Глава XIII. Кто отвечает за землю?
Зачем должен я беспокоиться о тайнах звезд, когда смерть и рабство неотступно приковывают к себе мой взгляд?
Вопрос Анаксимена к Пифагору. Ок. 600 г. до н. э. По Монтеню
Как огромны должны быть эти светила и как ничтожна в сравнении с ними эта Земля, театр, где воплощаются все наши замыслы, разворачиваются все наши путешествия и ведутся все наши войны. Об этом полезно поразмыслить всем тем королям и принцам, которые жертвуют жизнями столь многих людей лишь для того, чтобы польстить своему самолюбию и властвовать над каким-нибудь жалким уголком этого крошечного пятнышка.
Христиан Гюйгенс. Новые предположения о планетных мирах, их обитателях и производстве. Ок. 1690
«Всему миру, — добавил наш Отец-Солнце, — я дарю мой свет и мое сияние; я даю людям тепло, когда они замерзают; я заставляю их поля плодоносить, а их скот размножаться; каждый день я обхожу весь мир, чтобы лучше знать человеческие нужды и удовлетворять их. Следуйте моему примеру!»
Миф инков, записанный в «Королевских комментариях»
Гарсиласо де ла Беги. 1556
Мы оглядываемся сквозь бессчетные миллионы лет и видим огромную волю к жизни, которая пробивается из прибрежного ила, сменяет форму за формой, стихию за стихией, ползет, а потом уверенно шествует по суше, поколение за поколением старается покорить воздух и проникнуть в темные глубины; мы видим, как она изворачивается и в постоянной голодной ярости преобразует саму себя, наблюдаем, как она становится все более похожей на нас, расширяясь, усложняясь, упорно преследуя свои непостижимые цели, пока наконец не достигает нас и ее энергия не начинает пульсировать в нашем мозгу и наших жилах… Можно поверить, будто все прошлое — это лишь начало начал, будто все, что есть и было, — только предрассветные сумерки. Можно поверить, что все достижения человеческого разума — не более чем сны перед пробуждением… Выйдя за пределы… нашего рода, развитый разум обратится назад к нашей ничтожности, чтобы познать нас лучше, чем мы знаем себя сами. Придет день, один день в бесконечной их череде, когда существа, дремлющие сейчас в наших мыслях и скрытые в наших чреслах, поднимутся над этой землей, подобно тому, как мы встаем на подставку для ног, и со смехом потянут руки свои к самому сердцу звезд.
Герберт Уэллс. Открытие будущего (Нейчур, 1902, т. 65, с. 326)
Космос был открыт только вчера. Миллионы лет все пребывали в уверенности, что кроме Земли не существует никаких других мест. Затем на последней десятой доле процента того периода, что существует наш вид, за мгновение, отделяющее нас от Аристарха, мы с сожалением заметили, что не являемся центром и смыслом Вселенной, а живем на крошечном хрупком шарике, который затерян в беспредельности и вечности и плывет по великому космическому океану, усыпанному сотнями миллиардов галактик и миллиардами триллионов звезд. Мы смело познали стихию вод, и океан, находя отклик в нашей природе, вызвал у нас симпатию. Что-то внутри нас признает Космос домом. Мы состоим из звездного пепла. Происхождение и эволюция связывают нас с далекими космическими событиями. Исследование Космоса — это дорога к самопознанию. Мы в равной степени дети неба и Земли — об этом знали еще древние мифотворцы. Хозяйничая на планете, мы накопили опасный эволюционный багаж: наследственную склонность к агрессии и ритуалам, склонность подчиняться лидерам и враждебность к чужакам, что до некоторой степени ставит под вопрос наше существование. Но мы также обрели способность сочувствовать другим, любовь к нашим детям и детям наших детей, желание учиться у истории и великий полет страстного разума — совершенные инструменты для продолжения нашей жизни и процветания. Неясно, какие аспекты нашей природы возьмут верх, особенно когда наше видение, понимание и перспективы ограничиваются исключительно Землей или, еще хуже, небольшой ее частью. Но там, в безграничности Космоса, нас ожидает неизбежное будущее. Пока не обнаруживается никаких очевидных признаков существования внеземного разума, и это заставляет нас гадать, неужели цивилизации, подобные нашей, всегда с неизбежностью сломя голову несутся к самоуничтожению? Национальные границы не видны, когда мы смотрим на Землю из космоса. Трудно сохранять фанатическую преданность расовому, религиозному или национальному шовинизму, когда видишь нашу планету — хрупкий голубой серп, тускнеющий и становящийся едва заметной точкой на фоне бастионов и цитаделей звезд. Путешествие заставляет шире смотреть на вещи.
Есть миры, где никогда не было жизни. Есть миры, испепеленные и разрушенные космическими катастрофами. Нам повезло: мы живы, мы сильны, благополучие нашей цивилизации и нашего вида в наших руках. Если не мы, то кто будет говорить от имени Земли? Если мы сами не позаботимся о собственном выживании, то кто сделает это за нас?
Человеческий вид взялся за великое и смелое предприятие, которое в случае успеха окажется столь же важным, как колонизация суши или переселение с деревьев под их сень. С оглядкой, нерешительно сбрасываем мы кандалы Земли. Метафорически — когда противостоим звучащим внутри нас предостережениям примитивного сознания и смиряем их; физически — когда путешествуем к планетам и вслушиваемся в сообщения со звезд. Эти два начинания неразрывно связаны между собой. Я считаю, что каждое из них является необходимым условием другого. Но гораздо больше нашей энергии направлено на войну. Загипнотизированные взаимным недоверием, почти никогда не думающие о человечестве и о планете, народы готовятся к смерти. И поскольку наши дела столь ужасны, мы стараемся не думать о них слишком много. Но то, о чем не думаешь, вряд ли делается правильно.
Каждый мыслящий человек боится ядерной войны, и каждое технологическое государство планирует ее. Все знают, что это безумие, но каждый народ находит ему оправдание. Срабатывает мрачная цепь причинно-следственных связей: в начале Второй мировой войны немцы работали над созданием бомбы, и поэтому американцы постарались сделать ее первыми. Раз ее создали американцы, то она понадобилась и русским, а затем и англичанам, французам, китайцам, индийцам, пакистанцам… К концу ХХ века ядерным оружием обзавелись уже многие страны. Его было не так уж трудно разработать. Делящиеся материалы можно незаметно получать в ядерных реакторах. Производство ядерного оружия стало почти кустарным ремеслом.
Обычные крупнокалиберные бомбы Второй мировой войны называли блокбастерами. Они несли двадцать тонн тринитротолуола и могли разрушить целый городской квартал. Общая масса бомб, сброшенных за время Второй мировой войны на все города — Ковентри и Роттердам, Дрезден и Токио — составляет два миллиона тонн, две мегатонны тринитротолуола. Смерть, пролившаяся с небес в период с 1939 по 1945 год, измеряется ста тысячами блокбастеров, двумя мегатоннами. Но в конце ХХ века две мегатонны — это энергия, высвобождаемая при взрыве одной более или менее заурядной термоядерной бомбы. Одна бомба обладает разрушительной силой Второй мировой войны. А ведь существуют десятки тысяч ядерных боеголовок. К 80-м годам ХХ века стратегические ракеты и бомбардировщики Советского Союза и Соединенных Штатов взяли под прицел более 15 000 намеченных объектов. На планете не осталось ни одного безопасного места. Энергия, запасенная в этом оружии, превышает 10 000 мегатонн. Смертоносные джинны спокойно ожидают, когда потрут лампу. Но их разрушительная сила сконцентрирована на отрезке в несколько часов, а не в шесть лет — это блок-бастер для каждой семьи на планете, по Второй мировой войне каждую секунду на протяжении целого вечера.
