Глава 19
События развивались с новой силой.
В окнах Зимнего дворца мелькали черные тени большевиков, которые шарили по всем комнатам и коридорам. Где-то изредка слышались одинокие выстрелы, но они казались такими жалкими и ничтожными, что на них уже никто не обращал внимания.
Разгорячившаяся толпа просто сметала все на своем пути.
Далеко не трезвые матросы и солдаты, которых было большинство, просто мчались в сторону знаменитого здания, чтобы хоть что-то себе урвать на память и посмотреть на своих обидчиков – министров. Со стороны казалось, что им далеко до тех событий, в которых они участвовали.
Когда еще могла быть такая возможность – попасть в государево здание, и грех было что-нибудь оттуда не утащить. Гремели стеклянные витрины с французским фарфором, на глазах пропадали украшения и реликвии, которые хранились долгие годы, уродовались и крушились картины и портреты императоров и видных деятелей государства.
Около двух часов ночи в Малую столовую, где находились почтенные министры Временного правительства, влетела оголтелая толпа и накинулась на их персоны. Они все были арестованы, но благодаря здравому мышлению некоторых руководителей восстания они чудом остались живы. Их арестовали и отправили в холодные казематы Петропавловской крепости.
Ник прижался к стенке, чтобы его не сбили с ног несущиеся мимо какие-то гражданские личности. Они орали лозунги за власть, за землю и общих жен в свободной республике.
Жан не оставлял Егора. Он старательно приводил его лицо в порядок, протирая влажным платком.
– Ни одного шрама на голове, – шептал он, закусив, как обычно, нижнюю губу от сильного волнения. – Тебе повезло.
– Меня просто оглушило гранатой, – шептал Егор и медленно приходил в себя. – Кровь пошла из носа, когда меня отбросило на бревна. Голова совсем не соображает… Потом и завалило.
– Ну она хоть сейчас соображает, что это я перед тобой? – спросил Жан.
Егор улыбнулся.
– Вот это другое дело, – сказал Жан. – Соображает.
– Как вы меня нашли?
– Ты же сам показывал. Забыл? Что-то слабая у вас оборона. Большевики ее прорвали за считанные минуты. Ты хоть стрелял?
– Стрелял и даже попал, а какая-то гадина кинула гранату, и меня волной швырнуло в сторону, на баррикады. Больше ничего не помню. Потом открыл глаза, смотрю, кто-то руку тянет. По голосу сразу понял, что это вы. Как так? Вы тоже обороняли Зимний и правительство?
– К сожалению, нет. Мы были на той стороне, – с огорчением признался Жан. – Но мы не стреляли. У нас нет оружия. Мы мчались к тебе.
– А если б я в вас попал?
– Ну и что, – сказал Ник. – Нам ничего от этих пуль все равно не будет.
– Как это?
– Нас здесь нет, и с нами ничего случиться не может, – уже в который раз объяснял Ник. – Ты что, забыл? Мы же тебе говорили, а ты все нам не верил. Понимаешь, мы еще не родились, даже не родились наши родители, если только деды да бабки.
Егор схватился за голову.
– Жан, что-то с моей головой. Посмотри, она не треснула?
– Мозгов вроде вокруг нет, одни окурки – значит, цела, – сделал заключение Жан.
– Я ничего не понимаю, – Егор в упор взглянул на Жана и прищурил глаза.
– Нас нет, – повторил Жан. – Мы из будущего.
Егор оперся на стену и стал сползать вниз.
– Что с ним? – растерялся Ник.
– Егор вникает в ситуацию и слишком много хочет знать, – ответил Жан. – Он подхватил его под руки, попытался поставить на место. – Его, вероятно, будущее напугало.
Егор открыл глаза.
– Я хочу домой, – прошептал он. – Я сегодня столько пережил, что не желаю ни кому.
– Мы помним, где ты живешь, и обязательно отведем тебя, только чуть позже.
– Я подскажу.
– Не стоит. У тебя соображалка не работает. Подскажешь куда-то не туда, – теперь уже улыбался Жан. – Мы помним, где ты живешь.
Егор провел ладонью по лицу Жана. Его холодная рука дрожала от прохладной ночи.
– У меня все соображает, – зашептал Егор. – А если вы из будущего, то скажите, что будет через час?
– Через час мы тебя поведем домой. Ты свое отвоевал. Пострелял, гранатой оглушило, бревном по башке получил и вот сейчас стоишь и путаешь ноты, – Жан огляделся по сторонам. – Я не забуду, как ты меня тогда выручил. Я все помню. Ты не волнуйся, мы с Ником тебя доведем, а если нет, то донесем. Какие дела?
