Глава 21.
ПУТЬ К СВОБОДЕ
Не будем верить толпе, утверждающей, будто образование подобает лишь свободным, но поверим философам, которые говорят, что лишь образованные свободны.
Эпиктет, римский философ и раб-вольноотпущенник. Беседы
Фредерик Бейли был рабом. Он рос в Мериленде в 1820-х гг. без отца и без матери («Обычное дело, — писал он впоследствии, — отнимать детей у матери… еще до того, как младенцу исполнится год».) Один из миллионов маленьких рабов, безо всякой надежды на достойную человеческую жизнь.
То, что Бейли видел и пережил в детстве, более поздние счастливые годы не могли изгладить из памяти: «Часто на рассвете меня будили душераздирающие вопли моей родной тети, которую, привязав к шесту, хлестали по обнаженной спине, пока она вся не покрывалась кровью… С рассвета и до заката надзиратель бранился, бушевал, раздавал направо и налево удары рабам, трудившимся в поле… Ему эта жестокость, видимо, доставляла удовольствие».
Повсюду—на плантации и в церкви, в судах и казенных зданиях в рабов вбивалась основная идея: они от природы ниже белых, Бог предназначил им эту жалкую долю. Многочисленные отрывки из Библии цитировались в оправдание рабства. И таким образом поддерживалось установление, омерзительная природа которого порой не могла укрыться даже от тех, кто жил за его счет.
Самое разоблачительное: закон требовал держать рабов в невежестве. На Юге перед Гражданской войной белый, который вздумал бы учить раба читать, подлежал суровому наказанию. «Чтобы раб был доволен своим положением, ему не следует задумываться, — писал впоследствии Бейли. — Его разум и этическое чувство должны дремать, свет разума желательно вовсе погасить в нем». По этой причине рабовладельцы старались контролировать, что рабы слышат и видят, о чем думают. При несправедливом социальном устройстве грамотность и зачатки критического мышления — уже угроза.
Представьте себе Фредерика Бейли в 1828 г. — десятилетнего негритенка, раба, существо совершенно бесправное, давно оторванное от матери. Его вновь продают, словно теленка или пони, разлучая с какими-то еще остававшимися у него родственниками, и он попадает в незнакомый ему город Балтимор, в чужой дом, где ему предстоит быть слугой. Никаких перспектив, никакой надежды.
Бейли оказался в доме капитана Хью Олди и его супруги Софии. С плантации он попал в город, от полевых трудов — к трудам домашним. Здесь он каждый день видел перед собой буквы, книги, людей, умевших и любивших читать. Ему открылась «тайна чтения», как он это назвал: связь между буквами на странице и движением губ читающего, совпадение этих черных значков и звуков. Мальчик втайне заглядывал в орфографический словарь своего юного хозяина Томми Олди. Заучил буквы, пытался понять, какой звук обозначает каждая из них. Наконец, он отважился обратиться к хозяйке с просьбой научить его читать. София, удивленная сообразительностью чернокожего мальчика, согласилась. Возможно, она не знала о запрете учить рабов.
Фредерик разбирал слова из трех и даже четырех букв, когда об этой затее узнал капитан Олди. Он немедленно велел жене прекратить занятия. Не стесняясь присутствия мальчика, он заявил:
Ниггеру следует уметь одно — повиноваться хозяину, делать, что велят. Учеба испортит даже лучшего на свете ниггера. Стоит тебе научить этого мальчишку читать, и мы уже не сможем держать его в доме. Он никогда не сможет быть рабом.
Капитан поучал свою жену, словно Фредерика Бейли в комнате и не было или он был неодушевленным предметом.
Но тем самым мистер Олди выдал рабу величайший секрет: «Я понял… на чем держится власть белого человека над черным. С той минуты я знал путь, ведущий от рабства к свободе».
От запуганной хозяйки помощи больше не было, но Фредерик нашел другие способы продолжить учебу, он даже обращался к белым школьникам, останавливая их на улице. Затем он начал передавать знания товарищам по рабству. «Их разум изголодался… Они жили во тьме. Я учил их, и это было для меня величайшей радостью».
