Книга: Летняя королева
Назад: Глава 15 Тальмон, лето 1141 года
Дальше: Глава 17 Париж, осень 1141 года

Глава 16
Пуатье, позднее лето 1141 года

Завернутая в накидку с поднятым капюшоном, Петронилла украдкой огляделась по сторонам, три раза стукнула в дверь, после чего скользнула в верхнюю комнату башни. Сидя перед очагом, из которого поднимался ароматный дым, ее ждал Рауль. Походная кровать с отвернутым углом покрывала и свежими льняными простынями словно манила. Когда Петронилла вошла, он встал, подошел к ней и, взяв ладонями ее лицо, поцеловал в губы. Она жадно ответила на поцелуй, тихо постанывая. Рауль поднял ее на руки и отнес к кровати; девушка откинулась на матрасе, нетерпеливо поддергивая юбки. Он тяжело дышал, освобождаясь от штанов, потом обхватил ее бедра и с ненасытной пылкостью юноши овладел ею.
Обоюдное желание было таким безумным, что все закончилось очень быстро, и они лежали, переводя дыхание, неудовлетворенные, если не считать чисто физического облегчения. Раулю казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. Полный нежности и неутоленного вожделения, он склонился над Петрониллой и принялся целовать ее веки, нос, губы. Взгляд ее был мягким и темным от желания. Она казалась ему восхитительной. Затем он начал медленно ее раздевать, на этот раз никуда не торопясь, и она последовала его примеру, улыбаясь, покусывая и облизывая его кожу.
Второй раз они действовали неспешно и, когда оба получили удовольствие, остались лежать в объятиях друг друга. Петронилла закрыла глаза, наслаждаясь ощущением его рук, которые нежно отводили прядки волос с ее висков. В нем сосредоточились все ее желания. Этот мужчина был для нее отцом, любовником, человеком, обладающим доблестью и весом в обществе, который удовлетворял ее потребности и порывы. Она уже не мыслила жизни без него.
– Что с нами будет? Я хочу быть всегда с тобой. Мне наплевать на политику. Мне наплевать, что я сестра королевы. Если доведется отправиться в ссылку, я с радостью последую за тобой босая, в одной сорочке.
– Я бы не принял от тебя этой жертвы, – мягко заметил он. Такая перспектива была далеко не радужной; лишение всех прав и средств – романтично только на словах, а не в реальности.
– А я бы все равно так сделала.
Покинув постель, она подошла к складному столику и выбрала из фруктовой вазы гроздь сладкого темного винограда. Ее длинные каштановые волосы спускались ниже талии. Любуясь ее фигуркой, он потянулся за рубахой.
Она вернулась к нему и наклонилась, предлагая виноградинку, зажатую зубами.
– Папский легат когда-то велел моему деду отказаться от бабушки, которая была его любовницей, а тот ответил, что скорее лысина легата зарастет густыми кудрями, чем он так поступит. Ты бы ради меня так сделал? Бросил бы вызов церкви и государству, лишь бы я была рядом?
У Рауля защемило в груди, когда он увидел, какая она ранимая, как дрожит, словно олененок.
– Любимая, – сказал он, сжав ее щеки ладонями, – не волнуйся. Мы что-нибудь придумаем, когда доберемся до Парижа.
Петронилла скормила ему вторую виноградину.
– Обещаешь?
– Обещаю. – Он легонько шлепнул ее. – Давай одевайся.
– Только если ты мне поможешь, – сказала она, озорно сверкнув глазами.
Рауль улыбнулся и подобрал с полу чулок.
– С огромным удовольствием, любовь моя. Я бы, конечно, предпочел тебя раздевать, но и это приятно. – Взяв тонкую лодыжку в руку, он погладил ее большим пальцем, а затем склонился и перецеловал все пальчики, заставив возлюбленную повизгивать.

