Книга: Глубокоуважаемый микроб (сборник)
Назад: Глава одиннадцатая, в которой с Удаловым происходят неприятные события на планете Сапур и его постигает разочарование
Дальше: Глава тринадцатая, в которой Удалов встречается с Его Необозримостью Верховным микробом и с девушкой Тулией

Глава двенадцатая,
в которой Удалов оказывается в плену и узнает о странной судьбе населения планеты Кэ

Вскоре пленникам приказали покинуть стальную комнату и привели их к выходу из корабля, который опустился на планете Кэ.
Планета встретила Удалова легким грибным дождем, капли которого выбивали веселую дробь по листве деревьев и лепесткам роз. За пределами выжженной и умятой кораблями бетонной площадки местность была покрыта ковром разнообразных цветов, из которого поднималось массивное здание космовокзала. Несказанный аромат обволакивал тело и нежил органы чувств, а мириады бабочек оживляли общую картину, соперничая с цветами яркостью и неожиданностью расцветок.
— Неплохо, — сказал Удалов, который умел ценить заботу о красоте и экологии. — Просто замечательно: если они любят цветы, значит, у них открытые сердца.
Кузнечик почему-то хихикнул, а шедший сзади солдат больно толкнул Удалова прикладом.
Здание вокзала оказалось давно не крашенным, штукатурка осыпалась, но вьющиеся растения придавали руинам живописный и романтический вид.
Над входом в здание висела потрепанная дождями и ветрами выцветшая вывеска: «Добро пожаловать на планету Кэ, где вас ждут всегда!». В здании космодрома было душно и влажно, как в оранжерее. Горшки с резедой и ящики с ландышами стояли на полу, и порой приходилось через них прыгать.
Навстречу офицерам вышел исхудалый толстяк с кожей, обвисшей, как у голодающего слона, и в башмаках не на ту ногу. Толстяк был небрит, нестрижен, нечесан. Он жевал ландыш.
— Привезли? — бросил он коротко.
— Только Удалова, — ответил офицер. — Город успел сбежать.
— Удалов сопротивлялся? — спросил толстяк, почесываясь.
— Куда он денется?
Удалов обратил внимание на странную особенность губ толстяка. Они двигались не в такт словам, будто толстяк не очень умело дублировал кого-то другого. Удалов даже оглянулся, заподозрив какой-нибудь фокус, но рядом никого, кроме солдат, не оказалось.
Кузнечик оттолкнул Удалова и сделал шаг вперед.
— Прошу немедленно провести меня к Его Необозримости, — потребовал он. — Имею секретное донесение.
Неопрятный толстяк удивился, приподнял брови и замер, словно прислушиваясь.
— Нет, — сказал он после паузы. — Сначала разглядим Удалова. Здравствуйте, Удалов.
— Здравствуйте, — кивнул Корнелий. — Я весь на виду.
— Где мое уменьшительное стекло? — спросил толстяк.
Никто не смог ему помочь. Толстяк принялся копаться в складках своей широкой мятой одежды, наконец вытащил откуда-то стекло, приставил его к глазу, отчего глаз несказанно увеличился, и уставился на Удалова. Он рассматривал делегата с Земли минуты две. Удалову даже надоело стоять, и он переступил с ноги на ногу.
— Не производит впечатления, — произнес толстяк разочарованно. — Накормите их и приготовьте к церемонии.
Солдат отвел пленников в столовую. Столовая была недалеко, за перегородкой из ящиков и чемоданов, оплетенных диким виноградом. Стены ее были покрыты коричневой краской, пол заплеван, окна запылены, сквозь трещины в полу пробивалась трава.
Кухни при столовой не было. Только стойка, на которой лежали груды мятых лепестков роз и букетики гиацинтов. Повар с помощником рубили лепестки широкими ножами, а мальчишки на побегушках перемалывали гиацинты в мясорубках. Удалов подумал, что цветочные запахи ему начали понемногу надоедать. Очень захотелось селедки.
Народу в столовой было немного. Ели одно и то же — салат из рубленых лепестков, на второе — кашу из провернутых лепестков. Ели быстро, скучно, равнодушно, хотя порой из уст вырывались удовлетворенные возгласы.
Солдат подтолкнул пленников к стойке, где повар шлепнул им в тарелки по горсти салата, а мальчишки на побегушках положили на блюдца по ложке цветочной кашки.
Взяв свои порции, пленники отыскали свободные места за длинным столом. Могильщик принюхался к пище и сказал:
— Как у нас на кладбище!
— Вы тоже так едите? — удивился Удалов.
— Нет, только нюхаем, а венки потом выкидываем.
Удалов покачал головой, внутренне осуждая черный юмор, а потом посмотрел на соседа по столу. Им оказался небритый молодой человек с тупым взглядом, в пиджаке задом наперед. Ел он размеренно и тихонько ухал. Напротив Удалова питалась старуха в скатерти, накинутой на плечи. Удалов протер грязную ложку носовым платком, зачерпнул салата и осторожно поднес ко рту. Как он и опасался, салат из лепестков оказался горьковатым.
— Нет, — вздохнул Удалов. — Так не пойдет. Хоть бы подсахарили.
