К концу третьего дня путешествия брат Эдмунд обрел уверенность, что нас не преследуют. Нашей легенде о путешествии на север, в Стаффордский замок, поверили. Мы и в самом деле направлялись туда. Но собирались по пути сделать очень важную остановку.

В нескольких часах езды к югу от монастыря Мальмсбери нам на глаза попался кельтский крест. Мы с братом Эдмундом тщательно осмотрели его, а сестра Винифред тем временем играла с Артуром. День выдался теплый, солнечный — в такие дни особенно хочется верить, что все будет хорошо.

Я смотрела, как брат Эдмунд изучает письмена на кресте, и жалела, что он не избрал путь священника и не делится с людьми напрямую своими духовными прозрениями. Я знала, что причина этого не столько в неприемлемых действиях короля Генриха, сколько в скромности самого брата Эдмунда, который считал себя недостойным. Он, вероятно, никогда не простит себя за то, что пал жертвой цепенящей власти, которой наделен красный цветок. Я надеялась, что со временем, посвятив себя помощи больным и умирающим, он обретет покой.

Любые мысли о болезни всегда усиливали во мне беспокойство, которое и без того грызло меня денно и нощно.

— Как по-вашему, все ли в порядке с Артуром? — взволнованно спросила я. — Вы не видите никаких тревожных признаков?

— Нет. И я думаю, что опасаетесь вы на его счет совершенно напрасно.

Я изумленно воззрилась на брата Эдмунда:

— Да, конечно, в жилах Артура течет королевская кровь. Но неужели вы думаете, что когда-нибудь он сумеет… сможет… — Я никак не могла облечь свою мысль в слова, но мой собеседник понял.

— Нет, сестра Джоанна, по правде говоря, я имел в виду совсем другое.

И тут до меня наконец дошло.

— Вы не верите ни в силу короны, ни в ее проклятие! Но как вы можете это говорить, брат Эдмунд? Ведь благодать веры никогда не оставляла вас.

— Моя вера останется при мне, — сказал он. — Но, кроме того, я разбираюсь в медицине и умею исцелять недуги. И вполне возможно, что те трое — два принца и король, которые, как мы считаем, прикасались к короне, — были поражены какой-нибудь неизлечимой болезнью, одной из тех, что каждый день убивает множество людей, независимо от того, какая кровь течет в их жилах.

Я задумалась над его словами. Ради Артура мне отчаянно хотелось согласиться с собеседником. Но я отчетливо помнила ту ночь, когда внезапно ожили стены Дартфорда. И еще, как меня пробирала дрожь в присутствии какой-то неодолимой силы, которая ясно чувствовалась в туннелях монастыря Мальмсбери. И поэтому я ни в чем не была уверена.

Брат Эдмунд издал радостное восклицание.

— Кажется, я понял! — воскликнул он, имея в виду изречение на кельтском кресте, которое безуспешно пытался перевести в прошлый раз. — Здесь сказано: «Без тьмы не может быть и света».

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, а потом вернулись на дорогу и двинулись в Мальмсбери.

Настоятель Роджер Фрэмптон, который ничуть не удивился нашему предыдущему визиту, и сейчас принял нас с таким же спокойствием.

— Король будет захоронен вместе с самой священной своей реликвией, — сказала я дрожащим голосом, протягивая ему тяжелую шкатулку, в которой лежала корона.

— Я знал это. Слава Господу в Его милости, — лихорадочно проговорил настоятель. — Я знал, что вы вернетесь вовремя.

— Это тоже было предсказано братом Эйлмаром? — спросил брат Эдмунд.

Настоятель улыбнулся:

— Исполняются не только предсказания. Иногда сбывается то, что человек чувствует душой и сердцем. — Его зеленые глаза увлажнились.

Роджер Фрэмптон предложил нам присутствовать при церемонии, которую он мог теперь осуществить, — воссоединения короля всей Англии с короной, что была на нем во время исторической битвы. После этого давно умерший саксонец будет захоронен в тайном месте.

Но у меня не было желания зреть корону еще раз. Я каждый день видела ее блеск наяву, каждую ночь она являлась мне во сне. Удлиненная тяжелая золотая корона: простая, но очень древняя, со сверкающими вдоль ребра кристаллами, в которых виднелись крохотные темные точки того, что, возможно, было — а может быть, и нет, кто знает? — терниями, подобранными на холме в пустыне пятнадцать веков назад. Имелась и еще одна причина для отказа: я не хотела тревожить дух жестокого короля, созерцать разрушение, вызванное его неукротимой доблестью.

Артур прыгал через кирпичи на монастырской лужайке, а сестра Винифред стояла рядом, хлопала в ладоши и улыбалась. От этого безмятежного веселья развалины Мальмсбери выглядели не так печально, да и сам король казался менее зловещим.

— Как вы думаете, сколько дней нужно, чтобы добраться отсюда до Стаффордского замка? — спросил брат Эдмунд.

— Не очень много, — ответила я и прикоснулась пальцами к его руке. — Но мы с Артуром не поедем туда, брат Эдмунд.

Он внимательно посмотрел на меня, а потом страдальческое выражение на его тонком, чувственном лице сменилось откровенной радостью.

— Значит, мы отправляемся в обратное путешествие? — спросил он.

Я кивнула. Я не знала, что стану делать в Дартфорде, когда закроют монастырь, с кем я буду и где обрету душевный покой и утешение. Но не сомневалась, что мне предназначено судьбой жить именно там, а вовсе не с родней в Стаффордском замке. В этом я была уверена.

И вот мы с братом Эдмундом забрали Артура и сестру Винифред и, покинув прекрасный монастырь Мальмсбери — полуразрушенный и утопающий в зелени, — двинулись в сторону реки, на дорогу, которая снова приведет нас на юг.