Егор снова улыбнулся и протянул руку Нику.
– Вы настоящие…
– Только не большевики, – тихо сказал Жан.
– Вы настоящие пацаны. И неважно, откуда вы, из будущего или настоящего.
Жан взглянул на Зимний дворец и с сожалением сказал:
– В Зимний мы уже не попадем. Если только лет так через девяносто в Эрмитаж судьба закинет.
Егор обнял ребят и прошептал:
– Я хочу с ва-ми.
– С на-ми тебе нельзя, – так же протяжно ответил Жан.
– По-че-му?
– По-то-му, что мы избранные рыжей бестией моей девчонки, – пояснил Жан.
– Да, а где они? – спохватился Егор.
– У тебя самого-то есть? – спросил Ник. – У Жана и у меня есть. Ты их уже видел.
– Я так и понял. А у меня нет.
– Хочешь, найду, – предложил Жан.
– Прямо здесь?
– По дороге домой.
– Пока не надо.
– Как хочешь, а то у меня это неплохо получается. Будет какая-нибудь революционерка в красном платке, не соскучишься.
– Сам найдет, чего к человеку привязался? Тоже мне сват с баррикад.
– Вот все кончится – найду, – заверил Егор. – Ведите меня домой. Я уже не могу даже стоять.
Только под утро Жан с Ником довели Егора до дома.
– Сам дойдешь?
– А вы что, уйдете?
– Нам надо, – сказал Жан и протянул Егору руку.
– Нет, идем ко мне.
– Нас девчонки ждут.
– Нет уж, ведите теперь до конца, – Егор взглянул на протянутую руку, потом на Жана. – Идем ко мне, я вас так просто не отпущу.
Жан теперь посмотрел на Ника.
– Зайдем, чаю попьем, – сказал Жан, – и обратно. Революцию уже пусть без нас довершат. В штурме мы участие приняли, дальше сами разберутся.
Они медленно поднялись в квартиру, и Егор позвонил в дверь.
Открыл отец. Увидев сына, он всплеснул руками, распахнул дверь и позвал жену.
– Я же говорил, что ваша затея бесполезна, – занервничал отец. – Вы тоже с ним были?
– Да нет, мы так, просто мимо, – стал объяснять Ник.
– Заходите, заходите.
Мать засуетилась, заохала и заметалась по квартире.
– Заходите, мальчики. Как же так! Егор, говорил же тебе отец, что затея ваша провальная. Разве можно устоять перед этой чернью? Господи, что они с тобой сделали? Раздевайся, я сейчас тебя помою.
– Ты что, ма, я маленький, что ли? – возразил Егор.
– Смотри, у тебя вся одежда в крови, раздевайся и иди в душ. Вы, ребята, проходите, садитесь.
Отец недовольно смотрел на сына и поражался:
– Ну и чего вы добились, защитники несчастные? Против них никто не устоит. Это сейчас они творят что попало, потом будут об этом еще жалеть.
– Он кровь свою недаром проливал, – сказал Жан.
– Ма, па, это они меня спасли, – сказал Егор, опускаясь на стул.
– Вы тоже защищали этот Зимний? – спросил отец.
– К сожалению, нет, – вздохнул Жан. – Мы были на другой стороне.
– Вы ничего не думайте. Этот защищает неизвестно что, а вы боретесь неизвестно за кого, – сделал заключение отец, усаживая молодых людей на диван. – А ты иди и мойся. Так неприлично ходить… Грязный, в крови…
Егор хотел встать, оперся на левую руку и скривился от боли.
– Что, рука?
– Болит, – простонал Егор.
– Снимай одежду, посмотрю, – уже потребовала мать.
– Ты лучше чаю нам налей, – попросил Егор и взглянул на Жана. – Пойдем, поможешь. Посмотри, что у меня там, – прошептал он ему.
Жан помог Егору подняться, и тот повел его в ванную.
– Не хочу, чтобы мать видела и знала, что у меня там.
– Рука болит?
– Болит. Закрывай двери.
Жан помог Егору раздеться и включил воду.
– Что там с рукой? – спросил он, поворачиваясь к нему спиной.
– Синяк будет, – ответил Жан, проводя ладонью по его плечу. – Хорошо тебя треснуло. Придется немного поболеть.
– Да и хрен с ним. Я уж думал, что не буду жить вообще, когда увидел мчавшихся на меня этих дикарей.
– Ты – будешь, – Жан подставил Егора под струю душа и сам замочил рубашку.
– Раздевайся, заодно и помоешься, – предложил Егор. – А то неудобно, я стою тут голый перед тобой, а ты революцией пахнешь. Раздевайся.
