Глава 1
Ранним весенним утром, когда город только начинает просыпаться, оборванный и грязный, с серой от пыли головой, подросток лет пятнадцати возвращался в насиженный месяцами подвал одного из домов в районе Казанского вокзала.
Он уже успел пробежаться по перрону и залу ожидания, пока нет полиции, которая такую категорию людей, без определенного места жительства, гоняет подальше из многолюдных мест и, с полным пакетом продуктов, спускался по лестничному проему, с опаской оглядываясь по сторонам.
Здесь, в этом заброшенном подвале, он жил с еще одним таким же бездомным своим товарищем. Понимая, что его дружок на три года младше, он взял все обязанности по добыче продуктов на себя, категорически запретив ему этим заниматься.
Нет, он не крал в магазинах и киосках, как это делал его младший друг, он не тащил у пассажиров – он просто выпрашивал или подрабатывал, помогая донести вещи до вагона или обратно. Одни пассажиры подавали без разговоров, сочувствуя его положению, другие просто гнали подальше, опасаясь за свои вещи.
Он спустился вниз. Здесь темно и сыро. Из боковых маленьких полуразбитых подвальных окошек слабо пробивается утренний свет.
Он ориентируется в большом подвале легко и уверенно. Еще бы: они всю зиму провели здесь вдвоем, натаскав выброшенных одеял и старых матрацев.
Московские морозы, а особенно этой зимой, выдались как нельзя сильными, трескучими и пришлось им кутаться в эти рваные одеяла, накрываясь старой шинелью и куртками, которые были ими найдены на соседней помойке.
Они прижимались друг к другу и вдвоем стучали зубами от холода, пока не согревались после уличных прогулок, и только потом начинали засыпать.
В дальнем темном углу за ящиками, из которых они выстроили целую стену, он нашел своего дружка, который, закопавшись в тряпки, крепко спал.
– Кирилл, вставай, – тихо сказал он и поставил пакет на столик, сложенный из трех досок. – Твоя мама пришла, жрать принесла.
Двенадцатилетний парнишка выглянул из-под одеяла и заморгал глазами от проникающего через окошко света.
– Чего не спишь? Всё ходишь и ходишь, как лунатик, – пробурчал Кирилл.
– Там утро уже давно.
– Ну и что? Не хочешь спать – сиди тихо. Спешить-то некуда, или опять что-то придумал?
– Ничего я не придумал, – обиделся подросток. – Так всю жизнь проспишь. Ему еду приносишь, а он еще и бурчит, как старая бабка.
– Лучше проспать все на свете, чем так жить. Вон, на Ленинградском, пацаны и пиво с водкой пьют, а мы что? Опять яйца с хлебом да эта рыба?..
– Сегодня немного колбасы раздобыл. Одна тетка перед посадкой целый кусок отдала.
– Ну, и хорошо, ложись, давай поспим еще немного, – настаивал Кирилл и снова скрылся под одеялом.
Не обращая на него больше внимания, подросток достал кусок хлеба, отломал немного колбасы и сел рядом со своим спящим дружком, стал жевать, специально громко, чтобы ему было слышно его аппетитное чавканье.
Он толкнул коленом в бок Кирилла, чтобы тот подвинулся и тоже забрался под одеяло.
Молодой человек давно бы бросил этого дружка, который ему уже изрядно надоел, но за эту зиму к нему сильно привык и уже не мог с ним расстаться.
«Все-таки вдвоем легче, – думал он. – Не скучно… Поболтать есть с кем, хотя мысли у этого Кирилла еще детские, но парень он хороший. Даже несколько раз выручал, когда полиция чуть не выловила, делая облавы по подвалам».
Кирилл вылез из-под одеяла, наклонился и заглянул ему в лицо.
– Антон, колбасу всю съел? – тихо прошептал он.
– Нет, тебе кожуру оставил и хвостики, – пошутил Антон.
– Давай, угощай, я уже проснулся.
– Надо же, король нашелся! Может тебе еще и в рот положить?
Антон пошарил рукой в пакете: протянул ему колбасу и кусок хлеба.
– Во, хапнул! Украл?
– Ты же знаешь, что я не ворую и тебе запрещаю, – обиделся Антон. – А ты зачем из киоска стащил бутылку пива?
– Ты, как будто, не пил его! Для тебя же старался, – и немного помолчав, добавил, – и для себя тоже.
– Для двоих одной мало, а с двумя попадешься. Лучше не делай больше этого. Я тебя прошу.
– Хочешь водки? У меня есть, – неожиданно предложил Кирилл и поднялся.
