности активно развивается в последние годы (правда, в несколько ином ключе) в рамках новой теории "сопряженной эволюции парохиального альтруизма и войн" (Choi, Bowles, 2007). Согласно этой теории, альтруизм у наших предков изначально был направлен только на членов своей группы. Такой альтруизм называют парохиальным, то есть местническим, узким, "только для своих". При помощи математических моделей было показано, что альтруизм мог развиваться только в комплексе с ксенофобией — враждебностью к чужакам. В условиях постоянных войн с соседями сочетание внутригруппового альтруизма с враждебностью к чужакам обеспечивает наибольшие шансы на выживание и успешное размножение индивидуума. Получается, что такие, казалось бы, противоположные свойства человека, как доброта и воинственность, развивались в едином комплексе: ни та, ни другая из этих черт по отдельности не способствовала бы репродуктивному успеху их обладателей.

Хотя эта теория оформилась совсем недавно, выглядит она солидно и вообще очень похожа на правду. Для ее проверки психологи и антропологи уже успели провести несколько специальных исследований, с результатами которых нам будет полезно познакомиться.

Швейцарские и германские психологи изучили становление альтруизма и парохиализма (предпочтения "своих") в ходе развития детей (Febr et al., 2008). В эксперименте приняли участие 229 швейцарских детей в возрасте от трех до восьми лет, среди которых не было близких родственников. Каждого ребенка просили выполнить ТРИ ПРОСТЫХ ЗАДАНИЯ.

В ПЕРВОМ СЛУЧАЕ ребенок должен был выбрать один из двух вариантов: либо он сам получит конфету, а другой ребенок нет, либо обоим дадут по конфете (распределение 1,1 или 1,0). Здесь проверялось желание сделать добро другому без всякого ущерба для себя (поскольку сам испытуемый получал одну конфету независимо от сделанного им выбора).

Во ВТОРОМ СЛУЧАЕ нужно было выбрать между вариантами 1,1 и 1,2. Испытуемый и на этот раз получал одну конфету независимо от принятого им решения, однако от него зависело, сколько конфет дадут другому — одну или две. Этот тест "на завистливость" был нужен, в частности, для того чтобы вскрыть истинные мотивы тех детей, которые в первом тесте выбрали вариант 1,1. Почему они "присудили" другому конфету? Те дети, которые просто желали другому добра, выберут во втором тесте вариант 1,2 (это можно интерпретировать как стремление максимизировать выгоду, получаемую другим). Те же, кто выбрал в первом тесте вариант 1,1 из-за любви к равенству и справедливости, во втором тесте тоже должны выбрать вариант 1,1. Ведь это нечестно, если мне дадут одну конфету, а ему две.

В ТРЕТЬЕМ СЛУЧАЕ выбор был самым трудным: взять две конфеты себе или поделить их поровну (1,1 или 2,0). Здесь ребенок мог обеспечить ближнего конфетой только с ущербом для себя, а это уже настоящий альтруизм.

Все тесты были анонимными: ребенок не знал, с кем именно ему предлагают поделиться. Ему показывали фотографию группы детей и объясняли, что конфета достанется кому-то из них. Кроме того, ребенка убеждали, что о его решении никто не узнает и поэтому не будет ни обид, ни благодарности. Таким образом ученые старались исключить любые мотивы, связанные с реципрокностью (такие как боязнь испортить с кем-то отношения), которыми может руководствоваться ребенок, делясь конфетами в реальной жизни.

Чтобы выяснить ситуацию с парохиальностью, исследователи использовали два типа групповых фотографий. В одном случае на снимке были дети из того же класса или группы детского садика, что и испытуемый (ситуация "свой"). В другом случае использовали фотографию незнакомых детей (ситуация "чужой").

Такая комбинация тестов позволила получить детальную и достоверную информацию о мотивах социального поведения детей.