Умение читать помогло Бейли подготовить побег. Он добрался до Новой Англии, где рабство было вне закона, и чернокожие считались такими же свободными людьми, как и белые. Он сменил имя на Фредерик Дуглас (в честь персонажа из «Девы озера» Вальтера Скотта), ускользнул от охотников, выслеживавших беглых рабов, и сделался одним из величайших ораторов, писателей и политических деятелей американской истории. И на всю жизнь запомнил простую истину: спасение — в знаниях.
* * *
До 99% срока пребывания людей на Земле читать и писать не умел никто — великое открытие еще не было сделано. Все знания или приобретались непосредственным опытом, или передавались из уст в уста. И, как это происходит в игре «Испорченный телефон», пройдя через десятки и сотни поколений, ценная информация искажалась или вовсе утрачивалась.
С появлением книг все изменилось. А уж современные недорогие книги и вовсе позволяют нам достаточно точно воспроизводить прошлое, наследовать мудрость рода человеческого, узнавать чужие мнения — причем не только могущественных и авторитетных людей — и вместе с лучшими наставниками вникать в открытия, которые с таким трудом были вырваны у природы, добыты величайшими умами разных народов и эпох. Давно умершие люди говорят с нами прямо у нас в голове. Книги сопровождают нас повсюду. Они терпеливы, согласны подождать, если мы что-то не сразу уразумеем, позволяют многократно возвращаться к трудным местам, не критикуют. Книги — ключ к пониманию мира и жизни в демократическом обществе.
По ряду критериев афроамериканская часть населения США достигла после освобождения огромного прогресса в ликвидации безграмотности. В 1860-х гг. не более 5% афроамериканцев умело читать и писать. В 1890-м грамотных по переписи обнаружилось 39%, а в 1969 г. — 96%. С 1940 по 1992 г. доля афроамериканцев, закончивших школу, возросла с 7 до 82%. Но следовало бы задать вопрос о качестве образования и стандартах грамотности применительно ко всем прочим этническим группам.
Общенациональное исследование, проведенное Министерством образования, показало: в нашей стране 40 млн. почти неграмотных взрослых. Другие данные еще страшнее. Грамотность младшего поколения за последние десять лет резко пошла на спад. Лишь 3-4% населения обладают навыками чтения высшего уровня (все представители этой группы продолжали образование после школы). Большинство даже не подозревает, насколько плохо у них обстоит дело с грамотностью. Из тех, чьи навыки чтения соответствуют высшему уровню, лишь 4% живут за чертой бедности, а среди тех, чьи навыки чтения соответствуют низшему из пяти уровней, за этой чертой оказались 43%. Разумеется, это не единственный фактор, но в целом, чем лучше читаешь, тем больше зарабатываешь — в среднем $12000 на низшем уровне и около $34000 на высшем. Видимо, грамотность необходимое, пусть и недостаточное условие для карьеры. Кроме того, у неграмотного и слабограмотного человека куда больше шансов загреметь в тюрьму. (Оценивать эти факторы нужно с осторожностью, не делая из корреляции поспешных выводов о причинно-следственных связях.)
Помимо всего прочего, бедные и необразованные люди плохо понимают инициативы, которые могли бы помочь им или их детям, и не принимают активного участия в голосовании. Подрываются самые основы демократии.
Если маленький раб Фредерик Дуглас сумел научиться читать — и достиг в итоге величия, — как же могут люди в наш более просвещенный век оставаться неграмотными? Проблема не только в том, что не все так отважны и умны, как Фредерик Дуглас. Тут сказывается множество факторов.
Когда ребенок растет в доме, где много книг, и малышу их читают вслух, где родители, братья и сестры, дяди и тети, кузены и кузины имеют привычку читать просто для собственного удовольствия, естественно, и младший член семьи быстро учится читать. Но, если никто из знакомых и близких не любит книги, как догадаться, что в них есть толк? И если в школе учат кое-как, если требуют тупого упражнения памяти, но не мысли, если первые же страницы, которые дают прочесть, рассказывают о чем-то совершенно чуждом и неинтересном, дорога к образованию становится кривой и ухабистой.