Он был, как и Антон, высокого роста, такой же худой и чем-то даже похож на своего друга.
– А ты хочешь выпить? Лучше вечером, иначе тебя здесь будет не удержать. Найдешь на жопу приключений и будешь по детским приютам болтаться. Вот там тебя старшая шпана и трахнет за твои проделки.
– Ну, да? Откуда ты все это знаешь?
– Знаю, раз говорю, пацаны с Ленинградского рассказывали.
– Врешь ты мне все, пугаешь только. Я не из трусливых, себя в обиду не дам.
– А ты как думал? Только девок дерут? Пацанов тоже ублажают.
– Вот дурак. Сидел там, что ли?
– Раз говорю, значит знаю. И еще, прекрати вот эти журналы сюда таскать, – он швырнул несколько порно журналов в угол. – Где ты их взял? Тоже украл?
– Украл, а что?
– Значит, ты вор!
Кирилл обиделся, что Антон так категорично определил его поступок.
– Я не вор, – возразил Кирилл, – я просто взял.
– Просто так даже кошки не рождаются. Если ты не бросишь это дело, то я от тебя уйду. – Антон поднялся и сел, прикрывая рваные штаны одеялом.
Кирилл повернулся к своему другу и, обняв его за шею, повалил на матрацы.
– Никуда ты не уйдешь, – проговорил он. – Мы же клятву друг другу давали. Ты что, забыл? Воровать я больше не буду, обещаю.
– А водка?
– Водка под подушками лежит. Это в последний раз. Сказал, что не буду, значит, не буду.
– Вечером тяпнем, а сейчас, давай поедим, там есть еще полбутылки напитка и яйца с сыром, – предложил Антон.
Они уселись друг против друга и стали молча жевать.
– Антон, – обратился к нему Кирилл, – в баню бы сходить.
– Да знаю я, что надо. Меня вши тоже уже достали, – вздохнул Антон. – А как и куда?
– Давай найдем мыло и уедем за город. Там я знаю озеро одно. Никого не бывает в будние дни. А?
– Ты с ума сошел? Осталось только заболеть еще, – запротестовал Антон.
– Надоело так ходить. Люди смотрят….
– Морду можно и в туалете умыть, даже голову там помыть, а вот с одеждой надо подумать. У меня штаны скоро расползутся. А там и трусов даже нет, – вздохнул Антон, хлопая себя по заднице.
– Трусы не видно – есть или нет, а вот по рубашке нам бы не помешало.
– Пойдем вагоны разгружать, – предложил Антон, – там платят хоть что-то.
– Недостойное это дело. Пусть гастарбайтеры разгружают, – сразу отказался Кирилл.
– А воровать?
– Ну чего ты опять начинаешь, – уже захныкал Кирилл. – Я же слово дал. Только меня туда не возьмут и тебя тоже на эти вагоны. Малолетки мы с тобой – чтобы этим заниматься.
– Надо что-то придумать. Давай так: идем сейчас на вокзал, там в туалете у меня бабка знакомая работает контролером, я ей как-то помогал воду носить, она нас пустит. Попрошу у нее мыло, хотя бы репу в порядок приведем. Возьмем твою любимую расческу, обретем божеский вид, а там дальше видно будет.
– От ментов подальше держись, – предупредил Кирилл.
– Да знаю я и без тебя, вставай, пошли.
Они поднялись и направились к выходу.
Всё, как задумал Антон, у них получилось. Бабка их пустила без разговоров. Вообще, она оказалась хорошей женщиной, но попросила помочь, передвинуть несколько шкафов и затем дала небольшой кусочек мыла.
– Мальчики, – сказала она, когда те присели отдохнуть, – у меня от моего сына много вещей осталось, я их вам принесу, хотите? На вас просто жалко смотреть, во что вы одеты. Сын мой уже взрослый, а вещи добротные – штаны, рубашки и даже, по-моему, две курточки есть. Они вам как раз будут.
У Кирилла с Антоном засияли глаза от такой удачи.
– Если что, вы всегда рассчитывайте на нас, – сказал радостный Антон. – Мы вам всегда поможем.
– Моя смена теперь будет только через два дня, так что заходите, я вам принесу обязательно.
– Вот теперь можно тяпнуть, – неожиданно предложил Антон. – Я сейчас куплю напиток, у меня мелочь еще осталась какая-то и вернемся к себе в подвал. Еда есть – чего еще надо в нашей беззаботной жизни? Ой! А сигареты у тебя где?
– В подвале лежат, – ответил Кирилл.
– Значит, всё в порядке. Но в подвале не курим, как договаривались.