Немедленную смерть при ядерной атаке вызывает ударная волна, сметающая тяжелые укрепленные сооружения на многие километры вокруг, а также огненная вспышка, гамма-излучение и нейтроны, которые сжигают изнутри тех, кто находится поблизости. Школьница, пережившая американскую ядерную атаку на Хиросиму, завершающий эпизод Второй мировой войны, писала в своем дневнике:
Сквозь тьму, как на дне ада, я могла слышать голоса других учениц, зовущих своих матерей. В большом резервуаре с водой возле опоры моста плачущая мать поднимала над головой обнаженного ребенка с докрасна обгоревшим телом. Другая мать рыдала, пытаясь кормить своего ребенка сожженной грудью. Ученицы стояли в резервуаре, выставив над водой только головы и сложенные руки, и, плача, звали своих родителей. Но все, кто оказывался рядом, были ранены, все до единого, и не было никого, ни одного человека, кто пришел бы на помощь. Опаленные волосы на головах завивались от жары, выцветали и покрывались пеплом. Люди не были похожи на людей, они вообще казались созданиями не из этого мира.
Взрыв в Хиросиме, в отличие от последующего взрыва в Нагасаки, произошел в воздухе высоко над поверхностью, и поэтому радиоактивное загрязнение было незначительным. Однако 1 марта 1954 года при испытании термоядерного оружия на атолле Бикини (Маршалловы острова) выделилась мощность, значительно больше ожидаемой. Огромное радиоактивное облако повисло в 150 километрах от крошечного атолла Ронгалап, обитатели которого сравнивали взрыв с восходом Солнца на западе. Через несколько часов радиоактивный пепел усыпал Ронгалап подобно снегу. Средняя доза облучения, полученная жителями, составила около 175 рад, немного меньше половины той, что приводит к смертельному исходу. Благодаря удаленности от эпицентра погибло немного людей. Конечно, радиоактивный стронций, который они поглощали с пищей, откладывался в костях, а радиоактивный йод — в щитовидных железах. Две трети детей и треть взрослых впоследствии страдали от нарушений в работе щитовидной железы или от злокачественных опухолей. В качестве компенсации жителям Маршалловых островов была предоставлена квалифицированная медицинская помощь.
Мощность бомбы, сброшенной на Хиросиму, составляла всего тринадцать килотонн, то есть тринадцать тысяч тонн тринитротолуола. Испытание на Бикини высвободило мощность пятнадцать мегатонн. При полно-масштабном обмене ядерными ударами в пароксизме термоядерной войны по всему миру будут сброшены бомбы общей мощностью, равной миллиону бомб в Хиросиме. Учитывая, что тринадцатикилотонная бомба в Хиросиме унесла жизни нескольких сотен тысяч человек, этого количества достаточно, чтобы убить сто миллиардов людей. Но в конце ХХ века нашу планету населяет менее пяти миллиардов человек. Конечно, при обмене ударами не каждого убьет ударная волна или световая вспышка, проникающая радиация или радиоактивные осадки. Однако осадки будут оставаться смертоносными долгое время: 90 процентов стронция-90 распадется через 96 лет, 90 процентов цезия-137 — через 100 лет, 90 процентов йода-131 — всего через месяц.
Выжившие станут свидетелями более коварных последствий войны. Полномасштабный обмен ядерными ударами приведет к выгоранию входящего в состав воздуха азота, превратив его в оксиды, которые, в свою очередь, уничтожат значительную часть озона в верхних слоях атмосферы, открывая доступ интенсивному солнечному ультрафиолетовому излучению. Повышенный уровень ультрафиолетового излучения сохранится на многие годы, вызывая рак кожи, преимущественно у людей белой расы. Но что намного более важно, он совершенно непредсказуемым образом повлияет на всю экологию планеты. Ультрафиолетовое излучение уничтожит урожаи. Погибнут многие микроорганизмы; мы не знаем, какие именно, в каком количестве и в какие последствия это выльется. Может статься, что сгинут организмы, составляющие основание той огромной экологической пирамиды, на вершине которой едва держимся мы сами.
Пыль, поднятая в воздух при полномасштабном ядерном конфликте, будет отражать солнечный свет, и на Земле станет немного холоднее. Но даже небольшое похолодание может вызвать катастрофические последствия для сельского хозяйства. Птицы в большей мере страдают от радиации, чем насекомые. Нашествия насекомых, довершающие разорение сельскохозяйственных угодий, — весьма вероятное следствие ядерной войны. Опасаться надо и другой беды: чумные бациллы обитают по всей Земле. В конце ХХ века люди редко умирали от чумы, но не потому, что перевелись бактерии, а благодаря высокой сопротивляемости организма. Однако радиация, порожденная ядерной войной, наряду со многими другими напастями повлечет за собой угнетение иммунной системы, ослабив нашу способность противостоять болезням. В долгосрочной перспективе возможны мутации, появление новых разновидностей микробов и насекомых, способных создать дополнительные проблемы для людей, которые пережили ядерный холокост; нельзя исключить и того, что спустя некоторое время, необходимое для накопления и проявления мутаций, обнаружатся новые, ужасные разновидности людей. Большинство мутаций в случае проявления будут смертельными. Но не все. И тогда нахлынут новые страдания: потеря любимых; миллионы обожженных, слепых и покалеченных; инфекционные заболевания, эпидемии, долговременное радиоактивное заражение воздуха и воды; высокая вероятность опухолей, рождения мертвых или уродливых детей; отсутствие медицинской помощи; безнадежное сознание того, что цивилизация уничтожена понапрасну, что мы могли, но не предотвратили этого.
Английский метеоролог Л. Ф. Ричардсон заинтересовался вопросом о войне. Он хотел понять ее причины. Есть интеллектуальные параллели между войной и погодой. Оба явления сложны. Оба демонстрируют закономерности, указывающие на то, что это не столько неукротимые стихии, сколько естественные системы, которые можно постичь и контролировать. Для анализа глобальных погодных явлений в первую очередь необходимо собрать огромный массив метеорологических данных; затем нужно выяснить, как в действительности ведет себя погода. Если мы хотим разгадать логику войны, надо применить аналогичный подход, решил Ричардсон. Он собрал данные о сотнях войн, сотрясавших нашу несчастную планету в период между 1820 и 1945 годами.