Сначала исследователи проанализировали результаты тестов для ситуации "свой". Выяснилось, что большинство трех- и четырехлетних детей ведут себя как абсолютные эгоисты. Делая выбор, маленький ребенок обращает внимание только на то, сколько конфет достанется ему самому. Судьба анонимного "партнера" ему безразлична. В первом и втором тестах ребенок-эгоист выбирает один из двух вариантов наугад, случайным образом, а в третьем всегда берет обе конфеты себе. В соответствии с этим у трех- и четырехлетних детей частота выбора любого из двух вариантов в тестах 1 и 2 статистически не отличалась от 50 %, а в тесте 3 только 8,7 % детей выбрали вариант 1,1, то есть поделились с партнером.

Для детей в возрасте 5–6 лет результаты первого теста оказались такими же. Во втором тесте наметилось небольшое увеличение доли детей, выбирающих вариант 1,1 (то есть тех, кто, получив одну конфету, не хочет, чтобы другому досталось две). Третий тест выявил небольшой рост числа детей, готовых поделиться с анонимным партнером (22 %).

Картина оказалась резко иной в старшей возрастной группе (7–8 лет). Почти половина (45 %) детей этого возраста продемонстрировали альтруистическое поведение (поделились конфетой) в тесте 3. В тесте 1 подавляющее большинство детей (78 %) выбрали вариант 1,1, то есть проявили заботу о ближнем без ущерба для себя. Тест 2 вскрыл истинные мотивы этой заботы. 80 % детей во втором тесте выбрали вариант 1,1, то есть не пожелали, чтобы другому ребенку досталась лишняя конфета. Из этого авторы делают вывод, что забота о других, выявленная в тестах 1 и 3, основана не на желании сделать максимум добра ближнему, а на стремлении к равенству и справедливости. Это стремление проявляется в том, что дети отвергают "нечестную" дележку как в свою, так и в чужую пользу.

До сих пор речь шла о результатах раздельного анализа трех тестов. Дополнительную информацию дало рассмотрение всех трех тестов вместе. Это позволило разделить детей на пять ГРУПП (см. рисунок):

1. "ВРЕДИНЫ", выбравшие во всех трех тестах тот вариант, при котором партнеру достается меньше всего конфет;

2. "ДОБРЯКИ", всегда выбиравшие тот вариант, при котором партнер получает максимальное число конфет;

3. дети, выбравшие наилучшие для партнера варианты в тестах 1 и 2, но отказавшиеся поделиться в тесте 3, то есть готовые делать добро лишь до тех пор, пока это не требует жертв с их стороны ("УМЕРЕННЫЕ ДОБРЯКИ");

4. "ЛЮБИТЕЛИ СПРАВЕДЛИВОСТИ", которые всегда делят конфеты поровну;

5. "УМЕРЕННЫЕ ЛЮБИТЕЛИ СПРАВЕДЛИВОСТИ" — те, кто выбирает равную дележку в тестах 1 и 2, но поступает эгоистично в тесте 3, когда ради "торжества справедливости" пришлось бы пожертвовать конфету.

Доля "вредин" среди детей от трех до шести лет составляет 22 %; в возрасте 7–8 лет она сокращается до 14 %. Авторы отмечают, что примерно столько же вредных личностей насчитывается и среди взрослых.

Доля "добряков", как ни странно, не меняется с возрастом: таких беззаветно добрых детей оказалось около 5 % во всех возрастных группах. Доля "умеренных добряков" сокращается от 39 % в возрасте 3–4 лет до 11 % в 7–8 лет.

Доля "любителей справедливости" стремительно растет с возрастом: от 4 % в младшей возрастной группе до 30 % в старшей. Растет также и доля "умеренных любителей справедливости" (от 17 % до 30 %).

Эти результаты заставляют задуматься. Какую роль играют в нашем обществе 5 % добряков, не они ли дают нам моральные ориентиры, не на них ли держится мир? А если так, почему их всего 5 %? Может быть, потому, что излишнее размножение беззаветных альтруистов создает слишком благоприятную среду для эгоистов, которые будут паразитировать на чужой доброте?