– Понятно, – закивал Кирилл и радостно подпрыгивал от такого предложения своего старшего друга.
– Такой здоровый, а как мальчишка, – заметил Антон. – Иди ровно. Короче, выпьем и отдохнем. Не будем шататься по городу.
– Конечно.
Они обошли Комсомольскую площадь стороной, Антон купил бутылку лимонада и они направились в сторону своего подвала.
Как только они вывернули из-за угла, то натолкнулись на стоящую у подъезда полицейскую машину.
– Смотри, полицаи у нашего подвала, – произнес Антон, прижимаясь к стене дома.
– Пошли, – потянул его за руку Кирилл. – Я этих знаю, они снимают комнату на третьем этаже.
– Про подвал знают?
– Нет, про подвал не знают. Да они не тронут. Я сам у них сигареты стрелял.
– Врешь ты все.
– Точно говорю. Хочешь, сейчас еще возьму. – Кирилл шагнул к машине.
Просунув голову в окно, он о чем-то с ними недолго разговаривал. Вдруг дверное стекло поднялось и зажало Кириллу голову. Он замахал руками и стал извиваться, как червяк. Антон бросился к нему на помощь.
– Отпустите его! – закричал он.
С другой стороны вышел еще один полицейский и, подойдя к Кириллу, несколько раз ударил его дубинкой.
Антон отскочил в сторону на безопасное расстояние. Стекло опустилось, и его друг рухнул прямо в руки полицейского, который волоком втащил его на заднее сиденье. Двери захлопнулись, и машина тронулась.
Что было сил Антон бежал следом за ними и орал на весь двор, чтобы они его отпустили. Но машина дала газу и скрылась за поворотом.
Антон сел на бордюр и с досады треснул бутылкой об асфальт.
– Сволочи, – выдавливал он сквозь слезы, – гады! За что бьете? Как я вас всех ненавижу!
До позднего вечера он не появлялся в подвале, боялся, что полиция придет и за ним.
«Это кто-то из соседей нас сдал», – подумал Антон и бросил взгляд на окна дома.
Они и так старались не шуметь: приходили в подвал поздно, отпирали тихо дверь и спускались вниз. Всегда разговаривали шепотом, чтобы никто не мог их услышать.
Однажды они обнаружили на железной подвальной двери новый замок, и им пришлось ночевать на улице. Потом Кирилл подобрал ключи, которых у него было множество, и они снова стали обитателями подвала: все так же закрывали на ключ дверь, чтобы никто не догадался, что там, внизу, кто-то есть, и тихо проводили ночь.
Антон догадывался, кто мог их сдать – это бабка с первого этажа: такая тварь редкая, что не дай бог кому с такой встретиться… Даже когда полиция увозила Кирилла, Антон заметил ее сияющую рожу в окне. Он так хотел швырнуть в ее окно камень, но его удерживала мысль, где он будет ночевать сегодня ночью.
Вечером Антон не пошел в подвал и до утра провел время на улице, найдя лавку со спинкой в одном из дворов. Облюбовав ее, он устроился на ней и, поджав ноги под себя, задремал.
Разбудили его первые трамваи стуком своих колес. Он протер глаза и поднялся.
Антон не знал, куда идти сейчас, но вдруг осознал, что ранним утром все спят и решил попасть в тот самый подвал, чтобы забрать остатки еды, теплую куртку Кирилла и сигареты, спрятанные под матрацем.
Стараясь быть незамеченным, он проскользнул в подъезд, легко проник в подвал и, чиркая спичками, полез в угол, где они последнее время ночевали. Здесь было всё перевернуто вверх дном.
«Видно, менты что-то искали», – подумал Антон.
Продукты были все в грязи и разбросаны по подвалу. Сигарет, про которые говорил Кирилл, он не нашел. В стороне валялась только его куртка. Он поднял ее, отряхнул от пыли, уселся на кучу старых, рваных одеял и заплакал. Ему было обидно за себя и за своего дружка, который сейчас находился неизвестно где.
Если б Антон знал, где сейчас Кирилл, он, наверное, не раздумывая пожертвовал бы своей свободой, которую так сильно ценил, пошел бы к нему и тоже сдался бы этим полицейским. Только сейчас он почувствовал, как его ему не хватает. Антон, опустив голову на колени, сидел и плакал, прижимая куртку к своему лицу. Потом он поднял голову, огляделся, нашел кусок мела, которым Кирилл рисовал на домах стрелки, когда они однажды разошлись и потерялись. Стрелки означали направление движения к тому месту, где они могли найти друг друга. Он подошел к стене и большими печатными буквами, чтобы было видно, написал: «Я тебя обязательно найду, где бы ты или я ни были». Антон перечитал еще раз сделанную надпись, надел куртку и пошел к выходу. Он, как положено, закрыл дверной замок в подвале и спрятал ключ в их совместном тайнике.
