Глава 37
Замок Тайбур, март 1151 года
Жоффруа де Ранкон взглянул на письмо, что держал в руке, и перевел взгляд на архиепископа Бордо. За окном крепкий мартовский ветер гнал пушистые белые облака мимо огромной башни замка, глядящего на реку Шаранту. День выдался холодный, поэтому в очаге ярко пылал огонь, но все-таки в воздухе чувствовалось обещание весны.
– Наша герцогиня возвращается домой, – сообщил Жоффруа, и где-то в глубине души у него вспыхнула искорка. Как жаль, что ей вообще пришлось уезжать.
– Да, – отозвался де Лору, – хотя ждать еще до осени, но и тогда брак не будет расторгнут, что случится только в следующем году.
– Она пишет, что Людовик отыскал трех епископов, готовых объявить развод, – сказал Жоффруа. – Но согласится ли папа?
– Думаю, он понимает, что больше ничего нельзя сделать, – ответил архиепископ, – и теперь нужно пойти на уступки. Речь ведь не идет о том, что кто-либо из супругов опротестовывает развод или у кого-то за плечами другой брак.
Жоффруа опустил взгляд на кусок пергамента с элегантно начертанными буквами. В письме сообщалось, что Людовик и Алиенора прибудут осенью и осмотрят свои владения. Французских солдат и представителей нужно будет убрать во время визита, и де Ранкону поручалось найти аквитанцев на освободившиеся посты. В конце Алиенора сделала отдельную зашифрованную приписку лично для него, в которой говорилось, что она с нетерпением ждет осени и что каждое утро просыпается с надеждой вернуться к нему. Она употребила слово «Аквитания», но он догадался, что это замена его имени. Ему не хотелось ее подводить, и в то же время опасался, что уже слишком поздно.
Архиепископ следил за ним пытливым взглядом.
– Трудные наступят времена, – заметил он. – У нашей герцогини сильная воля, но женщина есть женщина, тем более одна. Ей понадобится наставник, и многие попытаются этим воспользоваться.
Жоффруа не дрогнул под взглядом священника:
– Этого можно будет избежать, если мы ее защитим. Я жизнью готов отстоять ее права герцогини.
– Истинно так. Вы человек чести и поступите как подобает.
Жоффруа ничего не сказал, ибо не знал, насколько хорошо осведомлен архиепископ и можно ли считать его союзником. Он подозревал, что они оба фехтуют в темноте. Когда Алиенора вернется в Аквитанию в качестве полноправной герцогини, ей понадобятся в советники придворные и священники, поэтому было бы разумным заручиться их поддержкой до ее прибытия.
Архиепископ вздохнул:
– Как и ее отец, я надеялся, что брак между королем Франции и нашей герцогиней будет всем только на пользу. Он задумал, чтобы его дочь стала основоположницей великой династии. Мы не могли знать, что все обернется подобным образом.
– В самом деле, – согласился Жоффруа и сразу умолк, поскольку больше добавить было нечего.
Он ущипнул себя за переносицу, чувствуя усталость и отупелость. Жоффруа уже не рвался вперед к новым вершинам, а казался самому себе скорее исчезающим следом в пыли.
Во дворце поселилась болезнь. Людей охватывала лихорадка, сопровождавшаяся резью в глазах, насморком и чесоточной сыпью. Обе дочери Алиеноры подхватили заразу, как и кузены Вермандуа, поэтому детскую в королевском дворце заполнили больные капризные дети. Людовика свалила лихорадка, как раз когда он готовился к войне в Нормандии с молодым герцогом Генрихом и его отцом, Жоффруа Анжуйским. В тот день, когда ему предстояло выступить с армией и воссоединиться с Эсташем Булонским – тот уже вступил на поле боя, – Людовик лежал в постели, обливаясь потом и дрожа в бреду. Его одолевали кошмары, в которых аббат Сугерий грозил ему адским огнем. Испугавшись смерти, он послал за исповедником, а слугам приказал одеть себя в мешковину. Стало ясно, что он не поправится за день или даже неделю, а основную битву кампании – удар по Руану – придется отложить.