Нужно впитать, причем так, чтобы они стали частью твоей личности, десятки прописных и строчных букв, символы, пунктуационные знаки, запомнить тысячи «словарных» слов с особенностями написания, привыкнуть к ряду грамматических правил — строгих, а порой вроде бы и произвольных. И если вы лишены элементарной родительской заботы, если брошены в кипящий котел гнева, презрения, угнетения, постоянных угроз, ненависти к себе самому, чтение может показаться непосильной, да и ненужной работой. Если человеку с малолетства твердить, что для учебы он слишком глуп (или, что нисколько не лучше, слишком крут), и никто это дурацкое мнение не оспорит, то он вполне может прислушаться к этому пагубному наставлению. Немногие дети — как Фредерик Бейли — справятся вопреки всему. Большинство сдается.
На пути бедняков возникает еще одно грозное препятствие, мешающее ими не то что читать — даже думать.
И я, и моя жена Энн Друйян выросли в семьях, боровшихся с суровой бедностью. Однако наши родители были страстными книгочеями. Одной из бабушек удалось выучиться грамоте, когда ее отец, живший натуральным хозяйством, заплатил бродячему учителю мешок лука за обучение дочери — и потом она сто лет неотрывно читала. Нью-йоркская бесплатная школа вбила в наших родителей представление о личной гигиене и о том, что болезни передаются с микробами. Они следовали рекомендациям Министерства сельского хозяйства по вскармливанию детей, словно заповедям с горы Синай. В книгах о здоровье и воспитании детей постоянно подклеивались выпадавшие от усердного перелистывания страницы, утолки были обтрепаны, самое важное — подчеркнуто. При каждом заболевании первым делом сверялись с книгами. Мои родители на время отказались от курения — единственного удовольствия бедняка в пору Великой депрессии, — чтобы обеспечить меня витаминами и минеральными добавками. Нам с Энн так повезло!
Недавние исследования обнаружили, что недоедающие дети хуже понимают и обучаются («когнитивные расстройства»). И чтобы получить такой диагноз, вовсе не обязательно морить ребенка голодом. Даже незначительное недоедание (на уровне американской бедноты) может привести к столь печальным последствиям. Нездоровье может сказаться как в период беременности (если недоедает мать), так и во младенчестве или в более поздние годы детства. Не получая достаточных ресурсов, организм вынужден на чем-то экономить — главное выжить, задачи развития отходят на второй план. В такой ситуации организм не ставит учебу на первое место среди своих приоритетов — лучше глупый, да живой, чем умный покойник.
Недокормленный ребенок не проявляет той жажды знаний, той любознательности, что присуща большинству здоровых. Он апатичен, ему скучно, он ни на что не реагирует. Более тяжелые формы голодания приводят к снижению веса при рождении и в самых крайних случаях к уменьшению объема мозга. Но даже если ребенок выглядит совершенно здоровым, однако в его пище мало железа, его способность сосредотачиваться резко идет на убыль. Каждый четвертый ребенок, растущий в семье бедняков в США, страдает от железодефицитной анемии. Она сказывается на внимании и памяти, а последствия тянутся во взрослую жизнь.
Некоторые виды недоедания раньше считались незначительными, сравнительно безобидными, но теперь установлено, что они могут на всю жизнь повредить когнитивные способности человека. Даже кратковременное недоедание приводит к тому, что ребенок начинает хуже учиться, а миллионы американских детей голодают из недели в неделю. Эндемичное в неблагополучных районах отравление свинцом также подрывает способности к обучению. По ряду критериев бедность в США непрерывно растет с начала 1980-х гг. Сейчас около четверти маленьких американцев растут в бедности — это самый высокий процент детской нищеты для индустриального мира. По некоторым оценкам только за пять лет — с 1980 по 1985 г. — от недоедания, излечимых болезней и других последствий нищеты в Америке погибло больше детей, чем солдат за всю Вьетнамскую войну.