Отходя от подъезда, он еще раз оглянулся на двери, но увидел бабку в окне, показал ей средний палец и, удовлетворенный, пошел прочь.
Антон шел по улице, чувствуя на себе взгляды прохожих. Да, внешность его была отвратительной. Его одежда, грязное лицо, по которому были размазаны слезы, выглядели просто ужасно. Антон не выдержал этих взглядов, свернул между домами во двор, подальше от прохожих. Здесь он нашел большую лужу, присел и осторожно зачерпнул ладонью воду, чтобы не поднимать снизу грязь, умылся, затем пригладил растрепанные волосы и, нащупав в кармане куртки огрызок расчески, который Кирилл всегда носил с собой, расчесал свои грязные волосы. Теперь он стал выглядеть немного лучше, но одежда выдавала его далеко не домашнее происхождение. Здесь поделать было ничего нельзя и он, смирившись со своим одеянием, снова вышел из двора и уже, не обращая ни на кого внимания, шел по улице, сам не зная куда…
Хотелось есть, и тут Антон почему-то вспомнил о своем друге, которому сейчас намного тяжелее, чем ему, и мысли о еде сразу исчезли.
Утро, как назло, выдалось прохладным, потом пошел сильный дождь, и Антон спрятался под козырьком магазина.
Время тянулось предательски медленно, и Антон не находил себе места. Но вскоре дождь закончился, и он, шлепая по лужам в рваных ботинках, продолжил свой путь в неизвестность. Ноги промокли в один миг. Больше всего он боялся простыть – тогда всё, конец.
Так добрел он до площади Пушкина и присел на лавочку.
Проделав такой большой путь, его ноги просто гудели от усталости.
Озабоченные москвичи уже не обращали на него внимания, спешили по своим делам… Антон перевел дух и, заметив вдалеке наряд полиции, поднялся и пошел в обратном направлении, чтобы не попадаться им на глаза.
Москву он знал плохо, можно сказать, вообще не знал. Он шел по тому же маршруту, что и сюда, чтобы не заблудиться. Уже ближе к вечеру Антон оказался снова на Комсомольской площади. Здесь, конечно же, он знал всё. Не знал только одного – где найти себе еду. Он снова вернулся к подвалу и увидел опять ту же полицейскую машину.
Антон притаился за деревом, в надежде увидеть Кирилла. Сейчас он бросился бы на них с кулаками, если бы там был его друг. Но полицейские сидели в машине вдвоем, курили и весело смеялись. Антон обошел стороной это место, прячась за деревьями, и исчез со двора. Он снова вышел на центральную дорогу и осмотрелся, понимая, что путь в подвал ему закрыт и, наверное, навсегда.
Антон растерянно смотрел по сторонам, голова кружилась от голода и хотелось спать. Он потер покрасневшие глаза, взглянул на себя в витринное стекло магазина и пошел по тротуару в ближайший парк, чтобы прилечь где-нибудь на лавочке.
«Ночью в парке людей мало – если только какая-нибудь старуха с собачкой гуляет или пьяница где спит, – подумал он. – Сюда в столь позднее время, полиция не заглядывает и можно будет вздремнуть пару часиков, если повезет».
Он расположился на самой дальней скамейке, которая находилась под развесистым деревом. Нашел окурок и закурил, поглядывая по сторонам.
Убедившись, что ему никто не помешает, он вытянулся на скамейке и, заложив руки за голову, уставился в безоблачное темное небо.
Тучи развеял ветер, и теперь ему в глаза, пробиваясь через листву и ветки, светили яркие звезды. Антон долго смотрел на небо, размышляя о своем положении: оно было ужасное. Потом снова вспомнил о Кирилле, и у него защемило сердце. Где он? Как он там? А может, там намного лучше, чем ему здесь сейчас. Может, он накормлен, в тепле… Думает ли он о нем? Антону стало грустно и больно.
Подремать ему так и не удалось, живот свело от голода, а мысли о его дальнейшем существовании не давали покоя. Он не стал здесь долго задерживаться и решил вернуться на вокзал.
Здесь ему повезло – пассажиры угостили хлебом с соком, кто-то дал немного огурцов и помидоров. Антон всё разложил по карманам и отправился по шпалам подальше от людного места.