— Не нравится? — враждебно спросила старуха в скатерти. — Вы только посмотрите — ему нектар не нравится.
— А вам нравится? — удивился Удалов.
— Вздор! — рявкнула старуха. — Всем нравится.
— Я не спорю, — смутился Удалов. — Красиво, элегантно, пахнет приятно. Но ведь это чтобы нюхать, а не чтобы жевать.
— А эфирные масла? — строго напомнил молодой человек в пиджаке.
— Эфирные масла для одеколона и бабочек, — не согласился Удалов. — Хотя с чужими обычаями спорить не буду.
— Странно, — не успокаивалась старуха. — Господам нравится, а ему, видите ли, не нравится. Так что же тебе, любезный, подавать прикажешь?
— Хлебушка бы, — признался Удалов.
— Он хочет хлеба! — воскликнула старуха, не двигая губами. — Мерзавец!
Но при этом глаза старой женщины увлажнились, а молодой человек так шумно и судорожно проглотил слюну, что Удалову стало ясно — от хлеба они бы не отказались.
Наступила тишина. Будто кто-то невидимый, но властный приказал всем замолчать. И тут же люди, словно забыв о еде, стали подниматься со своих мест, выстраиваться в колонну по два и пустились по залу, скандируя, сначала робко и разрозненно, а потом все громче и горячее:
— Да здравствует цветочный салат! Да славятся эфирные масла! Долой хлеб и ненавистные эскалопы!
— Долой! — катилось по залу.
Звенела посуда. Повара, помощники поваров и мальчишки на побегушках аплодировали и кричали оскорбления в адрес белков и углеводов.
Правда, губы у всех двигались невпопад.
Приплясывая, охваченные энтузиазмом, люди продвигались к дверям и исчезали. Наконец последний из них покинул столовую, и остались лишь обслуживающий персонал, солдат и пленники. Солдат как ни в чем не бывало продолжал уплетать цветочную кашу.
Кузнечик презрительно поглядел на него и сказал:
— Они себя заживо губят.
— Исхудали, — согласился с ним могильщик. — Готовый материал для меня. Не планета, а золотые прииски.
— Если вы их переживете на этой диете, — заметил Удалов.
— Не переживет, — криво усмехнулся кузнечик. — Всех вас психически уничтожат.
— А тебя?
— Меня нет. Я подлец, а законченные подлецы дефицитны. Я иногда сам себе поражаюсь. Феноменальная атрофия совести: всех готов продать.
— Удалов, — проговорил могильщик, — надо было нам его ликвидировать на корабле. Похоронили бы давно, и никаких забот.
— Вот видишь, Тори, — сказал Удалов. — Могильщик, может быть, и прав. А если еще не поздно?
— Поздно, — хихикнул кузнечик, показав выпуклыми глазками на солдата.
Солдат вылизал тарелку, потом понюхал ее, подобрал упавший на стол лепесток, встал, подошел к пленникам и сказал:
— Пора, потенциальные!
Следующий час пленники провели в бывшей комнате матери и ребенка, переделанной в изолятор с помощью решеток на окнах.
В изоляторе было пыльно и зябко. Здесь хранились мешки с цветочными семенами. Могильщик храбрился и говорил, что профессионально наслаждается в атмосфере кладбищенского склепа. Удалов быстро ходил, перешагивая через детские стульчики и ломаные игрушки. Вдруг кузнечик воскликнул:
— Ты плохой товарищ, Удалов! Ты эгоист.
— Почему? — удивился Корнелий.
— Коробочка со скорпиончиком где? В кармане?
— Я совсем забыл. Прости, — сказал Удалов.
Он вынул из кармана скорпиончика. Скорпиончик принюхался к холодному воздуху и тут же создал вокруг нормальную атмосферу. В изоляторе потеплело, запахло розами, и узники сбились в кучу, чтобы на всех хватило тепла.
— Странная планета, — сказал Удалов, когда согрелся. — Глаза у всех пустые, едят цветочки, говорят, что хлеба им не нужно, эскалопы, говорят, долой, и вообще вид неопрятный.
— Это объяснимо, — ответил кузнечик. — Весь цивилизованный мир бьется над тайной планеты Кэ, все считают их больными загадочной болезнью. А дело просто — планета попала в плен.
— Так что же ты раньше не сказал? Давно бы уж меры приняли.
— А ты забыл, что я им продался? — спросил кузнечик.
— Не очень выгодно продался, — заметил могильщик.
— Я уже от них отрекся. Поэтому и сообщаю страшную тайну. Тебе, Удалов, первому.
— Ну, рассказывай.
— Рассказывать недолго. Забрели как-то на эту планету микробы. То ли забрели, то ли сами вывелись — в общем, не важно. Отличаются эти микробы от обыкновенных тем, что они мыслящие. Казалось бы, что такого — занимайся созидательным трудом, участвуй в общем братстве Галактики. Так нет, они сами созидать не хотят, а паразитируют в других существах.
— Значит, паразиты! — воскликнул Удалов.
— Ничего подобного, — раздался голос, и дверь в изолятор открылась.