Результаты, полученные Ричардсоном, были опубликованы после его смерти в книге «Статистика смертельной вражды» (The Statistics of Deadly Quarrels). Задавшись вопросом о том, сколько времени предстоит ждать войны с определенным числом жертв, он ввел в употребление индекс М, названный магнитудой войны, который служит мерой числа погибших. Война с магнитудой M = 3 — это ограниченное столкновение, в котором гибнут тысячи (103) людей. Значения M = 5 или M — 6 соответствуют серьезной войне, уносящей жизни сотен тысяч (105) или миллионов (106) людей. Первая и Вторая мировые войны имеют еще большие магнитуды. Ричардсон обнаружил, что чем больше людей гибнет на войне, тем меньше ее вероятность и тем раньше можно обнаружить признаки ее приближения. Так и разрушительные штормы случаются реже сильных ливней.
По данным Ричардсона можно построить график, демонстрирующий, сколько времени на протяжении последних полутора столетий пришлось бы ждать, чтобы стать свидетелем войны с магнитудой М.
Ричардсон предположил, что, если продолжить кривую в область очень малых значений М, вплоть до M = 0, мы получим грубую оценку частоты происходящих в мире убийств; получается, что где-то в мире каждые пять минут кого-то лишают жизни. Индивидуальные убийства и крупномасштабные войны, по его мнению, находятся на концах сплошного спектра непрерывной кривой. Из этого следует, не в тривиальном, но, думается мне, в самом глубоком психологическом смысле, что война — это массовое убийство. Когда наше благосостояние под угрозой, когда брошен вызов нашим иллюзиям относительно самих себя, мы склонны — по крайней мере, некоторые из нас — впадать в состояние смертельной ярости. И когда в подобное положение попадают нации, государства, их тоже иногда охватывает убийственный гнев, подстрекаемый теми, кто ищет личной власти или выгоды. Но по мере совершенствования технологий убийства и роста ущерба, причиняемого войнами, все больше людей должны одновременно поддаться безумной ярости, чтобы случилась большая война. Этого нередко удается достичь, поскольку средства массовой информации, как правило, находятся в руках государства. (Ядерная война — исключение. Она может быть развязана очень небольшим числом людей.)
Мы видим здесь конфликт между нашими страстями и тем, что иногда называют нашей лучшей природой; между глубокой, древней, рептильной частью мозга, R-комплексом, отвечающим за смертельную ярость, и теми частями, которые развились позднее, у млекопитающих и человека, лимбической системой и корой головного мозга. Когда люди жили небольшими группами, когда наше оружие было сравнительно безобидным, даже обуянный бешенством воин мог убить лишь немногих. С развитием технологий усовершенствовались и орудия войны. Но за то же короткое время усовершенствовались и мы сами. Мы научились силой разума смирять свой гнев, разочарование и отчаяние. Мы в планетарном масштабе сократили число несправедливостей, еще недавно носивших глобальный и эндемичный характер. Но наше оружие может теперь убивать миллиарды. Достаточно ли быстро мы совершенствуемся? Самым ли эффективным способом учимся быть разумными? Достаточно ли смело изучаем причины войн?
Отличительной чертой так называемой стратегии ядерного сдерживания является то, что она ориентирована на поведение наших нечеловеческих предков. Современный политик Генри Киссинджер пишет: «Сдерживание опирается прежде всего на психологические критерии. Для целей сдерживания блеф, воспринимаемый всерьез, значительно полезнее, чем серьезная угроза, воспринимаемая как блеф». По-настоящему эффективный ядерный блеф, однако, требует изредка принимать иррациональные позы, дистанцироваться от ужасов ядерной войны. Тогда вероятный противник склоняется к тому, чтобы пойти на уступки в спорных вопросах, но не развязывать глобальной конфронтации, которую аура иррациональности делает более правдоподобной. Главная опасность усвоения поз правдоподобной иррациональности состоит в том, что преуспеть в притворстве может лишь тот, кто очень старается. Постепенно к притворству привыкают. И тогда оно перестает быть притворством.
Глобальное равновесие страха, начало которому положили Соединенные Штаты и Советский Союз, держит в заложниках всех жителей Земли. Каждая из сторон определяет для другой допустимые рамки поведения. Потенциального противника убеждают, что если эти рамки будут нарушены, то последует ядерная война. Однако пределы допустимого время от времени меняются. Каждая из сторон должна быть совершенно уверена в том, что противник понимает новые границы. Каждая стремится увеличить свои преимущества, но не настолько, чтобы серьезно потревожить другую сторону. Противники непрерывно исследуют границы терпимости друг друга. Стратегические бомбардировщики, курсирующие над арктическими просторами, кубинский ракетный кризис, испытания антиспутникового оружия, вьетнамская и афганская войны — это лишь некоторые пункты длинного и печального списка. Глобальное равновесие страха — это очень хрупкое равновесие. Оно сохраняется, пока что-то не пойдет неправильно, пока кто-то не допустит ошибку, пока ярость рептилии не выйдет из-под контроля. Вернемся теперь к Ричардсону. Сплошная линия на его диаграмме — это время ожидания войны с магнитудой М, то есть среднее время между двумя войнами, в которых убивают 10M людей (здесь М соответствует числу нулей, следующих за единицей). Вертикальная линия в правой части диаграммы характеризует численность населения Земли в современный период. Она достигла одного миллиарда (М = 9) около 1835 года, а сейчас составляет примерно 4,5 миллиарда (М = 9,7). Пересечение кривой Ричардсона и вертикальной линии указывает ожидаемое время конца света: столько лет осталось до того дня, когда население Земли будет уничтожено в какой-то великой войне. Если простейшим способом экстраполировать рост населения в будущем, то две кривые не пересекутся вплоть до XXX столетия, так что мы получаем отсрочку Судного дня.
Однако магнитуда Второй мировой войны составила 7,7 — она стоила жизни примерно 50 миллионам солдат и мирных жителей. С тех пор технология смерти угрожающе развилась. Почти нет признаков исчезновения мотивов и угасания склонности к войне, а оружие, как обычное, так и ядерное, становится все более разрушительным. И поэтому верхняя часть кривой Ричардсона сдвигается вниз на неопределенную величину. Если она окажется в пределах отмеченной на рисунке серой зоны, до конца света, возможно, остается всего несколько десятков лет. Для прояснения этого вопроса необходимо детальное сравнение военных инцидентов до и после 1945 года. И эта тема не может нас не беспокоить.
На самом деле все это лишь иной способ сказать то, что мы знаем уже несколько десятилетий: разработка ядерного оружия и систем его доставки рано или поздно приведет к глобальной катастрофе. Многие из создателей ядерного оружия, американцы и выходцы из Европы, глубоко сожалели о том, какого демона они выпустили на свободу. Они выступали за глобальное запрещение ядерного оружия. Но их призывы остались без внимания; как в СССР, так и в США господствовала идея достижения национального стратегического превосходства, и началась гонка ядерных вооружений.