Антон был человеком довольно взрослым, отдающим себе отчет в своих действиях. В таком возрасте, понятно, хочется многое, но, в силу сложившихся обстоятельств, он ограничивал себя во всем. Было обидно, что на работу его никто не брал, хотя он и делал попытки устроиться. Ответ звучал, как приговор: «Мал еще!». Подработать носильщиком на вокзале не всегда удавалось – многие смотрели на него с подозрением. А так просто сидеть или скитаться по городу без дела ему было противно. Антон никогда не делал скидку на свой возраст. Он считал, что человек должен работать и зарабатывать. Но на самом деле в его жизни всё было не так, как хотелось.
С документами у него было всё в порядке – паспорт с собой, зашит в рваной рубашке, и это его немного успокаивало. Однако он завидовал успешным людям, завидовал сейчас всем, кто его окружал. Даже когда бродил по городу и всматривался в рекламные щиты, он видел красиво одетых молодых людей. У него щемило сердце. Однажды он дал себе клятву, что достигнет в жизни всего, что будет только ему под силу. А тут расставание с Кириллом добавило ему еще одну цель в жизни – он решил, чего бы это ему ни стоило, обязательно его найти и помогать ему, чем сможет. Кирилл за это время стал для него самым близким и родным человеком.
Антон прекрасно понимал, что без учебы ему будет очень сложно, поэтому стремился любыми путями, при малейшей возможности, пойти в школу, которую бросил год назад. Он тогда перешел в девятый класс, но ушел из дома. Даже не ушел, а сбежал от своей пьющей матери, от которой выслушивал одни упреки и терпел унижения. Тогда он собрал свои скудные вещи, затолкал в рваный рюкзак и на электричке уехал в Москву. Попал на этот вокзал, тут и остался. Здесь он встретил беспризорника Кирилла, который находился здесь уже давно. Кирилл тогда всё мечтал уехать за границу, и почему-то именно на пароходе. Ему казалось романтичным, когда вокруг море и волны… О дальних странах он мечтал давно, но оказался, в конечном счете, на вокзале, среди товарных вагонов, где спал в какой-то теплушке. Местная шпана в свою компанию его не приняла, поэтому он существовал сам по себе. Вот тогда и появился Антон. Они встретились в зале ожидания на вокзале. Антон взглянул на него с подозрением (сам старался ни с кем не заводить знакомств), но Кирилл увязался за ним и не отставал целый день.
– Ты что за мной ходишь? – спросил тогда Антон.
– Где хочу, там и хожу, – ответил Кирилл. – Тебе какое дело? Может, у нас пути одинаковые.
Потом Кирилл его угостил хлебом, который стащил в магазине. Так они и остались вместе.
Подвал, в котором они стали жить, Кирилл давно заприметил и пригласил туда Антона. Пока Антон привыкал к новому образу жизни, Кирилл снабжал своего друга едой, которую таскал из магазинов и киосков, пока Антон об этом не узнал. Вот тогда он ему строго запретил заниматься воровством и припугнул, что они из-за этого могут даже расстаться. Антон рассказывал ему выдуманные истории о жизни в тюрьме, чтобы запугать как-то Кирилла, и тот поверил, перестал воровать.
Антон был доволен своим другом, но недолго. Однажды он принес какие-то игры в коробках.
– Ну, а это еще откуда? – спросил удивленный Антон. – Только не говори мне, что нашел на помойке.
– Именно там и нашел, – не сознавался Кирилл.
– Покажешь на какой? Универмаг называется или как?
Антона провести было сложно, тем более что фантазия у его друга была слабая.
– Значит так, – решительно сказал Антон и стал собирать свои вещи. – Ухожу я от тебя. Мне с вором делать нечего.
Кирилл перепугался и стал давать клятвы, что все это в последний раз. Антон довел его до слез, запугивая тюрьмой и полицейскими, которые могут в любой момент прийти и арестовать их обоих.
Кирилл не разговаривал с Антоном в тот день до самого вечера: сидел в углу, поджав под себя ноги, и даже отказался есть.
Уже ночью, когда они улеглись спать, он прижался к Антону и тихо прошептал:
– Ты же меня не бросишь? Я, честное слово, исправлюсь, мамой клянусь.
Его откровенные слова сильно повлияли на Антона, и он ему поверил снова.
– В последний раз, понял? Не нужен мне друг с такими наклонностями.
– Ты правда меня за своего друга считаешь? – спросил Кирилл.
– Пока – да.
– Ты мне веришь? Я точно не буду больше воровать.
Антон взглянул на Кирилла, увидел его светящиеся глаза и понял, что теперь подействовал на него основательно.
Кирилл оправдал доверие и больше никогда не занимался воровством.