– Людовик решил объявить перемирие, – сообщил Рауль Алиеноре и Петронилле, когда пришел навестить детей. – Он не может повести армию в Нормандию в таком состоянии, а сколько продлится болезнь, пока неизвестно.
Петронилла отвернулась от мужа и больше на него не смотрела – видимо, на что-то сердилась. Она выжала кусок ткани и положила на горячий лоб сына. Мальчик захныкал, потом расплакался.
Алиенора обратилась к Раулю:
– Как же это перемирие будет заключено?
Он бросил гневный взгляд на жену:
– Граф Анжуйский с сыном должны приехать в Париж, чтобы обсудить ситуацию и согласиться на перемирие в обмен на определенные уступки.
– Какие именно?
– Людовик признает сына Жоффруа герцогом Нормандии, а они отдадут территории в Вексене, которые им подчинены.
– И он думает, что они согласятся?
Рауль пожал плечами:
– Это всем выгодно. Король слишком болен, чтобы возглавить кампанию против Руана. Ему придется улаживать много дел, и времени не хватит, чтобы начать военные действия после выздоровления. Если удастся договориться о перемирии до следующего года, да к тому же получить новые земли, тем лучше. Граф Анжуйский вместе с сыном в обмен на полоску земли выиграют ценное время, чтобы разобраться с собственными проблемами. – Он слегка улыбнулся. – Я слишком старый боевой конь и не горюю, что мы не едем на войну. Меня устроит, если подпишут перемирие.
Алиенора поняла, что ей следует начать готовиться к приему гостей, и подсчитала, сколько у нее времени до их прибытия. Жоффруа Анжуйский, конечно, негодяй и упивается своей мужской неотразимостью, но он отвлечет ее от забот. Его сына она до сих пор не видела, хотя слышала рассказы о его неукротимой энергии и талантах.
Рауль посмотрел на детей.
– Пойду помолиться за них, – сказал он. – Больше я здесь ничего не могу сделать. Петра… – Он подошел, тронул жену за плечо, но она сбросила его руку.
– Ступай! Я знаю, какие это будут молитвы и перед каким алтарем.
– Ради бога, женщина, если что и отвратит меня от тебя, то это твои беспочвенные обвинения. Мы больше не можем с тобой поддерживать разумный разговор.
Повернувшись на каблуках, он вылетел из комнаты.
Алиенора уставилась на сестру:
– В чем дело?
– Другие женщины, – ответила Петронилла, скривив рот. – С ним вечно одна и та же проблема – другие женщины. Рауль думает, я ничего не вижу, но я все замечаю, а когда прямо об этом говорю, он все отрицает. Бог свидетель, он годится мне в дедушки, а все никак не угомонится, не пропустит ни одной юбки.
Алиенора внимательнее присмотрелась к сестре. Слипшиеся, жирные волосы. Темные круги под глазами, заляпанное платье. Кислый запах немытого тела. Она стала похожа на их бабку Данжероссу. Страсти кипели в ней так жарко, что сжигали ее изнутри. Ей отчаянно хотелось быть желанной и любимой, а Рауль был не в состоянии поддерживать такое пламя. И возможно, Петронилла была права в какой-то степени. Рауль по своей природе никак не мог остановиться, и бегать ему за женщинами до конца своих дней.
– Идем. Тебе нужно поесть и отдохнуть. Ты очень устала. Разве можно в таком состоянии думать? Помнишь, как ты заботилась обо мне, когда я страдала от разбитого сердца? – Она взяла сестру за руку и сделала знак нянькам, чтобы те занялись детьми.
– Тебе что-то известно, да? Это правда? – встревожилась Петронилла. – Ты потому ничего не говоришь?