 

Покончив с делами, королевская чета вышла прогуляться в сад, где сгущались сумерки. Дул прохладный ветер, поэтому оба надели мягкие шерстяные накидки, отделанные мехом. Идя бок о бок, Алиенора и Людовик остановились у пруда, чтобы полюбоваться отблесками затухающего света на воде. Женщина вспомнила времена, когда они здесь занимались любовью, сплетя тела, как двое лоснящихся фавнов. Теперь кажется, что это было в далеком прошлом. За каких-то несколько лет они превратились в других людей, совершенно непохожих на ту молодую пару, которая с обожанием познавала друг друга. Алиенора не осмелилась поинтересоваться, помнит ли он то время, потому что боялась услышать ответ. Сумерки навевали грусть, – казалось, будто не только вечер подходит к концу. Это были их последние часы в Пуатье, а когда они уедут, то неизвестно, как скоро окажутся здесь в следующий раз.
– Мне следует вернуться к молитвам, – объявил Людовик, взглянув на небо, и Алиенора почувствовала, как он начал отстраняться.
– Здесь, как в церкви, с тем же успехом можно увидеть Бога. Разве ты не поражаешься чудесам, которые Он создал? Что, например, сравнится с этим? – Она показала на полосу фиолетовых облаков с темно-красным окаймлением. – Даже аббат Сугерий не стал бы возражать. Это лучше любого витража, который он способен придумать.
– Ты права, – согласился Людовик, беря ее за руку – редкий жест по нынешним временам, но это получилось у него само собой.
Она придвинулась к нему, погладила по волосам. Они ей очень нравились – густые, с серебристым отливом, красиво ниспадавшие на плечи.
– Людовик, – тихо произнесла она, подумав, что, быть может, им удастся вернуть былое.
– Сир!
Мгновение прошло, исчезло, как алая полоска заката, когда они отпрянули в стороны и увидели священника Одо де Дёя.
– В чем дело? – рассердился Людовик. – Почему вы нас беспокоите?
Тот смущенно прокашлялся.
– Сир, мадам, мне жаль, что я пришел с дурной вестью, но, как только она станет всем известна, ничего нельзя будет исправить.
– Что за дурная весть? Что исправить? – резко переспросил Людовик. – Хватит загадок. Выкладывайте!
Отец Одо заговорил, бросив взгляд на Алиенору:
– Сир, дело касается госпожи Петрониллы и ее отношений с неким придворным.
Людовик в отчаянии воздел руки:
– Опять сплетни! Как я устал от досужих слухов!
У Алиеноры похолодело сердце. Боже, что на этот раз натворила Петронилла? Она-то думала, что сестра в безопасности в окружении придворных дам, что кризис предотвращен.
– Кто он? – строго спросила королева.
– Мадам… это коннетабль де Вермандуа.
Людовик тяжело выдохнул и посмотрел на священника стальным взглядом:
– Типичная придворная сплетня. Мы с королевой прекрасно осведомлены о деле, касающемся ее сестры и господина де Вермандуа.
Лицо священника перекосил неподдельный ужас.
– Сир, мадам, со всем моим уважением, я думаю, вы ничего не знаете.
Алиенора прищурилась.
– Отлично, – сказал Людовик, растирая себе лоб, – так давайте с этим покончим. У нас есть более важные дела, чем эта глупость.
– Сир, Рауль де Вермандуа в настоящий момент развлекает сестру королевы у себя в комнате самым безнравственным образом. Мой писарь услышал, как они договаривались о тайном свидании, и проследил за ними. Все правда, клянусь. Оруженосец де Вермандуа даже сейчас сторожит на лестнице.
Алиеноре стало плохо. Писарь де Дёя не случайно подкараулил любовников. Очевидно, придворные шпионы не дремали.
– Посмотрим. – Людовик побледнел.
Де Дёй чопорно поклонился и, сложив руки на животе, повел их из сада. Оказалось, их ожидала целая депутация священников. Алиенора испугалась еще больше, когда Людовик велел гвардейцам сопровождать их. Вот-вот случится что-то ужасное, а она не могла этому помешать.
Одо де Дёй возглавил путь во дворец, а там поднялся по винтовой лестнице башни Мобержон в личные покои. Они услышали топот оруженосца, который метнулся вверх по ступеням, чтобы поднять тревогу. Гвардейцы Людовика оттеснили в сторону святого отца и кинулись за юношей, схватили его и повалили на пол прямо перед тяжелой деревянной дверью, а тот закричал во все горло, предупреждая хозяина. Задыхаясь от подъема по крутой лестнице, отец Одо схватил кольцо щеколды, повернул его и распахнул дверь.