На федеральном уровне и на уровне штатов действует несколько программ по борьбе с недоеданием. Специальная программа дополнительного питания женщин, младенцев и детей (Special Supplemental Food Program for Women, Infants, and Children, WIC), школьные завтраки и обеды, Летняя программа питания (Summer Food Service Program) — все это работает, хотя и не охватывает всех нуждающихся. А ведь такая богатая страна вполне могла бы накормить всех детей.
Некоторые последствия недоедания можно исправить: например, железодефицитная анемия лечится препаратами железа. Но не всякий ущерб удается компенсировать. Например, дислексия, т. е. различные расстройства навыков чтения, поражает до 15% населения (тут между богатыми и бедными различия нет). Причины дислексии не до конца выявлены, это могут быть и среда, и гены, и психологические проблемы. Но разработаны методы, которые помогают таким детям научиться читать.
В стране со всеобщим обязательным образованием не должно оставаться людей, не умеющих читать. Однако во многих американских школах чтение превращается в тяжелое и скучное разгадывание иероглифов неведомой цивилизации. В иных классах не сыщешь ни единой книги, а спрос на курсы грамотности для взрослых, к сожалению, далеко превышает предложение. Хорошие программы ранних стадий обучения, такие как Head Start, могли бы успешно подготовить детей к чтению, но Head Start охватывает всего треть или даже четверть нуждающихся в помощи ребят, многие проекты закрываются из-за недостатка финансирования. Сейчас, когда я это пишу, конгресс готовится к атаке и против перечисленных выше программ борьбы с недоеданием.
Программа Head Start была раскритикована Ричардом Гернштейном и Чарльзом Мюрреем в книге «Кривая нормального распределения» (The Bell Curve, 1994). Их логику удачно пародирует Джеральд Коулз из Университета Рочестера:
Сперва недофинансируйте программу помощи бедным детям, затем не обращайте внимания на любые успехи, которые эта программа приносит вопреки всем препятствиям, и, наконец, сделайте вывод, что программу пора закрыть, потому что охваченные ею дети все равно умственно неполноценные.
Но эта книга, стяжавшая уважительное внимание прессы, в итоге заявляет, что между чернокожими и белыми существует непреодолимый генетически обусловленный разрыв — черные всегда будут отставать на 10-15 пунктов IQ. Правда, психолог Леон Камин в рецензии отметил, что «авторы не умеют делать различия между корреляцией и причинно-следственными связями» — этот тип заблуждения мы обсуждали среди прочих способов вешать лапшу на уши.
Национальный центр семейной грамотности (The National Center for Family Literacy) со штаб-квартирой в Луисвилле, Кентукки, разрабатывал программы обучения чтению всех членов небогатых семей — и детей, и родителей. Предлагается следующее: ребенок 3-4 лет трижды в неделю посещает школу в сопровождении кого-то из родителей, или бабушек-дедушек, или другого опекуна. С утра малыши находятся в классе дошкольной подготовки, а взрослые осваивают грамоту. Родители и дети собираются за ланчем и остальную часть дня «учатся учиться вместе».
Проверка результатов 14 таких программ, осуществлявшихся в трех штатах, показала: 1) хотя первоначально все дети-участники программы попадали в группу риска, т. е. их успех в младшей школе считался маловероятным, к группе риска, когда они поступили в первый класс, было отнесено только 10%; 2) более 90% детей оказались высоко мотивированными к учебе по оценкам учителей младших классов; 3) ни один из учеников не остался в младшей школе на второй год.
Не менее поразительных успехов добились и родители. На вопрос, как программа семейной грамотности изменила их жизни, почти все взрослые ответили, что обрели уверенность в себе, научились лучше контролировать свою жизнь, многие сдали школьные экзамены и поступили в колледжи, нашли новую работу, у всех заметно улучшились отношения с детьми. Дети стали послушнее, они готовы учиться и — для многих это тоже впервые — поверили в свое будущее. Эти же программы можно было бы применять для обучения старших детей математике, точным наукам и многому другому.