В тот же период бурно росла международная торговля разрушительным неядерным оружием, которое скромно называют «обычным». За последнюю четверть века с учетом поправки на инфляцию доллара годовой объем международного рынка оружия вырос с 300 миллионов долларов до более чем 20 миллиардов. В период с 1950 по 1968 год, для которого есть надежная статистика, в мире ежегодно происходило несколько аварий, связанных с ядерным оружием, хотя число непреднамеренных ядерных взрывов не превышало одного-двух. Советский Союз, Соединенные Штаты и другие страны располагают огромными военно-промышленными комплексами. В США в состав ВПК входят крупные корпорации, в том числе известные как производители бытовой техники. Согласно одной из оценок, при выполнении военных заказов прибыль корпораций на 30–50 процентов выше, чем при работе по той же технологии в условиях конкуренции на гражданском рынке. Завышение цены, допускаемое при создании систем вооружения, достигает величин, совершенно неприемлемых в гражданской сфере. В Советском Союзе ресурсы, качество и внимание, уделяемые сфере военного производства, находятся в разительном контрасте с тем немногим, что перепадает потребительскому рынку. По некоторым подсчетам почти половина ученых и специалистов в области высоких технологий на Земле полностью или частично заняты в военной сфере. Те, кто вовлечен в разработку и производство оружия массового уничтожения, получают высокий заработок, привилегии власти, а там, где это возможно, удостаиваются наивысших почестей, принятых в обществе. Секретность в разработке оружия, принимающая особенно нелепые формы в Советском Союзе, приводит к тому, что лица, занятые в этой сфере, почти никогда не несут ответственности за свою деятельность. Они анонимны и охраняются. Военная секретность превращает ВПК в сектор, наименее доступный гражданскому общественному контролю. Если мы не знаем, что они делают, то нам очень трудно их остановить. И вот мир обнаруживает, что умасливаемые столь щедро враждебные военные машины, заключив друг друга в смертельные объятия, влекут человеческую цивилизацию к окончательной гибели.
Любая сильная власть имеет широко распропагандированное оправдание разработке и накоплению оружия массового уничтожения, которое часто включает достойное рептилий напоминание о злокозненном характере и культурных изъянах потенциального противника (противостоящих нам крепких парней), о его — но никогда нашем — намерении покорить весь мир. У каждой страны есть, похоже, свой набор запретных возможностей, о которых ее гражданам и сторонникам любой ценой нельзя позволять думать всерьез. В Советском Союзе это капитализм, Бог и ограничение государственного суверенитета; в Соединенных Штатах — социализм, атеизм и ограничение государственного суверенитета. И так во всем мире.
Как бы мы объяснили глобальную гонку вооружений беспристрастному внеземному наблюдателю? Как оправдали бы самые последние дестабилизирующие разработки: спутники-убийцы, пучковое оружие, лазеры, нейтронные бомбы, крылатые ракеты — и предлагаемое превращение территорий, сравнимых со среднего размера страной, в полигоны, где настоящие межконтинентальные баллистические ракеты прячутся среди сотен макетов? Посмели бы мы утверждать, что десять тысяч наведенных на цели боеголовок повышают наши шансы на выживание? Какой отчет дали бы мы куратору планеты Земля? Мы знаем доводы ядерных сверхдержав. Нам известно, кто говорит от имени наций. Но кто говорит от имени человеческого вида? Кто говорит от имени Земли?
Около двух третей массы человеческого головного мозга приходится на его кору, которая отвечает за интуицию и разум. Человек развивался как общественное существо. Мы получаем удовольствие от общения, заботимся друг о друге. Мы сотрудничаем. Нам свойствен альтруизм. Мы блестяще справились с расшифровкой некоторых природных закономерностей. Мы стремимся работать сообща и знаем, как организовать совместную работу. Если мы готовы осмыслить перспективу ядерной войны и тотального разрушения нашего развивающегося глобального общества, разве мы не должны также задуматься над кардинальной реструктуризацией наших обществ? С внеземной точки зрения нашей глобальной цивилизации грозит полный провал в решении самой главной из всех стоящих перед ней задач — сохранении жизни и благосостояния жителей планеты. Но не должны ли мы в таком случае в каждой стране быть готовы к серьезным изменениям традиционного образа действий, к фундаментальной реорганизации экономики, политики, социальных и религиозных институтов?
Столкнувшись со столь тревожной проблемой, мы всегда пытаемся преуменьшить ее серьезность, называя паникерами тех, кто заводит речь о конце света, утверждая, что кардинальные изменения наших институтов непрактичны или противоречат «человеческой природе», как будто ядерная война практична или будто бы существует только одна-единственная человеческая природа. Полномасштабной ядерной войны никогда еще не было. Каким-то образом из этого делают вывод, что ее никогда не будет. Но она может случиться только один раз. И тогда уже будет слишком поздно пересматривать статистику.
Соединенные Штаты — одно из немногих государств, которое на самом деле поддерживает усилия, направленные на свертывание гонки вооружений. Однако сопоставление бюджетов Министерства обороны (153 миллиарда долларов в 1980 году) и Агентства по контролю над вооружениями (0,018 миллиарда долларов) демонстрирует то значение, которое мы придаем этим двум направлениям деятельности. Почему бы разумному обществу не тратить больше средств на изучение и предотвращение возможной новой войны, а не на подготовку к ней? Разобраться в причинах войн вполне возможно. Но наше современное понимание этого вопроса крайне ограниченное — вероятно, потому, что со времен аккадского царя Саргона средства, выделяемые на разоружение, всегда были менее чем недостаточными. Микробиологи и физиологи изучают болезни главным образом для того, чтобы лечить людей. Они редко занимаются выведением болезнетворных микроорганизмов. Давайте изучать войну так, как если бы она была, по меткому выражению Эйнштейна, детской болезнью. Мы достигли точки, когда распространение ядерных вооружений и сопротивление ядерному разоружению угрожают каждому жителю планеты. Нет больше особых случаев и частных интересов. Наше выживание зависит от того, сможем ли мы в массовом порядке направить свои знания и ресурсы на изменение собственной судьбы, чтобы кривая Ричардсона не повернула направо. Будучи ядерными заложниками, мы, все люди на Земле, должны разобраться в особенностях течения обычной и ядерной войны. Затем мы обязаны просветить наши правительства. Нам следует изучать науку и технологии, которые только и могут обеспечить наше выживание. Надо найти в себе смелость бросить вызов привычным социальным, политическим, экономическим и религиозным представлениям. Необходимо приложить все силы к осознанию того, что все жители Земли — такие же люди, как и мы. Конечно, все это трудно осуществить. Но, как говаривал Эйнштейн, когда отвергались его «непрактичные» или «несовместимые с человеческой природой» предложения: а какая у нас альтернатива?
Млекопитающим свойственно прижимать к себе и ласкать своих малышей, ухаживать за ними, любить и баловать их — поведение, совершенно нехарактерное для рептилий. Если действительно в наших черепах живут в тревожном перемирии R-комплекс и лимбическая система, продолжая напоминать о своих древних корнях, следует ожидать, что родительская ласка и терпимость поощрят нашу млекопитающую природу, а отсутствие физической привязанности выработает рептильное поведение. Сказанное подтверждается некоторыми фактами. Лабораторные эксперименты Гарри и Маргарет Харлоу показали, что у обезьян, выросших в клетках и физически изолированных от сородичей — даже при том, что животные могли видеть, слышать и обонять себе подобных, — развивалась угрюмость, замкнутость, самоубийственное поведение и другие ненормальные черты характера. То же самое наблюдается у человеческих детей, которые растут, не зная физических привязанностей, обычно в детских учреждениях, где они, очевидно, испытывают сильные страдания. Нейрофизиолог Джеймс У. Прескотт провел потрясающий кросс-культурный статистический анализ 400 до-индустриальных обществ и обнаружил, что там, где детям сполна достается физической ласки, люди склонны отвергать насилие. Даже общества, где не принято ласкать детей, порождают несклонных к насилию взрослых, если в них не подавляется подростковая сексуальность. Прескотт считает, что культуры, тяготеющие к насилию, состоят из индивидуумов, лишенных телесных удовольствий на протяжении двух критических периодов жизни — в детстве или в отрочестве. Там, где поощряются физические ласки, нет склонности к воровству, организованной религии и показной роскоши; там же, где к детям применяются физические наказания, в обычае рабовладение, частые убийства, пытки, нанесение увечий врагам, женщина признается низшим существом и бытует вера в одно или нескольких сверхъестественных существ, вмешивающихся в повседневную жизнь.