В очаге полыхал огонь. Перед ним стоял пустой пуфик, а рядом – стол с кувшином вина и чашками. В глубине комнаты виднелась кровать, на которой сидела Петронилла, в одной сорочке с распахнутым воротом и выставленной напоказ грудью. Рауль де Вермандуа, в нижней рубахе и штанах, стоял над ней, готовясь защитить любимую обнаженным мечом.
Людовик поперхнулся. Алиенора рассматривала эту сцену, не скрывая ужаса, ибо все улики были налицо и она сама впустила лису в курятник. Петронилла сдавленно вскрикнула, когда появились непрошеные гости, но теперь смотрела на всех с вызовом, даже не пытаясь прикрыться.
– Брось меч, – прорычал Людовик. – Или ты будешь размахивать им перед носом короля?
Рауль сглотнул и, отшвырнув оружие в сторону, рухнул на колени:
– Сир, я могу объяснить…
Король содрогнулся.
– Да, объяснения тебе даются превосходно, – ледяным тоном произнес он, – а я всегда был настолько глуп, что слушал их и доверял тебе, тогда как ты с самого начала предавал меня и Господа. Но сейчас мои глаза прекрасно видят, какое ты двуличное существо. Это измена. Сейчас я должен решить, как с тобою поступить. – Он повернулся к Алиеноре, кипя от гнева. – Мадам, займитесь своей сестрой. – Потом Людовик ткнул пальцем в солдат. – Вплоть до последующих распоряжений господин де Вермандуа находится под домашним арестом и ни с кем не должен говорить, кроме своего исповедника. Проследите за этим.
Повернувшись на каблуках, король вышел из комнаты.
Алиенора гневно посмотрела на Рауля.
– Я доверилась вам, – с презрением сказала она. – Я попросила вас защитить Петрониллу, а вместо того вы ее опозорили. Да гореть вам вечность в аду! – Она сделала шаг в сторону, чтобы взглянуть на сестру, которая до сих пор не прикрылась. – Тебе я тоже доверяла.
В Петронилле не было ни капли раскаяния.
– Я люблю его! – В голосе ее звучала ярость. – А ты ничего не знаешь о любви.
– Ошибаешься, знаю, – с горечью ответила Алиенора. – Потому что я люблю тебя, но ты только что разбила мне сердце.
Подбородок у Петрониллы задрожал, она тихо всхлипнула. Рауль повернулся к ней и нежно закутал в накидку.
– Тебе нельзя здесь оставаться, любовь моя. Они этого не позволят, и, так или иначе, все это нужно решить. Ступай с королевой. Все будет хорошо, поверь мне. – Он перевел взгляд на Алиенору. – Не вините ее, мадам. Я один виноват.
Она не смогла ответить ему, поскольку задыхалась от гнева и стыда, в большей степени виня себя. Ей следовало бы предвидеть, ей следовало бы понять.
– Идем! – коротко бросила она сестре. – Не пойдешь по доброй воле, гвардейцы тебя заставят.
Петронилла дрожала, но набралась смелости и, подобрав накидку, вышла из комнаты с гордо поднятой головой, не обращая внимания на стайку священников. Алиенора последовала за ней, тоже проигнорировав духовенство. Это были стервятники, которые только того и ждали, чтобы полакомиться добычей.

 

– Ты понимаешь, что натворила? – набросилась на сестру Алиенора, едва за ними закрылась дверь ее спальни. – Как мы уладим этот скандал? Я готова из тебя душу вытрясти!
– Я люблю его. – Петронилла обхватила себя обеими руками под накидкой. Голос ее дрогнул. – А он любит меня.
– Тебе только кажется, что ты его любишь, – сурово заявила Алиенора. – Ты ребенок, а он тебя соблазнил.
– Это не так, не так! – пронзительно воскликнула Петронилла. – Как ты смеешь это говорить! И я не ребенок!
– Тогда веди себя как взрослая! Долго все это продолжалось под носом у всех? Долго ты участвовала в этом обмане? Той ночью в Тальмоне… та салфетка… Это был он?
– Что, если да? – Петронилла вздернула подбородок. – Это была лучшая ночь в моей жизни. Он любит меня. А ты нет. Тебе важна лишь собственная репутация.