* * *
Тираны прекрасно понимают, чем угрожают их власти грамотность, учение, книги и даже газеты — таким путем в головы подданных попадают бунтарские идеи. В 1671 г. губернатор колонии Виргиния писал:
Благодарю Бога, что здесь нет общедоступных школ и книгопечатания, и надеюсь, они не появятся здесь в ближайшие сто лет, ибо с грамотностью в мире распространяются непослушание, ереси, секты, а печать разносит их и клевету против наилучшего правления. Храни нас Господь и от того и от другого!
Но американские колонисты разглядели обман такой псевдосвободы и не стали ждать сто лет.
В первые годы существования Соединенных Штатов страна могла похвалиться одним из высочайших, если не самым высоким в мире, уровнем грамотности (разумеется, негры и женщины не принимались в расчет). Уже в 1635 г. в Массачусетсе появились государственные школы, а в 1647 г. обязательное образование вводилось в каждом городке, насчитывавшем более 50 «хозяйств». За следующие 150 лет демократия образования охватила всю страну. Теоретики государства приезжали из Европы посмотреть на социальное чудо: миллионы простых рабочих, умеющих читать и писать. Американское образование для всех способствовало множеству открытий и изобретений, крепкой демократии, социальной активности, благодаря которой стремительно развивалась и экономика.
Ныне США утратили положение мирового лидера в образовании. Среди официально грамотных немало людей, которые не могут прочесть и понять самые простые тексты, не говоря уж о хрестоматии для шестого класса, инструкции к бытовой технике, расписании автобуса, договоре с банком или обращении к избирателям. Учебник для шестого класса выхолощен по сравнению с тем, который читали несколько десятилетий тому назад, а требования к грамотности любого работника между тем возросли.
Шестеренки бедности, невежества, безнадежности, низкой самооценки цепляются друг за друга в механизме вечных неудач, перемалывая мечты еще одного поколения. Мы все поддерживаем работу этого механизма. Приводящий рычаг — неграмотность.
Даже если в нас нет сочувствия к жертвам, их нищете и позору, задумаемся над той ценой, которую платим за безграмотность населения мы все — это расходы на лечение и пребывание в больнице, на преступность и тюрьмы, это специальное обучение, сниженная продуктивность, это блестящие умы, которые могли бы решить многие проблемы современности, но не получили должного развития.
Фредерик Дуглас назвал грамотность путем из рабства к свободе. На свете много видов рабства, да и свободы тоже. Но путь остается прежним — через чтение.
СУДЬБА ФРЕДЕРИКА ДУГЛАСА ПОСЛЕ ПОБЕГА
В 20 лет Фредерик бежал. Он поселился в Нью-Бедфорде вместе со своей невестой Анной Мюррей и работал на заводе. Четыре года спустя Дугласа пригласили на собрание аболиционистов. В ту пору на Севере многие выступали против рабства, но даже большинство аболиционистов считали рабов людьми низшего сорта. В тот вечер, 16 августа 1841 г., члены антирабовладельческого общества, по большей части массачусетские квакеры, услышали нечто для себя новое: голос человека, выступавшего против рабства по праву собственного тяжкого опыта.
Сам облик Дугласа, его манера держаться уничтожали застарелый миф о «природном предназначении» афроамериканцев быть рабами. Его красноречивое обличение рабства стало одним из самых блестящих дебютов в истории американского ораторского искусства. Уильям Ллойд Гаррисон, вождь американских аболиционистов, сидел на этом собрании в первом ряду. Когда Фредерик закончил выступление, Гаррисон поднялся, повернулся лицом к ошеломленной публике и выкрикнул в толпе вопрос:
— Кого мы сейчас слушали? Человека? Домашнюю скотину? Орудие?
— Человека! — в один голос откликнулись слушатели.