Жан быстро скинул с себя одежду и встал рядом под душ.
– Немного откиснешь, потом Ник пусть тоже идет, – сказал Егор. – Втроем все равно не поместимся. Бери мочалку, мыло, не стесняйся. Вы что-то говорили про будущее? – спросил Егор, намыливая голову.
– Хочешь – верь, а хочешь – нет, но у меня год рождения 1995.
– Да ладно! – удивился Егор, смывая с головы мыло. – Насколько же я тебя старше, на девяносто пять, почти на сто лет. – Егор широко раскрыл глаза и окинул взглядом Жана с ног до головы.
– Примерно так.
Он покачал головой.
– Этого не может быть! Мы же с тобой ровесники.
– Ну да, только с промежутком в сто лет. Ты для меня дедушка как минимум.
Егор положил ладонь на горячую грудь Жана и стал щупать его пальцами.
– Даже через тысячу лет мы все будем одинаковыми, если, конечно, с такой жизнью опять не превратимся в обезьян.
– Та Лиза – твоя девчонка? – спросил Егор.
– Да.
– Она мне тоже понравилась. Ты меня прости за чистосердечные признания. И она тебя тоже любит?
– Любит.
Егор взглянул на Жана.
– Есть за что, – заметил Егор.
– Да и ты не промах, – Жан рукой коснулся тела Егора. – Таким, как твой дружок, только девчонок удовлетворять. Я вот и удивился, что у тебя нет ее до сих пор.
– Все как-то не до этого мне было.
– Мозоли не натер на руках?
– Вроде нет.
– Ну и молодец. Иногда тоже надо, – согласился Жан.
Когда они вышли из душа, мать уже накрыла на стол.
Ник сидел на стуле и скромно дожидался своих друзей.
– Вы что там? – спросил он. – Я думал, вас вообще уже смыло.
– Пойдешь в душ?
– Обойдусь. Я там, на Малой Морской схожу, – отказался Ник.
– Садитесь завтракать, – сказала мать. – Жан, что у него с рукой? Он же все равно ничего не скажет.
– Ничего страшного. Жить будет еще долго. Сильно ударился, синяка не миновать.
Егор толкнул его локтем, чтобы Жан помалкивал.
– Все нормально, – сказал Егор. – Должна же какая-то хоть память остаться от этих событий.
– Синяк – это еще что, – заметил Ник. – Там я убитых видел.
Мать замахала руками.
– О господи! Говорили же мы Егору бросить эту затею. Ничего они там не смогут сделать против этих большевиков, бесполезно бороться с ними. Они сейчас везде… Какая была страна, какой государь! Николай столько сделал для народа хорошего. А к чему приведет их власть – неизвестно. Она не продержится долго. Все равно вернется все к старому. А эти самодуры только весь народ всполошили, сами не знают, за что борются.
– Ну хватит, жена, – остановил ее отец. – Время покажет. Мы свой век доживаем, просто жаль вот их, молодых. Вы говорили что-то о будущем? Как это понять? – отец снял очки, отложил газету и подсел к столу.
– Они из двадцать первого века, – сообщил Егор.
Глаза отца заблестели от любопытства. Он тоже хотел услышать от своих новых знакомых, что они могут рассказать интересного.
– Власть эта будет еще там, в вашем веке? – спросил отец.
– Она продержится меньше восьми десятков лет, – стал разъяснять Ник.
– А потом?
– Потом просто рухнет. Партия большевиков превратится в маленькую партию, которая будет доказывать справедливость действий своих предшественников.
– И только?
– Да. Вернемся практически к капиталистическому строю.
– Но наш строй не капиталистический, а народный, – возразил отец.
– Ну, короче, к нему. И надо будет сменить несколько поколений, чтобы все потом исправить.
– Вы, молодой человек, много знаете, – заметила мать.
– Да, студент он, – сказал Жан, поедая печенье.
– Наши бедные студенты. Сейчас все закроется – и учиться будет негде. Какие вы счастливые люди, что там учитесь.
– Я тоже счастлив, – сказал Егор. – Что живу в это смутное время и что познакомился с ними, настоящими ребятами.
– А где же ваши девочки? – вспомнил отец.
– Делать им у Зимнего нечего. Пусть дома сидят. У родственницы они, – Жан долил из самовара себе чай. – Не женское это дело – по баррикадам лазать.
– Да и не ваше тоже, – заметил отец. – Чего ради свои головы подставлять? Вот мы растим сына и не знаем, что у него в голове. Это время всех с ума свело.
– Это точно, – согласился Жан. – Я тоже начинаю уже тихо сходить с ума.