Неопрятный бывший толстяк, который встретил пленных на космодроме, вошел, тяжело ступая по куклам и погремушкам.
— Ничего подобного, — повторил толстяк. — Никакие не паразиты, а глубокоуважаемые господа микроорганизмы.
— А я так и сказал, — поспешил исправиться кузнечик. — Так именно и сказал. Глубокоуважаемые и милостивые господа благородные микроорганизмы.
Что-то внутри толстяка треснуло и заверещало. Толстяк стоял с открытым ртом и покорно ждал, пока эти звуки прекратятся.
— Мы смеемся, — сказал он, когда все смолкло. — А ты, продажный Тори, продолжай. Секретов здесь нет. От нас еще никто не уходил таким же, как пришел. Говори!
Кузнечик отошел от своих товарищей, неловко поклонился и сказал:
— В общем, остальное понятно. Господа микроорганизмы по просьбе жителей планеты Кэ поселились здесь, и тогда жители планеты Кэ обратились с просьбой к уважаемым микроорганизмам, чтобы для большего единения между населением планеты и уважаемыми микроорганизмами последние внедрились внутрь жителей планеты Кэ. С тех пор в каждом жителе планеты Кэ обитает уважаемый микроорганизм и подсказывает ничтожному жителю планеты Кэ ценные мысли. Я правильно излагаю?
— Нет, конечно, — ответил неопрятный толстяк. — Какое уж тут единение! Мы, микроорганизмы, или паразиты, как сказал дорогой Удалов, да не простится ему это хамство, хозяева. Мы приказываем, а люди слушаются. И никакого равноправия. Все делается так, как удобно нам, кхе, паразитам. Это мы, кхе-кхе, паразиты, любим эфирные масла душистых цветов. Поэтому все на планете любят только эфирные масла, разводят цветы, нюхают цветы и жуют цветы. Мы никогда не убиваем пленных. Зачем? Каждый новый человек — домик для одного из нас. Ведь мы быстро размножаемся. У нас уже очередь на новые тела. Вот теперь и в вас вселимся.
— Только не в меня, — проговорил быстро кузнечик. — Я добровольно и сознательно служу благородному делу.
— А почему не в тебя? Будет в тебе жить мой брат или внук, будет, как ты сам сказал, с тобой в единении, будете вы дружить, и будет он тебе подсказывать, как думать, о чем думать, о чем не думать, когда чего говорить, а когда лучше промолчать. Твоя же цена как агента втрое повысится. Радуйся, дурак!
— Я, конечно, радуюсь.
— Радуйся молча. И ты, могильщик, нам пригодишься. Нам могильщики нужны. Мы все время распространяемся, а наши человеческие тела так несовершенны! Живут мало, дохнут как мухи. Работы тебе хватит.
— Спасибо, — произнес могильщик с чувством. — Мне все эти споры о единении и подчинении чужды, я аполитичен. Мне нужен созидательный труд и заслуженное вознаграждение.
— А вот о вознаграждении забудь, — сказал неопрятный толстяк.
А так как губы толстяка были неподвижны, Удалов уже сообразил, что говорит хозяин толстяка — уважаемый микроорганизм. И понятно стало Удалову, почему люди здесь так плохо одеты, небриты и немыты. Зачем? Микроорганизмам это неинтересно. Они-то голые.
— Я не могу забыть о выгоде. Я деловой человек, — объяснил могильщик.
— А вот вселится в тебя мой дядя, и станет тебе безразлично, за деньги ты копаешь могилы или для собственного удовольствия. Вставайте, пора.
— Куда? — спросил Удалов.
— Во дворец. Там нас ждет Его Необозримость Верховный микроб. Он лично намерен вселиться в тебя, Удалов. В торжественной обстановке. Тело у него хоть и почетное, но старое, малоценное. А твое нам подходит. Особенно ввиду твоей будущей роли в Галактике.
— Моя роль самая скромная, — сказал Удалов. — Не вижу причин обращать на меня особое внимание. К тому же должен вас официально предупредить, что я не какой-нибудь бродяга без роду и племени, а представитель Земли. За мной стоят шесть миллиардов земляков, которые никогда не дадут в обиду своего товарища. Так что, поднимая руку на меня, учтите: вы поднимаете руку на свободолюбивую Землю!
Удалов говорил громко и торжественно. Он даже пожалел, что рядом нет Коли Белосельского и товарищей по работе, которые смогли бы оценить правильность и убедительность его речи.
Неопрятный толстяк терпеливо дождался, пока Удалов кончит, потом криво усмехнулся и сказал:
— Хорошо излагаешь. Нас не обманули. Верховный микроб будет рад поселиться в твоем теле. А что касается шести миллиардов жителей Земли, то нам приятно слышать о таком количестве носителей. Какие перспективы для нашего размножения! Так что Землю мы тоже покорим! Может быть, даже с твоей, Удалов, помощью.
Назад: Глава одиннадцатая, в которой с Удаловым происходят неприятные события на планете Сапур и его постигает разочарование
Дальше: Глава тринадцатая, в которой Удалов встречается с Его Необозримостью Верховным микробом и с девушкой Тулией