Мы недостаточно хорошо понимаем человеческое поведение, чтобы определенно говорить о механизмах, лежащих в основе этих отношений, однако мы можем о них догадываться. Прескотт пишет: «Вероятность того, что общество, которое поощряет детские ласки и терпимо относится к добрачным половым отношениям, будет склонно к физическому насилию, составляет два процента. Шансы на то, что эта связь является случайной, составляют 1 к 125 000. Я не знаю других параметров, которые обладали бы столь высокой предсказательной силой». Дети очень нуждаются в физических ласках, подростками властно движет сексуальность. Если в юности они получают желаемое, то общество приобретает взрослых, не склонных поддерживать агрессию, территориальность, ритуалы и социальную иерархию (хотя по мере роста дети могут получить немалый опыт подобного рептильного поведения). Если Прескотт прав, в эпоху ядерного оружия и эффективных контрацептивов жестокое обращение с детьми и подавление сексуальности является преступлением против человечности. А пока что каждый из нас способен внести неоспоримый личный вклад в будущее мира, нежно обнимая своих детей.
Если склонность к рабовладению и расизму, женоненавистничеству и насилию связаны между собой — в характере отдельного человека и в человеческой истории, как об этом говорят кросс-культурные исследования, — тогда у нас есть основания для оптимизма. Повсюду в нашем обществе заметны относительно недавние фундаментальные изменения. За последние два века унизительное рабство, сохранявшееся на протяжении тысячелетий, полностью уничтожено всколыхнувшей всю планету революцией. Женщины, которые тысячи лет пребывали в зависимом положении и традиционно не допускались до реальной политической и экономической власти, постепенно даже в самых отсталых обществах становятся равными партнерами мужчин. Впервые в современной истории крупная военная агрессия была прекращена отчасти благодаря внезапному резкому изменению настроений граждан страны-агрессора. Старые призывы к национальной и патриотической гордости стали терять свою привлекательность. Возможно, благодаря общему подъему уровня жизни во всем мире стали лучше обращаться с детьми. Начавшись всего несколько десятилетий назад, эти стремительные глобальные изменения идут именно в том направлении, которое необходимо для выживания человечества. Развивается новый уровень понимания, на котором осознается, что все мы представляем собой один вид.
«Суеверия — трусость перед лицом Божественного», — писал Теофраст, живший в период основания Александрийской библиотеки. Мы населяем мир, атомы которого образовались в звездных недрах, мир, где каждую секунду рождаются тысячи звезд, где в воздухе и водах молодых планет солнечный свет и разряды молний зажигают искру жизни, где сырье для биологической эволюции иногда создается взрывом звезды на другом краю Млечного Пути, где образовались сотни миллиардов таких красивых галактик, — это Космос квазаров и кварков, снежинок и светлячков, где могут быть черные дыры, другие вселенные и внеземные цивилизации, чьи радиосообщения в этот самый момент поступают на Землю. Как бледно в сравнении с этим выглядят притязания суеверий и псевдонауки; как важно для нас заниматься научными исследованиями — этим принципиально человеческим делом.
В каждом аспекте Природы раскрывается глубокая загадка, затрагивающая наши чувства и внушающая благоговение. Прав был Теофраст. Те, кто боится Вселенной такой, какова она есть, те, кто претендует на владение несуществующим знанием и мнит человека центром Космоса, предпочтут мимолетный комфорт суеверий. Они избегают мира, а не противостоят ему. Но те, у кого хватает смелости исследовать материю и структуры Космоса, даже там, где он существенно отличается от их желаний и предубеждений, проникнут в его глубочайшие загадки.
Ни один другой вид на Земле не занимается наукой. Таким образом, это чисто человеческое изобретение, возникшее в коре головного мозга благодаря естественному отбору по одной простой причине: оно работает. Оно не всегда безупречно. Его можно использовать не по назначению. Это всего лишь инструмент. Но это, безусловно, лучший инструмент, которым мы владеем, — самокорректирующийся, непрерывно находящийся в движении, универсальный. Он подчиняется двум правилам. Первое: не существует священных истин; все предположения должны поверяться критикой; ссылки на авторитеты не имеют силы. Второе: несовместимое с фактами надлежит отбросить или пересмотреть. Мы должны понять Космос таким, каков он есть, а не каким нам хотелось бы его видеть. Очевидное иногда ложно; неожиданное порой истинно. В достаточно обширной среде у людей всегда находятся общие цели. А изучение Космоса дает нам самую широкую из возможных сред. Современная глобальная культура в своем роде бесцеремонный новичок. Она вышла на планетарную сцену после четырех с половиной миллиардов лет иных процессов и, осмотревшись вокруг за несколько тысячелетий, заявляет претензии на владение вечными истинами. Однако в мире, который изменяется так быстро, как наш, это прямой путь к катастрофе. Ни одна нация, ни одна религия, ни одна экономическая система, ни один мудрец не владеет всеми знаниями, необходимыми для нашего выживания. Должно существовать множество социальных систем, причем работающих лучше, чем любая из нынешних. И в рамках научной традиции наша задача состоит в том, чтобы их найти.
Лишь однажды наша история обещала явить блестящую научную цивилизацию. Цитаделью ионийского пробуждения была Александрийская библиотека, где 2000 лет назад лучшие умы античности заложили фундамент систематического изучения математики, физики, биологии, астрономии, литературы, географии и медицины. Мы до сих пор продолжаем строить на этом фундаменте. Библиотеку создали и содержали Птолемеи, греческие цари, унаследовавшие египетскую часть империи Александра Македонского. Начиная с момента своего основания в III веке до нашей эры и заканчивая разрушением семь столетий спустя она была мозгом и сердцем древнего мира.