Каждое слово Петрониллы больно ударяло Алиенору.
– Независимо от моей репутации, Рауль де Вермандуа был наделен доверием. Он злоупотребил им, покрыв позором и себя, и тебя. Он тебе в деды годится, не говоря о том, что и в отцы. Ты позволила Эмери де Ниорту стать козлом отпущения и понести наказание за то, чего он не совершал. – Голос Алиеноры звенел от омерзения. – Что, по-твоему, сказал бы наш отец, узнай он об этом? Думаешь, одобрил бы?
– Он ушел из дома и оставил нас! А если говорить о предках, то наши дед и бабка нимало не волновались, что подумают другие. Жили и любили как хотели!
– Зато другим пришлось за это расплачиваться, включая тебя, потому что ты последовала их примеру.
– Лучше быть как они, чем засохнуть в одиночестве.
Алиенора отвесила сестре звонкую пощечину, тем самым поставив точку в перепалке. Ладонь Алиеноры горела не меньше, чем красная отметина на белой щеке. Задрожав, Петронилла уставилась на королеву взглядом, полным ненависти, боли и глупой бравады. В тот момент Алиенора увидела раненого зверька, загнанного в угол, но готового сражаться.
– Как мы дошли до такого, сестра? Неужели мы станем врагами? Нам ведь и так их хватает, так зачем же рвать друг друга на части?
В глазах Петрониллы погас боевой огонь. Она надрывно всхлипнула, потом еще раз, как будто от ее тела отрывали по кусочку.
– Петра… – Алиенора не могла видеть, что ее сестра так терзается.
Она притянула ее к себе и крепко обняла, слезы текли по ее лицу, а Петронилла все всхлипывала. Сестренка такая беззащитная, такая ранимая. Да этого Рауля кастрировать мало!
Как только буря прошла, Алиенора подвела Петрониллу к очагу, усадила, дала салфетку вытереть слезы и налила обеим вина.
– О чем ты думала? – спросила королева. – Рано или поздно все равно это должно было открыться. Такой секрет нельзя удержать.
– Мы жили сегодняшним днем, – шмыгнула носом Петронилла. – Будущее не имело значения.
– Будущее всегда имеет значение.
Девушка подняла правую руку и протянула Алиеноре ладонью вверх.
– Почему ты не можешь просто оставить нас в покое? Мы с Раулем уехали бы куда-нибудь вместе. Ты могла бы дать нам убежище в Аквитании. Там есть кому позаботиться о нас. Никто ничего не будет знать.
Алиеноре стало больно и досадно.
– Разумеется, все обо всем узнают. Ты живешь в мечтах. Только потому, что ты забываешь о мире, вовсе не означает, что мир забудет тебя. Вы с Раулем де Вермандуа не можете взять и затеряться в деревне, как какие-то крестьяне.
– Ты королева Франции, тебе по силам все, – строптиво произнесла Петронилла. – У тебя есть муж, своя собственная жизнь. Почему и мне нельзя?
Алиенора уставилась на сестру, не веря своим ушам.
– Рауль не свободен. Он женат на племяннице Тибо, графа Шампани. У него есть ребенок. А то, что сделала ты, называется блудом и прелюбодеянием.
– Он не любит жену и никогда не ездит домой к ней.
– Жизнь с Раулем не приведет тебя к счастью.
– А тебе откуда знать, что приводит к счастью? – парировала Петронилла. – Можешь взглянуть мне в глаза и сказать, что счастлива с Людовиком?
– У меня другая ситуация, и мы сейчас не обсуждаем, что происходит между мною и Людовиком.
– Ха! – Петронилла вскочила и начала расхаживать по комнате, потирая руки. – Делай что хочешь, а я ни за что не передумаю.
Какой ужас, подумала Алиенора. Она-то надеялась, что скрыла грешок сестры, но теперешний скандал уже не замять. Наверное, можно было бы сослать Петрониллу в монастырь Сента, но это все равно что впустить дикую кошку в голубятню. Жаль, она сразу не увидела, что происходит под ее носом, но теперь уже поздно об этом сокрушаться. Ущерб нанесен.
Назад: Глава 15 Тальмон, лето 1141 года
Дальше: Глава 17 Париж, осень 1141 года