— Может ли такой человек быть рабом в христианской стране? — продолжал Гаррисон.
— Нет! Нет! — кричал в ответ ему зал.
И сильнее повысив голос, Гаррисон задал вопрос:
— Отправим ли мы этого человека обратно в рабство со свободной земли Мэриленда?
И все присутствовавшие подняли на ноги, единогласно восклицая:
— Нет! Нет! Нет!
Нет, его не вернули в рабство. Дуглас стал писателем, редактором, издателем газеты, он выступал с речами в Америке и в других странах, он стал первым афроамериканцем, занявшим высокий пост советника при правительстве США. Всю жизнь Дуглас продолжал борьбу за права человека. Во время Гражданской войны он состоял консультантом при президенте Линкольне и добился сначала, чтобы бывшим рабам дали оружие и приняли их в армию Севера, затем чтобы военнопленные конфедераты несли наказание за расправу, учиненную ими над попавшими в плен афроамериканскими солдатами, и, наконец, освобождение рабов было провозглашено основной целью Гражданской войны.
Многие суждения Дугласа казались чересчур резкими, чтобы обеспечить ему высокое покровительство:
Я со всей уверенностью утверждаю, что на Юге религия сделалась попросту прикрытием для самых омерзительных преступлений, оправданием чудовищной жестокости, освятителем подлого обмана, эгидой, под которой процветают самые темные, мерзкие, извращенные, адские деяния рабовладельцев. Если б меня вновь возвратили в узы рабства, наряду с самим порабощением за величайшее несчастье я считал бы достаться набожному хозяину… Ненавижу развращенное, рабовладельческое, избивающее кнутом женщин, грабящее колыбели, пристрастное и лицемерное христианство этой страны.
Однако на фоне религиозно-расистских высказываний той эпохи возмущение Дугласа не кажется преувеличенным. «Рабство от Бога», — твердили южане вплоть до Гражданской войны. А среди отвратительных образцов той же веры уже послевоенной эпохи можно привести книгу Чарльза Кэрролла «Негр — животное» (The Negro a Beast. St. Louis: American Book and Bible House), которая напоминала благочестивым читателям: «Библия и Божественное откровение, а также здравый смысл учат, что негр не человек». Такие же расисты и ныне отвергают очевидное доказательство, записанное в нашей ДНК, — все расы не только принадлежат к человечеству, но и не различаются генетически — и продолжают ссылаться на Библию, как на «непогрешимое свидетельство», с которым никакая наука не страшна.
Справедливости ради следует сказать, что и аболиционистское движение выросло из христианства, закваской его стали квакерские общины Севера, а в 1960-е гг. традиционные церкви южан-афроамериканцев стали центром борьбы за гражданские права, и многие лидеры этого движения, в том числе и Мартин Лютер Кинг, были священниками.
Дуглас обращался к белым с такими словами:
Рабство препятствует прогрессу, оно — враг всякого усовершенствования, преграда образованию. Оно питает гордыню, взращивает надменность, поощряет пороки, покрывает преступления. Оно — проклятие страны, в которой угнездится, а вы цепляетесь за него, словно за якорь надежды.
В 1843 г., объезжая с выступлениями Ирландию (это было незадолго до большого голода), Дуглас с сочувствием наблюдал крайнюю нищету населения и писал домой Гаррисону: «Многое здесь напоминает мне о прежнем моем положении, и мне было бы стыдно говорить этим людям о рабстве в Америке, если бы не мысль, что дело человечества едино во всем мире». Столь же красноречиво Дуглас выступал и в защиту истребляемого индейского населения, а в 1848 г. на Конвенте в Сенека-Фоллз, где Элизабет Кэди Стэнтон имела нахальство потребовать право голоса для женщин, Дуглас, единственный из всех мужчин (любой этнической группы), поддержал ее.
Дуглас умер ночью 20 февраля 1895 г., более чем через 30 лет после освобождения рабов, после спора со Сьюзен Энтони на очередной конференции по правам женщин.