– Нет никакого смысла что-то говорить, пока ты в таком состоянии.
Петронилла вырвала руку.
– Ты во всем виновата! – выпалила она. – Если бы не твой развод, Рауль до сих пор был бы мне верен. Как только ты вернешься в Пуатье, он тут же меня бросит, как ненужную вещь, – я стану для него обузой. Если сейчас в моей голове царит неразбериха, то это твоя вина!
Урезонивать Петрониллу в таком состоянии бесполезно, тем более что в ее словах была доля правды. Алиенора почувствовала укол вины. После ее развода с Людовиком у Рауля не останется других причин, кроме любви, сохранять этот брак: родство с королем исчезнет, а с ним и выгода быть прикованным к вздорной сестре бывшей королевы Франции.
– Наскоками на меня ничего не изменишь. Если хочешь удержать Рауля, тебе понадобятся все твои способности.
Петронилла дернула головой, но позволила Флорете и Амарии выкупать себя и одеть в чистую сорочку. От еды она отказалась, зато выпила вина со снотворным, которое дала ей Амария. Веки ее отяжелели, и она прилегла на кровать Алиеноры.
– Если я ему не нужна, – прошептала она, – тогда я не хочу жить.
– Не болтай ерунды! – резко бросила Алиенора. – Рауль де Вермандуа – это не начало и не конец света. У тебя трое детей, и все они зовут тебя мамой. В Пуатье остались твои родные и друзья. Как ты смеешь такое говорить?
Петронилла лишь перевернулась на бок, подальше от Алиеноры, и больше ни на что не реагировала.
Алиенора направилась за Раулем и нашла его, как он и говорил, за молитвой в часовне Святого Михаила. Она опустилась на колени с той стороны, где был его здоровый глаз, и обратилась к Богу с собственной молитвой, пока дожидалась Вермандуа. Тот все медлил, словно не желал заводить с ней разговор. Она заметила, что его густая седая шевелюра несколько поредела на макушке, а некогда гладкое лицо обрюзгло. Одет Рауль был безукоризненно и по-прежнему излучал силу, но годы все-таки брали свое.
Наконец они поднялись с колен.
– Вы собираетесь расторгнуть брак с моей сестрой? – напрямик спросила Алиенора.
Лицо Рауля окаменело.
– Почему вы так думаете?
– Вы знаете не хуже меня. Не играйте со мной в придворные игры.
Он подавил вздох:
– Сами видите, какая она, и так почти каждый день в последнее время. Стоит мне лишь взглянуть на другую женщину, она тут же закатывает скандал. Требует моего внимания и не понимает, что у меня есть обязанности, которые я должен выполнять. На нее находит плохое настроение, и тогда она несколько дней не встает с постели. Священники говорят, что это наказание за то, что мы совершили, но я не верю. Мне кажется, она всегда была такая, просто теперь это сильнее проявляется.
– Но вы не ответили на мой вопрос.
Он покачал головой:
– Да, я обдумываю этот вариант, но мне еще нужно посоветоваться с королем. Полагаю, если вы собираетесь вернуться в Пуатье, Петронилле следует поехать с вами. Ей будет гораздо лучше там, где она провела свое детство, – во многом она так и осталась ребенком.
– Выходит, вы перекладываете ответственность за нее на меня?
– Она нуждается в заботе, и этот отъезд, полагаю, пойдет на пользу.
– Кому – вам или ей? – презрительно осведомилась Алиенора.
– Нам обоим, а также нашим детям.
– А что будет, когда я расстанусь с королем, расторгнув брак?
– Это мне еще предстоит решить.
Алиенора набрала в легкие воздуха, чтобы возразить, но промолчала, заметив в его взгляде неподдельную боль.
– В таком случае мне остается надеяться, что ваша совесть укажет вам верный путь, – сказала она. – Вы поклялись защищать ее. Так сдержите теперь свою клятву.