Что касается "любителей справедливости", то их роль в обществе очевидна: они сдерживают развитие социального паразитизма.

Интересные результаты были получены при анализе тестов, в которых "анонимным партнером" был незнакомый ребенок (ситуация "чужой"). В целом, как и следовало ожидать, дети проявляли меньше заботы о незнакомых партнерах, чем о "своих", причем это справедливо для всех возрастных групп.

Самая контрастная картина получилась при раздельном анализе результатов, показанных мальчиками и девочками в тесте 2 ("проверка на завистливость"). Девочки, как выяснилось, практически не делают различий между своими и чужими в этом тесте (см. рисунок). В 3–4 года им безразлично, сколько конфет получит партнер (частота выбора любого из вариантов около 50 %); в 5–6 лет начинает проявляться эгалитаризм: 70–80 % девочек выбирают вариант 1,1 и отвергают вариант 1,2, то есть не позволяют партнеру получить лишнюю конфету. Никакого предпочтения "своих" при этом не наблюдается.

Мальчики, напротив, уже в 3–4 года по-разному относятся к "своим" и "чужим". "Своим" они охотно позволяют получить лишнюю конфету (около 75 % мальчиков выбирают вариант 1,2). Чужакам такой подарок делают лишь около 50 % мальчиков младшей возрастной группы. В 5–6 лет щедрость по отношению к своим сохраняется, тогда как по отношению к чужакам развивается сильное чувство ревности. В 7–8 лет мальчики начинают "блюсти справедливость" также и по отношению к своим, однако и в этом возрасте они присуждают чужакам лишнюю конфету намного реже, чем своим.

Полученные результаты позволяют выделить стремление к равенству (эгалитаризм) как один из важнейших факторов, регулирующих социальное поведение у людей. Это свойство психики имеет наследственную природу, то есть является отчасти генетически детерминированным (Wallace et al, 2007).

Нечто похожее на эгалитаризм обнаружено у американских обезьян капуцинов. Обезьян приучили выменивать лакомства на камни, которые были у них в вольере. В обмен на камешек экспериментатор давал обезьяне какое-нибудь угощение. Все шло хорошо до тех пор, пока обезьяна не замечала, что ей дали кусочек огурца, в то время как соседка за точно такой же камень получила сладкую виноградину. Обиженное животное устраивало страшный скандал и отказывалось работать (де Ваал, 2005).

Полученные результаты хорошо согласуются с теорией совместного развития альтруизма и парохиализма под влиянием острой межгрупповой конкуренции. Не исключено, что эволюционная история становления этих свойств человеческой психики в общих чертах повторяется в ходе индивидуального развития детей. Характерно, что альтруизм и парохиализм развиваются у детей практически одновременно.

Поскольку главными участниками межгрупповых конфликтов и войн всегда были мужчины, представляется вполне естественным, что парохиализм сильнее выражен у мальчиков, чем у девочек. В условиях первобытной жизни мужчины-воины были лично заинтересованы в том, чтобы не только они сами, но и другие мужчины группы находились в хорошей физической форме: не было смысла "блюсти справедливость" за их счет. Что же касается женщин, то в случае поражения группы в межгрупповом конфликте их шансы на успешное размножение снижались, скорее всего, не так сильно, как у мужчин (см. главу "Общественный мозг").

Разумеется, авторы исследования отдают себе отчет в том, что изученные ими свойства детской психики во многом зависят не только от генов, но и от воспитания, то есть являются продуктом не только биологической, но и культурной эволюции. Что, впрочем, не делает полученные результаты менее интересными и информативными. В конце концов, законы и движущие силы биологической и культурной эволюции отчасти сходны, а сами процессы способны плавно перетекать друг в друга. Например, новый поведенческий признак может поначалу передаваться из поколения в поколение посредством обучения и подражания, а затем постепенно закрепиться и в генах (см. главу "Генетика души").

В следующих разделах мы рассмотрим другие исследования, раскрывающие парохиальную природу человеческого альтруизма и его неразрывную связь с межгрупповыми конфликтами.