Александрия являлась всепланетной столицей книгоиздания. Конечно, в то время не было печатных станков. Книги стоили дорого, каждую копию переписывали от руки. Библиотека была хранилищем самых точных в мире списков. Искусство критического редактирования было изобретено здесь. Текст Ветхого Завета дошел до нас главным образом в греческих переводах, выполненных в Александрийской библиотеке. Значительную часть своего огромного богатства Птолемеи тратили на приобретение всех греческих книг, а также сочинений из Африки, Персии, Индии, Израиля и других районов мира. Птолемей III Эвергет захотел позаимствовать в Афинах оригиналы, то есть официальные государственные копии, великих древних трагедий Софокла, Эсхила и Еврипида. Для афинян это было своего рода культурное наследие — примерно такое же, как оригинальные рукописные копии и первые издания Шекспира — для Англии. Они опасались даже на короткое время выпускать из рук драгоценные манускрипты. Только после того как Птолемей гарантировал их возврат, внеся неслыханный денежный залог, они согласились одолжить рукописи. Однако Птолемей ценил эти свитки гораздо выше золота и серебра. Он с радостью пожертвовал залогом и поместил оригиналы в Библиотеку. Оскорбленные афиняне вынуждены были довольствоваться копиями, которые Птолемей с извинениями презентовал им. Очень редко государство столь ревностно поддерживает погоню за знаниями.
Птолемеи не только собирали уже добытое знание, они поощряли и финансировали научные изыскания и тем самым создавали новое знание. Результаты были поразительными. Эратосфен точно вычислил размер Земли, составил ее карту и доказывал, что в Индию можно попасть, если плыть на запад от Испании. Гиппарх предугадал, что звезды рождаются, веками медленно перемещаются и в конце концов погибают; он первым составил каталог положений звезд и звездных величин, с тем чтобы обнаружить такие изменения. Евклид написал учебник геометрии, по которому люди учились двадцать три столетия, книгу, которая способствовала пробуждению интереса к науке у Кеплера, Ньютона и Эйнштейна. Были и многие другие, о ком мы уже упоминали.
Александрия являла собой величайший из городов, когда-либо виденных западным миром. Люди всех наций приезжали сюда жить, торговать, учиться. Всякий день в ее гаванях толпились купцы, ученые, путешественники. Это был город, где греки, египтяне, арабы, ассирийцы, евреи, персы, нубийцы, финикийцы, италики, галлы, иберы обменивались товарами и идеями. Пожалуй, именно здесь слово космополит обретало истинный смысл: гражданин, но не страны, а всего Космоса. Быть гражданином Космоса…
Здесь, несомненно, таились семена современного мира. Что помешало им пустить корни и пышно расцвести? Почему вместо этого Запад на тысячу лет впал во тьму и оцепенение, пока Колумб, Коперник и их современники вновь не открыли сделанное в Александрии? Я не могу дать простого ответа. Но знаю следующее: нет свидетельств того, чтобы за всю историю Библиотеки какой-нибудь из ее блестящих ученых всерьез исследовал политические, экономические и религиозные установления своего общества. Постоянство звезд было поставлено под вопрос, справедливость рабства — нет. Наука и учение в целом оставались достоянием привилегированного меньшинства. Обширное население города не имело даже смутного представления о великих открытиях, совершаемых в Библиотеке. Открытия не объяснялись и не популяризировались. Исследования приносили людям мало пользы. Изобретения в области механики и паровой техники применялись в основном для совершенствования оружия, поддержания суеверий и увеселения царей. Ученые никогда не задумывались о том, что машины способны освободить людей от рабского труда. Великие интеллектуальные достижения древности имели немного прямых практических приложений. Наука никогда не захватывала воображение большого числа людей. Косность, пессимизм и самая унизительная капитуляция перед мистицизмом не встречали никакого противодействия. Когда в конце концов толпа пришла, чтобы сжечь библиотеку, некому было остановить ее.
Последним ученым, работавшим в Библиотеке, была Гипатия. Математик, астроном, физик, глава неоплатонической школы в философии — круг ее работ невероятно широк для одного человека в любом столетии. Она родилась в Александрии в 370 году. В это время, когда у женщин почти не было права выбора и с ними часто обращались как с собственностью, Гипатия свободно и вызывающе вторгалась в традиционно мужские области. По всем дошедшим до нас сообщениям она была очень красива. У нее была масса поклонников, но она отвергала все предложения о замужестве. Во времена Гипатии Александрия, подпавшая тогда под власть Рима, жила в смертельном напряжении. Рабство истощило жизненные соки классической цивилизации. Растущая христианская церковь крепила свое могущество и пыталась истребить языческую культуру, ее влияние. Гипатия находилась в самом эпицентре столкновения этих могучих социальных сил. Архиепископ Александрии Кирилл презирал ее за тесную дружбу с римским наместником и за то, что она являла собой символ знания и науки, которые церковь в ранний период в основном отождествляла с язычеством. Постоянно преследуемая опасностью, она продолжала учить и распространять знания, пока в 415 году на пути в Библиотеку ее не растерзала фанатичная толпа прихожан Кирилла. Они стащили Гипатию с колесницы, сорвали одежду и, вооружившись морскими раковинами, содрали с нее кожу и мясо до самых костей. Останки Гипатии были сожжены, работы уничтожены, а имя забыто. Кирилла причислили к лику святых.
Слава Александрийской библиотеки стала забываться. Последние ее остатки были уничтожены вскоре после смерти Гипатии. Целая цивилизация словно бы подвергла саму себя операции на мозге, и большая часть ее памяти, открытий, идей и страстей оказалась безвозвратно утраченной. Понесенные потери неисчислимы. В некоторых случаях нам известны лишь дразнящие заголовки уничтоженных книг. Но чаще мы не знаем ни названий, ни авторов. Нам известно, что из 123 пьес Софокла, имевшихся в Библиотеке, сохранились только семь. «Эдип-царь» — одна из этих семи. Сходные цифры относятся и к работам Эсхила и Еврипида. Чтобы понять, как это мало, представьте себе, что из всех работ Шекспира уцелели только «Кориолан» и «Зимняя сказка», но мы слышали, будто он написал и ряд других пьес, незнакомых нам, но, очевидно, высоко ценившихся в его время: «Гамлет», «Макбет», «Юлий Цезарь», «Король Лир», «Ромео и Джульетта».
От знаменитой Библиотеки не осталось ни единого свитка. В современной Александрии лишь немногие люди по достоинству оценивают значение Александрийской библиотеки или предшествовавшей ей на протяжении нескольких тысячелетий великой египетской цивилизации, и еще меньше тех, кто располагает глубокими знаниями в этой сфере. Приоритет отдается иным культурным императивам и относительно недавним событиям. Это относится и ко всему остальному миру. Наша связь с прошлым чрезвычайно слаба. А ведь помимо россыпи камней на развалинах Серапеума сохранились памятники множества цивилизаций: загадочные сфинксы египетских фараонов; величественная колонна, воздвигнутая в честь римского императора Диоклетиана провинциальными низкопоклонниками за то, что совсем не заморил голодом жителей Александрии; христианская церковь; множество минаретов и характерное клеймо современной индустриальной цивилизации — многоквартирные дома, автомобили, трамваи, городские трущобы, радиорелейная вышка. Миллионы нитей тянутся из нашего прошлого, чтобы сплестись в канаты и кабели современности.
Наши успехи покоятся на достижениях 40 000 поколений наших предков, в большинстве своем, за вычетом малой доли, безымянных и забытых. То здесь, то там мы наталкиваемся на следы крупных цивилизаций, таких, например, как культура Эблы, которая процветала всего несколько тысячелетий назад и о которой нам ничего не известно. Как же плохо знаем мы собственную историю! Надписи, папирусы, книги связывают человеческий вид во времени и позволяют нам услышать немногие голоса и слабые призывы наших братьев и сестер, наших пращуров. И какова же радость узнавания, когда мы убеждаемся, насколько они на нас похожи!
В этой книге мы говорили о некоторых из наших предков, чьи имена не забыты, — об Эратосфене, Демокрите, Аристархе, Гипатии, Леонардо, Кеплере, Ньютоне, Гюйгенсе, Шампольоне, Хьюмасоне, Годдарде, Эйнштейне. Все они принадлежат западной культуре, поскольку развитие научной цивилизации на нашей планете происходило в основном на Западе. Но каждая культура: Китай, Индия, Западная Африка, Центральная Америка — внесла крупный вклад в наше глобальное общество, в каждой из них были свои оригинальные мыслители. Благодаря успехам телекоммуникационных технологий наша планета находится на финальной стадии объединения, с головокружительной скоростью двигаясь к единому глобальному обществу. Если мы сумеем завершить объединение Земли, не стирая культурных различий и не уничтожив самих себя, это будет великим достижением.
Возле того места, где раньше располагалась Александрийская библиотека, сегодня возлежит безголовый сфинкс, изваянный во времена фараона Хоремхеба из восемнадцатой династии, за тысячу лет до Александра. Невдалеке от этого львиного тела легко заметить современную вышку радиорелейной связи. Между ними протянулась неразрывная нить истории человеческого вида. От сфинкса до вышки всего мгновение по космической шкале времени, краткий миг в сравнении с теми пятнадцатью или около того миллиардами лет, что минули с момента Большого Взрыва. Почти все свидетельства движения Вселенной от незапамятного прошлого к настоящему развеяны ветрами времени. Доказательства космической эволюции уничтожались еще тщательнее, чем папирусные свитки Александрийской библиотеки. И все же благодаря уму и дерзости мы смогли выхватить взглядом несколько картин того извилистого пути, по которому шли наши предки и которым следуем мы.
На протяжении безвестных веков после бурного выплеска материи и энергии в Большом Взрыве Космос оставался бесформенным. Не было ни галактик, ни планет, ни жизни. Повсюду царила глубокая, непроницаемая тьма, и атомы водорода носились в пустоте. Здесь и там слегка уплотнившиеся скопления газа незаметно росли, шары вещества конденсировались, образуя водородные капли, более массивные, чем звезды. Внутри этих газовых шаров впервые зажигался скрытый в материи ядерный огонь. Родилось первое поколение звезд, наполнивших Космос светом. В то время не существовало еще ни планет, купающихся в их лучах, ни живых существ, способных любоваться свечением небес. Глубоко в звездных тиглях алхимия ядерных реакций порождала тяжелые элементы — пепел водородного огня, атомные кирпичики будущих планет и живых организмов. Массивные звезды вскоре исчерпали запасы своего ядерного топлива. Сотрясаемые колоссальными взрывами, они вернули большую часть своего вещества назад в разреженную газовую среду, из которой когда-то сконденсировались. Здесь в темных плодородных межзвездных облаках формировались новые капли, содержащие множество элементов, рождались новые поколения звезд. Рядом с ними росли капли меньшего размера, тела слишком маленькие, чтобы в них зажегся ядерный огонь, мельчайшие капельки межзвездной дымки — будущие планеты. Среди них был и скромный мир из камня и железа — молодая Земля.
Отвердевая и нагреваясь, Земля выделяла из недр метан, аммиак, воду и водород, которые формировали первичную атмосферу и первый океан. Свет Солнца согревал первозданную Землю, порождал штормы, вызывал гром и молнии. Вулканы переполнялись лавой. Эти процессы разрушали молекулы первичной атмосферы; их фрагменты вновь соединялись, образуя все более и более сложные формы, растворявшиеся в древних океанах. По прошествии некоторого времени моря достигли консистенции разбавленного теплого бульона. В нем уже присутствовали необходимые молекулы, а на поверхности глиняных частиц начались сложные химические реакции. И вот однажды совершенно случайно появилась молекула, которая могла создать из других молекул бульона свою собственную грубую копию. Шло время, генерировались более сложные молекулы, которые копировали себя с большей точностью. Решето естественного отбора отсеивало комбинации, которые наилучшим образом подходили для дальнейшего воспроизведения. Те, что лучше копировались, порождали больше копий. По мере того как растворенные в океане вещества расходовались и превращались в сложные конденсации самореплицирующихся органических молекул, первичный бульон становился жиже. Постепенно, совершенно незаметно зародилась жизнь.
Появились одноклеточные растения, и жизнь начала вырабатывать свою собственную пищу. Фотосинтез изменил состав атмосферы. Возникло половое размножение. Однажды свободно живущие формы объединились в сложную клетку со специализированными функциями. С возникновением химических рецепторов Космос обрел вкус и обоняние. Одноклеточные организмы развились в многоклеточные колонии, разные части которых постепенно превращались в специализированные органы. Появились глаза и уши, наделив Космос зрением и слухом. Растения и животные обнаружили, что суша тоже пригодна для жизни. Организмы научились жужжать, ползать, бегать, неуклюже переваливаться, плавно скользить, колыхаться, дрожать, карабкаться и парить. Громовая поступь колоссальных тварей сотрясала душные от испарений джунгли. Вывелись на свет небольшие создания, рождающиеся в виде детенышей, свободных от твердой яйцевой оболочки, в их жилах текла кровь, похожая по составу на древний океан. Они выжили благодаря своему проворству и хитрости. А затем, всего лишь мгновение назад, некие древесные животные спустились из крон на землю. Они перешли к прямохождению, обзавелись орудиями труда, одомашнили других животных, окультурили растения, приручили огонь, изобрели язык. Пепел звездной алхимии теперь обрел сознание. Развитие набирало темп. Они создали письмо, города, искусство и науку и стали посылать космические корабли к другим планетам и звездам. Вот лишь малая часть того, что создали атомы водорода за пятнадцать миллиардов лет космической эволюции.
Это звучит как эпический миф, и так оно и должно быть. Но в то же время перед вами просто описание космической эволюции, какой она видится современной науке. Нам было трудно появиться, а теперь мы представляем опасность сами для себя. Но любая картина космической эволюции отчетливо показывает, что все живые существа на Земле, новейшие продукты галактической водородной индустрии, требуют бережного отношения. Где-то еще могли происходить другие, не менее удивительные превращения материи, и потому мы с такой надеждой вслушиваемся в гул небес.
Мы отчего-то привыкли считать странными и чуждыми личность или общество, хоть чем-то непохожие на нас; каковы бы ни были мы сами, им отказано в доверии и приязни. Вспомните о негативных коннотациях слов «чужой» или «инородец». А ведь памятники и культуры каждой из наших цивилизаций просто демонстрируют нам иные способы человеческого бытия. Инопланетянин, увидев различия между людьми и их сообществами, счел бы их совершенно несущественными по сравнению с очевидным сходством. Космос может быть плотно населен разумными существами. Но преподанный Дарвином урок очевиден: в других местах не будет человека. Только здесь. Только на этой маленькой планете. Мы столь же редки, как вид, находящийся под угрозой исчезновения. Каждый из нас драгоценен в масштабах Космоса. Если человек не согласен с вами, пусть он живет. Среди ста миллиардов галактик вы не найдете другого такого.
Человеческую историю правомерно рассматривать как постепенное растущее осознание того, что мы являемся членами все более крупных сообществ. Первоначально наша преданность распространялась на нас самих и ближайших родственников, затем — на группу странствующих охотников-собирателей, потом — на племя, небольшое поселение, город, государство, нацию. Мы расширяли круг тех, кого любим. Сегодня мы создали то, что скромно именуют сверхдержавами, где человеческие общности самого разного этнического и культурного происхождения работают в некотором смысле плечом к плечу. Это весьма гуманизирующий и значимый в воспитательном смысле опыт. Если нам суждено выжить, масштаб нашей преданности может расшириться, вобрав все человечество, всю планету Земля. Многим национальным лидерам эта идея придется не по вкусу. Они боятся потерять власть. Мы услышим много слов об измене и вероломстве. Богатым государствам придется поделиться своим достоянием с бедными. Но выбор, стоящий перед нами, как однажды сказал, хотя и в другом контексте, Г. Уэллс, предельно отчетлив: Вселенная или ничто.
Несколько миллионов лет назад не было людей. Кто будет здесь несколько миллионов лет спустя? За все 4,6 миллиарда лет истории нашей планеты ее не покидал ни один крупный объект. Но сегодня крошечные беспилотные исследовательские станции, сверкающие и элегантные, движутся от Земли через Солнечную систему. Мы провели предварительную разведку в двадцати мирах, в числе которых все планеты, видимые невооруженным глазом, все те блуждающие небесные огни, что вдохновляли наших предков на поиски истины.
Если мы выживем, наше время прославится в веках по двум причинам: потому, что в опасную пору технологической юности мы смогли избежать самоуничтожения, и потому, что в эту эпоху мы начали путешествовать к звездам.
Стоящий перед нами выбор заключает в себе жестокую иронию. Те же самые ракеты, что служат для запуска зондов к другим планетам, готовы доставить ядерные боеголовки в другие страны. Радиоактивные источники энергии на станциях «Викинг» и «Вояджер» построены на основе технологии, по которой создается ядерное оружие. Радиорадарная техника, применяемая для слежения за баллистическими ракетами, для их наведения и защиты от их атаки, также управляет космическими кораблями на других планетах и ловит сигналы цивилизаций у ближайших звезд. Если мы используем эти технологии для самоуничтожения, то наверняка уже не отправимся больше к планетам и звездам. Но и обратное тоже верно: если мы продолжим движение к планетам и звездам, наш шовинизм будет еще более поколеблен. Мы увидим космическую перспективу. Мы поймем, что наши исследования могут вестись только от имени всех людей планеты Земля. Мы вложим свою энергию в предприятие, затеянное не ради смерти, но ради жизни — во имя углубления нашего знания Земли и ее обитателей и поисков внеземной жизни. Космические миссии — беспилотные и пилотируемые — требуют во многом тех же самых технологических и организационных навыков, того же мужества и отваги, что и военное дело. Если реальное разоружение начнется прежде, чем грянет ядерная война, военно-промышленные учреждения крупнейших стран смогут включиться в это долгосрочное и безупречное по своим целям начинание. Средства, вложенные в подготовку к войне, сравнительно легко могут быть реинвестированы в исследование Космоса.
Ограниченная (хотя и амбициозная) программа исследования планет беспилотными аппаратами обойдется недорого. Расходы Соединенных Штатов на космические исследования огромны. Сравнительные затраты в Советском Союзе в несколько раз больше. Вместе эти бюджеты соответствуют примерно стоимости двух или трех атомных подводных лодок в десять лет или годовому перерасходу средств при создании лишь одной из многих систем вооружения. В последнем квартале 1979 года стоимость американской программы по созданию истребителя-штурмовика F/A-18 была увеличена на 5,1 миллиарда долларов, а истребителя F-16 — на 3,4 миллиарда. На все беспилотные программы исследования планет с самого начала освоения космоса Соединенными Штатами и Советским Союзом вместе было потрачено значительно меньше средств, чем, к примеру, в период с 1970 по 1975 год на позорные бомбардировки Камбоджи — акт национальной политики, который обошелся США в 7 миллиардов долларов. Общая стоимость такой программы, как полет «Викингов» на Марс или «Вояджеров» во внешние районы Солнечной системы, меньше затрат на советское вторжение в Афганистан. Благодаря росту занятости в технических отраслях и стимуляции высоких технологий деньги, израсходованные на космические исследования, положительно воздействуют на экономику. Имеются данные о том, что каждый доллар, потраченный на изучение планет, возвращает в национальную экономику семь долларов. Есть множество важных и вполне осуществимых задач, к решению которых не приступали в связи с недостатком средств. Среди них самоходные роверы, странствующие по поверхности Марса, встречи с кометами, зонды для входа в атмосферу Титана и полномасштабный поиск радиосигналов от других космических цивилизаций.
Стоимость крупных космических начинаний, таких как создание постоянной базы на Луне или исследование Марса с участием человека, настолько велика, что их, я полагаю, не удастся осуществить в ближайшем будущем, если только мы не достигнем впечатляющего прогресса в ядерном разоружении и сокращении «обычных» вооружений. Но даже тогда у нас, вероятно, найдутся более насущные дела на Земле. Однако я не сомневаюсь в том, что, если нам удастся избежать самоуничтожения, мы рано или поздно возьмемся за эти миссии. Общество не может пребывать в статическом состоянии. Здесь правомерно говорить о своего рода психологических сложных процентах: даже небольшой сдвиг в сторону экономии, уклонение от исследования Космоса через много поколений приведет к существенному спаду. И наоборот, самые скромные вложения в деятельность вне Земли, в то, что мы, перефразируя Колумба, могли бы назвать «звездным предприятием», приведет через много поколений к значительному распространению людей по другим мирам, радости соприкосновения с Космосом.
Около 3,6 миллиона лет назад там, где сейчас находится Северная Танзания, произошло извержение вулкана, и выброшенное облако пепла покрыло окружающую саванну. В 1979 году палеонтолог Мэри Лики обнаружила в этом пепле следы ног — следы, которые, как она считает, принадлежит древнему гоминиду, возможно, предку всех людей, живущих сегодня на Земле. А в 380 000 километров на плоской, сухой равнине, которую люди в порыве оптимизма назвали Морем Спокойствия, есть другой отпечаток, оставленный первым человеком, ступившим на поверхность другого мира. Мы далеко забрались за прошедшие 3,6 миллиона лет. И за 4,6 миллиарда. И за 15 миллиардов.
Мы воплощаем собой Космос, достигший самосознания. Мы начали пристально вглядываться в наше происхождение: звездное вещество, размышляющее о звездах; упорядоченные системы из десяти миллиардов миллиардов атомов, изучающие эволюцию атомов, прослеживающие долгий путь, который, по крайней мере здесь, привел к появлению сознания. Мы привязаны к нашему виду и к нашей планете. Мы отвечаем за Землю. Мы обязаны выжить не только ради самих себя, но также ради того древнего и огромного Космоса, который нас породил.